Алый флаг Аквилонии. Железные люди

И вот в море появился неизвестный фрегат…

– Французская постройка… – произнес капитан первого ранга Толбузин, опуская подзорную трубу.

– И флаг османский, – добавил лейтенант Касаткин. – Пожалуй, господа офицеры, пришел наш последний час. Враг уже совсем рядом, а мы еще ничего не успели сделать.

Впрочем, несмотря на то, что на фрегате тоже, несомненно, заметили дымы лагеря и русский флаг над холмом, со стороны его команды не проявлялись признаки враждебности. Там не открывали орудийные порты, выкатывая в них пушки, а палубу не заполняла толпа жаждущих боя возбужденных головорезов в красных фесках. И вообще, на фрегате упорно делали вид, что идут мимо по своим делам и в упор не видят копошащихся на берегу русских.

– А может, у ентого фрегата на борту только палубная и парусная команда, и более никого? – высказал предположение лейтенант Балашов. – Тогда он и в самом деле может пройтить мимо нас без боя, даже не отсалютовав пушкой.

– Турка без драки не турка, особливо если он чует свою силу, – возразил лейтенант Касаткин. – Так просто мимо не пройдет, непременно сцепится.

Впрочем, при подходе к тому месту, где на берег был выброшен русский линкор, на фрегате началась заметная суета. Черными муравьями на мачты полезли матросы спускать паруса, и, глянув на них через подзорную трубу, капитан первого ранга Толбузин вдруг с изумлением проговорил:

– Господа офицеры… это кто угодно, только не турка! Будьте добры, полюбуйтесь на это сами…

Лейтенант Касаткин и лейтенант Балашов как по команде вскинули к глазам свои трубы (мичманам зрительные приборы не положены, ибо им без надобности) – и точно: карабкающиеся по вантам худощавые голоногие матросы в юбочках и облегающих жилетах на самом деле ничуть не походили на типичных турок. На нетипичных, впрочем, тоже. Да и флаг, развевающийся над фок-мачтой, оказался чисто красным, без присущего турецкому знамени белого полумесяца.

Пока старшие офицеры пялились на фрегат и его команду, силясь понять, что бы сие диковинное зрелище значило, штурман Глеб Никифоров вытянул вперед руку и закричал:

– Смотрите, господа, смотрите! Перед фрегатом и чуть ближе к берегу плывет гигантская акула, а у ей на спине люди!

– Пожалуй, Глеб Евлампиевич, должен сказать, что на акулу, даже гигантскую, эта штука только похожа, – с сомнением произнес каперанг Толбузин, разглядывая в подзорную трубу приближающийся предмет. – И люди на ней выглядят слишком уверенными и спокойными для случайных пассажиров. Мы смотрим на них, а они смотрят на нас, и тоже, кажется, в зрительные трубы.

– К тому же, Никифор Васильевич, ни одна акула не будет нести над собой государственный флаг, которого я, правда, не узнаю, – сказал лейтенант Касаткин. – Не спрашивайте меня, каким способом этот предмет движется по поверхности вод без весел и ветрил, но факт в том, что ход у нее при этом весьма приличный, не менее пяти узлов…

– Итак, господа офицеры, что мы имеем? – сказал капитан первого ранга. – Наши визави – один фрегат французской постройки и один корабль непонятной конструкции под флагами неизвестных нам держав – враждебности по отношению к российскому Андреевскому флагу не проявляют, и, судя по тому, что на фрегате спускают паруса, собираются встать тут на якорь или, как минимум, лечь в дрейф. Как вы думаете, что из этого следует?

– Из этого, Никифор Васильевич, следует, что люди на фрегате заметили наше бедственное положение, и теперь собираются нас спасать… или, по крайней мере, выяснить, кто мы такие и как сюда попали, – ответил лейтенант Касаткин.

– Кто мы такие, Владимир Иванович, эти люди знают и так, ибо нет в мире морской державы, которая не признала бы российский флаг, – назидательно произнес лейтенант Балашов. – И, кстати, Никифор Васильевич был прав: фрегат только что отдал якоря. Теперь стоит ожидать спуска на воду баркаса и посылки на берег разведывательной партии.

– Прошка! Тащи сюда мой парадный кафтан, треуголку и трость, – скомандовал каперанг Толбузин. – И вам, господа офицеры, я тоже советую приодеться, ибо встречать гостей следует при полном блеске. То, что наш корабль потерпел крушение, еще не означает, что мы пали духом и опростились.

Тогда же и почти там же, фрегат «Медуза».

– Этот парусный линкор можно датировать примерно первый половина восемнадцатый век, – констатировал Раймондо Дамиано, глядя на берег в бинокль. – Позже обвод корпус уже был немного другой.

– Однако в первой половине восемнадцатого века русские корабли по Средиземному морю не ходили, – ответил вольноопределяющийся Кариметов. – Петру Великому было не до этого, а при Анне Иоанновне и Елисавет Петровне флот пребывал в загоне и запустении. Так что моя ставка – на начальный период царствования Екатерины Великой, то бишь Первую Архипелагскую экспедицию…

Еще в первый день пребывания в заливе Сувла Сергей-младший, выслушав рассказ капитан-лейтенанта Голованова о совместных приключениях с вольноопределяющимся Кариметовым, смерил нового знакомца испытующим взглядом и сказал: «С этого момента вы, Александр Талгатович, кандидат в командиры. Лидерские качества у вас имеются, образовательный уровень соответствует, да и в деле вы показали себя наилучшим образом, так что, как только у нас появится бесхозное подразделение, так сразу в дамки, то есть в лейтенанты. Готовьтесь. А пока, в силу всех вышеуказанных обстоятельств, считаю обязательным ваше присутствие с правом совещательного голоса на всех военных советах и вечерних командирских посиделках. Еще одна умная голова нашему ареопагу не повредит».

Вот и сейчас, выслушав исторический экскурс, младший прогрессор кивнул и сказал:

– Скорее всего, вы правы, и наши новые пропаданцы пришли сюда из эпохи громких побед времен императрицы Екатерины. Но в связи с этим возникает вопрос к товарищу Гаврилову. Скажите, Василий Андреевич, вы сможете сдержать свое пылкое классовое чувство при встрече с дворянами-крепостниками середины восемнадцатого века? Я говорю об этом совершенно серьезно, потому что нам сейчас требуется избежать любых конфликтов с теми, кого мы в будущем видим гражданами Аквилонии. Наша задача – забрать отсюда этих людей, всех, до последнего человека, а не устраивать с ними маленькую гражданскую войну.

– Я вас понимаю, товарищ Петров, – с серьезным видом кивнул капитан Гаврилов, – и могу обещать, что буду сдерживать свое классовое чувство, если, конечно, не увижу на берегу чего-то вопиющего, выходящего за пределы обычных для этих времен методов поддержания воинской дисциплины.

– Люди, которые совершают вопиющее, никоим образом не годятся в наши сограждане, – сурово произнес Сергей-младший. – Только давайте не будем забегать вперед. Подобное решение должно приниматься не с кондачка, на основе эмоциональной вспышки, а после тщательного обсуждения. И вообще, я хотел бы, чтобы подобную проблему уже в Аквилонии решали товарищ Грубин и товарищ Орлов, которые значительно старше и опытнее меня. И только в случае категорического отказа командования разбившегося корабля от эвакуации я могу дать вам карт-бланш на самые решительные действия. Договорились, товарищ Гаврилов?

– Договорились, товарищ Петров, – ответил тот. – Такой подход меня полностью устраивает. Только я посоветовал бы вам взять с собой в качестве сопровождения не моих людей, а отделение из взвода товарища Акимова или товарища Авдеева – в подобной ситуации они будут вести себя гораздо выдержаннее.

– Это тоже правильно, – хмыкнул Сергей-младший. – На берег отправятся по одному отделению от каждого из этих двух взводов, а также одно отделение моих «волчиц», чтобы все было сразу решительно и без недомолвок. Товарищ Дамиано, распорядитесь спустить на воду обе шлюпки и установить у правого борта пассажирский трап. Мы идем на контакт.

Тогда же и почти там же, место крушения линкора «Азия».

Капитан первого ранга Толбузин и подчиненные ему офицеры со своего пригорка с интересом наблюдали за тем, что происходит на фрегате. Там грузовыми стрелами, сначала с одного, потом с другого борта, спустили на воду большие баркасы. Потом на обращенном к берегу правом борту установили парадный трап, и по нему в лодки стали спускаться люди в военной форме, в которых легко угадывалось большое начальство и его эскорт. Но больше всего господ офицеров удивило то, что странный акулообразный корабль, совершенно невообразимым способом двигаясь кормой вперед, подошел к борту фрегата и встал там на якорь. А после этого одна из лодок на короткое время подошла к низкому борту «акулы» и приняла оттуда двух человек. Потом гребцы налегли на весла, и оба баркаса без особой спешки направились к берегу.

– Ну что, господа офицеры, – сказал капитан первого ранга Толбузин, – пожалуй, нам тоже пора ступать на берег. И приготовьтесь: приближается решающий момент, когда мы узнаем, что это за такое странное место и каким макаром мы тут оказались.

– Это в том случае, Никифор Васильевич, – вздохнул лейтенант Балашов, – если эти люди сами ведают о сих великих тайнах, в чем я сомневаюсь. Возможно, это такие же несчастные, как и мы, коим повезло сохранить свои корабли, и теперь они ищут выхода там, где всегда был только вход.

– Возможно, вы правы, Иван Петрович, – кивнул Толбузин, – а возможно, и нет. Сие мы узнаем уже в самое ближайшее время.

Четверть часа спустя, почти там же, береговая линия.

Спустившись на берег в сопровождении группы матросов, приосанившегося отца Макария и доктора Манфреда Юнге, господа офицеры могли наблюдать приближающиеся лодки уже без подзорных труб. Люди в них были одеты в простые, без всякой вычурности, мундиры нескольких образцов, так что создавалось впечатление сборной команды, составленной из представителей разных родов войск, к тому же было невозможно понять, кто из этих людей офицер, а кто нижний чин. Впрочем, решили офицеры, гребцы – это наверняка солдаты или матросы, а те люди, что стоят на ногах, вглядываясь в берег, принадлежат к офицерскому сословию.

И вот, когда у людей в лодках уже было можно разглядеть лица, корабельный секретарь Петр Бородин вдруг встрепенулся, повел носом, будто учуяв вкусное, и ошеломленно произнес:

– Господа… А ведь голорукие и голоногие матросы, да и солдаты в пятнистых мундирах – это же самые настоящие бабы! Ну да, бабы… то есть девки, разрази меня молнией Илья-пророк!

– Остыньте, Петр Ипатьевич, – вполголоса сказал капитан первого ранга Толбузин, – не позорьте нас перед… соседями своим чрезмерным мужским возбуждением. Обратите внимание, что все эти особы дамского пола вооружены наравне с мужчинами, и вид имеют вполне серьезный и решительный. Быть может, в этом государстве так заведено, что лица дворянского сословия с молодых лет служат в армии и на флоте без различия пола. А теперь тихо! Они уже совсем близко.

Вот обе лодки почти одновременно мягко ткнулись носами в песчаный пляж, и первым на берег соскочил молодой человек в пятнистом мундире. Вслед за ним последовали остальные. При этом командиры неспешным шагом подходили к вышедшему вперед молодому предводителю, а нижние чины позади них вытягивались в цепь вдоль берега или оставались на своих местах в лодках. И опять никакой враждебности ни в лицах, ни в позах высадившихся на берег Толбузин не заметил. Его, конечно, удивила крайняя молодость вожака пришельцев, который едва ли был старше любого из мичманов его команды, но командир «Азии» старался не показывать своих чувств. А вдруг этот юноша – наследный принц или вообще правящий монарх? Вон, император Петр Великий тако же чуждался роскошных одежд, предпочитая им одеяние корабельного шкипера или же преображенский мундир – такой же, как и у его солдат.

Каперанг сделал шаг вперед и для начала заговорил на русском языке, впоследствии намереваясь повторить сказанное по-французски, по-английски и по-немецки.

– Приветствую вас, господа незнакомцы! – заявил он. – Я капитан первого ранга Никифор Васильевич Толбузин, командир линейного корабля «Азия» русского императорского флота, потерпевшего крушение в этом злосчастном месте. Теперь будьте добры назвать себя, огласить название своего государства, флаг которого мы не смогли опознать, и сообщить нам, где мы оказались, если вам, конечно, ведома сия великая тайна.

– Приветствую вас, Никифор Васильевич! – на таком же русском языке ответил младший прогрессор. – Я Сергей Васильевич Петров, полномочный представитель Правящего Сената Народной Республики Аквилония. Должен вам сообщить, что вы все оказались не «где», а «когда». Одной только волей Всемогущего Господа вас отбросило на сорок тысяч лет в прошлое – в те времена, когда на земле беспомощное человечество еще кутается в шкуры, а на небесах идет вечер шестого дня творения.

Офицеры «Азии ошарашенно переглянулись, а отец Макарий, вдруг вскинув перед собой наперсный крест, забормотал скороговоркой: «Тьфу на тебя, тьфу! Изыди, нечистый Сатана! Тьфу на тебя, тьфу!»

Но Сергей-младший и его спутники никуда исчезать не пожелали. Вместо того младший прогрессор пожал плечами и спросил:

– Никифор Васильевич, ваш батюшка перегрелся на солнце или с утра злоупотребил зеленым вином?

– Перекреститесь, Сергей Васильевич, – с серьезным видом произнес капитан первого ранга Толбузин. – Уж очень неожиданные и страшные вещи вы нам сообщили, поэтому перекреститесь, чтобы мы были уверены, что разговариваем не с посланцем Князя Тьмы.

Сергей-младший перекрестился (справа налево, как и положено православному) и добавил:

– Исповедую Одного и Того же Сына Божьего, Совершенного по Божеству и Его же Самого Совершенного по человечеству; Подлинно Бога и Его же Самого подлинно человека: из разумной души и тела; Единосущного Отцу по Божеству и Его же Самого единосущного нам по человечеству; Прежде веков рождённого из Отца по Божеству, а в последние дни Его же Самого для нас и для нашего спасения рождённого по человечеству. Одного и Того же, Сына Божьего, Единородного, познаваемым в двух природах неслитно, непревращенно, неразделимо, неразлучимо. При этом разница природ не исчезает через соединение, а ещё более сохраняется особенность каждой природы, сходящейся в одно Лицо и в одну Ипостась, не рассекаемую или различаемую на два лица, но Одним и Тем же Сыном и Единородным, Богом-Словом.

– Вы не упомянули имен Иисуса Христа и Девы Марии, – нахмурился каперанг Толбузин. – Хотя должен признать, что ни одно порождение Нечистого не способно наложить на себя крестное знамение.

– Ну какие же, Никифор Васильевич, могут быть Иисус Христос и Дева Мария примерно за тридцать восемь тысяч лет до Рождества Христова? – ответил Сергей-младший. – Как учит наш священник отец Бонифаций, имя того, кто в этом мире Шестого Дня Творения нераздельно и неслиянно соединит в себе божественную и человеческую природу, нам пока неизвестно. Никак. Оно останется в тайне до тех самых пор, пока не случится непосредственная Божественная Манифестация, напрямую указывающая на этого человека как на Сына Божьего. Впрочем, даже рассуждать на эту тему у нас в Аквилонии строжайше запрещено, ибо так можно договориться до жесточайшего религиозного раскола, когда у каждой группы непримиримых спорщиков окажется свой кандидат в Божьи Сыновья.

– Да, наверное, это действительно так, – сказал командир линейного корабля «Азия», сделав своим подчиненным знак молчать, пока он ведет разговор. – Но скажите, Сергей Васильевич, почему вы вообще решили, что среди вас должен воплотиться Божий сын? Как мне кажется, это очень большая самонадеянность, если не сказать большего.

Тот подумал и не спеша ответил:

– Мы, основатели Аквилонии, знаем об этом достоверно, потому что только нас в этот пустой еще мир заманивали возможностью начать новую жизнь с чистого листа, дав время на предварительную подготовку, а всех остальных хватали за шиворот и швыряли к нам на усиление, ни о чем не спрашивая и не предупреждая. Один такой заброс можно было считать случайностью, второй, возможно, тоже, а вот третий и четвертый, случившиеся почти подряд, показали, что это система, за которой стоит замысел персоны настолько могущественной, что ее никак невозможно отличить от Творца Всего Сущего.

– Так быть может, с вами в свои игры играет дьявол? – спросил каперанг Толбузин. – Этот господин тоже горазд на разные чудесные штуки.

– Могущество дьявола сильно преувеличено, – ответил Сергей-младший. – Этот господин действует чужими руками, опираясь на людскую алчность, злобу, похоть, ложь, глупость и невежество. Но это совсем не про нас, потому что мы с самого начала решили, что будем этому миру не господами, а учителями и наставниками, что никогда и никому не будем лгать, и всегда будет докапывать до сути явления, а не действовать исходя из первого побуждения. Победив врага на поле боя, мы не убиваем выживших и не обращаем их в рабство, а стараемся превратить их в своих полноправных сограждан. Один умный человек однажды сказал: «Ты ответственен за тех, кого приручил», а мы добавили к его словам «и за тех, кого победил». Нет, дьявол не стал бы нам помогать ни при каких условиях, ибо мы не из его когорты. Напротив, там, у нас дома, в двадцать первом веке от Рождества Христова, ход человеческой истории Нечистого, я думаю, вполне устраивал. Человечество там полностью погрязло в так любимых им пороках, неумолимо сползая в мутную трясину, откуда уже не будет возврата, а отдельные голоса разума тонули в бессмысленном гомоне зажравшихся толп.

– Вы, Сергей Васильевич, происходите из двадцать первого века от Рождества Христова? – спросил Толбузин, будучи потрясен до глубины души.

– Так точно, господин капитан первого ранга, – подтвердил тот. – Нас, основателей, выманили сюда из две тысячи десятого года… Но это далеко не все. Совсем недавно выяснилось, что Творец уже проводил локальные операции по изменению человеческой истории. Вот, стоящий рядом со мной поручик Авдеев был участником одной такой операции, когда эскадра кораблей с десантом на борту из две тысячи двенадцатого года была перенесена в тысяча девятьсот четвертый год на одну злосчастную для Российской империи войну. Там ваши товарищи военные моряки сначала показали супостату, куда на зиму улетают русские раки, а потом сделали так, что на российском троне неуспешный монарх Николай Второй сменился его вполне успешным младшим братом Михаилом. И, независимо от этого случая, подпоручик Акимов был участником переноса другой корабельной группировки с другого флота из две тысячи семнадцатого года на ту же самую войну, с похожим, впрочем, результатом. Только там в результате политических пертурбаций на трон вместо Михаила на трон взошла его младшая сестра императрица Ольга, а Михаил стал ее помощником и правой рукой. А потом оба этих достойных офицера с похожих в общих чертах русско-турецких войн попали к нам сюда, в мир до начала человеческой истории.

– Отправляя нас на первое задание, – хрипло произнес поручик Авдеев, – нас напутствовали словами «Поступайте по совести». Это мог быть только Господь, потому что для Сатаны совесть – это пустой звук. И мы сделали все что могли: честно и гордо подняли славу русского воинства на недосягаемую высоту, а потом стали опорой трона новому императору, взявшемуся исправлять злосчастную судьбу российской державы.

– Нам при отправлении никто ничего не говорил, но поступили мы точно так же, ибо иначе невместно, – добавил подпоручик Акимов.

Информацию о том, что сто тридцать лет спустя в Петербурге случились государственные перевороты, офицеры линкора «Азия» приняли спокойно, даже как должное. В их собственном мире одиннадцатью годами ранее произошли похожие события, когда гвардия, поднатужившись, сковырнула с трона дебиловатого императора Петра Федоровича, заменив его на урожденную немку Софию Августу Фредерику Ангальт-Цербстскую, в православии императрицу Екатерину Алексеевну Романову. И ничего, доблестное русское офицерство приняло эту замену с одобрением, а сам капитан первого ранга Толбузин, тогда лейтенант, даже принял в тех событиях посильное участие, хотя и делать там тогда ничего не надо было. Господ офицеров немного шокировало то, что в Российской империи того времени не нашлось внутренних здоровых сил, способных сначала выиграть войну, а потом свершить рокировку на троне, из-за чего пришлось вмешиваться самому Всевышнему, использовав для этого таких же русских, но из более поздних времен. И сама идея Божественного вмешательства в историю тоже была ими воспринята как должное, ведь фельдмаршал Миних уже произнес свою историческую фразу: «Россия управляется непосредственно Господом Богом. Иначе невозможно представить, как это государство до сих пор существует».

Смутило их другое…

– Идея замены в Российской империи малоуспешного монарха на его прямую противоположность нам понятна, – сказал капитан первого ранга Толбузин. – Непонятно нам то, какую цель имеете вы, господин Петров, и ваши товарищи, управляющие сейчас Аквилонией, в эти невозможно далекие времена, когда никакой России еще не существует вовсе…

– Сначала мы не имели никакой цели, кроме того, чтобы, удалившись от суеты умирающего мира, прожить остаток жизни в условиях первозданной природы, – честно признался Сергей-младший. – Но потом нас начал вежливо, но настойчиво поправлять тот, кто и задумал этот эксперимент, намекая, что мы неправильно воспринимаем поставленную задачу во всем ее диалектическом многообразии. И тогда мы решили, что там, где находимся мы, там и будет Россия…

– Погодите, Сергей Васильевич… – поднял руку Толбузин, – ваша мысль прекрасна по своей сути. Но, скажите, какая же может быть Россия, если в эти времена русскими могли быть только вы и ваши товарищи?

– Это немцем, датчанином, китайцем, англичанином или французом надо родиться, а вот русским можно стать, – ответил тот. – Такова особенность нашего с вами народа, в самом начале своей истории составившего себя из разноплеменной этнической массы, главным в которой был славянский элемент. Посмотрите на этих девиц позади меня. Они родились в местном клане Волка, выросли в полной дикости, но два с половиной года назад попали в наши хорошие руки, и за это время изрядно обрусели. Таких в настоящий момент у нас уже несколько сотен, и пополнение продолжает прибывать. Местные женщины все молоды, ибо до пожилых лет тут не доживать никто, а еще пластичны и податливы в культурном смысле – а потому они достаточно легко воспринимают наш язык, обычаи и порядки. Еще в самом начале нашей истории к нам почти на порог забросили два десятка наших современников из Франции, которые к настоящему моменту тоже успели изрядно перенять наш язык и повадки. Потом к нам забросили одного французского дворянина из примерно ваших времен и три десятка бриттов-думнониев из седьмого века христианской эры, среди которых был священник отец Бонифаций. Так в нашем народе появилась своя Церковь…

– Так, погодите! – воскликнул каперанг Толбузин. – Ваш священник – он что, латинянин?

– К вашему сведению, Никифор Васильевич, в седьмом веке церковь еще не разделилась на восточную и западную, – строго возразил Сергей-младший. – Кроме того, бриттов крестили миссионеры, прибывшие не из Рима, а из Александрии, так что они по полному праву могли считаться православными. В католичество Британию обратил только Вильгельм-завоеватель, притащивший с собой из Нормандии латинское духовенство. Отец Бонифаций – умный, стойкий, а также храбрый в человеческом и духовном смысле священник, который пришел из тех времен, когда злобные язычники еще бродили по Европе толпами. Именно он распознал, что раз нас всех тут так интенсивно собирают, то на это имеется Божий Замысел, воплощать который начали мы, Основатели, а завершать его должен будет воплотившийся Сын Божий, потому что иначе не может быть. Ну а потом, почти сразу, к нам убивать и грабить явилась тысяча легионеров из времен Цезаря, и тогда отец Бонифаций по собственной инициативе вышел к ним один уговаривать жить в мире и согласии. В ответ они забросали его своими копьями, и когда отец Бонифаций упал, наши товарищи наперехлест ударили по римлянам из трех станковых пулеметов одновременно, ибо когда в парламентера бросают копья, то можно уже все. После такой горячей встречи половина этих оглоедов умерла сразу, а остальные сдались к нам в плен…

– Постойте-постойте, Сергей Васильевич… – прервал каперанг, – а что такое станковые пулеметы?

Сергей-младший жестом подозвал к себе Бьерг, и та передала ему в руки заряженный пулемет Льюиса.

– Вот, Никифор Васильевич, – сказао он, – это машинка для массового истребления людей называется пулеметом. Изобретена она в конце девятнадцатого века, и является далеким потомком ваших штуцеров. То, что я сейчас держу в руках, это ручная версия, а станковый пулемет выглядит и действует еще серьезнее. За один удар человеческого сердца это устройство успевает сделать десять выстрелов, и незаменимо в тех случаях, когда враг прет на тебя одной плотной массой. Эффект, как от взмаха косы на росистом лугу. Вжик – и все уже лежат и никуда не идут.