Диверос. Книга вторая

Глава 1

По дороге, уходящей из Аверда на север, пешеходы ходят редко. И чаще всего на ближайшей развилке все сворачивают вправо, к Зигверту, и дальше – в земли раг’эш. Те же, кто, миновав поворот, продолжат путь дальше, вскоре встретят первую заставу на пути к Пещерам, и тут путешествие, вероятнее всего, закончится: без специального разрешения дальше не пройти.

Развилку эту прекрасно видно с холма от городских ворот и со сторожевых постов около них. И можно понять удивление начальника караула, когда перед самым закатом, завершающим теплый и спокойный осенний день, уже закрыв и опечатав по традиции городские ворота на ночь, он вдруг увидел одинокого пешехода, появившегося на дороге как раз оттуда, откуда ему по идее идти было ну никак не положено.

Приглядевшись, офицер нахмурился: одет идущий был явно не по форме. Может, конечно, начальство какое-то с внезапной проверкой на посты наведывалось, да только не ходит оно пешком – начальство-то, все больше в повозках да верхом. Может, гонец какой с застав? Так опять же – почему так одет и пешком? Начальник караула пожал плечами и одернул белый плащ. Что гадать, сейчас подойдет – разберемся.

Когда пешеход поднялся на холм и приблизился, офицер сосредоточился своих ощущениях и насторожился. В Храмовой Страже он служил уже не первый год и легко, даже с закрытыми глазами, отличал здоровяка-раг’эш от могучего гедара, а веющего холодом санорра – от теплого, словно летний день у моря саллейда.

А вот этого странного гостя почувствовать не получалось, как ни старался. Быть такого никак не могло, но вот ведь – пожалуйста. Странно. На вид, вроде бы, обычный бродяга с сумкой за плечами, но мало ли что…

Офицер сделал знак часовому, стоящему на посту у ворот, подойти ближе и поднял руку:

– Стой! Ворота закрыты.

Да нет, пожалуй, не бродяга – одет уж больно чисто, хоть и просто. Но в дороге, похоже, не первый день: одежда уже изрядно пропиталась пылью. Широкий плащ с капюшоном на голове, хоть и солнца давно нет. За плечами – не то мешок, не то сумка какая-то… А, нет, судя по выглядывающему грифу с натянутыми струнами, инструмент в чехле. Музыкант, что ли какой бродячий? Скорее всего. Чего его понесло в те края-то? Ну-ка, потолкуем.

– Капюшон сними?

Незнакомец, ни слова не возразив, взялся за края материи. Блеснуло на пальце тусклым желтым светом старое, все в царапинах, кольцо – какой-то совсем дешевый металл. Не спеша он откинул плотную ткань на плечи.

Нет, не из северных: уж точно не раг’эш и для гедара мелковат. Гельд вроде бы, но черты лица странные. Может полукровка откуда-нибудь с юга? Тамошние себе, бывает, присматривают жен из саллейда.

Да и не мальчик уже, лет сорок с небольшим. Темные короткие волосы, смуглая (точно от кого-то из Восточных Лесов), кожа, высокий лоб и глубокие черные глаза.

А вот глаза эти оказались с подвохом. Один раз, мельком взглянув в них, офицер почувствовал, как ноги у него вдруг стали ватными, голова – пустой, а в душу закрался такой необъяснимый, холодный и парализующий все естество ужас, какого он в своей богатой на события жизни никогда не испытывал. Он замер, затрясся мелко всем телом. Рядом звякнула о камень выпавшая из рук часового пика. А незнакомец тихо не то попросил, не то приказал:

– Пропустите меня.

Глава 2

Плохая ночь. Тяжелая, душная, тягучая. Будто и не осень уже, а все еще середина жаркого лета. Не помогали даже настежь открытые окна. Решевельц отложил перо и потянулся в кресле. Сон в последнее время и так забегал в гости ненадолго, а сегодня и вовсе позабыл прийти.

Вообще-то, он любил работать по ночам. Когда не только огромный рабочий кабинет, но и весь окружающий мир растворяется, сужается до размеров рабочего стола, освещенного настольной лампой. Когда перо будто бы само летит по бумаге, а разложенные вокруг стопки папок со старинными документами и свитки в тонких чехлах внимательно наблюдают за процессом с молчаливым одобрением.

Опять все шло не так. Мысли спотыкались, норовили свернуть куда-то в сторону, возвращались к вещам, о которых он хотел если не забыть, то хотя бы отвлечься на какое-то время. Эйцвас никак не мог уловить ту самую идею, то нужное слово, удачно ухватившись за которое, словно за конец нити, он, аккуратно потянув, смог бы распутать, размотать клубок повествования, превратить его в гармоничный узор.

«Орвега. Кем или чем были они? Какими они были – эти необычные создания, последняя надежда Хранителей, в грозные времена, когда по Диверосу тихо и неотвратимо расползался Хаос?» Решевельц еще раз перечитал только что написанное, затем осторожно взял тонкий, чуть пожелтевший от времени, сплошь исписанный мелким текстом листок. Он осторожно поднес его ближе к лампе, стараясь разобрать наполовину выцветшие строки, долго щурился и беззвучно шевелил губами. Затем вновь отложил документ в тень, подумал с минуту – и снова взял в руки перо.

Вдруг он почувствовал, что словно горячая ладонь обхватила сердце и несильно, но чувствительно сжала его. Ощущение приходило уже не впервые за сегодняшнюю ночь, и эйцвас, прервав работу, выпрямился в кресле и глубоко вздохнул. Рука отпустила сердце, но далеко не убралась – ее присутствие ощущалось как близкий жар.

И снова, уже в который раз, он подошел к раскрытому окну и закрыл глаза, подставив лицо ночной осенней прохладе, потирая рукой грудь, пытаясь размять горячий ком, засевший в ней. Почему-то вспомнился отрывок из Орданы, который ему как-то пришлось изучать. В нем говорилось о том, что жизнь гибеноров продолжалась очень долго, намного дольше, чем живут сейчас. Возможно даже, что гибеноры жили столетиями, никогда не зная ни болезней, ни старческой немощи. А еще – они знали и чувствовали день и час, когда должны будут покинуть этот мир. Поэтому старались прожить интересную, наполненную событиями жизнь, воспринимая ее лишь как часть своего пути, уходя легко и без сожаления, зная, что ожидает их дальше. И сейчас, как и тогда, Решевельц снова задумался: а хотел бы он знать день собственной смерти? Сколько еще осталось? Успеет ли он завершить то, что начал? Добьется ли? «Добьюсь чего?» – подумал он вдруг, – «В чем смысл всего того, чем я живу? »

И действительно – в чем? В сильном справедливом государстве? Справедливость для всех невозможна. Во всеобщем мире? Но вечного мира не бывает. До конца огонь вражды не погасить, как не пытайся. Можно лишь превратить его в тлеющий уголек. И лишь вопрос времени, когда он снова вспыхнет, подкормленный теми, кто будет заинтересован в новой войне. Тогда, может, смысл в знаниях? В этих книгах, которые останутся тем, кто придет следом? Так ведь всегда были и будут такие знания, которые будут скрываться от всех. Их и сейчас много, очень много, спрятанных так глубоко и надежно, что попытка прикоснуться к ним будет стоить жизни каждому, кто попытается это сделать.

Так в чем же смысл? Может быть, в этой алой накидке, в этом кабинете? В том, что к каждому слову, исходящему отсюда, прислушиваются в государстве и за его пределами? Решевельц улыбнулся собственным мыслям и покачал головой. Это все на самом деле меньшее, ради чего стоило жить. Не он первым сел за этот стол, не он будет и последним. Уже через несколько дней после его смерти служители – энле со всех концов Гельдевайн Таррен, соберутся в одном из залов опустевшего дворца на конклав – специальное собрание, где изберут следующего эйцваса. И у Старого Города появится новый глава. А от прошлого останется только большой портрет в тяжелой раме, который появится на стене рабочего кабинета рядом с другими.

– Может, и правда, ну его все? Может, не дожидаться, а взять и уйти самому? – негромко спросил эйцвас у своего отражения в стекле. – Писать книги, преподавать. Или отправиться с Эмилем в Южные леса, самому посмотреть уже на эту арку? Он говорит – удивительное зрелище.

Ответа, разумеется, не последовало. Решевельц вернулся за стол и попытался погрузиться в работу, но голова снова думала не о том. Настанет ли день, когда удастся хотя бы приблизиться к тому, что удалось добиться гибенорам? Повторить их башни с огромными кристаллами на вершинах, способными преобразовывать силу, текущую повсюду, в энергию, приводящую в действие необыкновенные машины, сейчас неподвижно застывшие в темноте подземных залов? Разгадает ли кто-нибудь секрет их путешествий из города в город за несколько мгновений при помощи специальных камней, установленных на площадях? Где сейчас эти камни? Как они работали? Ведь они были, это несомненно, все источники об этом говорят. И сколько уже времени Старый Город пытается найти хотя бы небольшой уцелевший образец! Тщетно.

А эта история, произошедшая в Пещерах год назад… Что же, все-таки, там случилось? Алворд замял дело, а не стоило бы. Эйцвас посмотрел на пухлую папку, содержащую полный отчет Храмовой Стражи об осмотре зала и провала. Отчет был подробнейшим и содержал такие вещи, о которых ни Государственный Совет, ни Ройзель не знали. Решевельц же, внимательно изучив все, решил, что самым лучшим будет пока оставить все как есть.

Он вздохнул и вернулся к работе. «В то время, как Хранители пытались отыскать, как смогла проникнуть на Диверос чуждая энергия, Нойрэ убеждением и обманом привлекала на свою сторону все больше сторонников.» Эйцвас прервался, перечитал написанное, затем решительно вычеркнул слово «обманом». Хаос не лжет. И никогда не принуждает. Гибеноры сделали свой выбор добровольно. Как и Нойрэ. Почему она решилась на это? Как это случилось с ней? Кто же сейчас знает.

С улицы послышались звонкие удары: колокола храмовых часов прозвонили четыре раза. От гарнизонных казарм послышался протяжный звук трубы: начинался утренний развод караулов. Эйцвас снова положил перо. Глядя в окно, где на фоне не спешившего еще светлеть неба едва проступал силуэт храмового купола, он снова задумался. На этот раз – о Ройзеле. В определенных кругах ходило мнение, что Решевельц считал алворда если не врагом, то уж точно – противником и помехой. Было ли это так на самом деле? Нет, не было. Решевельц, напротив, видел в нем противовес себе, приводящий политику Аверда в равновесие. А что до личного отношения… На этот вопрос у него не было ответа. Разве может быть правый глаз быть другом левому? Или одна рука – питать любовь или ненависть к другой? Они просто выполняют ту работу, для которой предназначены. И чем слаженнее они это делают – тем лучше.

Снова горячо сдавило грудь. Вдохнув поглубже, эйцвас попытался сосредоточиться на работе. Он глянул в лежащий рядом черновик и продолжил писать – с того места, где остановился. «Нойрэ же сумела убедить родителей, братьев и сестер в том, что для защиты от проявлений Хаоса, Диверосу нужны сильные защитники, подобные темным гиберам, охранявшим границы осколка, способные противостоять силе Эн. Сэйго возражал против этого, но остальные поддержали ее и повелитель ветров нехотя подчинился общему мнению. Каждый из Хранителей отдал часть самой своей сущности, и из этого смешения сил возникли Орвега.»

Написанный отрывок Решевельцу не понравился. Он перечитал его еще раз, затем, пошарив среди бумаг, вынул лист, исписанный символами ллейда – языка саллейда, рассказывающий об этом событии. Ниже текста стояли две алые печати – он не подлежал внесению в исторические книги, кроме тех, что хранились в закрытых от посторонних библиотеках Академии.

Вернув лист обратно во мрак, за пределы освещенного лампой круга, эйцвас подавил желание встать и снова подойти к окну. Нужно отвлечься от всего и закончить работу, иначе это внутреннее беспокойство, непонятное, тянущее, холодное, никуда не денется. «Какими были Орвега? Как они выглядели? Были ли они невидимыми глазу сосредоточиями энергии, или имели вид живых существ? До сегодняшнего дня нам это не известно. Мы знаем лишь о том, что обладая всеми знаниями Хранителей, они практически равнялись им по силе, существуя и в обычном, и в тонком мире, одновременно наблюдая за ними обоими.»

Перо продолжало быстро царапать бумагу, а Решевельц думал о своем. Эти Орвега… Самые могущественные и разумные живые существа на Диверосе. Только – живые ли? Ведь жизнь – это не только способность мыслить, обладание силой или бесконечными знаниями. Это еще и свобода воли, свобода выбора. Свобода взглядов, свобода действий. А ведь они были всего этого лишены. Защита Дивероса и жизни на нем, поиск и уничтожение угрозы, откуда бы она ни исходила – вот для чего они создавались. И выбора им дано не было. Они создавались как оружие. Оружие, которое Нойрэ смогла повернуть против его создателей.

«Когда мир гибеноров содрогнулся, когда земля, вздыбившись, поглотила их города, когда воды обрушились на тех, кто метался, не находя себе убежища, и огонь охватил руины, пожирая мертвых и живых, Орвега исполнили то, для чего были предназначены. Они встали на защиту мира и его обитателей, атаковав Хранителей. И неизвестно, чем бы закончился эта битва, если бы Эшге не повел за собой в бой темных гиберов…»

Не прекращая писать, Решевельц поморщился: ну, что еще за высокий слог. Как будто под диктовку раг’эш написано. Нужно будет потом поправить, но пока дописать уже, наконец, и подремать может все-таки часок. Рассвет уже скоро.

«Орвега потерпели поражение. Скорее всего, будучи сгустками силы, они были просто рассеяны среди окружающих потоков энергии, растворившись в них без следа».

Поставив последнюю точку, Решевельц решительно положил перо на стол. Хватит, все равно толку нет – мысли постоянно крутятся непонятно где, на бумаге ерунда выходит, да еще и состояние это странное. Отдохнуть немного – и за обычную работу.

Он поднялся из-за стола, подошел к окну, в который уж раз посмотрел в темное еще небо. Затем потянулся, расправляя затекшую немного спину, стараясь не обращать внимания на неприятное ощущение тревоги, которое, казалось, еще усилилось. И вдруг замер, услышав, как громко хлопнула дверь приемной и тяжелые шаги загрохотали по паркетному полу. Затем раздался короткий, резкий стук в дверь и она почти сразу же распахнулась. На пороге стоял главнокомандующий Храмовой Стражи в окружении офицеров Академии.

– Эйцвас, беда, – произнес он, не тратя время на приветствия. – На караул у северных ворот напали. Солдаты и офицер живы, но … в общем, лучше будет вам самому на них посмотреть.

И, добавил, не дожидаясь, пока Решевельц успеет ответить:

– А тот, кто это сделал, скорее всего, сейчас находится в городе.

Глава 3

– Да чтоб она сквозь землю провалилась вместе со своими шкафами и вешалками!

Большая круглая ручка дернулась вниз и тяжелые двери распахнулись с силой и грохотом, свидетельствующими о том, что открыли их ударом ноги. За дверями, на фоне солнечного дня, дрожала и вибрировала гора квадратных и круглых коробок, которая, покачнувшись, медленно двинулась с места и вползла в дом, издавая изнутри невнятные бурчащие звуки.

– Вейга, не кипятись, – проскользнувшая между коробками и стеной Мэй Си положила на пол пару небольших свертков и принялась развязывать бечевку, не позволяющую бумажной горе рассыпаться на части. – Ты что взъелась-то так? По-моему, ничего обидного она тебе не сказала.

– С чего я взъелась?! – на месте выпавшей из общей кучи коробки возникла воинственно растрепанная рыжая шевелюра. – С чего я взъелась?! Уж не с того ли, что эта бледная войля за прилавком так на меня посмотрела…

– Ты, давай-ка, за языком последи, – Винга ткнула ногой в основание картонной горы, отчего вся еще не до конца разобранная куча опасно накренилась, а гневная тирада из ее глубины резко прервалась. – И не ори – не в лесу. Послушала бы лучше, что тебе говорят. Эта девочка в Аверде живет поболее твоего. Мэй Си вон вообще ничего не купила, а молчит.

Она сбросила туфли и снова окинула взглядом гору из коробок, упаковок и перевязанных лентами пакетов.

– Вопишь как резаная, что все тебе не так, а скупила половину лавки. Давай, подбирай свое добро, что кинула-то на пороге? В гардеробную тащи! Сейчас посмотрим, чего ты там навыбирала.

Выбравшись на воздух из своего упаковочного заточения, Вейга тоже разулась, посмотрела исподлобья на свои приобретения, а затем, вздохнув, поволокла их к ведущей наверх лестнице, недовольно бормоча под нос:

– «Мэй Си молчит…» Конечно, молчит, ее хоть в мешок заверни и веревкой подпояшь – мужики на улицах оборачиваться будут и с ног валиться. Такие-то всем по нраву. Что я попросила такого? Каблуки? Кружева? Ну и что?! Я, между прочим, всю жизнь то в фартуке, то в шубе. А я, между прочим, женщина… и красивая, между прочим! Может на всяких там санорра и не похожая, но уж, какая есть!

Презрительно хмыкнув, она скорчила гримасу и передразнила молодую продавщицу из лавки готового платья, которую они посетили только что:

– «Боюсь, ничего такого я вам предложить не могу. Наши швеи этого не шьют!»… Какого – «такого»?! Чего – «этого»?!

– Я же тебе говорю – прекращай бурчать как старая стогга! – Винга догнала ее на середине лестницы и протянула руку: – Давай лучше коробки свои, помогу занести.

– И мне, – предложила Мэй Си. – Не переживай, сейчас все распакуем и посмотрим, что можно придумать.

Старенький дом в Диверте, любезно предоставленный тарном Хенрилом, ценой многих усилий приведенный в порядок и ставший по-своему уютным и родным, оставлять было грустно. Но жить, есть, спать в паре небольших комнаток можно вдвоем, ну, максимум – втроем. А когда вас собирается семеро, то, скажем прямо, неудобств возникает постепенно столько, что ни о каком уюте говорить уже нельзя.

Поначалу планировалось всего лишь подновить старые деревянные стены, пристроить пару новых помещений, привести в порядок двор. Благо денег на это теперь хватало с избытком. Но постепенно в начальный проект вносилось столько изменений, что однажды Девирг сказал:

– Послушайте, а не проще ли будет просто купить новый дом? Тем более, что по сумме это выходит чуть ли не дешевле?

– И где же ты видел в Диверте дома на продажу? – поинтересовалась Вейга.

– А зачем в Диверте? – удивился Девирг. – А почему бы и не в Хейране? Или в Аверде? Не знаю как у вас, а у меня в этом городе ни должников, ни глубокой сердечной привязанности не имеется. Честное слово, за такие деньги можно было бы взять неплохой особняк в центре Аверда.

Он указал пальцем на разложенные чертежи и сметы перестройки дома.

– И, кроме того, – заметил он, – есть у меня там несколько знакомых, которые и дом хороший помогут купить, и с обстановкой помогут.

– Тебя-то, может, ничего и не держит, – возразила Винга, – а мы с Вейгой как бы на службе у Хенрила.

– Думаю, если мы сообщим гевлам, что вам нужна замена, она быстро найдется, – спокойно возразил Тэи Зи. – С Хенрилом я поговорю. Он согласится.

– Если ты поговоришь, он на что угодно согласится, – засмеялась Грейцель, – А что, мне идея нравится. Давайте попробуем.

Кин Зи пожал плечами:

– Да что тут пробовать – собираемся да переезжаем.

И как-то сразу легко все устроилось. Уже через два дня Вилхельм, бывший артельный старшина сестер, знал о том, что случилось, и еще через неделю в Диверт прямо из Хейрана прикатил уже знакомый сестрам Тровва в своей кожаной куртке и с неизменной улыбкой на лице.

– Так получается, девчонки, что я остаюсь тут вместо вас. Тарн-то как – не против?

– Нет… наверное, – пожала плечами Вейга.

– «Наверное»?

– Не против, – ответил Тэи Зи, который вышел встречать гостя вместе со всеми. – Идем, сходим к нему.

– Забавно, – прищурился Тровва, оглядывая троих санорра. – А пойдем! Интересно будет на это посмотреть.

Хенрил действительно не возражал. То есть, на его лице сначала появилось недоуменное выражение, когда они вошли в его кабинет, но едва Тэи Зи произнес первые слова, тарн сначала уставился на него, внимательно выслушивая многочисленные рекомендации, а когда представление было окончено словами: «Думаю, вы понимаете, что лучшего работника на это место вам не найти», он буквально подскочил со своего старого кресла и кинулся пожимать Тровве руки, уверяя, что он крайне рад его приезду, и что в Диверте его ожидает самый теплый прием. Санорра наблюдал за радушным хозяином без каких-либо эмоций на лице.

– А неплохой трюк, честное слово, – заметил Тровва, когда они вышли из здания Городского Совета под яркое солнце. – Слышал про такое, но вот вижу впервые.

– Не понимаю, о чем речь, – безразлично заметил Тэи Зи.

– Да брось! – расхохотался гедар. – Хенрила я всяким видал, но чтобы он вот так перед кем-то расшаркивался – отродясь такого не бывало. Ваши это штуки всякие, как пить дать. Скажи, за кого он меня теперь держит? За лучшего друга, или за сына родного?

– За ценного работника, – спокойно ответил Тэи Зи.

Затем он остановился, и, посмотрев на Тровву, добавил негромко:

– И ты будешь относиться к нему с ответным уважением. Будешь трудиться честно, стараясь исполнять свою работу быстро и хорошо. Ты не будешь пытаться обмануть его, или обокрасть, и никогда не позволишь себе даже в мыслях отозваться о нем с пренебрежением. Верно?

Тровва подавился смехом. Молча и внимательно выслушав то, что ему сказал санорра, он с серьезным выражением лица кивнул и произнес четко, словно читал по бумаге:

– Да, я понял. Я буду честен и почтителен с Хенрилом. Буду стараться, исполняя свою работу, и никогда не позволю себе обмануть тарна или горожан Диверта.

– Правильно.

На этом Тэи Зи снова отвернулся и не спеша зашагал по направлению к дому. Тровва протер глаза и тряхнул головой.

– Задремал я на ходу, что ли? Жара-то какая… О чем мы там говорили-то? Что-то из головы вылетело.

– Не важно.

– Ну и ладно.

В общем, все получилось в лучшем виде. Девирг же взял на себя поиски подходящего дома и переговоры с продавцами.

Вернувшись через неделю, он предложил отправляться в Аверд, чтобы осмотреть возможные варианты. Оставив дома Тэи Зи и сестер упаковывать по сундукам и коробкам нехитрые пожитки, остальные отправились в столицу.

Осмотрев выставленное на продажу жилье, остановились на небольшом двухэтажном особняке, расположенном недалеко от Храмовой площади практически на набережной канала.

Дом представлял собой небольшое двухэтажное здание из белого камня, с остроконечной крышей и небольшими башенками на фасаде. Как раз в этом месте улица уходила под уклон, поэтому угол участка возвышался над ней на каменном фундаменте, вместе с лужайкой образовывая тихий уголок с парой скамеек и столиком. Широкий задний двор вместо забора огораживала высокая живая изгородь. В общем – дом производил очень приятное впечатление.

Продавцом оказался пожилой носатый гельд с несколько суетливыми движениями, постоянно хитро прищуривающийся, отчего создавалось впечатление, что он без остановки ищет способ обдурить собеседника. Он явно уловил всеобщее благодушие и, суетливо рассадив покупателей на скамейки в тени деревьев, принялся расхваливать и дом, и квартал, и шумящий рядом прохладный канал, и весь Аверд в общем, назвав в конце такую сумму, что Девирг удивленно поднял бровь.

– Ты что, Закиль? Мы у тебя дом покупаем, а не Старый город с Храмом и площадью в придачу. Поводья-то натяни! Даю половину от того, что ты хочешь!

На лице торговца мгновенно появилось выражение глубочайшей печали. Прижав руки к груди, он сокрушенно замотал головой.

– Девирг, мальчик мой, ты разбиваешь мое больное старое сердце! Неужели я прожил такую долгую, полную невзгод жизнь, чтобы услышать, как на старости лет меня будет оскорблять юноша, к которому я всегда питал настоящие отеческие чувства? Нет-нет, отказываюсь тебя слушать! Половину! За такой дом!

– Да, половину.

– Ай, не хочу это слышать! – замахал руками носатый.

– Ну, не хочешь – как хочешь, не неволю, – пожал плечами Девирг. – Тем более, что это не единственный особняк у каналов на продажу. А справа от площади или слева, лично мне все равно, а вам?

Он посмотрел на остальных. Грейцель состроила равнодушную мину, а Кин Зи и Мэй Си пожав плечами, принялись с безразличным видом осматриваться по сторонам.

Гельд мгновенно уловил, куда подул ветер.

– Ну, ладно, может быть цена несколько высоковата, не спорю, – сдался он. – Но вы же посмотрите по сторонам! Вон там – Старый Город за стеной, а вон та крыша – это дворец эйцваса! Можно сказать – будете жить с ним по соседству. Ты на двор посмотри, на траву! Это же перина, а не трава – хоть спи на ней! А дом ты внутри посмотрел?! И все это я готов продать… да, какое там «продать» – подарить! Подарить тебе и твоим друзьям за жалкую кучку кеватров, от которых ни красоты, ни пользы!

– Подарить, значит?

– За такую цену – подарить!

– Ни красоты, ни пользы, говоришь?

– Мальчик мой, эти деньги не согреют тебя зимой и не насытят, если ты будешь бродить голодный по лесу без крыши над головой. И от чего тогда будет больше пользы – от бумажек с длинными цифрами, которые, как болтают там и сям, выписали тебе Ховскооды, или от теплого дома с двумя ванными и тремя большими каминами, около которых ты будешь греться холодной зимой и мучиться от раскаяния, что пожадничал и обидел старого Закиля?