Воскрешающий легенды

Монах Мэй недовольно зацокал языком, прощупав пульс больного хунтайджи.

– Надо покой. – Он еще плохо говорил на языке ойратов. – Хунтайчи надо постель.

– Чего ты стоишь?! – грозно заорал скрюченный болью Эрдэни. – Вылечи меня!

Никогда прежде Батур не ощущал ничего подобного. Казалось, будто кто-то вонзает в его череп острые спицы. Тупые постукивания сменились тягучими острыми спазмами. Подбежавшие слуги подхватили повелителя и перенесли его в наскоро поставленный шатер. Единственное, чего он хотел, – прекратить этот ад. Пусть даже для этого придется умереть.

Проклятый тибетец хоть и старался изо всех сил, лучше повелителю не становилось. Батур просто не мог больше сжимать голову руками, обманывая себя, что этим можно заглушить боль. Напрягшиеся как струны мускулы резко расслабились. Хунтайджи лежал на спине, распластав руки в стороны. Больная голова была уже не способна управлять телом.

Боль усиливалась, череп Эрдэни словно пронзали частоколом бесчисленные иглы. Последняя игла стала самой болезненной. Последняя, потому что после нее боль ушла. Однако еще быстрее исчезли все окружающие. Батур оказался один в пустом походном шатре. Странно, но вокруг стало очень тихо. Не фыркали лошади, не перекрикивались воины. Даже ветер не теребил сочную листву деревьев. Ни звука.

В том, что где-то рядом гуляет степной ветер, хунтайджи догадался по приподнявшемуся ненадолго пологу шатра. Он почувствовал, что уже может двигаться, и приподнялся на локте. Его глазам предстало нечто странное: по пустому шатру металось маленькое белое облако. Оно проносилось под самым сводом и резко опускалось к ногам Эрдэни. Вскоре оно стало сжиматься. И чем сильнее облако сжималось, тем опускалось ниже, продолжая кружить по шатру. Наконец это непонятное нечто остановилось. Прямо перед ошеломленным хунтайджи.

Батур всерьез засомневался, что видит все это наяву. Перед ним стояло (именно стояло!) крошечное, с детскую ладонь, облако. И внизу этого самого облака явственно проступали ноги – маленькие скрюченные полулапки. И такие же ручки. Больше всего облако напоминало новорожденного ребенка, правда, со слишком большой для такого крохотного тельца головой.

В детстве Батуру не раз доводилось слышать от стариков рассказы о духах. Никто не мог сказать, насколько они правдивы, ведь их передавали из уст в уста много сотен лет. Вспомнив свои давно забытые детские страхи, Эрдэни невольно передернулся. Челюсть предательски затряслась.

– Кто ты? Что тебе нужно? – дрожащим голосом спросил у облака хунтайджи.

– Я тот, кого нет! – отозвался еле слышным голосом дух.

– Кто послал тебя ко мне? – Хунтайджи начинал впадать в панику.

– Меня нельзя послать – я свободен!

– Что тебе нужно?

– Братик, таким, как я, уже ничего не нужно! – рассмеялся головастик.

– Почему ты назвал меня «братиком»?

Не поднимаясь на ноги, Эрдэни стал пятиться в глубь шатра, но расстояние между ним и духом не увеличивалось. Хотя ноги карлика оставались неподвижными, сам он двигался, причем с той же скоростью, что и хунтайджи.

– Почему ты бежишь от меня? – удивился дух, прекратив смеяться. – Разве я напугал тебя?

– А-а-а-а! – изо всех сил заорал хунтайджи, пытаясь привлечь к себе хоть одну живую душу.

Но никто не отозвался. И внутри шатра, и снаружи царила мертвая тишина. Мертвая! Батура будто ударило молнией. Неужели он…

– Нет, братец! – спокойно молвил призрак. – Ты все еще в царстве смертных.

Похоже, это действительно был дух, ведь он в точности прочел его мысли. Но почему «братик»?

– Потому что я и в самом деле твой брат! – снова прочел мысли Батура карлик и подлетел к самому его носу. – Твой неродившийся брат. Ты занимаешь мое место! Это я должен был стать первенцем и вождем кочевников.

Пауза. Челюсти хунтайджи громко выстукивали тяжелую дробь. Он обнял руками прижатые к самой груди колени. Правитель всей степи, чьи владения простирались от Кавказа до самой Индии, выглядел сейчас жалким и бессвязно бормотал себе под нос:

– Нет, этого не может быть. Я, верно, в бреду… Где Мэй?.. Мэй!

– Оставь Мэя, братик, – наигранно дружелюбно произнес дух. – Я не со злом к тебе пришел.

– Так скажи наконец, зачем ты здесь? – взмолился хунтайджи.

– За всеми приходят. Иначе, ты можешь заблудиться.

– Но ты ведь сказал, что я не умер!

– Я сказал, еще не умер.

– И когда наступит мой срок?

– Этого я сказать не могу. Прости. Я буду приходить лишь тогда, когда ты ближе всего подбираешься к царству мертвых.

Слова карлика заставили Батура задуматься.

– Мне грозит смерть?

– Ты должен отвести свое войско от ущелья! – потребовал вдруг дух, на этот раз без всякого жеманничанья. – Нельзя строить страну на крови.

– Что ты болтаешь? – заорал хунтайджи. Его внутреннее состояние менялось со скоростью выпущенной стрелы.

– Болтать я не научился, – возразил призрак. – Я умер, даже не пожив.

– Моя мать была здорова, как молодая лань. Она бы выносила и тройню… – стал сомневаться хунтайджи.

– Твоя мать здесь не при чем. Моей матерью должна была стать не она. Твой отец имел еще одну жену. Ее звали Алтангэрэл. Ни ты, ни твои братья не знали о ней, поскольку она умерла молодой. Жена долго не могла подарить мужу первенца, и тогда Хара-Хула женился второй раз. Его избранницей стала Алтангэрэл. И она отяжелела первой. Твоя мать не могла позволить, чтобы наследника родила другая. Ведь это грозило ей утратой власти и потерей своего положения. Такого позора твоя матушка точно бы не снесла. И тогда она пошла на подлость: задушила беременную младшую жену хунтайджи, когда та спала. А я умер в ее утробе.

– Ты врешь! – зашипел Батур. – Врешь!

– Думай не об этом, глупец! Подумай о своих намерениях. Ойратами должен править лев, а не цепной пес на службе маньчжурских обезьян. Защити свою землю, прежде чем пойдешь покорять чужую! Это все, что я хотел сказать тебе сегодня. Жди второй встречи. Третья будет последней, так что думай быстрее.

Уродливый карлик снова превратился в белое облако, которое вскоре растаяло. В глазах Батура резко потемнело, а затем он открыл веки. Первое, что увидел хунтайджи, – сморщившиеся щелки глаз Мэя. Монах сидел рядом, скрестив под себя ноги. Руки он положил на колени, а голову низко склонил. Его глаза были чуть приоткрыты.

Эрдэни лежал на той же походной подстилке, на которую его уложили обеспокоенные нойоны.

– Как долго меня не было? – тихо спросил Батур у монаха.

– Две минуты, – так же тихо ответил тибетец.

– А мне показалось, я спал вечность.

С этими словами Эрдэни оторвал спину от подстилки и присел. Каким же счастьем было ощущение легкости в голове! Боль как рукой сняло. Батур чувствовал себя бодрым и полным сил. Мэй взглянул на владыку степей снизу вверх и вновь опустил голову на грудь.

– Ты вовсе не спать, правитель. Ты уходить. Но вернуться. Твое время не приходить.

Глава 32. Крушение мифов

Словно стадо спасающихся от лесного пожара животных, проносились мимо стрелков ойраты. Сарбазы уже не целились, а просто вели беспорядочную пальбу в их сторону. Все чаще пули, выпущенные с одного укрепленного края ущелья, долетали до противоположного. Несколько таких шальных выстрелов нанесли урон самим мергенам. И все же враг нес гораздо бóльшие потери. Панический страх быть раздавленным соратниками овладел всем войском. Словно страшная зараза он быстро распространился по рядам воинов Тэлмэна. Ойраты на обстрел и не думали отвечать. Каждый из них просто спасал свою жизнь, спотыкаясь о трупы собратьев и их лошадей. Многие из тех, кто падал на землю, уже не поднимались. Убитые лежали друг на друге, преграждая дорогу живым. Пули градом сыпались на оказавшихся в ловушке джунгар. Казахи, ловко сменяя друг друга, почти не делали пауз.

К приятной весенней сырости примешался запах крови и пороха. Сизый туман мешал, застилая глаза. Грохот выстрелов не умолкал. Раздававшиеся в унисон им стоны умирающих делали это место зловещим.

Отвлекшемуся на миг Максату стало вдруг жутко и тошно. До дрожи. Откуда-то снизу прямо к горлу потянулся неприятный холодок. Не успев принять из рук друга ружье, он отвернулся и склонился к замшелому плоскому камню. Жека с испугом смотрел на захлебывающегося в рвоте друга и не знал, чем ему помочь. Когда из Макса вышло все содержимое желудка, он стал судорожно втягивать ртом воздух. Жека присел рядом.

– Ты как? – прокричал он в самое ухо друга.

– Братан, так нельзя… – выдавил из себя Максат, утирая навернувшиеся во время судорожной рвоты слезы. – Это уже не война. Это – истребление! Мы же не звери.

Жека ненадолго замолчал, обдумывая ответ. Сидя на корточках, он облокотился на ствол ружья, которое упер прикладом в землю.

– Понимаешь, дружище, – начал он, – я, конечно, на войне никогда не был. Но мне кажется, нам сейчас не нужно думать о подобных вещах. Ты же видел, какая их орда. Ничего другого нам не остается. Тут, брат, не до рыцарства. Или мы – или они!

– Я много раз представлял себе эту битву, – задумчиво произнес Макс. – Она всегда казалась мне такой героической. Я рисовал казахов несокрушимыми батырами, которые бьют подлого врага. А то, что здесь происходит, ужасно. Не по-людски.

– Все, Макс, хорош бредить. Поднимайся.

Жека встал и потянул друга за локоть – битва еще не окончена.

Послушно поднимаясь, Макс обреченным голосом спросил:

– Разве ты ничего не чувствуешь?

Наконец и Жека взорвался. Только теперь выяснилось, что он тоже на пределе.

– Слушай, пацифист хренов! Это ты меня сюда затащил. «Я должен там побывать», – передразнил он. – Побывал? Теперь постарайся не остаться тут навсегда. А чтобы этого не случилось, ты должен помогать мне отстреливать этих сусликов. Вот когда их поменьше станет, тогда – если захочешь – можешь включать свое благородство. Сколько у нас пуль?

Максат заглянул в один из мешочков и выгреб из него горстку бесформенных свинцовых комочков.

– Это все?

– Нет, – и Максат отцепил от пояса второй точно такой же мешочек, набитый ружейными снарядами.

Облегченно вздохнув, Жека протянул ружье Максу и скомандовал:

– Заряжай!

Спустя пару минут два друга снова стали частью огромного живого механизма, нацеленного на истребление себе подобных.

Чтобы выбраться из окружающего их ада, джунгарам приходилось на четвереньках преодолевать горы трупов. Они поскальзывались на окровавленных доспехах, поднимались и снова лезли вперед – туда, где безопаснее. Лишь единицам удавалось найти путь к спасению. Большинство остались лежать на телах умерших товарищей. Убитые наваливались на раненых, раненые – на убитых. Отовсюду раздавались предсмертные крики. Количество погибших уже не поддавалось счету.

Поняв, что попали в ловушку, многие джунгары в отчаянии кидались в сторону укрывшихся за частоколом казахов. Однако те без труда расправлялись с ними, протыкая заранее заготовленными для этого копьями. Падая в глубокий ров, ойраты обрекали себя на верную смерть.

Глава 33. Черти из темноты

Черное, как пропасть, небо нависало над Джунгарским Алатау. Ни луны, ни звезд. Только сплошной, непроглядный мрак. Словно из-под земли вылезли все черти и погасили ночное светило. А может, это ад?

Едва Мирас успел подумать о чертях, как они действительно появились. Их было двое. Оба выглядели точно так, как он и представлял себе шайтанов. Кривоногие и низкорослые, они, косолапя, пробирались мимо лежавшего на спине казахского сарбаза. Когда они оказались совсем рядом, откуда-то справа раздался протяжный страдальческий стон. Выходит, Мирас был тут не один.

Да где он, черт подери?! Мысленно чертыхнувшись, он тут же прикусил язык. Не помогло. Стон привлек внимание обитателей преисподней. По нутру пробежал мороз. Сердце бешено заколотилось. На всякий случай сарбаз даже затаил дыхание, чтобы сойти за мертвого.

К его удивлению, черти заговорили на вполне человеческом языке. Мирасу даже показалось, будто он уже слышал это наречие. К этому моменту мысли стали приходить в порядок. Неужели он пропустил всю битву? А его братья, возможно, погибли, пытаясь сдержать вражескую лавину.

Мирас лежал аккурат на пути «чертей», преграждая им дорогу к стонавшему. Первый спокойно перешагнул через «труп», а второй больно наступил каблуком на отброшенную в сторону руку. Мирас непроизвольно дернулся, чем сильно усугубил свое положение. Ойрат замер, затем повернулся корпусом и стал вглядываться сквозь темноту во владельца ладони, которую все еще прижимал ногой. Вдруг он резко развернулся, теперь уже полностью, и упер наконечник своего короткого копья прямо в грудь лежавшего на спине Мираса.

Справа послышалась какая-то возня, а затем – странное бульканье. Первый ойрат вернулся и встал рядом со вторым.

Стоптанный каблук продолжал безжалостно продавливать в центре ладони Мираса глубокую вмятину. Еще чуть-чуть, и плоть не выдержит.

Тем временем джунгары принялись вполголоса что-то обсуждать. Закончилось тем, что мучитель перенес вес на другую ногу, облегчив мучения сарбаза. Но копье продолжало больно врезаться в кадык.

– Вставай! – скомандовал мучитель на ломаном казахском.

Делать было нечего. Мирас оторвал голову от земли. Затылок тут же отозвался колющей болью. Ох и натворил дел взбесившийся конь! Пошатываясь, он поднялся на ноги. Голова сильно кружилась. Темно было настолько, что лица ойратов едва проступали. Разглядеть их не удалось, потому что перед глазами снова повис кромешный мрак. Это второй ойрат накинул ему на голову мешок. Когда джунгары стянули руки грубой веревкой, Мирас понял, что попал в плен.

Этого он боялся больше всего. Пленные уже не принадлежат себе. Одна мысль была страшнее другой. Что же дальше? Почему ему не перерезали горло, как тому бедняге? Похоже, этих двоих послали добивать раненых. Значит, казахи проиграли.

Ойраты двинулись дальше. Один шел впереди, держа на привязи пленника. Второй шагал за Мирасом. Временами он отчетливо слышал его сиплое дыхание. Никаких разговоров и лишнего шума. Несколько раз, идущий вслепую пленник спотыкался о кочки. Тогда шедший сзади бесцеремонно поднимал его на ноги. Агрессии не было.

Мирас стал раздумывать над своим положением. Куда его ведут, в принципе, было ясно. Непонятно другое – что с ним собираются делать? Если б хотели убить, убили бы на месте, но ему оставили жизнь. Значит, для чего-то он им понадобился. Точно! Бой еще не проигран! Ойраты, видимо, хотят выведать у него сведения о казахском войске. Стонавший бедняга, скорее всего, был обречен, а Мирас лишь ушиб голову. Вот его и выбрали.

Лучше бы убили! Тогда ему не пришлось бы стать рабом на чужбине.

Глава 34. Омраченная победа

Таким униженным Кульмагамбет не чувствовал себя никогда. Сарбаз, которого он привел, опозорил самого султана Жангира. Так, во всяком случае, считал сам сын хана Есима. Именно Амантай пустил стрелу прямо в лоб ойратскому бахадуру Тэлмэну.

Наследник знаменитого правителя пребывал в бешенстве. Он сидел в своей юрте в окружении батыров, проявивших небывалый героизм в сегодняшней битве. Войско приходило в себя после тяжелого сражения. Казахи сумели отразить натиск врага, но на лице султана читалось недовольство.

Экзекуция Амантая продолжалась уже около часа. Жангир выплескивал на воина все новые порции гнева. Тот лишь молчал, понуро опустив голову.

– Да кто ты такой, чтобы вмешиваться в поединок?! – негодующе вопрошал Жангир, не давая найману возможности ответить. – Что теперь ойраты подумают обо мне? Что я испугался их бахадура?

– Позволь мне сказать, султан… – Кульмагамбет впервые осмелился подать голос.

Жангир лишь окинул его раздраженным взглядом. И хотя разрешения не последовало, бий все же решил вступиться за наймана:

– В поступке Амантая не было дурных намерений. Он лишь опередил ойрата, который собирался пустить стрелу тебе в спину.

– А кто ему позволил это? – Жангир, похоже, не желал никого слушать. – Разве не знают найманы, что никто не вправе вмешиваться в ход поединка?

– Но тебя могли убить! – стоял на своем Кульмагамбет. – Ойрат первым пошел на подлость.

– Ну и что с того? Может, ты думаешь, что я держусь за свою жизнь? Нет ничего хуже, чем потерять свою честь.

После короткой паузы султан обратился напрямую к провинившемуся сарбазу:

– Тебе больше нет места среди нас. Уйдешь сегодня же. Мне не нужны такие воины. Это все.

Не говоря ни слова, Амантай с достоинством поклонился султану и медленно попятился к выходу. Кульмагамбет провожал его взглядом, еле сдерживая эмоции. Бий каржасов не мог понять настроения Жангира. Ведь казахи, в конце концов, одержали победу. Перебив огромное количество врагов, сами понесли минимальные потери. Это ли не повод для радости? Да султан, наоборот, должен был щедро одарить наймана, по сути, спасшего ему жизнь.

Когда Амантай удалился, Жангир перешел к обсуждению плана дальнейших действий. Казахи продолжали охранять вход в Орбулакское ущелье. Основные силы ойратов подошли слишком поздно. Попавший в западню авангард был к тому времени почти полностью уничтожен. Непонятно почему, но джунгары не стали атаковать с ходу, а решили разбить лагерь прямо напротив ущелья.

На всякий случай Жангир не стал снимать стрелков с позиций. Обе сотни, расположившиеся за выстроенными укреплениями, остались на прежних местах. Остальные сарбазы тоже не теряли бдительности. Спали на голой земле, в обнимку с оружием. Жангир всерьез опасался внезапного нападения. Он даже не разрешил врагу собрать трупы погибших, боясь, что под этим предлогом джунгары решатся на новую атаку.

Словом, пока все складывалось более чем удачно. Выместив гнев на несчастном наймане, султан немного успокоился и повеселел. Он даже велел подать всем кумыса, чтобы отпраздновать первую победу. Батыры находились в прекрасном расположении духа. Все живо обсуждали происшедшую бойню, не стесняясь хвалиться друг перед другом собственными подвигами.

И только Кульмагамбет чувствовал себя лишним на этом празднике жизни. Кроме изгнания Амантая, был у него еще один повод для расстройства. Мирас так и не вернулся в лагерь. Карасай на расспросы бия лишь пожал плечами: мол, дело такое, за всеми не уследишь. Глупый мальчишка! И зачем только он вызвался пойти вместе с летучей сотней!..

Когда веселье было в самом разгаре, Кульмагамбет вдруг понял, что ему невмоготу находиться среди приближенных султана. Необъяснимое чувство вины одолевало его. Казалось, он предал Амантая. Однако что он мог сделать? Уйти вместе с ним? Наверное, это было бы правильным. Но он не ушел. Еще большие терзания бий испытывал от мысли о возможной смерти Мираса. И здесь он уже не находил себе никакого оправдания. Не надо было вообще брать его с собой.

Глава 35. В плену

Подрагивающий свет нескольких костров выхватывал из темноты раскосые, похожие друг на друга лица. Словно в один ряд выстроилось немыслимое количество кровных братьев. Перед строем вышагивал невысокий мужчина в остроконечной шапке, отороченной богатым мехом.

Мирас, с которого уже сняли мешок, наблюдал за происходящим с нескрываемым любопытством. Его даже оставило жгучее чувство тревоги за собственную судьбу. Не зная языка ойратов, он мог только догадываться, о чем говорит этот джунгарский вельможа. Его принадлежность к знатному роду видна была во всем, и в первую очередь, в поведении. Разве мог простой ойрат позволить себе кричать на соплеменников, точно на провинившихся детей? Одежда тоже больше соответствовала какому-нибудь степному князю, нежели именитому воину или купцу. Неужели это тот самый Эрдэни, о котором так много говорили казахи? За что же он отчитывает своих воинов?

Обремененные тяжелыми пластинчатыми доспехами ойраты были угрюмы и молчаливы. Только голос Батура нарушал ночной покой древних гор. В нем слышались гнев, боль и возмущение одновременно. Ратники молчали. Казалось, хунтайджи выплескивает эмоции на каменных идолов.

Сложно сказать, сколько именно воинов выстроилось перед повелителем. Многочисленные костры, разведенные ойратами, не в состоянии были справиться с густотой ночного мрака. Чем в этот момент занимались остальные обитатели лагеря, тоже оставалось загадкой. И вообще, есть ли здесь кто-нибудь еще? Или перед хунтайджи выстроилось все его войско?

Ночь была холодной, а Мирас перед боем нарочно не стал утяжелять себя теплой одеждой, которая бы сковывала движения во время стрельбы. Временами по его телу пробегала крупная дрожь. Изо рта валил густой пар. Двигаться он не мог – руки по-прежнему стягивала веревка. Хуже всего дело обстояло с кистями. К холоду снаружи добавился покалывающий морозец изнутри. Мирас уже не мог пошевелить обескровленными пальцами. Ноги тоже были связаны, правда, слишком слабо, чтобы перекрыть приток крови.

Пленник молча сносил мучения. Оба надзирателя, приведшие его сюда, стояли рядом. Было понятно, что они ждут окончания отповеди Батура, чтобы доложить о захваченном казахе. И этот момент настал.

Батур закончил речь короткой повелительной фразой, означавшей, что господин больше не желает видеть своих вассалов. В той же звенящей тишине ойраты разошлись. Постепенно лагерь стал наполняться звуками жизни.

В этот момент пленный Мирас и джунгарский хунтайджи встретились взглядами. Приложив невероятные усилия, казах все же выдержал немую дуэль. Батур властно указал пальцем тем, кто стоял за спиной пленника. Мираса грубо толкнули в спину – шагай.

И вновь непонятные вопросы и такие же непонятные ответы. Впрочем, о сути диалога догадаться было нетрудно. Ойраты объясняли, где и как обнаружили пленника. Батур отдал какое-то распоряжение. Из темноты вынырнул воин с факелом в руках. Стало чуть светлее. Хунтайджи смерил Мираса надменным взглядом, медленно перемещая его снизу вверх.

Закончив изучение, Эрдэни потянул из ножен длинную кривую саблю. Дрожь предательски усилилась, когда холодное острие уперлось в подбородок. Невольно повинуясь, Мирас задрал голову.

– Какой имя, казах? – сильно коверкая казахские слова, спросил Батур.

Мирас молчал. Судорожно пытаясь усмирить страх, он старался выглядеть достойно. Вопрос прозвучал снова.

– Я – Мирас, сын Культая. Я из…

– Медленно! – перебил Мираса хунтайджи. – Говорить медленно!

Повисла пауза. Острый клинок впивался в кожу все сильнее.

– Ты радоваться? – спросил Батур. – Дать ответ! Ты радоваться?

– Я не понимаю, – процедил Мирас, боясь, что клинок проткнет ему подбородок.

– Ты радоваться? Казах победить – ты радоваться?

Вон оно что! Мирас мысленно возликовал. Первая хорошая новость за ночь. Значит, братья все-таки выстояли. Теперь и умирать было не так обидно. Уголки губ невольно потянулись кверху. Это вызвало новый приступ гнева у правителя ойратов.

– Зачем ты смеяться? Ты смеяться над Эрдэни Батур? Завтра твой Жангир… – Не найдя нужного слова, хунтайджи провел большим пальцем свободной руки по горлу. – Мы всех убивать! Всех казах убивать. Ваша земля – моя!

Мирас был крайне удивлен, но Батур отстранил клинок от его горла, а потом и вовсе спрятал его в ножны. А он ведь уже не рассчитывал остаться в живых. Надо сказать, избавление пришло вовремя – от неудобной позы шея затекла и начинала ныть.

Хунтайджи опять перешел на свой язык, отдавая конвоирам какое-то распоряжение. Оба ойрата с готовностью откликнулись. Судя по всему, допрос подошел к концу. Оставалось только узнать, как правитель велел поступить с пленным казахом. Ждать оставалось недолго.

Глава 36. Во мраке

В кромешной тьме раздалось зловещее хлопанье крыльев. Рядом вспорхнул черный ворон, ставший благодаря ночи невидимым. Он улетал, громким карканьем посылая проклятия тому, кто нарушил его трапезу. Хунтайджи вздрогнул и инстинктивно отпрыгнул в сторону. Наступившая на что-то мягкое нога едва не подвернулась. Посмотреть, что лежало под ногами, не было никакой возможности – вокруг ни малейшего проблеска света.

Бьющий в лицо прохладный горный ветер был наполнен смрадом. Этот густой тошнотворный запах показался Батуру знакомым. Двигаться дальше хунтайджи остерегся – неизвестно, чем грозит ему следующий шаг. Он решил выждать паузу, надеясь, что глаза хоть немного привыкнут к темноте. Так и вышло.

Первым делом Эрдэни стал вертеть головой, чтобы понять, какая местность его окружает. По обе стороны от него высились скалистые горы, образующие узкий коридор. Остальное скрывал мрак. К своему великому удивлению, Батур вдруг обнаружил, что тьма постепенно рассеивается. Жуткую черноту ночи мало-помалу вытеснял теплый красноватый отсвет, непонятно откуда появившийся в противоположном конце ущелья. Постепенно свет разрастался, и вскоре от недавней темноты не осталось и следа. Казалось, будто на том конце скалистого коридора разгорался пожар.