Хребет Вервины

Вчера вечером в разговоре с трактирщиком гости все же немного солгали, отвечая на расспросы. В определенном смысле они действительно были солдатами, но не обычными. Гарип и Хельмут – боевые ворожеи, состоящие на военной службе и носящие звания Перита и Мастрота, относящиеся только к иерархии ворожеев, исходя из их способностей к управлению силой. Мастрот – высшая по способностям в Третьем мире форма владения ворожбой, ниже нее идут Перит, Эринт и Ван, то есть ученик. Все эти уровни люди почерпнули из книг об обучении ворожбе во Втором мире, сохранив даже оригинальные названия, но переработав содержание под понятные для текущего времени принципы, описав это уже в своих работах, и теперь любой, кто умеет читать, может с ними ознакомиться в библиотеках Кругов. От себя они добавили лишь два неофициальных «титула», использующихся только в устном обращении. Первый «титул» – блазень, так они называли учеников, освоивших самые основы ворожбы и сбежавших с учебы или из армии, в дальнейшем промышлявшие развлечением людей, соблазнением противоположного пола или мелким разбоем. Это оскорбительная форма, но она вполне соответствовала поведению тех, кто распоряжался своими навыками как попало. Существовал еще один «титул» – покляп, это разновидность блазня, но с той оговоркой, что покляп толком не умеет управлять силой ворожбы, а потому не просто злоупотребляет своим даром, но еще и вредит, например, спалит что-то или затопит поля дождями и тому подобные случайные проделки. В последние годы по всей Вервине расплодилось много блазней и покляпов, зарабатывающих на жизнь своим искусством, как это стало прилично в народе называть, и все бы ничего, но их число создало проблемы, не позволяющие в должном количестве рождаться новым ворожеям или развивать свои навыки уже опытным. Юные блазни, едва освоив простые вещи, бежали из Кругов в города и деревни, развлекая или дуря там народ, и вели распутный образ жизни и в целом пользы не приносили, тем не менее народ их любил и покрывал. Определенная часть общества считала, что будущее ворожбы именно в подобном воплощении, но никак не в превращении силы Большого мира в оружие.

Когда проблема стала критичной, все чаще начали звучать идеи, что нужно принимать самые суровые меры по борьбе с не просто бесполезными, но вредными ворожеями, и тогда Великий Круг принял решение, поддержанное главой армии Волваром, о необходимости формирования боевой группы по отлову и истреблению блазней и покляпов, дабы открыть путь новым ученикам и дать шанс укрепить знания опытным. Около двух лет назад они собрали шестнадцать сильных ворожеев, спустя время разделив на группы по два человека, которым давались наводки по местоположению блазней. Охотников на блазней стали называть Мороками. Почти сразу же Мороки обрели дурную славу в народе: их боялись, ненавидели, презирали. Одного Морока смогли даже убить, а чуть позже еще один Морок погиб в сражении с чуром: лесным чудищем, мощным, покрытым шерстью, с острыми когтями, обитающим в основном в холодных частях. (Чур примерно в два с половиной раза больше человека, намного сильнее и заметно быстрее. Это чудище искусственно создано и осталось из Второго мира). Именно тогда Мороки стали путешествовать по двое, хоть это и стало огромным расточительством, посылать двух боевых ворожеев за одним-двумя блазнями, но риски требовалось учитывать. Про Мороков ходили слухи, будто они сами едва ли не чудища, ездят только на вороных лошадях, закованных в черную броню, носят длинные черные кожаные плащи с капюшонами, на руках стальные наручи и перчатки с когтями, и будто глаза их горят огнем, а ворожба страшнее любой, виданной ранее. Этот фольклорный образ нравился главе Великого Круга, и он с радостью усиливал эти слухи и культивировал образ все более страшных посланников смерти, благодаря чему настоящие Мороки ездили по землям под видом солдат и внимания не привлекали. Помимо того, самых трусливых блазней встреча с потенциальным чудищем, рыщущим строго в поисках их, отпугивала, и они бросали свое дело, чем сохраняли себе жизнь, постепенно растрачивая силы без практики.

Каждый год Вьялица считалась идеальным днем для охоты на блазней. Многие люди, порой даже из самых низов, все равно старались пригласить на торжество ворожея, чтобы он показал чудеса и развлекал гостей, это придавало вес торжеству, а где и вовсе считалось залогом успешного брака, скрепленного силой ворожбы. Иные полагали, что после такой свадьбы у молодых непременно родится ворожей, но на самом деле с этим не существовало никакой связи, и даже у самих ворожеев крайне редко дети получали такую же способность.

Гарипу и Хельмуту выпало уже привычное им направление в сторону Сланы, в окрестности которой их чаще всего отправлял Круг. За время пути они уже убили двух блазней, и сегодня их ждал как минимум один на свадьбе и еще двое рядом с городом. Это хороший результат для столь короткого отрезка времени и почти что одного места. Блазни знали, что на свадьбу за ними могут явиться Мороки, но каждый раз им казалось, что они почувствуют приближение другого ворожея, впрочем, это заблуждение, только сильные ворожеи могут полагаться на чутье и интуицию, иные же редко могли развить свой разум до таких способностей. Тем не менее, вера в собственные силы часто оказывалась губительной для неподготовленных ворожеев.

Все Мороки – в первую очередь не только охотники на блазней, но и солдаты, формирующие отдельную боевую группу, при необходимости способную уничтожить вражеских солдат, не вступая с ними в прямой контакт. Общее количество боевых ворожеев Вервины равно сорока, шестнадцать из которых все время заняты своим смертоносным ремеслом. Еще есть около девяноста ворожеев, кто в разной степени владеет навыками, но применяет их в других областях, таких как дипломатия или инженерное дело, либо является Ваном, только осваивая боевые способности. Число блазней и покляпов оценивают примерно в полторы-две сотни человек, но главная беда в том, что количество их время от времени пополняется, а охота на того или иного может продолжаться неделями, а порой и месяцами. В прежние времена одних боевых ворожеев было около ста пятидесяти человек, что обеспечивало непобедимость армии. Однако с тех пор, как начал царствовать Верзит Смелый, сын Хектора Стены, все начало меняться.

Хельмут родился в самом дальнем восточном городе Вервины, носившим название Соловец. Когда ему было четыре года на престол взошел Верзит, прозванный народом Смелый, преимущественно за смелось в делах, идущих наперекор тем идеям, которые поддерживал его отец. Даже во времена Хектора, правившего народом, не знавшим войн, возникали очаги недовольства касаемо ворожеев. Народ считал, что ворожеи получают слишком много привилегий, а в Круги уходит слишком много налогов, они полагали, что это избыточно, однако Хектор, военный человек, всю юность потративший на сражения на юге континента и давший слово сохранить Вервину крепкой и нерушимой, нещадно давил любое инакомыслие и карал не только бунтарей, но и баламутов. Но когда он скончался, получив смертельное ранение в тренировочном бою прямо в своей крепости Вельмир, сын принял Вервину и дал ей новый путь. Приняв правление, он спустя некоторое время произнес свое великое: «Войны закончены». После этого начался период реформ и наступления небывалых до того свобод.

Первыми на себе это ощутили ворожеи. Было принято решение сократить их число на пару десятков человек, убавить им жалование, лишить некоторых преимуществ и мест в армии. Великий Круг и подчиненные ему Средние и Малые Круги получали все меньше налогов и переходили на частичное либо полное самообеспечение, часто уходя под контроль местных городских правителей, тогда как и сама Вервина начала приобретать черты дробления с усиливавшимся влиянием кланов, что в скором будущем негативно сказалось на сборах налогов и упадке сельского хозяйства из-за стычек глав городов и других мелких правителей, что загоняло в бедность простых людей, сформировав даже для таких слоев определение – беспроторица. Люди из беспроторицы бросали свои селения и бежали в города в поисках лучшей доли, оставляя земли пустовать.

Юный Хельмут попал на обучение в Круг в городе Опаница (самый северный из всех поселений Вервины) в шесть лет, после гибели его семьи. Еще через четыре года ворожеев лишили собственной формы и знаков отличия, чтобы они видом своим не раздражали народ и чиновников разных мастей, по-прежнему недолюбливающих их и требующих сокращения расходов на Круги. Верзит смело шел навстречу пожеланиям своих подданных, как говорят, преследуя идею изменения самой сути ворожбы, ее предназначения. В то же время многие ворожеи уезжали из Вервины и поступали на службу в другие земли, за что их клеймим изменниками, а самих ворожеев презирали все больше.

На фоне происходящих процессов все сильнее ухудшалась система обучения. Несколько Кругов были вынуждены закрыться из-за нехватки средств, еще два Круга оказались разграблены и разрушены восставшим народом, в итоге за это никто не был наказан. Чтобы выжить, Круги начали брать деньги за обучение ворожеев в обход правил, сперва осторожно, а потом и в открытую, при этом стараясь давать лишь поверхностные знания, но большинству этого хватало, чтобы устроиться в мире и стать тем ворожеем, которого любят в народе. В это же время уже взрослый Хельмут, изначально планировавший избрать путь дипломата, перешел на военную службу, прилагая огромные усилия для развития разума и освоения боевых навыков. Для того, чтобы закалить силы он четыре года провел в путешествиях, собирая знания по центру и западу континента, и вернулся в Вервину Перитом, и еще через несколько лет достиг уровня Мастрота.

Упадок образования и контроля за ворожеями породил недовольство иных Кругов по всему континенту. Несмотря на то, что преимущественно большая часть ворожеев рождалась именно в Вервине, по причине скопления камней на ее землях, и это напрямую мало влияло на количество рожденных ворожеев в других местах, общий баланс тем не менее нарушался и это приводило к повсеместному ослаблению. Круги из других земель всегда призывали иметь десять, но сильных ворожеев, чем триста, но никчемных блазней, своей слабостью и многочисленностью рушащих порядок и не поддающихся контролю. Прежде Круги по всему миру исправно поддерживали связь, а Великий Круг Вервины брал на себя ответственность по полному надзору над числом и знаниями своих ворожеев, теперь же все выходило из-под контроля и иные Круги выражали недовольство «Хранителям камней», порой разрывая с ними отношения и признавая Великий Круг из Рестонии новым главой, постепенно исключая Вервину даже из переписки. В первые годы дело доходило даже до Правителей, и Верзиту Смелому писали его «братья», как он звал Правителей других государств, с просьбой разобраться, но чаще все ограничивалось лишь указами, которые уже никто не исполнял, а ненависть к ворожеям росла, так как отныне народ полагал, что упадок качества их жизни связан с тем, что ворожеи тайно получают еще больше, чем получали прежде, и число их в действительности премного велико.

В Вервине доминантными становились институты торговли и политики, отодвигая армию назад, и всякий раз добиваясь новых уловок и подходов к Верзиту, чтобы он все время перераспределял финансы и направлял их на другие направления. Важным аргументом, сочившимся от низов беспроторицы до вершин кланов, было то, что Вервина ни с кем не воюет, никто уже не помнит последнюю войну и зачем тогда столько сил и средств тратить на это, когда есть другие возможности, а в других государствах ждут новых форм отношений с зачахшей на своем севере Вервиной.

Последним поводом, вынудившим боевых ворожеев уйти в тень, стало народное движение, декларировавшее, что именно боевые ворожеи погубили Второй мир и если не прекратить это поощрять, то они же погубят и Третий. Это течение стремительно набирало оборот и иногда принимало крайне резкие формы, доходя до насилия и погромов. Правитель Верзит старался осторожно лавировать на мнениях масс и своих приближенных, а также армии, не запрещая движение, но и не одобряя. Он негласно оставил это непопулярное решение на откуп войск. Тогда уже войска лично давили восстания, но и здесь случались прецеденты, когда молодые рекруты переходили на сторону восставших. Таких обычно ждал трибунал, про которые Верзит предпочитал не знать. Последней каплей народной ненависти стали Мороки. Кто-то считал их вымыслом, кто-то верил, кто-то боялся, кто-то нет. Полумиф, гулявший в народе, тем не менее наводил трепет, и любой, кто желал смерти боевому ворожею, не хотел бы встретить его в реальной жизни и повторить это вслух. Все это сделало основную силу некогда непобедимой армии тайным оружием, сросшимся с основными войсками, и те, кто помудрее жили в тревожном ожидании от мыслей, что же произойдет, если новая война все-таки случится.

***

Приближаясь к землям Сланы, Хельмута и Гарипа нагнали шестеро человек на лошадях и потребовали остановиться.

– Куда скачите, солдатики? – фамильярно спросил немолодой, пухлый мужчина в армейских, потасканных доспехах, с пропитым лицом и кривым глазом, улыбаясь желтыми зубами. Спутники его выглядели примерно так же, но некоторые чуть хуже, даже если были моложе.

– Тебя ничего не смущает? – спросил Хельмут.

– Не понял.

– Перед тобой два офицера армии Вервины, дубина. Ты ослеп что ли?

– Ах! Да, да. Вот досада. Зрение, знаете, подвело. Глаз плоховато видит, – отвечал человек с нескрываемой насмешкой. – Мы тут очень уважаем офицеров, правда! Ну так вы уж, ваша милость, меня извиняйте за грубость, а все же позвольте спросить, куда путь держите? Мы патрулируем тут, знаете ли, окрестности, мало ли здесь проходимцев, хоть бы даже и в форме. Форма нынче ничего не говорит, форму можно и украсть, можно и с трупа снять. Ну, так куда скачите?

– Мы едем на свадьбу, – спокойно отвечал Хельмут.

– Ха, ну конечно-конечно, Вьялица же! Праздничек! Все едут на свадьбу куда-то. И откуда вы будете, ваша милость?

– Из Вирмы.

– О, да вы столичные ребята! Далековато вас занесло. А ведь по вам сразу видно, что столичные, что деньги есть.

Вся шайка одобрительно начала качать головами и одобрительно гудеть, как бы подтверждая утверждение своего командира, что гости не из бедных будут. После такого дружного одобрения гостям будет крайне неловко оправдываться и строить из себя бедняков, во всяком случае уловка предполагала именно такое развитие.

– Чего надо? – все так же спокойно спрашивал Хельмут, хотя понимал что им надо и к чему идет разговор, но все еще надеялся обойтись без драки.

– Хм, ладно, не буду тянуть. Мы собираем налоги за проезд по нашим землям.

– Даже с офицеров армии? И кто собирает, и куда идут налоги?

– А вот это не твое дело, солдатик, – прохрипел другой человек и вытащил топор. Остальные повторили за ним и все шестеро всадников обнажили оружие.

Хельмут устало посмотрел на них и спросил:

– И сколько стоит проезд?

– Вот это другой разговор, голубчики, другой разговор. Проезд обойдется в четыре… нет, в пять златников.

– С каждого! – прокричал другой.

– Да, с каждого, – повторил главный.

Хельмут и Гарип переглянулись, и немного подумав, Гарип сказал своему спутнику:

– Нет, это слишком дорого.

– Согласен. Мы не будем платить, – сообщил всем Хельмут.

– Так даже лучше, – ухмыльнулся главный, и лягнув лошадь, успел рвануть вперед, но спустя мгновение Хельмут картинно вскинул левую руку и противника отбросило назад мощным ударом, точно его сбил огромный поток воздуха.

Враг отлетел к дереву и неудачно ударившись о него упал и сломал спину.

– А-а-а-а, ворожеи! – завопили сборщики налогов и хотели броситься в рассыпную, но теперь уже Гарип использовал заклинание и прошептав его, навел пугающую лошадей иллюзию, наполнившую пространство массой зеркальных фрагментов, искажающих все вокруг и пропитанную густым туманом с примесью отравляющих газов. Животные запаниковали, стали метаться, истошно ржали, выпучив глаза, и в итоге сбросили своих всадников.

Больше Мороки не тратили силы на заклинания, и добили остальных мечами, а те от страха едва смогли сопротивляться. Временно живым оставался главарь, лежавший с поломанной спиной и просивший добить его, параллельно переходя на проклятия в адрес ворожеев.

– Кто собирает налоги? – спросил Хельмут.

– Это Рыц, посадник Сланы, – прохрипел умирающий.

– Хм, этому-то чего не хватает? – заметил Гарип, взглянув на Хельмута. Тот негодующе покачал головой.

– Пожалуй, можно будет заглянуть к нему. Я давно хотел с ним встретиться.

– Не стоит, Хельмут, это не наше дело. Нужно будет попросить Волвара, чтобы он прислал сюда целый батальон, желательно под командованием Харалуга, он такое любит. Видимо, местная армия служит не тем целям, – сказал Гарип.

– Ну, а ты кто, бывший солдат, да? – снова обратился Хельмут к грабителю, ничего не ответив Гарипу.

– Да, – сквозь зубы цедил грабитель, изнывая от боли.

– Мы облегчим твои муки, – равнодушно сказал Хельмут и воткнул в него клинок, принадлежавший самому главарю.

Оттащив трупы подальше от дороги, Мороки двинулись дальше.

– Рыц, вот скотина. Всего несколько лет, как посадник, а так запустил этот край. Помню, я посещал эти земли лет шесть назад, тогда здесь был порядок, не то что теперь. Сколько не крутимся здесь, все время что-то идет наперекосяк, – негодовал Гарип.

– Да, я много наслышан о нем, как о посаднике. Плохого, как ты понимаешь.

– Ведь он же родственник Верзита, правда?

– Да, правда. Я хорошо помню его еще ребенком, он всегда был алчным и злым. Я очень удивился, когда Верзит посадил его на это место, хотя он был совсем еще юным, не имея ни опыта ни права править.

– Напомни, что случилось с прошлым посадником? Насколько я помню, это был хороший мужик.

– Женщина. Это была женщина. Я хорошо знал ее. Она правила жесткой рукой, но была справедлива. Верзит просто убрал ее одним приказом, а Рыц… он потом подстроил что-то и ее убили здесь же, в Слане. Он боялся ее. Я приезжал на ее похороны, и уже тогда ощущал, что этот край ждут темные времена.

– Точно! Я позабыл детали, оказывается. Не понимаю, что двигало Верзитом… Так хотел угодить племяннику или кому-то из своего клана?

– Я тоже многого не понимаю, Гарип.

Хельмут замолчал, опустив голову и сомкнув губы. Гарип догадался, что ворожей не хочет обсуждать эту тему, словно она наносит ему какую-то личную травму, а потому предпочел сменить тему.

– Это был Кик? – спросил Гарип, имея в виду заклинание, которым Хельмут отбросил первого противника.

– Да, Кик.

– Ты призываешь его с Мари?

– Да, я чувствую на Мари огромной мощи ветра и ураганы, Кик откуда такой силы, что я почти не напрягаюсь. Люблю Марь.

– И ты даже рта не открыл, чтобы его произнести?

– Мне достаточно произнести про себя, для такой силы достаточно. Если бы я хотел призвать ураган, наверное, пришлось бы открывать рот.

– Мастрот, что тут скажешь, – важно, но с улыбкой заметил Гарип и оба слегка рассмеявшись поехали вперед.

Прошло не более половины минуты, как тишина оказалась нарушена.

– И хоть бы раз все прошло гладко, – как бы сам с собой разговаривая произнес Гарип.

– Я помню времена, когда все было гладко. Лет тридцать назад.

– Помнишь? И сколько тебе было тогда? – смеясь спросил Гарип.

– Больше, чем тебе, уж точно.

Они снова некоторое время ехали молча, пока на горизонте не показалось место, по описанию похожее на Заполицу. Они притормозили лошадей, разглядывая поселение издалека после чего медленно двинулись дальше.

– Может не вовремя, но я вот что хотел спросить: почему ты возишь с собой второй меч, но никого им не убиваешь? Я вообще не помню, чтобы ты его использовал по назначению.

– Почему? Использовал и не раз. Но вообще это подарок Вейи. Я вроде как ценю ее… убеждения.

– Тебе не кажется противоречивым, что женщина, так яро ратующая за дипломатию и не признающая насилия подарила тебе меч? Что она хотела этим сказать? Может это обратный намек? Ну, понимаешь?

– Это не твое дело, Гарип.

– Ха, ладно, не хочешь говорить – как хочешь.

– Да просто я сам не знаю для чего она мне его подарила, – слабо посмеявшись ответил Хельмут.

Спутник в голос рассмеялся в ответ, но раз уж разговор пошел, решил задать еще пару вопросов об интересующем его оружии.

– Он ведь зачарован пыльцой этот меч?

– Да, Вейя даже имя ему придумала. Рачина. Так она его назвала. Его зачаровали кузнецы из Скаллавы, когда она была там с посланием от правящего двора. Это очень удобное оружие, попробуй при случае подержать его в руках. Совершенный баланс и вес, крепкая сталь и, наверное, самая лучшая рукоять, которую когда-либо обнимала моя ладонь.

– Ты такой поэтичный, Хельмут, когда говоришь об оружии или женщинах, – шутил Гарип, – может ты не тем занимаешься в жизни?

– Может быть.

– А что? Сочиняли бы оды, ставили спектакли на праздниках, с Правителями да кланами якшались. Жили бы идеально, а не вот это всё, – развел руками Гарип, указывая на подтаявшую дорогу, голые деревья и почерневший снег.

– Подумаю над этим, Гарип. Обязательно подумаю, – без интереса отвечал Хельмут.

Гарип снова решил вернуться к более приятной для спутника теме и спросил про меч:

– Это же та самая редкая пыльца Ятима, ей он зачарован?

– Да, Ятимой, – охотнее отвечал Хельмут. – Я обращаюсь к Мари перед боем, и при взмахах образуются вихри (как-нибудь покажу), противников разбрасывает, но велик шанс, что они не умрут. Представь себе, что ты орудуешь гигантской и быстро вращающейся ветряной мельницей. Потрясающий эффект.

– И правда, что Ятима не разрушает оружие со временем?

– Да, Ятима не вредит стали.

– Главное преимущество! Мой клинок зачарован Вирой, и всякий раз как я вызываю огонь для него, всем телом чувствую, как он страдает. За год-полтора Вира разрушает клинок. Если использовать не часто, как ты понимаешь.

– Мой второй клинок тоже зачарован Вирой. Пыльца из вулкана в Засекских горах, кстати, я родился там недалеко. Я назвал клинок Востра.

– Ты теперь всему оружию даешь имена? – рассмеялся Гарип.

– Так делали ворожеи во Втором мире. Это дань традиции. Наверное. Если мы эту традицию правильно понимаем.

– Хм, я не знал. Подумаю над этим, может даже назову свой меч…

– Мы на месте, – перебил его Хельмут и остановил лошадь.

Перед Мороками открылось изящное по своей красоте место. Горы вдали придавали объем красивому, заснеженному ландшафту, в ледяных глазницах озер поигрывал свет от поднявшегося над горизонтом Багреца. Людей собралось много, часть из которых спешили на ярмарку, иные прибывали на свадьбы. Здесь играли не менее трех свадеб за раз, и всех должен был развлекать один блазень, поочередно перемещаясь между торжествами. Так и людям дешевле и ворожею выгоднее. Мороки двинулись вперед, обгоняя пеших и внимательно рассматривая округу. Все выглядело спокойно, обыденно, намечалось большое и долгое веселье. Кто-то уже успел поднабраться с утра, другие устраивали шумные игры, продавали все что ни попадя, и то и дело норовили прицепиться с предложением к двум солдатам, не отличая офицеры они или рядовые, главное, что выглядели не бедно. Помимо Гарипа и Хельмута здесь попадались люди в военной форме: кто-то следил за порядком, иные отдыхали, поэтому эти двое особенного внимания к себе не привлекали. Спустя немного времени они оставили лошадей у постоялого двора, устроились на скамье при одном трактире, откуда хорошо виднелось сразу две свадьбы, поодаль друг от друга.

– Видишь блазня? – спросил Хельмут.

– Пока что нет.

– Но он определенно где-то есть.

– Чутье не помогает?

– Нет. Видимо он пока ничего не совершает, скорее всего пьет или девок веселит обещаниями. Ладно, смотри во все глаза по сторонам, особенно за той, дальней свадьбой, а я пригляжу за этими.

Хельмут внимательно рассматривал гостей на свадьбе, глядя то на одну толпу, то на другую. Оба праздника походили друг на друга и если не знать, могло показаться, что люди на общем обряде. Даже наряды, подобранные гостями, выглядят одинаково. Женщины и мужчины носили элементы одежды, содержащие фрагменты Ижаррецкой росписи, а иные использовали южную роспись Тталь, со сложными плетениями и узорами, которую давным-давно придумали в поселениях на юго-востоке. Только в тех местах умели создавать роспись в самом лучшем ее воплощении, откуда торговцы развозил ее по всей Вервине, а в случае же Заполицы роспись просто копировали, в целом довольно неплохо. Эта роспись использовалась в оформлении столов и стен как снаружи, а также и внутри. Между тем на столы уже подавали пироги с птицей и ягодами, сбережёнными с лета, разливали популярную в Вервине цежь, в виде густого напитка из ягод, подавали пиво и брагу, для молодых доставили шерт – хмельной напиток, традиционно выпиваемый как на свадьбах, так и при заключении сделок. Принятие шерта считалось чем-то вроде договора, нарушить который было не то чтобы нельзя, но крайне нежелательно, так как это повлекло бы за собой непонимание со стороны общества. Все решенное с шертом обретало «каменную» форму.