Стася из таверны «Три дороги»

Ирина Соляная

Стася из таверны "Три дороги"

Глава 1

Матушка Скрыня, уперев руки в бока, нависла над моей грядкой. Я сидела на корточках, когда почувствовала её чесночное дыхание, и робко подняла голову.

– Это что? – грозно спросила она?

– Кориандр, белоголовник, анис и мелисса, – прошептала я.

– Гадость вонючая. Воняет на все вонючие лады! – прогремела Матушка Скрыня, – выдери их к эльфийской праматери и выброси на помойку.

– Это от клопов, – соврала я, – от клещей всяких.

– Да? – усомнилась Матушка Скрыня, – С чего взяла?

– Ваш сыночек, господин Воржик приезжал и книгу мне показывал. Учёная такая книга, толстая, с картинками. Сказал, что в Торговой Академии их учат травяной науке, – вдохновенно врала я.

– Какой-такой травяной науке? Колдовству поганому? – грозно спросила Матушка Скрыня, и я тут же спохватилась и начала выплетать другое кружево вранья.

–Нет, не колдовству, а выгодной продаже трав в лекарни. Я смекнула: коли лекари покупают травы для своих настоек и примочек, почему бы нам самим не вырастить у себя. Я вот часть свалки расчистила и посадила семена, которые собрала за бугром. Вот всё, как господин Воржик говорил. То-то он доволен будет!

Я поднялась, умильно сложила покрасневшие от холодной воды ладони перед собой и присела в знак особого уважения и почтения. Упоминание сыночка действовало на гоблинку как музыка. Она безмерно любила своего неуклюжего увальня и восхищалась его умом и красотой. Жаль, что она не знала, что господин Воржик Скрыня уже два месяца, как был отчислен из Торговой Академии, жил в городе тайно и проматывал капиталы своей безмозглой мамаши.

Матушка Скрыня кивнула, одобрив моё занятие, и вернулась к своим делам. А дел у неё было много, ох как много. Таверна «Три дороги» пользовалась большой популярностью. Она стояла на перекрёстке торговых путей: Срединного Торгового Тракта, Узкого и Широкого. Вокруг не было ни души соперников, проститутки у Матушки Скрыни были сплошь молодые и выносливые, пиво хмельное и забористое, а кухня… Вполне терпимая. Никто не отравился ещё, посетители пожирали все, что им подавали, лишь бы побольше и пожирнее. Правда, в последнее время, меню пришлось несколько разнообразить. Ведь, кроме гоблинов и шноркелей, в таверну стали заглядывать и люди. Матушка Скрыня не понимала явной причины такой перемены, а я ничего не говорила. Служанке не положено хозяйке указывать.

Я полила посадки лекарственных трав и приправ из глиняной леечки, вытерла руки о фартук и пошла в свою каморку. Там я припрятала леечку в сундук, где лежали другие мои сокровища: календарь посадок, пакетики с семенами цветов и трав, приправы в тканевых мешочках. Травница была из меня никакая, да и учиться было не у кого, но хотелось мне, чтобы хоть что-то было у меня своё, для души. Больше ничего в сундуке ценного и не было, бельишко кое-какое да атласная лента в мотке.

 Серебряные и медные монеты, которые мне удалось скопить за полгода службы у Матушки Скрыни, я в коморке не хранила и закопала их в укромном месте. Мне надо было скопить тридцать три золотых, чтобы выкупить из долговой ямы непутёвого папашу. Сестры тоже обещали помочь. Бася, старшая, замуж собиралась, найдя выгодную партию. Средняя Агнешка в артистки подалась, колесила с передвижным театром по всему королевству, даже один раз к нам в таверну заглядывала. Девяносто девять золотых мы поделили на троих, и каждый должен был внести свою часть долга за папашу. А для этого по моим прикидкам мне потребовалось бы лет десять.

Утро плавно переходило в день. Солнце уже поднялось высоко, его лучи нагревали крышу, под которой ютилась моя каморка, через пару часов тут будет такая духота… Но мне этого не узнать, ведь я спущусь в кухню и начну строгать овощи, резать мясо, месить тесто.

Вообще-то, у каждой порядочной кухарки должна быть своя специализация, и я об этом не раз говорила Матушке Скрыне. У одной получаются рассыпчатые каши, другая отлично овощи тушит и супы варит, третья так мясо приготовит, что пальчики оближешь. А кому-то удаются пироги с разнообразными начинками. Но гоблинке в её бочкообразную голову не втолкуешь. Обычаи с давних времён никто менять не собирался. Бабка Матушки Скрыни основала таверну ещё в эпоху Безвластия, и с тех пор все придерживались установленного порядка: делай то, что говорит очередная госпожа Скрыня. Бабка давно померла, а вот мать – Серпента Скрыня, что была после неё, ещё коптила свет. И дочери своей указывала, как жить. И хоть Серпента совсем обезножила, она сидела днём и ночью на огромной колоде возле таверны и зазывала зычным голосом проезжавших Срединный Торговый Тракт: «Сюда, сюда! Тут жратва, выпивка и девки!»

 А Матушка Скрыня, имени которой я и сроду не слыхала, орудовала внутри заведения. И несмотря на свой склочный нрав, многим внушала уважение своим трудолюбием: сама мыла сковородки, скребла столы длинным ножом, развешивала окорока подкоптиться, чистила рыбу и квасила капусту. А ещё варила пиво, брагу и следила, чтобы проститутки успевали обслуживать клиентов на втором этаже таверны. И хоть особенного порядка у Матушки Скрыни и не было, таверна как-то выживала.

«Вот если бы совет по разделению труда ей дал её толстозадый сыночек, дела в таверне пошли бы еще лучше. И подрос бы мой капиталец быстрее»,– подумала я и отправилась вниз. В обеденном зале уже гремели посудой, тяжёлыми скамьями и табуретами. Грохот стоял даже на лестнице. В нашей таверне редко завтракали, разве что купцы, оставшиеся с девахами на ночь, попросят опохмелиться да закуски потребуют. Основные посетители съезжались к обеду. Так что утро было всегда спокойным. Служанка Мина обычно разогревала остатки вчерашнего ужина, обильно поливая блюдо соусами и посыпая петрушкой. Главное было – подать рассолу для опохмела гуляк, а на закуску сойдут хоть жареные подмётки от ботинок.

Я проворно сбежала вниз и юркнула в кухню. Там я сняла платье, оставшись в одной рубашонке. Мы так делали всегда, иначе от жары с ума сойдёшь. Пару котлов разогреешь, противни с пирогами в духовку сунешь, и можно смело падать в обморок. Мина ощипывала кур, ласково поглядывая на меня. Своей доброй улыбкой она очень напоминала мне покойную тётку Зуску, старшую сестру моего папаши. От неё я и научилась всему, что умею. И готовить, и бельё стирать, и в травах разбираться, и стараться не попадаться на глаза Серому Патрулю. Зуске повезло меньше, на неё донесли, когда она лечила сына господина Забруски. Кому хорошо стало? Зуске, которая не дожила до казни или парнишке, который помер от гангрены без лекаря?

С такими грустными мыслями я встала рядом с Миной и начала чистить картофельные клубни. Вот бы кто придумал такое волшебное заклинание, чтобы грязная толстая кожура сама снималась спиралькой и укладывалась в помойное ведро! Нет такого… И приходится по пять вёдер чистить каждый день, ведь жаркое с картофелем наши гости за обе щеки уминают.

–У неё ребёночек заболел, – шепнула Мина, косясь на Крысю, которая меланхолично шинковала овощи.

– Ой, беда, – вздохнула я.

Хоть я и не любила заносчивую Крысю, а сразу жалко её стало. Несладко пришлось Крысе, когда она забеременела. Наша Матушка Скрыня сразу разжаловала деваху в кухарки да ещё и пригрозила, что ублюдка в лесу закопает. Так бедная Крыся и протряслась от страха всю беременность. Непонятно, отчего она решила сохранить ребёночка. Когда родила, так красоту свою совсем растеряла. Стала тощая, как берёза на болоте, волосы висели как пакля. Глаза и те выцвели. Уж больно беспокойным рос её сыночек, орал беспрестанно, и Матушка Скрыня всё собиралась его в лес отнести, но Крыся согласилась бесплатно на кухне работать, вот и терпела гоблинка вопли худого, кривоногого младенца.

– Ты бы посмотрела, что не так с ребёночком? – взглянула на меня Мина, красноречиво подняв брови.

–А я что? Я ничего. Толку от моего смотрения, – возразила я громко, но Мина толкнула меня в бок локтем.

На кухне мы управлялись втроём, и через час уже были заправлены котлы, а на вертелах жарились крупные куски жирного мяса. Теперь начиналась очередь пирогов. Мина уже сунула в опару палец и облизала. Я собралась было притащить мешок с мукой, чтобы начать месить тесто, но Мина толкнула меня в сторону двери:

– Иди глянь на ребёночка.

Я со вздохом подчинилась. Травница их меня никакая, а лекарскому делу и вовсе не училась. Но все знали в округе, что я племянница ведьмы Зуски, потому ждали от меня чего-то такого-эдакого. Я поднялась под самую крышу в каморку Крыси, толкнула дверь. В полутёмном помещении дурно пахло: немытым телом, испачканными пелёнками, забродившими объедками. В люльке лежал младенчик. Я его и раньше видела, а теперь неприятно удивилась перемене в облике малыша. Кожа его позеленела, а глазки выпучились. Он смотрел на меня мутным взглядом и поскуливал. Я отвела прядку волос от уха и удивилась. Ушко было заострено. «Эге, – подумала я, – а Крыся-то заимела ребёночка от господина Воржика».

– Что там? – спросила Мина с заговорщическим видом, когда я вернулась в кухню. Жара сгустилась так, что в глазах у меня помутилось. Пока я ходила, Мина уже замесила тесто и теперь нянчила в руках громадное стеклянное блюдо, подарок Матушке Скрыне от Воржика. Наверное, она прикидывала, сколько десертных пирожков со сладкой начинкой в него войдёт. Крыся мелко нарезала требуху, не глядя ни на кого. Я была уверена, что в моё отсутствие они шушукались.

– Там не так жарко, как у печи, – выпалила я и плюхнулась на табурет. Зачерпнула ковшиком из ведра тёплой воды и шумно выпила.

Крыся бросила ножик и посмотрела на меня со странным выражением лица. Белёсые космы свисали из-под грязного чепчика, рубаха на ней взмокла от пота, из ворота торчали острые ключицы, а соски плоских грудей топорщились через ткань.

– Крыся, – прошептала я, – твой младенчик мучается, потому что ты неправильно его кормишь.

–Так я это… Грудь даю, – провела Крыся ладонью по лбу, смахнув капли пота.

– А надо мясца давать жёванного. Сырого. Дети гоблинов мясцо любят.

Крыся завизжала и бросилась на меня, я увернулась, но она успела расцарапать мне щеку. Мина закудахтала и стала оттягивать полоумную мамашу. Я забежала за стол, но Крыся с невиданной силой вырвалась из рук Мины и кинулась на меня снова. На пол свалилась кадка с капустой, полетели ошмётки квашеных листьев. Она схватила плошку и кинула в меня, я увернулась, по полу разлетелись черепки, но Крыся не успокаивалась и продолжала метаться по кухне. Она искала, что бы ещё кинуть в меня. Под руку подвернулась скалка. Мина решила меня защитить, но ей мешало толстостенное стеклянное блюдо. Мина заметалась и поставила его на поверхность одной из печей, что ещё не достаточно раскалилась, и бросилась оттаскивать Крысю от меня.

На крик прибежала Матушка Скрыня и застыла на пороге, наблюдая за моими ловкими прыжками и увёртками. Крыся с разбегу уткнулась в хозяйкин живот и выронила скалку.

– Сдурели? – грозно спросила Матушка Скрыня, и Крыся упала перед ней на колени и завыла.

– Она сглазила моего ребёночка, ведьма, ведьма…

Матушка уставилась на меня, я пожала плечами. Мина подхватила вопль, но кричала она другое:

– Матушка Скрыня, не серчай на Крысю. Обезумела она совсем. Ночами с ребёночком не спит, захворал её малютка. Дети, как известна, сызмальства хворают.

– А ну угомонилися все, – рыкнула Матушка, – ты, Стася, иди накрывать на столы. Да платье не забудь надеть, чепчик перемени. Гости на пороге. Ты, дура, к сыну своему иди, опосля решу, что с тобой делать. Мина за старшую тута.

Громкий треск, похожий на шлепок по голой заднице заставил всех нас вздрогнуть. Это стеклянное блюдо раскололось на две неровные части. Растерянная Мина приложила к губам ладонь, и тут же я услышала вопль Матушки Скрыни, проклинавшей глупую кухарку. Мине точно несколько месяцев теперь предстояло работать без жалования.

Глава 2

Я поклонилась в пояс гостю в зелёном вышитом камзоле, а когда выпрямилась – обалдела. Это был наш сосед Жирко. Он подрос и возмужал. Выглядел франтом. Жирко бросил на меня томный взгляд и вскинул удивлённые брови.

– Стася? Значит, правильно мне сказали, что ты прислуживаешь в гоблинской таверне? Совсем дела худо?

– Да, господин, – смиренно ответила я, а у самой аж скулы свело.

– Слыхал я, что папаша твой в долговую яму попал, а именьице ушло с молотка.

– Не всё так. Именье по суду отжал господин Вильд.

– Ну, скоро всё назад вернётся. Бася твоя за него замуж выходит, слыхала?

Я промолчала. Некогда мне было с Жирко лясы точить.

– Что изволите заказать? Есть жаркое с картофелем, вяленая оленина, салат с зелёными побегами чеснока…

– Неси пивка и рыбки сушеной. Это для начала. А затем я бы отведал молочного поросёнка на вертеле, – Жирко кинул мне золотой, сухой и тёплый.

Я поклонилась и побежала доложить Матушке Скрыне о богатом клиенте.

Насупленная Матушка Скрыня на золотой даже не среагировала.

– Иди, иди. Выполняй, – буркнула она и посмотрела в окошко.

Я собрала заказ, быстро крикнула Мине про поросёнка и побежала с подносом в залу.

– Со мной посиди, – вальяжно ответил Жирко, я и подчинилась, сев напротив на скамью, а не рядом. Жирко скривился, видно, уже собирался пощупать меня, слизняк. Он поднял кружку повыше и, глядя на густо усиженный мухами портрет короля Хенрика, рыкнул:

– За здоровье нашего благодетеля, – и бодрыми глотками осушил кружку, – повтори!

Я снова налила пива. Жирко впился зубами в сушёную рыбу. На воротнике камзола осела пена.

– Как поживаете, господин Жирко? – спросила я, чтобы прервать затянувшуюся паузу.

– Живу тихо, не ожидаю лиха, – засмеялся он, обнажив ровные, крепкие зубы, —вот, на свадебку еду. К твоей сеструхе. Была Бася Лучик, а станет Барбара Вильд. Разбогатеет, папашу из долговой ямы вытащит, Агнешку из борделя выкупит, да и тебя заберёт. Будешь у неё на кухне прислуживать?

Жирко захохотал и ткнул меня кулаком в плечо, перегнувшись через стол. Я качнулась и сузила глаза. Скатать небольшой комок из воздуха – плёвое дело. Даже рук не надо поднимать. Я кивнула только… Жирко заперхал, закашлялся. Рыбья кость так некстати вонзилась ему в горло. Жирко выпучил глаза и выронил кружку, пиво пролилось на камзол, бархат потемнел. Одной рукой он схватился за горло, второй потянулся ко мне. Я картинно заохала, приложив ладошки ко рту, точно не понимая, что от меня требуется. Жирко извивался на скамейке, пока вошедший рослый гвардеец не схватил Жирко за плечи. Гость хорошенько его встряхнул и отоварил кулаком по спине. Косточка выскочила, и Жирко застонал и ослабил ворот камзола.

– Благодарствую, благородный господин гвардеец, спасли нашего постояльца, – я присела, выражая глубочайшее почтение.

–Мелочи, – ответил гвардеец бархатным голосом, смерив меня долгим взглядом.

– Угодно ли позавтракать?

– Угодно. Что заказывал этот господин – того и мне несите.

Редко кто обращается к прислуге на «вы», отметила я про себя и тут же метнулась на кухню выполнять поручение. Щёки у меня горели. Чуть не попалась на ворожбе, ну не дура ли! Мина разогревала на вертеле вчерашнего поросёнка. Не бог весть какая шишка этот Жирко, сойдёт для него и так.

Вскоре блюдо для гостей мы внесли в залу вдвоём с Миной, я смиренно не поднимала глаз.

– Прекрасно, – сказал гвардеец, и я взглянула на него исподлобья.

Его каштановые волосы чуть вились, были по моде зачёсаны назад и завязаны в хвостик. На плечах эполеты с гербом рода Лихоборов. Я знала, что это род соратников короля Хенрика. Гвардеец даже сидя был выше Жирко, а уж тот – не мелкий поросёнок.

Я посмотрела в лицо гостю. Нельзя сказать, что так уж красив, хотя черты лица правильные: тонкий нос, губы надменно очерчены, слева на щеке едва заметный шрам, тёмные глаза смотрят цепко. Не юноша летами, но мундир носит низшего чина. Отчего? Разжалован или скрывает цель своей поездки? По спине точно кто-то холодной рукой меня погладил, так стало не по себе, хотя гвардеец смотрел на меня и Мину доброжелательно.

– Чаю с мелиссой, будьте добры.

Я от удивления брови вскинула. Надо же! И мой огородик для чего-то пригодился. Пулей кинулась в ледник, аж юбки взлетели. Там хранился у меня квас, настоянный на травах. Для таких ценителей. Ох, непростой гвардеец, не простой. Налила из бочки в глиняный горшок, облитый глазурью. Вынесла его с бокалом на подносе. Пусть не думает гвардеец, что тут глухая провинция, и в обслуживании мы не смыслим. Улыбнулась, подала напиток. Глянула по сторонам, батюшки светы! Сколько гостей набилось. Трое уже сидят за столиком у окна и ложками стучат. Двое с нашими девахами хохочут.

Пробегала битых полтора часа от кухни к залу и обратно, а сама украдкой в сторону стола гвардейца и Жирко поглядывала. Эти двое точно нашли общий язык и никуда не торопились. Однако уже к вечеру Жирко уехал, а гвардеец остался у таверны. Он, казаось, слонялся без дела. То у плетня стоял, то со старухой Серпентой любезничал, то под ёлкой толстую книгу читал.

Вечером гостей прибыло, я с ног валилась и ничего не успевала. Даже один раз отхватила подзатыльник от Матушки Скрыни за нерасторопность. Голова шла кругом, перед глазами так и мелькали горы тарелок с объедками, куриные ножки на противне, жухлые салатные листья, тушёная фасоль с говядиной, надкусанные пирожки с капустой. Мина и я не справлялись, а Крыся куда-то запропала. Матушка Скрыня сама стала подавать кушанья, а одну из девах, косоглазую Жанетку, пристроила посуду мыть.

Наконец село солнце, гости разъехались, кто не остался на втором этаже с девахами. Несколько кутил всё ещё сидели за столами, высоко поднимая кружки за здоровье Его Величества Хенрика. Но им новых блюд не готовили, носили остатки пиршества.

Всю посуду перемыли за полночь. Я подмела полы в обеденном зале и поскребла столы, но уже без особого рвения. На втором этаже всё еще было шумно, а зал опустел. Я решила сбегать на озеро, на мне от дневного пота сухой нитки не было. Схватила чистую рубашку и полотенце, думала ушмыгнуть от Матушки Скрыни. Не тут-то было.

– Стой, вертихвостка окаянная, – рыкнула Матушка, – куда собралась, на ночь глядя? Коли на потрахушки с каким гостем заезжим, так знай, что половинная доля моя.

– Бог с вами, Матушка,– говорю, – и в мыслях не было.

А самой так противно стало, что и купаться расхотелось. Матушка Скрыня совершенно в людях не разбиралась, как только могла подумать такое обо мне? Вот нарочно обидела. Слёзы на глаза навернулись, но я закусила губу и посмотрела на Матушку так злобно, что она опешила и ответила:

– Ну, иди, куда шла. Драконий хвост с тобой.

Знакомая тропинка к озеру была широкой, натоптанной. По ней на водопой коней водили, да и купаться бегали. Пройдя её до половины, я свернула между деревьями. Я в лесу знаю каждый кустик, за полгода службы в таверне изведала все тропки, а какие-то и сама протоптала.

 Тихо в лесу ночью, отсюда даже ржание коней на привязи не долетает. Еловые лапы низко висят. Спрятаться мне бы здесь, чтобы не нашёл никто: ни Матушка Скрыня, ни голодные гости, ни Жирко с насмешками, ни господин гвардеец со своим пристальным взглядом.. Кстати, куда он подевался? Я и не заметила, когда он уехал. Да и эльфийская праматерь с ним!

Впереди заблестела вода безымянного озерца, которое я любила не меньше, чем Серебрянку в отцовском именье. Несмотря на то что тут рыбачили все, кому ни лень, мыли коней и купались, воды озера оставались чистыми. Пологие берега были истоптаны сотнями ног и копыт, но мой путь лежал туда, где никто не мог мне помешать.

Луна поднялась в зенит и подарила широкую дорожку к самому горизонту. Вот бы проплыть на лодочке по ней… Говорят, это приносит невероятное счастье. А невероятное счастье – это то, чего мне лично сильно не хватает.

Я сбросила платье и рубашку, чтобы бережно постирать потом. Платье у меня в запасе было только одно, к тому же такое ветхое, что выкручивать его не стоило. Я выставила вперёд руку, и ветер отогнал волны от берега, теперь тут было мелко и не опасно плавать. Приятная прохлада озёрной воды приняла меня как колыбель младенца. Луна растаяла в воде, как сливочное масло, и лунная дорожка пропала, потому что я поставила стену воды краем ветра. Совершенно бесполезный дар управлять воздухом, но что умею – то моё.

Правду говорила тётушка Зуска: «Вода смывает усталость и грехи дня». И теперь я снова семнадцатилетняя Стася Лучик, дочь обнищавшего дворянина, а не уставшая служанка, пропахшая мясной подливой. И плещусь я не в безымянном озерце, а в родной Серебрянке с лёгким запахом помятой у берега рогозы и цветущей ряски.

Вдоволь наплескавшись, я выскочила на берег, подхватила длинную тонкую холстину и закуталась в неё. Какое блаженство! Немного посидела на берегу, поджав ноги под себя, приводя ветром воду озера на её прежнее место, успокаивая волны. Потом надела чистую рубашку и спустилась к воде, чтобы постирать, как кто-то сильно толкнул меня в спину. От неожиданности я упала на мокрую глину, лишь голове мелькнуло: «Вот и искупалась…». Я взбрыкнула ногами, но мой обидчик грубо перевернул меня на спину и навалился на меня. Грузный, воняющий пивом и вяленой рыбой, он ёрзал на мне, придушивая лапищами. Я вертелась как могла, кричала, но уже почувствовала, что силы меня оставляют. Этот мерзавец схватил меня одной рукой за волосы и несколько раз приложил головой о землю. Я извернулась и укусила его за щеку, почувствовав солёный привкус чужой крови. Мерзавец взвыл и ударил меня по лицу несколько раз. В глазах поплыло, и я провалилась в темноту.

Очнулась я в чьих-то крепких руках. Кто-то высокий и сильный нёс меня от озера к таверне Матушки Скрыни. Я дёрнулась, но этот кто-то держал меня крепко. Я попробовала понять, что чувствую. Есть ли боль или жжение внизу живота? Нет, хвала эльфийской праматери, ничего такого. Я подняла глаза на своего спасителя и увидела тонкий шрам на щеке и надменную скобку губ. От неожиданности ойкнула.

– Значит, живая, – хмыкнул он и опустил меня на землю, – Идти можешь?

Я покачнулась и увидела, что обута в свои разношенные чуни, а сверху на мне тёмный бархатный плащ.

– Где этот…

– Жирко? – хмыкнул снова гвардеец, – бродит по бережку, ищет свои сапоги да камзол со штанами. А они на дне озера. Там глубоко, так ведь?

Я улыбнулась и почувствовала, как болят мои губы.

Гвардеец взял мой подбородок двумя пальцами и вздохнул. Я почувствовала слабый, но приятный запах лимонных корок. Это были дорогие духи. Не по чину, не по мундиру.

– Завтра будет хуже. Глаз заплывёт. Но я тебе мазь дам.

– Не надо, у меня есть. Спасибо вам за всё… Как вас хоть зовут?

– Смеян Лихобор.

Я шёпотом повторила эту фамилию и потрогала языком свои верхние зубы, которых коснулась, произнося её. Лихобор. Лихобор. Звучит как колокол, созывающий на собрание жителей города.

 Глава 3

Конечно, поспать мне почти не удалось, хотя Крысин ребёнок за стеной не плакал. Я притащилась в каморку и рухнула на тощий матрац, набитый сеном. Первый луч солнца поднял меня, и я с ужасом уставилась на свои голые ноги. Мало того что они были грязны, так ещё и синяками усыпаны! Я достала из сундучка осколок зеркала и ахнула. Как и обещал Смеян, лицо опухло, а правый глаз заплыл. В волосах торчали травинки, мох, засохшие куски глины.

Что толку плакать, размазывая слёзы по лицу? Я тихонько спустилась и снова побежала по тропинке к озеру. Надо было найти платье и рубашку. Ведь другой одежды у меня не было. Не в гвардейском же плаще мне ходить?

Платье нашлось сразу. Оно лежало, не тронутым. А рубашка была так изгваздана, что я не сразу поняла, коряга ли это или копна сухих листьев. Отстирать её было непросто, я старалась, но потом скомкала и швырнула в озеро. Искупалась в ещё тёплой воде, без удовольствия, постанывая от боли. Лицо горело, и холодная вода пошла ему на пользу. Надев на мокрое тело платье, я поспешила в таверну.

Старуха Серпента уже сидела на колоде и зычно орала:

– А кому пироги да кренделя! Заезжайте на огонёк!

Я прошмыгнула мимо, забежала за угол и юркнула в калитку, которая вела в подсобный двор, подслеповатая крикунья меня и не заметила. На пороге кухни я столкнулась с Миной.

– Эльфийская праматерь, кто тебя так отделал?

– Жирко, – всхлипнула я, – мрак ночи, да?

– Не то слово! На глаза Матушке Скрыне лучше не показываться, хотя ей не до тебя.

Мина вылила помои хрюшкам и вернулась в кухню. Я спустилась в ледник, зачерпнула в горсть колотого льда и приложила к лицу. Вряд ли поможет, но попробовать стоило. Постояла у окошка, переводя дух. Мелкие ледышки остро впивались в кожу. «Все-таки я неженка, – взгрустнулось мне, – кожа слишком тонкая. Каждая жилка видна. Вот из-за этого все беды. Укусит комар или блоха – сразу кровавый синяк. От простой пощёчины выгляжу теперь как после пыточной в Сером Патруле. Не с такой кожей в служанках быть… Эх, папаша, папаша! Кабы не твоё пристрастие картам и костям, не сидела бы я сейчас у гоблинки в подвале, и не рассматривала свои синяки».