Остров Колдунов. Часть 1. Шаги Пришествия

– Я огрел их по голове, пока они спали, – пояснил он. – Пусть спят подольше и покрепче. Может их… того?

Тэйн медленно, словно преодолевая сомнения, качнул головой, потом, чувствуя, что уже может шевелить губами, спросил:

– Как ты освободился?

– Разжевал кляп, перегрыз ремень. Все зубы стер, – он пощупал пальцем нижние резцы и вздохнул. – Я бы раньше, – добавил он виновато, – если бы знал, что с тобой и где ты. Проснулся-то я уже связанный. Только когда я твои вопли услышал, тогда и понял, что надо шевелиться. Камни твои я спрятал еще тогда, на стоянке, – продолжал Рек, отхлебнув из баклаги для поддержания духа. – Я слышал почти весь разговор Лигура с Ригойном, когда валялся в лодке. Я тогда и понял, что плывем мы не туда, и что им нужно камни твои свистнуть и смыться. Пока Лигур с близнецами дровишки собирал, а сука эта посуду мыла, я их тихонько у тебя из мешка вытащил, да за те глыбы – помнишь их? – спрятал. Там щель есть одна хитрая, как раз туда все три и просунулись. Тебе сказать не успел – пойло их гнусное совсем разум замутило. Оказалось – правильно сделал.

Тэйн криво усмехнулся. Правильно. Очень правильно.

– Своими руками они тебя не убьют – боятся, – продолжал Рек лихорадочно. – А вот бросить здесь – бросят, ни пожрать, ни выпить не оставят. Так что давай сматываться, пока они не очухались. Ты встать-то можешь?

– Худо будет, если не смогу, – хмыкнул Ройг.

С помощью Река он поднялся на ноги, с трудом переставляя их, сделал несколько шагов. «Главное – начать, – подумалось неуверенно, – а там видно будет, кто кого». Рек уже тащил тхон, чьи-то сухие штаны, судя по тому, что оказались коротковаты – Лигура, его меховую куртку, сапоги – тоже явно не его собственные, кого-то из близнецов. Пока Тэйн одевался, Рек таскал в лодку шкуры и мешки с припасами, бормоча себе под нос, что кое-кто обойдется и без жратвы, и без инты, потом принялся сталкивать лодку на воду, понимая, что от Ройга помощи будет мало. Тэйн проковылял к догоревшему костру, надеясь разыскать свой меч. Вряд ли Лигур отважился взять его во второй раз. Там он и нашелся. Тэйн поднял его, нашел в стороне пояс с ножнами, нагнулся за ним… и боковым зрением увидел женскую фигуру, крадущуюся в сторону лодок. Видимо, у Река не хватило духу ударить ее.

– Линара, – окликнул он ее, подпоясываясь. – Оставь эту глупую затею. Если хочешь жить, отойди подальше и жди, пока мы уплывем. Убить не убьем, но свяжем и бросим где-нибудь.

Она резко обернулась, замерла с ничего не выражающим лицом, а когда он сделал шаг вперед, собираясь действительно связать ее и заткнуть рот кляпом, он услышал за своей спиной чье-то тихое и ровное дыхание. Скосив глаза на шкуры со спящими, он убедился, что близнецов нет на месте. Быстро очухались… Рек не стал их связывать, надеялся, что побег отнимет гораздо меньше времени. Он замер, потом, собрав силы, зажег высоко над головой знак Небесного огня. Искусство давалось с трудом. «Если уж драться, то хотя бы не в темноте», – подумал он угрюмо и заметил тень крадущегося сзади Бэра. Тогда он развернулся, и, не обращая внимания на предупреждающий крик Линары, прыгнул вбок и ударил тяжеловесного, не успевшего увернуться Бэра ногой в живот. Мышцы, впрочем, у того оказались железные, он лишь отшатнулся и крякнул, а потом метнулся вперед и повалил Ройга на землю, ловя кисти рук – основное оружие иллара. Тэйн с трудом вывернулся, вскочил на ноги и с яростью приговоренного на смерть кинулся навстречу встающему противнику. Со стороны доносился голос Линары, оттуда же долетала ругань Река, что-то где-то хрустнуло, грохнуло, она взвизгнула, потом все затихло, затем снова донесся его голос, отвечающий на реплики Барта… Отвлечься и узнать, что там с Реком, было невозможно. Ройг был ловок и увертлив, обучен системе рукопашного боя, практикуемой риалларской дружиной Хэллиха, но сейчас ловкость и сноровка мало помогали ему теперь, слишком уж больно было драться. В очередной раз уйдя из захвата, он ухватился за спасительную рукоять меча, выдернул его из ножен и выставил вперед. Бэр попытался ногой выбить его из рук, но Ройг, ожидавший именно этого, рубанул по лодыжке, Бэр попытался увернуться, потерял равновесие и упал на землю. Ройг бросился сверху и, держа лезвие клинка у его горла, ударом пальцев по точкам на шее отправил его в глубокий обморочный сон. Отойдя к шкурам, он выдернул шнуры из мешков и связал руки-ноги и его, и до сих пор не пришедшего в себя Лигура.

Тело слушалось плохо, каждый мускул по отдельности стонал, вымаливая пощаду. Дохромав до берега, Тэйн обнаружил Река, который отмахивался от Линары, нападавшей на него с ножом, с помощью баклаги из-под инты. Барт вылезал на берег из воды, хрипло бормоча проклятия. Тэйн прыгнул в лодку, размахнулся веслом и снова опрокинул того в воду, отталкивая подальше от берега. Барт нырнул и почти сразу же всплыл, захлебываясь ледяной водой и бестолково барахтаясь. Ройг окликнул Река и велел ему поскорее садиться в лодку.

Удачно отбросив Линару, отчего она упала на землю, Рек прыгнул в лодку, отталкивая ее от берега, но ухватившийся за корму Барт потянул ее на себя, а Линара в тот же момент метнула нож. Рек крякнул, откинулся назад и рухнул в воду с фонтаном ледяных брызг. Левой рукой Тэйн поймал его за ворот и вытащил голову из-под окрасившейся алым воды, правой нарисовал урд-знак Смерч и ударил им Барта, который в этот момент забирался в лодку. Того снова швырнуло в воду, а Ройг, едва не перевернувшись, с трудом вытащил обмякшего Река.

Лезвие вонзилось в его шею сзади, кровь хлестала изо рта, он попытался что-то сказать и захлебнулся. Несколько мгновений в глазах все еще билась жизнь. Тэйн выплюнул заклинание, останавливающие кровь, семь слов и два жеста. Почувствовав, как накренилась лодка и потеряв равновесие, он на последнем жесте упал на одно колено. Тут же сильные руки Барта вцепились в его куртку и потащили в воду. Несколько мгновений они боролись, потом Ройг вырвался из захвата и швырнул прямо в его бешеное и мокрое лицо гибрид «Паука» с «Вихрем», бессознательно стекший с кончиков пальцев. Захлебнувшись криком, Барт осел в воду, а скорчившийся от боли Тэйн ползком вернулся к Реку.

Поздно. То короткое время, за которое он мог бы еще перетянуть чашу весов жизни на свою сторону, утекли вместе с кровью незаконченного заклятия. Глаза его незадачливого спутника закрылись. Тэйн вытащил нож из раны и снова повторил заклинание. Кровь уже не текла, он начал другую фразу урда, может, сердце еще можно заставить биться… Но плоть уже не отзывалась под его руками, и то особое ощущение, которое иллары называли пульсом жизни, скользнуло меж пальцев и рассеялось.

Все было кончено.

Разогнувшись, он увидел Линару, вытаскивающую из воды оглушенного Барта. Тот, кажется, не шевелился. Неужели он убил его с помощью кэн-ли? Лицо Линары было до синевы бледным, до ее сознания добрался весь ужас содеянного. В тусклом свете урд-знака над берегом он разглядел ее полные паники глаза. Сам он не чувствовал ничего, кроме пустоты. Жив ли Барт? Может, еще все-таки жив? И, поглядев в лицо Линары, он понял, что нет.

Тэйн медленно, нарочито медленно, надеясь, что яростная дрожь уляжется, устроил Река на дне лодки, потом выпрыгнул на песок и шагнул к Линаре, мутно соображая, что делает, схватил ее за плечи и сдавил их до хруста. Она даже не вскрикнула, только лицо сделалось совсем обморочным. Он встряхнул ее – голова мотнулась безвольно, как у куклы. Стиснув ее плечи еще сильнее, он встряхнул ее снова. Она пискнула, взгляд обрел осмысленное выражение – на нем отразился панический ужас загнанного животного, не сомневающегося в своей судьбе. Они оба – убийцы. Два иллара-убийцы. Отбросив ее на землю, он вытер руки о полы тхона, вернулся в лодку и сел над Реком, тупо глядя в его окаменевшее лицо…

В себя он пришел от ее же голоса. Она трясла Лигура, развязывая его и пытаясь привести в чувство. Бешенство снова вспыхнуло в нем, желание убить – по-настоящему убить, не случайно, а осознанно прервать ее жизнь, стало настолько сильным, что он снова выбрался на берег, связал ей руки за спиной и бесцеремонно швырнул в лодку, еще не зная, что будет с ней делать дальше. Выведя лодку на середину реки, он наконец разжал губы и прошипел:

– Показывай дорогу к предыдущей стоянке.

– Тогда развяжи меня, я сяду на руль, – сказала она покорно.

– Попытаешься сбежать – убью, – предупредил он. Выражение его лица и голос не вызывали сомнений, что решимости у него хватит.

На обратном пути пришлось подыматься вверх по реке. Ройг, еле живой после всего случившегося, едва выгреб против течения. Линара молчала. Ни разу она не попыталась сбежать, даже тогда, когда они наконец выбрались на берег. Тэйн с легкостью нашел щель между глыбами, в которую Рек спрятал артефакты, вытащил их оттуда и с ненавистью уставился на три сияющих камешка. Выбросить бы их в воду, чтобы никто и никогда даже не помышлял с их помощью устанавливать господство над мирами… А что потом?

Ему было плохо. Многочисленные купания в ледяной воде сделали свое дело – с рассветом лихорадка, малозаметная во время драки и пока он греб, сотрясала его вдвое сильнее прежнего, ломота в костях, вдобавок к синякам и ушибам, сделалась совершенно невыносимой. Он плохо соображал, что делает и что должен сделать. Надо бы похоронить Река, но он лишь сидел, привалившись к камням, и глядел, как Линара, стоявшая напротив, кутается в рваную безрукавку. Другой одежды, кроме рубахи и штанов, на ней не было, но ему не было ее жаль. Он не разрешил ей взять теплую куртку Река. Тупо глядя перед собой, он, с трудом шевеля губами, выдавил приказ взять нож, тот самый, и рыть им яму. Прямо здесь, между тремя большими глыбами. Линара, зыркнув на него с ненавистью, повиновалась.

Он так и остался сидеть, не выпуская меча из рук, когда она жалобно попросила у его разрешения передохнуть. Только кивнул, утопая в волнах жара, лениво следя за тем, чтобы она никуда не улизнула. Она попросила разрешения поесть, из тех припасов, что остались в лодке. Предложила развести костер, но он не разрешил. Пожевав лепешек и сыра, запив все холодной водой из реки, она покорно и молча принялась за работу.

К середине дня яма была готова. Тэйн перенес Река к камням, потом велел Линаре собрать веток, и пока она носила хворост, он, стоя на коленях перед другом, шепотом выговаривал Прощание. Петь, как положено при погребении, у него не было ни сил, ни голоса. Время от времени он замолкал, судорожно пытаясь вспомнить ускользающие из памяти слова. Кому приходилось служить последнюю службу по друзьям? Напутствия перед длинным путем в чертоги Феоллона, наставления перед последующим воплощением и прощание, прощание навсегда. «Что ты сделал за свою короткую жизнь, парень? Так немного… Летая над озером кипящей грязи Лахлайда, душа твоя наберется сил, очистившись от горечи и разочарования, от прежних обид и незалеченных душевных ран. А я пойду дальше. Прости…»

Он молчал, когда Линара закончила носить ветки для костра. Он поджег их знаком Небесного Огня, нарушив правило: погребальный костер можно было зажечь только живым, земным огнем. Разжигать его у Ройга не хватило бы сил, а Линаре он не мог доверить столь важный для него обряд. Привалившись к камням, он долго смотрел на пламя, моргая от слез, и ему казалось, что он сам лежит сейчас там, объятый огнем. На какое-то время он забылся. Открыв глаза, обнаружил, что костер уже почти прогорел. Велев Линаре забросать то, что осталось, землей, он еще раз шепотом повторил Прощание.

Когда она закончила, дневное солнце клонилось к закату. Тэйн, едва волоча ноги, вернулся с ней к лодке, отобрал часть припасов, теплые вещи, оставил ей одну шкуру и велел убираться прочь.

– У тебя же жар, – сказала она встревожено. – Я могла бы…

– Убирайся, – повторил он раздраженно, не глядя на нее.

Она все еще стояла на берегу, рядом с лодкой, когда он втиснул все в самый большой мешок и, закинув его за спину, нетвердой походкой отправился прочь.

Глава 34.

(Сезон Холода, Риаллар, Эргалон)

– Нет, добром это опять не кончится, – ворчал чейн, хмуро следя, как девушки на кухне перетирают посуду. Навести порядок после арраса удалось только утром: весь оставшийся вечер островитяне пытались расследовать отравление. Все действия сводились к хэльду Истина, к которому по очереди отводили запертых в Риан Ал Джаре гостей. За слуг взялись только утром, когда более высокородные гости, многие из которых были возмущены непочтительным обращением, были отправлены по домам

– Опять? – переспросила Лейт, занятая тем же, что и остальные. С самого утра ее не отпускала паника – она ждала своей очереди и безумно боялась встречи с хэльдом. Это был бы провал. Теперь ей даже не успеть уйти, все входы-выходы перекрыты, людей выпускают только с личного разрешения кого-нибудь из жрецов, без пропуска не выбраться. Она в ловушке. Разве что спрятаться, затеряться где-нибудь во дворце, в пустых комнатах, в бесчисленных старых кладовых, из тех, что примыкают к скале, пересидеть там, пока не откроют ворота… И улизнуть, когда все уляжется.

– Прошлый раз, когда убили главу посольства, островитяне отомстили, захватив власть, – пояснил чейн. – Что они сделают с нами теперь?

– А мог тот, кто это сделал, сбежать еще вчера? – робко спросила она.

– Да мог, конечно, – фыркнула чьянши. – Выходы-то не сразу перекрыли. Феоллон свидетель, никого они уже не найдут, только хаос посеют. Работы невпроворот, – и она что-то неразборчиво пробормотала себе под нос. – Сегодня должны сахди привезти, из заказанного на Рождение Илбара, а у нас двор перекрыт.

–Оооо, опять аррас, – застонала Найла, самая хорошенькая и самая молодая из служанок.

–Обожаю Рождение, – мечтательно ответила Сейна, и, поймав недовольный взгляд чьянши, продолжила. – Все равно это весело.

–Никто вас в город не пустит, – бросила та сердито. – Даже не надейтесь.

Лейт тихонько вздохнула. Несмотря ни на что, она жидала праздника с каким-то новым, радостным чувством и надеялась, что ей удастся убежать из замка хотя бы на короткое время – Аррейн уже пригласил ее. Ему, конечно, тоже поначалу придется несладко, всю праздничную ночь и все утро он проведет в святилище – служба в ночь Рождения длится с восхода до заката Ночного солнца, потом – небольшой перерыв и снова Кэн-а-за, с восходом дневного солнца – утренний распев, особенно торжественный в праздничные дни. Они собирались встретиться вечером, в городе, на празднике, когда на каждой площади будет расставлено угощение и бродячие театральные труппы и музыканты начнут наперебой зазывать гуляющих.

О празднике ей с удовольствием рассказывали подруги, хохоча и предвкушая грядущее веселье. Лейт слушала их радостный щебет и с неожиданной тоской вспоминала дом. В Улле Рождение праздновали так же, как и в горных харранах: собирались в святилище, пели праздничные распевы, жгли девять костров на берегу, бросая в каждый горсть зерна, клок сена, сухую ветку и цветок чаари, сохраненный и высушенный после осеннего праздника Восьми Ветров – призывали Илбара даровать им хлеб и тучное стадо, отогнать болезни, подарить крепкое жизнеспособное потомство. Ни гуляния, ни праздника – Рождение Илбара считалось серьезным событием. На мгновение Лейт стало обидно за свой дом, но потом она подумала, что нет ничего удивительного в том, что обычаи везде разные. Мир так велик…

– Подсыпать отраву в вино мог только кто-то из здешних, – проворчала чьянши. – Из своих, – и она окинула девушек внимательным взглядом. – Лейт, сходи проведай ведьму, комнаты убери и побудь с ней. Она с утра трясется, папаша ей сказал, что это ее травануть хотели.

Лейт кивнула, с трудом скрывая облегчение. Она расспросит островитянку, как продвигаются дела, и, может быть, обратно уже не вернется.

По дороге в покои Кианейт ее догнала Сейна.

– Да не расстраивайся ты, – хихикнула она, по-своему истрактовав напряженное, опечаленное выражение ее лица. – Сбежишь ты к своему Аррейну, никто и не узнает. А мы прикроем – придумаем чего-нибудь. В первый раз, что ли?

– Как сбежать-то? – с горечью спросила Лейт.

– Есть лаз через погреба, – заговорщицки прошептала Сейна. – Очень старый. О нем только прислуга и знает.

– Думаешь, чейн и чьянши не в курсе? Не верится.

– Может и знают, да помалкивают. Сами, скорее всего, пользуются. Помнишь, за подвалом с колбасами подвал с сыром? Помнишь вторую камеру, для самых старых и выдержанных? Так вот, там есть полка с пустыми ящиками, она отодвигается, и дальше – лаз. Он низкий, надо протискиваться, но дальше – лестница. Светильников в начале пути нет, но потом появятся светящиеся надписи, похожие на те, что рисуют иллары.

– И где выход? – взволнованно уточнила Лейт.

– На окраине старого мастерового квартала, в районе каменщиков.

– Они знают о лазе?

– Если и знают, то помалкивают. Выход хорошо замаскирован камнями и колючками аний. Пока продерешься, все руки исцарапаешь.

– Покажешь? – у Лейт возникло лихорадочное желание сбежать прямо сейчас, и она с трудом справилась с остро вспыхнувшей надеждой.

–Конечно,– заверила Сейна.

До Кианейт она не дошла, задержавшись в одной из парадных галерей, где уже заканчивали уборку. Лаз она найдет и сама, без Сейны. Сейчас или все-таки подождать? Даже если ей велят идти в галерею хэльдов, она всегда может отпроситься ненадолго, в туалет, например, или доложиться той же чьянши. Но если изловчиться сейчас и не попасть под проверку хэльдом, у нее появится шанс легко вытащить Итту из замка. И именно в праздник Рождения Илбара сделать это будет проще всего. Люди, увлеченные праздничной суматохой, пропустят мимо множество странностей. Если переодеть девочку в одежду Тиора, правильно испачкать лицо и руки, можно беспрепятственно провести ее по замку и дальше, в городе, передать в нужные руки.

Главное – уцелеть сейчас.

Лейт вышла на балкон внутренней галери и уставилась на Птичий дворик. Пусто, лишь караул чеканит шаг, обходя пространство вдоль стен. На галерее западной стены мелькнул кто-то худой и беловолосый, внизу скрипнула дверь на хоздвор, откуда вышли пара слуг из тех, что грузили припасы. Что, если уйти к Итте прямо сейчас, посидеть там, а после восхода Ночного солнца, когда замок и вовсе пустеет, улизнуть вместе с ней? Немного успокоившись, она решила все-таки навестить Кианейт, надеясь, что островитянка расскажет ей, как двигается расследование

Кианейт выглядела измученной после явно бессонной ночи, но рассуждала на удивление здраво и спокойно.

– Кто бы это ни был, больше он не сунется, – сказала она твердо. – Попытка не удалась, погиб невинный человек, следить теперь за всеми будут вдвойне внимательнее, чем раньше.

– А Истина что-нибудь уже показала? – спросила Лейт небрежно, собирая разбросанные по комнате вещи и раскладывая их на свои места.

– Нет пока. Не покажет здесь, тогда на Острове жрецы восстановят ход событий с помощью связки хэльдов, как это сделали в тот день, когда я приехала, – пояснила островитянка. – Здесь не получается, один из нужных хэльдов в галерее откликается неадекватно.

– А вдруг они… обманули хэльд?

Кианейт усмехнулась.

– Его не обманешь. Там же очень просто – иллар задает вопрос, хэльд показывает ответ.

–А о чем спрашивают?

– Про яд и спрашивают, – Кианейт неожиданно рассмеялась. – Ты боишься, что Истина покажет какие-то твои личные тайны? – и увидев, что Лейт кивнула, поспешила ее успокоить. – Не покажет. Речь идет только о вчерашнем вечере и только о попытке отравления. Никому ваши мелкие провинности и сердечные дела не интересны.

Это немного снизило тревогу, но не до конца. Убравшись в покоях островитянки, Лейт часть дня провела у Итты, играя с ней в садике. Островитяне ходили мимо, не обращая на них внимания. Когда нянька увела девочку обедать, ей пришлось вернуться к чьянши за дальнейшими поручениями, где ее ждало радостное известие: оказалось, островитяне прекратил допросы слуг, поскольку подозрение пало на кого-то из эргалонцев.

Аррейн появился вечером, но на ее робкий вопрос отвечать не стал, отмахнувшись.

– Там все сложнее. Отравить хотели не ее. Забудь, не переживай. Давай лучше договоримся, где и когда встретимся на Рождение, мне в ближайшее время придется на несколько дней уехать по делам святилища. Мы можем не увидеться до праздника.

Нет, он все-таки не простой иллар, думала Лейт, уже засыпая. Судя по вчерашнему аррасу, по знакомствам, по хорошим отношениям со здешними агвалларцами, он занимает далеко не последнее место в эргалонской иерархии. Жаль, конечно, что он явно на стороне Острова и пренебрежительно высказывается о Джерхейне… Лейт это задевало. Она сочувствовала невезучему аш-чи всей душой.

Меж тем Эргалон полнился слухами о Джерхейне Холгойне. Никто уже не сомневался, что он жив и здоров, а вести из Дарнейта приводили народ в радостное возбуждение. По слухам, Холгойн собрал большой отряд, чтобы двинуться на столицу и предпринять попытку вернуть Риан Ал Джар. Здесь, в Эргалоне, было достаточно желающих присоединиться к его дружине, да и собственно эргалонская дружина Хэллиха ждала только прямого приказа атаковать Риан Ал Джар. Но Холгойн не спешил. Островитяне в панике поставили у выхода из Дарданских ворот под Эргалоном постоянный сторожевой пост из десятка хильдов, и теперь любой выходящий из них путник подвергался тщательному досмотру и допросу, но пока что все заканчивалось тем, что задержанных отпускали.

В замке, видимо, знали нечто большее. Приготовления к осаде шли полным ходом: запасались продовольствием, усиливали охрану. В город прибыл новый отряд хильдов, состоящий из хорошо обученных, закаленных во внутренних войнах бойцы. С Агваллара спустилась еще одна группа жрецов, чьей задачей стала магическая защита замка. Обитателям Риан Ал Джара и прислуге было строжайше запрещено подниматься на стены и на все без исключения башни, а при пересечении Дружинного дворика ни в коем случае не сворачивать с центральной дороги, соединявшей Солнечную и Надвратную башни.

Между тем, несмотря на страх и суету, замок готовился к празднику. Рождение Илбара привыкли отмечать пышно и ярко, так, чтобы привлечь радость и удачу на весь следующий год – по этому дню теллариане начинали отсчет нового года.

– Сходи-ка ты к ведьме, – в очередной раз сказала чьянши рано утром через неделю после арраса, поймав Лейт на кухне. – Надо занавеси сменить. Она просила темные, так вчера портниха наконец доделала.

Кианейт, несмотря на упадочное настроение и не слишком бодрое самочувствие, неожиданно вызвалась помочь Лейт в этой весьма утомительной работе. Несколько дней назад Лейт уговорила ее выйти погулять в сад, и все эти дни островитянка бродила по его чистеньким мраморным дорожкам, или сидела у оплетенной вьюнами стены. На них уже проклевывались маленькие и нежные зеленые листочки, а на огромных ухоженных клумбах садовники высаживали первые весенние цветы. Садовые деревья тоже готовились раскрыть первые цветочные бутоны, и Лейт радовалась, глядя, как медленно, но верно, возрождается к жизни после зимних холодов щедрая риалларская природа.

С портьерами было почти покончено, когда в дверь постучали и, не дожидаясь разрешения, в покои ее высочества торопливо вошел незнакомый человек.

«Как к себе домой», – подумала Лейт, поспешно сгребла в охапку занавеси, торопясь уйти, но Кианейт судорожно вцепилась в ее руки и едва не свалила на пол. Вид у нее был испуганный до безумия.

Вошедшего мужчину Лейт никогда не видела в замке раньше. Высокий, худощавый и резкий в движениях, наполовину седой, одет он был в популярный в Эргалоне тхон, кожаные брюки и высокие сапоги, и, несмотря на хорошую погоду, теплый меховой плащ. Он сделал несколько решительных шагов им навстречу, полы плаща распахнулись, обнажая ножны меча. Кианейт охнула и попятилась к окнам, увлекая за собой Лейт. «Может, охрану позвать?» – прошептала та, но островитянка лишь отрицательно покачала головой.

Взгляд его темных живых глаз на пару мгновений задержался на девушке, потом скользнул по Кианейт, и на губах заиграла усмешка. Он остановился в нескольких шагах от островитянки, даже не подумав приветствовать ее по этикету, и она, вместо того, чтобы указать ему на грубость, торопливо и неуклюже поклонилась сама. Лейт оторвалась от его длинного сурового лица, и, переведя взгляд на Кианейт, увидела, что та разве что не трясется от страха.

– Рад вас видеть, госпожа, в добром здравии, – заговорил он простуженным, хриплым голосом. – Не бойтесь, я вас пальцем не трону. Сядьте.

Кианейт упала на диван, а он уверенно пододвинул себе кресло и сел. Лейт осталась стоять и бесшумно попятилась к окну.

– Как вы сюда попали? – выдавила Кианейт дрожащим голосом.

– Конечно же по коридору из моего храма, – усмехнулся тот. – Думаешь, Вельг мне помеха? В моем собственном доме?

– Проход закрыт ловушками.

– Десять лет я посвятил изучению илломайнского лабиринта. Неужели ты думаешь, что за это время я не научился обращаться с ловушками? – жесткая улыбка на мгновение исказила его лицо и мгновенно сошла.