bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
5 из 6

– Надо бы Ликсу похоронить, как положено. Молитвы прочитать…

Ганц понял и кивнул.

– Обещаю. И достанем, и в деревню привезем, все будет сделано честь по чести.

Дайте только до города добраться.

Ганц Тримейн слов на ветер не бросал.


***

Шесть дней.

Именно столько понадобилось Ганцу, чтобы добраться до Шерваля, и организовать людей.

Приехать обратно, выкопать тело, привезти в деревню… да, и обследовать тоже.

Трупы, которые пролежали год, выглядят отвратительно. Ганца это не остановило бы, но причина смерти и так была ясна.

Нож остался в теле девушки. Небольшой, всаженный по самую рукоять… таким клинком убить трудно, но если очень постараться…

Сила удара была такова, что клинок сломал ребро, вошел в тело, да там и остался. Видимо, потому и вытаскивать не стали.

Или не смогли… даже сейчас его едва вытащили, а уж тогда-то…

Или возиться было некогда… да и кровь могла хлынуть, уделаешься – не ототрешь. А потом и времени не было.

Такое могло быть.

Ткань, в которую была завернута девушка, истлела, но опознать ковер еще можно было.

Хороший, дорогой, из Ханганата…

Что же такого произошло примерно год назад в охотничьем домике?

На этот вопрос Ганцу еще предстояло найти ответы.


Берма, Авестер.

Лиля в очередной раз прокляла средневековую гигиену.

Чертовы пеленки!

Она и не представляла, сколько хлопот снимали с нее слуги. Да несчетное число!

И подкормить ребенка было кому, и поменять, и перепеленать, и постирать, и посушить, и погладить…

А здесь все на нее.

И – да!

Работу это не отменяет!

Декрет?

Нет, не слышали.

После этого фемиинистки еще за права борются? Да любая средневековая женщина, получи она хоть десятую долю их прав, на сотом небе от счастья была бы!

Отпуск по уходу за ребенком?

Стиральная машинка?

Памперсы!?

Лиля помнила, как их возили куда-то в дом писателя… писатель был матерущим и знаменитым, его знали во всем мире… так вот!

Сейчас Лиля не глядя снесла бы все памятники писателям, поэтам и политикам!

И поставила памятники тем, кто придумал стиральные машины. Памперсы. Элементарный молокоотсос!!!

Ей-ей, на такие памятники все женское население планеты скинулось бы, не задумалось! Те, кто хоть раз вытряхивал ребенка из какашек и отстирывал их ручками…

А недосып?

А…

К концу второй недели она напоминала зомби. Весьма дохлого и замученного особо мерзким способом. Как ни странно, ее проблему решил Кот.

Пришел в трактир, заказал своих любимых мышей – да, мышки пришлись ему по вкусу. А когда Лиля поколдовала и сообразила, как делать сгущенку, так и вообще…

Сгущенное молоко- рецепт не столько сложный, сколько длительный и муторный. А вареная сгущенка тем более. Там и надо-то молоко, сахар, лимонный сок и соду. А все это найти можно хоть в средние века, хоть у неандертальцев.

Ладно, с содой было бы сложновато в мезозое, но сейчас – вполне.

Так что сотрудничество как с криминальным миром, так и с его противоположностью – стражниками – крепло день ото дня.

Стражники столовались в трактире. Мало того, глядя на них начала приходить стража и из других кварталов. Марион только радовалась.

Беспорядки?

Смеяться изволите?

Когда в зале постоянно два-три стражника, тут и на вышибалу тратиться не нужно. Дураков нет. Так, пара за все время нашлась, и быстро рассосалась в пространстве. Сапогом пониже спины али дубинкой по хребтине – оно доходчиво!

А что до криминала…

Лиля по-честному попробовала обучать ребят, которых прислал Кот.

Двоих отбраковала сразу – негожи. Врач – не просто профессия,, это особый склад ума. Если у человека его нет… ну не создан кто-то лекарем! А кто-то физиком не создан, так что ж теперь?

Еще одного выкинула за воровство. Когда ты от нужды на улице у людей кошельки срезаешь – одно. А когда у своих крысятничаешь… даже если не у своих, но у тех, кто тебе дает шанс из помойки вылезти… тьфу, дурак! Таким больных не доверишь.

А ну, пошел!

И сапогом под копчик!

Троих кое-как обучила.

Худо ли, бедно, ребята оказывали первую помощь, могли сложить кость, наложить лубки, зашить рваную рану, промыть желудок…

На уровне сельского фельдшера века так девятнадцатого. Но для Бермы и это было почти революцией. Тем более, что Ловкач выжил.

Полностью ему руки сохранить не удалось, два пальца потеряли чувствительность, но даже так – лучше, чем никак! Намного лучше!

Уже не калека, не обуза, уже прекрасно удержит ложку, а то и обучать молодняк будет…

Для этого опыт нужен, а неидеальная подвижность пальцев.

Ловкач был благодарен. Кот, который испытывал к старому вору какую-то привязанность, или должен был, или… Лиля не вдавалась в подробности, но понимала, что мужчины ей благодарны.

И – не злоупотребляла.

Кот приходил в трактир, ел и пил за счет заведения. Тоже – не злоупотребляя.

Иногда подкидывал Лиле клиентов. Один раз Лиля и работать не взялась – с распоротым животом… нет, не поможет. Да кто тут поможет при таком раскладе? Тут операционная нужна, капельница и антибиотики. Молитва? Хорошо, но только за упокой.

Еще один пациент сгорел от заражения крови.

Шестеро, включая и Ловкача, выжили. Ловкач даже и руку сохранил… правда, на двух пальцах чувствительность потерялась, по старой специальности он работать не сможет. Консультировать будет. Тоже дело нужное и важное.

Кот оценил.

Сильно Лилю не загружал, все ж беременная баба. Но и о себе напоминать не забывал.

Марион косилась на него с опасением, а потом чуточку успокоилась. Прево Ларус очень поспособствовал.

Лиля только посмеивалась.

Вот потому сказки Киплинга и переживут века, что на водопой ходят и тигры – и олени. И это зона мира! А если такой зоной стал их трактир – тем лучше для трактира.


***

– Ты совсем зеленая, – припечатал Кот, глядя в лицо Лилиан.

Учитывая, что здесь это был цвет траура…

– Спасибо, – кисло откликнулась ее сиятельство.

– Ребенок?

– А кто ж еще?

– Моих гоняй…

– Им не с детьми нужно уметь возиться, им другое необходимо. Сам понимаешь, когда рассказать надо много, а времени мало, выберешь то, что точно пригодится.

Кот понимал.

Вот, к примеру, рваные раны от кнута.

У парня клочка кожи целой на спине не осталось… точно бы помер! А эта зеленоглазая его вытащила. Чудом, конечно…

Полные сутки сидели, ее чуть что будили…

Справилась.

И с рваной раной, и с открытым переломом, и…

– Если я тебе служанку подарю?

Лиля даже головой помотала.

– Подаришь? Ты о чем?

– Это – Берма, Алия.

– Понятно, что не Лавери или Арвест. И что?

– Рабский рынок. Слышала?

Лиля поежилась.

Слышала. Но никогда с этим не сталкивалась.

Никогда…

В Ативерне работорговля была запрещена. В Уэльстере – тоже. Гардвейг, не тем будь помянут, очень рабство не любил. Если там эта шваль и появлялась, то тайно.

А если ловили…

На кол – и никаких вопросов.

Жестоко?

А вы представьте, что это вас рабом сделали. Да к хозяину – садисту, который издеваться любит, мучить убивать… не хочется? Пропало желание в жалелки играть?

Вот и правильно. Ни к чему такое воображать, приснится еще.

А вот в Авестере, Эльване и Ханганате рабы были официально разрешены.

В Ханганате – легально, в Авестере и Эльване – полуофициально. Если человек задолжал, если не может расплатиться – в Ативерне и Уэльстере таких сажали в долговую яму. Давали отработать.

А в Авестере и Эльване такие люди становились «закладными». Они должны были отработать на человека, которому задолжали… сколько?

Пока не расплатятся.*

*– на Руси, когда еще христианство только набирало обороты, такое положение называлось – закуп. Прим. авт.

Чисто теоретически, таких людей нельзя было передавать другим хозяевам, нельзя калечить, издеваться, разлучать семьи…

Практически?

Случалось всякое. А жаловаться – кому? Прево?

Беги… если будет на чем бегать. Если слушать будут. Если язык останется, чтобы говорить…

Лиля об этом знала. И…

Она бы всех работорговцев перевешала! За ноги, на площади!

Первые слова, которые дети читали в букваре: «Мы не рабы. Рабы – не мы!». И это было хорошо, и правильно… только вот Лиля понимала, что ее никто не будет слушать.

Плетью обуха не перешибешь.

Что она могла сделать?

Не допускать ничего подобного в своих поместьях. Давать людям работу, создавать новые рабочие места. Продавить закон, по которому с закупами нельзя жестоко обращаться…

Последнее – пока в мечтах. Но рано или поздно и до Ричарда дойдет…

Почему-то люди бывают удивительно слепы. Вот когда ИХ бьют, тут каждый соображает. А когда кого-то другого…

Бывает! Отвернуться, да и забыть. И не надо мне говорить о жестокости, это – равнодушие. То, что страшнее любой злости. Простое равнодушие.

Смерть души.

– Зачем дарить? Я и нанять могу…

– Можешь. Но ты ведь уехать хочешь, верно?

Лиля напряглась.

Кто-то подслушал?

Не исключено. Узнает кто – голову оторвет! Без оглядки на гуманность и клятву Гиппократа!

– Хочу. Ты против?

– Не то, чтобы… баба ты хорошая, но сразу видно – не отсюда. Лучше свой кусок оторвать, да и спровадить, чем ждать, пока за тобой сапоги притопают.

Лиля хмыкнула.

Неглупо. Но…

– А убить? Не проще?

– Я думал об этом, – не стал прикрываться фиговым листочком гуманности Кот. – Но кто сказал, что потом меня не положат?

– Риск – благородное дело?

– Чтобы рисковать – знать надо. А я хоть и вижу, что ты не из простых, но – и только. Кто за тобой может прийти, не знаю. Лучше уж помочь, да и распрощаться миром.

Лиля медленно кивнула.

Никакого гуманизма, один эгоизм.

Кот не желает подставляться и подставлять своих людей. И его можно понять.

Кто стоит за Лилей?

Он не знает, но и рисковать не будет.

– Даже если хочу – при чем тут служанка?

– А мы подберем подходящую, чтобы с тобой поехала. С мелким возилась… ты ж девку с собой не потащишь?

– Лари? Нет, не потащу.

– У нее с каба… с Патни вроде как сладилось. Или скоро сладится.

– Может, и успею на свадьбе погулять.

Кот кивнул. Тема свадьбы его интересовала мало.

– Зная тебя, доедешь – да и освободишь… нет?

– Да.

– И устроиться поможешь, верно?

– Верно.

Лиля врать не собиралась. Зачем? Не стоит оскорблять ни себя, ни собеседника. Что, кругом все дураки, а она одна умная?

Очень смешно…

– Так примешь подарочек?

Лиля фыркнула и покачала головой.

– Пока не узнаю, в чем тут твоя выгода – нет! Не приму, даже и не рассчитывай.

– Сразу так выгода? Хорошего ж ты обо мне мнения.

– Потому и хорошего, что тебя знаю. Если в деле твоего интереса нет, ты его и делать не будешь. Где это видано, чтобы кот за хозяином тапочки носил?

Кот хохотнул, но вышло это как-то невесело.

– Сложно с вами, бабами…

Лиля молчала. Ждала.

– Ладно… Так получилось…

Получилось, ага.

Кому другому рассказывайте, не Лилиан Иртон. И не Але, которая жила в девяностые годы, и что такое передел сфер влияния, отлично знала!

Котяра положил глаз на кусок портовой территории. А у нее уже был свой хозяин, некто Осьминог.

Началась война.

Небольшая, локальная, но весьма и весьма кровопролитная. Впрочем, Осьминог своих врагов просто топил, так что кровь почти не проливалась – с его стороны. Зато Кот старался за двоих…

Почему Лиля была не в курсе?

Так раненых считай и не было! В таких войнах убивают, а не ранят. Правда, иногда убивают медленно и мучительно, долго и страшно, но все равно – живых не остается.

Борьба была сложной, но Кот все же победил. И получил территорию противника.

А еще – его права, обязанности, людей, рабов…

Лиля нахмурила брови, решительно заподозрив неладное. И не ошиблась.

Среди рабов оказалась одна девушка, от которой Кот счел бы за лучшее избавиться. Причины?

Масса!

Первая – девчонка явно из благородных.

Вторая – она беременна, на последних месяцах.

Третья – это не результат любви. Уж как над ней поиздевались – неизвестно, а только она даже говорить не пытается. Мычит и плачет. Язык-то цел, но…

Забили и запугали. Сломали и искалечили.

Избавиться?

Оно бы и несложно, нет человека – нет проблемы. Но Кот был осторожен до предела. И в драку не лез, если не был уверен, что порвет противника. И эту девчонку убивать не то, чтобы не хотелось… опасался он чего-то. Чутьем чуял – не просто так эта баба, ой, не просто. И не простА тоже. Убьешь, так потом кабы отдача не замучила.

Слишком много народа про нее знало.

Что знал Осьминог? Неизвестно, и теперь уже его не допросишь. Но вроде как девку ему кто-то из знакомых капитанов привез. А уж что сказал, чего хотел…

Не узнать. Разве что со временем, когда Кот укрепится, все под себя подомнет, но это еще когда будет! А проблему надо решать именно сейчас. Кот и решил – слить две проблемы в одну – и избавиться чохом от обеих. Очень по-кошачьи получилось, зачем самому бегать, если кто-то другой есть? Лиля только головой покачала.

– Ну и зачем мне сумасшедшая?

– Она нормальная.

– Ты же сам сказал – мычит и стонет…

– Так понимать-то она все понимает! И исполняет, что сказали. Научишь…

Лиля поморщилась.

Вот не хотелось ей связываться.

Не хотелось!

Но и отказать!?

Гуманность? Человеколюбие? Угрызения совести?

Да пойдите вы… погулять! Просто родители никогда бы не простили Але, что она даже не попыталась помочь. Никогда.

– Ладно. Веди свою девицу.

– Не пожалеешь, – ухмыльнулся Кот.

– Уже жалею.

Мужчина совершенно по-кошачьи фыркнул, доел последнюю печеньку-мышку, и откланялся. Лиля выругалась – и отправилась к Марион, сообщать о прибавлении в трактире.


***

Против ожидания, Марион как раз к известию отнеслась совершенно спокойно. А что?

Еще рабочие руки прибавятся. Польза будет.

Алию освободят от части дел. Будет, кому посидеть с ребенком. А остальное… загадка там, разгадка, тайна, еще чего другое – какая ей разница?

Поживем, посмотрим, а там и разберем проблемы, с Альдонаевой помощью!

Решимость Марион поколебалась, когда она увидела «подарочек».

Нечто… состоящее из скелетика и живота. Иначе тут и не скажешь. Причем скелет был очень заморенный. Серые волосы, после отмывания оказавшиеся седыми, светло-голубые глаза на личике с кулачок.

Красивая девушка…. Была.

Сейчас красоты и в помине не было. А вот коллекция шрамов была потрясающая. Эксперт-криминалист бы от счастья плакал.

Лиля скрипела зубами, промывая раны и разбираясь со шрамами. Она опознала ожоги, плеть, ножевые порезы… дальше? Она просто не знала, чем так можно. Но явно это было больно. Очень больно и страшно, недаром девчонка никакущая. Хоть ты ее под асфальтоукладчик засунь, хоть под мужика – она и разницы не поймет. Сволочи!

Вот взять бы, да носом потыкать противников смертной казни. Да вот в это самое! Мигом бы свою гуманность растеряли!

Месяц беременности?

Восьмой – девятый. Точнее можно сказать после осмотра, но Лиля просто на него не решилась. Девчонка и так никакая, от дуновения ветра шарахается…

Девчонку она искупала лично. И постоянно разговаривала с ней. Рассказывала, что ее зовут Аля, рассказывала про трактир, про его обитателей, что самой девушке предстоит здесь жить, что обижать ее не будут, что она будет помогать по хозяйству – и только.

Потом поняла, что ее слова идут «белым шумом». Но не замолчала. Говорила и говорила.

И когда отмывала седые (в таком-то возрасте!!!) волосы, и когда смазывала шрамы мазью, и когда помогала девочке выйти из ванны…

Сунула ей платье, белье, и приказала одеваться.

Та послушно и молча выполнила приказ.

Лиля только головой покачала. И отправилась с девушкой в комнату к Лари. Хорошо, что все сделали, как она попросила. Лишних комнат в трактире не было, лишнего места тоже. Определять неясно кого на кухню? А если утворит чего?

За Лари Лиля была спокойна.

Деревенская девчонка беззащитной не была. Могла за себя постоять.

А еще – ей не легче пришлось. Найдут о чем поговорить.

Можно бы и к Лиле, да некуда. У нее в комнате и так, пока кровать, сундук, люлька – вот и места уже нет.

Лиля показала на ту кровать, которая была дальше от окна.

– Твое место. Будешь здесь спать.

Девушка провела пальцами по кровати. По гладкой спинке, по подушке…

В голубых глазах блеснули слезы? Живая реакция? Не страх, не боль, не ужас, не отчаяние?

Отлично!

– Ложись и спи. Выспишься – придешь на кухню, попросишь еду. Поняла?

Девушка кивнула.

– Как бы тебя еще назвать?

Кот упоминал, что универсальным обращением было: «Эй ты!». Или еще более короткое слово, обозначающее падшую женщину. Но…

Здесь так говорить – не стоит. В доме водятся дети, а вы себе представляете, как сложно отучить детей от народно-матерной лексики? Нет, вы не представляете! Они б так математику запоминали, как матюги… Лиля и сама в детстве прапорщика дядю Петю подслушивала. Вот кто выражаться умел…

Но учить этому своих детей? Нет, не стоит.

Девушка молчала.

Лиля напрягла фантазию.

Вот ничего, кроме Изауры в голову не шло. От известного бразильского сериала. Но здесь такие имена не приняты… кто там еще был, в сериале? Рита, Жануария, Эстер, Мальвина, Роза…

О!

Роза!

– Я буду звать тебя Розой, – решительно объявила Лиля. – Не захочешь – скажешь. А пока будешь откликаться на это имя.

Девушка медленно кивнула.

Промолчала, но кивнула.

– Я сейчас принесу тебе поесть. Пока немного, бульон и мясо, ты явно не ела досыта, может стать плохо. Понимаешь?

Кивок.

– Поешь немного. Проголодаешься – спускаешься вниз, в кухню. Еще подкормим. Тебе сейчас надо есть не слишком много, но часто. Очень часто. Поняла?

Снова кивок.

– Все. Располагайся.

Лиля решительно вышла.

Показалось ей – или она услышала всхлип из-за двери?

Но возвращаться не стала. Пусть…


***

Вернулась она через пятнадцать минут, с чашкой куриного бульона и парой кусочков мяса.

Роза так и сидела на кровати, где ее оставили. А на щеках не то, чтобы дорожки, но глазки определенно красноваты.

Вот и отлично. Пока человек способен плакать – его душа жива. Да и устойчивость у местных – в двадцать первом веке люди от зависти заплачут. Что вы хотите – здесь для развлечения с детьми ходят смотреть на казни!

На казни!!!

Колесование, четвертование, повешение, разрывание лошадьми – это не просто страшно. Это кошмар. Лилю от одного перечисления мутило, а Джерисон ничего страшного в этом не видел. Правда, и на площади не ходил, неинтересно было, но если мимо шел – не отворачивался. Хорошо хоть Миранду на такие мероприятия не брали…

Лиля решительно поставила поднос на колени девушке.

– Выпей бульон и скушай мясо. Больше тебе пока нельзя, чуть позднее я тебе еще принесу перекусить. Ребенок толкается?

Кивок.

– Вот и отлично. Ты молоко пьешь? Проблем от него нет? Не тошнит?

В том мире у Лили была знакомая, у которой была непереносимость молока. Лактозы. Девушка ей искренне сочувствовала. Кто знает – поймет. Парное молочко, да со свежим хлебушком, а если еще и горсть ягоды, которую днем собрали, а вечером съели – так никаких невероятных изысков и не надо. Это вкуснее творений самых изысканных кулинаров. Кто пробовал, тот поймет. А некоторые несчастные лишены такого удовольствия. Как тут их не пожалеть?

Качание головой. Нет, не тошнит.

– Следующее кормление – молоко с булочкой. Поела?

Кивок.

– Ложись и спи. Горшок под кроватью. Если кто заглянет – не пугайся. Здесь все свои, на второй этаж чужим хода нет. Поняла?

Еще один кивок.

Лиля развернулась и вышла. Пусть девчонка отдыхает. Ей это надо…

А ей пора к ребенку.


***

Малыш Ганц спал, раскидав лапки в стороны. Пеленать его Лиля не стала.

Здесь не просто пеленали, а еще и ноги к специальной доске прибинтовывали, чтобы кривыми не были. Лиля доску решительно убрала.

Пусть малыш машет всеми конечностями, пусть развивает мышцы…

Пеленание хорошо для матери.

Ребенок не пугается, не задевает себя, не ерзает, а еще – спит. Что ему еще делать, когда он увернут, словно гусеница?

Больше, чаще, спокойнее… Это плюс.

Минус – мышцы. И когда перестаешь его пеленать, ребенку сложнее. Так что… вопрос – кого предпочесть. Ребенка – или себя?

Для Лили ответ был очевиден. Лучше она сейчас помучается, но ребенку потом будет лучше. Вот и спал малыш на спинке, обложенный валиками из одеял, чтобы не перевернулся.

Кулачки сжаты, лобик нахмурен, что-то снится…

Лиля разгладила его кончиком пальца.

– Все, малыш. Мама здесь, мама рядом. Фиа, спасибо тебе.

Фиона улыбнулась.

– Все в порядке, Алия. Он так хорошо спит!

– Подожди, своими обзаведешься…

Фиона тряхнула головой.

– Нет уж! Мне надо, чтобы свое дело было! Тогда и детей можно… а то вот осталась мама с нами на руках, и чуть с ума не сошла. Я сначала себя обеспечу…

Лиля кивнула.

– Правильно мыслишь. Вот, готовить ты уже умеешь, шить, вышивать… подрастешь, сможешь матери помогать, может, второй трактир откроете…

– А справимся?

– Почему нет? Если не совсем трактир…

Лиля рассказывала. Фиона слушала.

Потом проснулся маленький Ганц и потребовал кушать. Фиона вышла из комнаты, задумчивая…

Оказывается, можно и не открывать трактир. Готовые обеды… да, сложно, но можно попробовать. Сколько всего люди придумали! Бистро, кофейни, заведения для дам…

Надо только все очень тщательно рассчитать, чтобы не прогореть. Но это она подумает!

Она вырастет и всему научится!

А замуж?

Успеется…


***

Девушка отсыпалась больше двух суток.

Лиля приносила ей покушать, выносила горшок – и ничего не говорила.

Не надо.

Пусть в себя придет…

Вот отлежится, отоспится, а там и поговорить сможем. Конечно, это не значит, что Лиля вылечит все душевые раны, как телесные. Такие раны вообще не лечатся, даже в двадцать первом веке.

А уж здесь-то…

Но если девушка хоть чуток компенсируется, уже хорошо.

Забрать ее с собой в Ативерну, а потом в Иртон отправить. Там тихо, спокойно, безопасно… придет в себя, никуда не денется…

Лучшее лекарство от любых душевных переживаний – это спокойствие, безопасность, ну и путешествия.

А ей надо отсюда убираться.

Если уж Котяра облезлая – и тот ее просчитал, хотя и видел-то раз в неделю…

Рвать когти!

Весной – и быстро!!!

Вопрос только один. А как рвать-то будем?

Ладно, это она еще обдумает. А пока – на кухню. Что у нас там сегодня в приоритете?

Ага… блинчики.

Да, далеко ей до маминых, кружевных, но кое-что и Лиля могла. И начинки сделать, и закуски…

А блинный рулет вы пробовали? С шестью видами начинок, от сладкой до мясной? С одного конца – мясо, плавно переходит в овощи, а потом и фрукты. Тут главное сделать – правильно. Так, чтобы переход был плавный и гармоничный.

Кому-то не нравится, а кому-то и по вкусу. Это в подражание старинным рецептам, когда на стол подавали поросенка, у которого, к примеру, голова была печеная, спина жареная, а брюхо вареное. Или что-то в том же духе – Лиля тогда не запоминала.

Но гарнизон же!

Военный городок!

Тут и самим приготовить в радость, и рецептами поделиться, и суп из топора сварить, чуть ли не шесть блюд из одной курицы…

Было бы время да желание!

А сейчас они были, и Лиля с удовольствием отдавалась готовке.

В чем-то… да!

Она даже слегка наслаждалась этим временем.

Она далеко от семьи, она в опасности, но в то же время…

Ей никуда не надо спешить! От нее ничего не зависит. И никто не зависит – практически. Она отвечает за себя и своего ребенка. А остальные… Лари, Марион – они тоже взрослые. И присяги ей не приносили. У них союз равных, а не кто под кем.

А в Ативерне она опять будет графиней.

Какой дурак сказал, что титул – это здорово? Тот, кто ни за что не отвечал. Вообще ни за что.

Это такая ответственность!

Это гранитная плита у тебя на плечах, и давит, давит… страшно подвести тех, кто тебе доверился. Страшно не справиться, не вытянуть, не суметь и увидеть пепелище в конце своей дороги. Кто-то этого не боится и живет по принципу: «после нас хоть потоп». Но это – быдло.

Человек благородный никогда так думать не будет. А есть еще и другая сторона медали. Лиля честно старалась о ней не думать, но факты от этого никуда не денутся.

На страницу:
5 из 6