Душа

– Какая разница? – Он потёр виски. – Мне что теперь силой вытряхивать из неё правду?

– Давай сходим в роддом.

– А нам всё там так и скажут. Давай ты лучше вернёшься и пороешься в архивах. Ты ведь можешь это сделать?

– Не знаю. Да и что искать, а главное ‒ где?

– Пойдём на вокзал, – хмуро подытожил он. – Что тут уже делать?

– Наша электричка в восемь. Зачем так рано?

– Ты предлагаешь город посмотреть?

Мы заспорили. Он язвил, а я не хотела сдаваться. Не могла уехать домой с пустыми руками.

– Давай хотя бы попробуем!

– Она же сказала: не положено. Врачебная этика. Были бы мы из органов попечительства или милиции, может быть, тогда нам и помогли бы. А так… Толк какой? Позориться не ты будешь!

Я закрыла глаза. Аргументы иссякли. «Демидыч» кряхтел и с досады перебирал лямки на вещевом мешке.

– Ладно, – пришлось согласиться мне. – Что делать… Будем искать другой выход.

«Демидыч» встал, отряхнулся и, закинув на плечи вещевой мешок, уже собрался переходить дорогу, но притормозил. Навстречу ему выскочил чёрный автомобиль с затемнёнными стёклами. Я ахнула: машина как две капли воды походила на внедорожник Тимура. Что-то заставило меня сойти с места. Что заставило побежать вперёд и посмотреть на водителя и пассажиров. Передняя дверца открылась почти сразу. Мужчина в сером костюме, обойдя машину сбоку, аккуратно отворил заднюю дверь.

На асфальт выпорхнула женщина лет пятидесяти пяти, грузная, но эффектная, в дорогом красном костюме. Она смотрела на приют, слегка прищурившись, будто оценивая. Вы наверняка встречали такую породу людей: им всё и всегда все должны.

Отчего-то я сразу решила, что это и есть та самая Пестерева. Но её появление мало волновало меня, потому что я, не отрываясь, разглядывала совсем ещё юную девушку, которая тоже сидела в машине, но выходить не торопилась. Обычная, в простом платье, с длинными волосами, зачёсанными на прямой пробор, и ничем особенно не примечательная, ну, если не считать того, что она тоже была призраком…

Глава одиннадцатая

Я во все глаза смотрела на девушку-призрака, но та, казалось, и вовсе не замечала меня. Вылезла из машины, опустила голову и, как привязанная, поплелась к приюту за женщиной в красном. Высокая, худощавая, на вид лет семнадцать-восемнадцать, может, девятнадцать, но никак не больше. А ещё совсем прозрачная, даже более прозрачная, чем Савва.

К «Демидычу» мне пришлось возвращаться бегом. В голове зрел план, и времени на споры не было.

– Достань телефон, – строго сказала я, как только он открыл рот, по всей вероятности, для того, чтобы начать ругаться. – Там женщина приехала. Мне кажется, это та самая Пестерева. Спонсор приюта.

– Нам какое дело? – проворчал он, но трубку к уху всё же приложил.

– А такое, что за ней призрак ходит. Ни на шаг не отстаёт. Совсем молодая девчонка. Не старше меня.

– Дела… – «Демидыч» с чувством потёр подбородок. – Думаешь, тётка пришила её?

– Не знаю. Может, эта девушка её мать или сестра, или подруга школьная. Я ведь тоже первые месяцы за Ромкой ходила. Одно настораживает – слишком прозрачная, значит, она тут давно, а если постоянно таскается за этой женщиной в приют, то могла слышать что-то о Савве. Я хочу попробовать её расспросить. Вдруг поможет.

– Ага, держи карман шире, – «Демидыч» хмыкнул, всем видом показывая, что в помощь девчонки-призрака верит слабо, но спорить не стал и добро на дело дал быстро: – Ладно, иди. За заведующей понаблюдать лишним не будет. Может, в компьютер ей заглянешь или в архивы. Чем чёрт не шутит.

Я пожала плечами. Он закатил глаза и сунул телефон в рюкзак. Сквозь шум проезжающих мимо машин мне удалось расслышать: «Встретимся на вокзале».

***

Когда я вошла в кабинет, женщина в красном уже развалилась в кресле напротив заведующей и вовсю попивала чай. Лицо у Галины Ивановны большой радости не выражало. Губы были поджаты, глаза прищурены, пальцы то и дело барабанили по столу не то от нетерпения, не то от страха.

Девушка-призрак сидела чуть дальше. В самом тёмном углу, прислонившись к стене спиной и обняв тонкими руками колени. Зрелище она представляла весьма странное. То покачивалась из стороны в сторону, то гипнотизировала взглядом муху на потолке, то пела. Приглядевшись, я заметила, что во рту у неё не хватает одного зуба.

– Привет, – как можно более дружелюбно сказала я. – Меня зовут Наташа, а тебя?

Она отмахнулась от меня, как от мухи, которая оторвавшись от люстры, опустилась на кресло и принялась приставать к женщине в красном. Та насекомое не заметила и, поставив чашку на стол, высокомерно обратилась к заведующей:

– Я прислала Вам бумаги три дня назад, а Вы до сих пор не удосужились их подписать.

– Дети, – попыталась оправдаться заведующая, – отнимают слишком много времени.

– Новые шкафы были нужны Вам, а спросят за них с меня.

Заведующая шумно выдохнула, отодвинула первый ящик стола, вытащила пачку бумаг, расписалась в них не глядя и положила рядом с гостьей. Беседа, которая велась в кабинете, явно приводила её в замешательство, и она отчаянно искала выход, как повернуть ситуацию в свою сторону. И, видимо, нашла, потому, как резко растянула губы в широкой улыбке, словно вспомнила какую-то занятную историю.

– Сегодня в приют приходил мужчина, – начала она, продолжая широко улыбаться, – странный мужчина, на бомжа похожий, и расспрашивал меня о том мальчике.

– О каком ещё мальчике? – Женщина напротив провела языком по ровным белым зубам и сделала большой глоток из чашки, нарочито смотря в окно.

– О том мальчике, – Галина Ивановна понизила голос до шёпота и даже подалась чуть вперёд, будто выдавала великую тайну. Она всё больше напоминала невезучего карточного игрока, к которому наконец пришёл козырный туз. – О том самом мальчике…

Девушка-призрак перестала петь, резко подняла голову и внимательно посмотрела на заведующую. На несколько секунд взгляд её перестал быть туманным и рассеянным. Она словно вспомнила что-то, что-то очень важное, но что именно, понять не могла.

Та, кого я мысленно окрестила Пестеревой, тоже изменилась в лице и с грохотом отодвинула от себя чашку. На столе появилось несколько коричневых лужиц.

– Что именно он спрашивал? – еле шевеля губами, спросила она.

– Интересовался его родителями.

– Что Вы ответили?

– Правду. Сказала, что ничего не знаю о них.

Девушка-призрак опустила голову и, уставившись на потолок, снова принялась петь, прищёлкивая пальцами. Женщина в красном расслабленно откинулась на спинку кресла.

– Ну и правильно, – через паузу проговорила она. – Надо в любых обстоятельствах говорить правду. Правда всегда помогает. – Заведующая прищурилась и опять поджала губы. – Если этот мужчина придёт ещё раз, сообщите мне.

– Не придёт. Он понял, что ловить тут нечего.

– И всё же, – женщина в красном смерила её презрительным взглядом. Выражение на лице Галины Ивановны опять стало кислым. – Если он появится, сообщите мне.

– Я поняла, Екатерина Сергеевна. Сообщу. Спасибо за новую мебель.

– Замечательно.

Забрав бумаги, Екатерина Сергеевна встала со стула и, не прощаясь, вышла из кабинета. Девушка-призрак засеменила следом, пытаясь успеть проскользнуть в открытые двери. Похоже, проходить сквозь стены она не умела.

– Вот сучка! – в сердцах простонала Галина Ивановна, а затем подошла к окну, с шумом распахнула его, высунула на улицу голову и глубоко задышала. На секунду я даже пожалела её, собралась сказать что-нибудь хорошее, но вовремя это дело оставила. В плане замаячил новый пункт – слежка за Екатериной Сергеевной Пестеревой и девушкой-призраком.

Усевшись рядом с водителем на переднее сидение, я обернулась назад. Пестерева что-то записывала в ежедневник, девушка-призрак вслух считала проносящиеся мимо деревья. Она всё больше казалась мне не совсем нормальной, точнее, совсем не нормальной, если вообще можно считать нормальной душу, которая уже непонятно сколько лет остаётся в мире живых.

«И правда, – подумала я, – а сколько она уже здесь? Савва умер года четыре назад. А она? Десять? Двадцать? А что если, через энное количество лет все неприкаянные души ждёт что-то такое же? Дезориентация в пространстве, тихое помешательство и полузабытьё. Вдруг это и меня когда-нибудь настигнет?»

– Екатерина Сергеевна, – голос у водителя походил на рёв медведя. Жёлтые зубы выдавали в нем заядлого курильщика, – в офис или домой?

– Домой, Паша. Сегодня выдался длинный день. Документы отвезёшь в офис сам. Лена разберётся с ними, а мне поспать надо. Подумать только. Через столько лет…

Последнюю фразу Пестерева произнесла шёпотом. Водитель из-за шума мотора вряд ли её услышал. Девушка-призрак и подавно: та разглядывала вывески на магазинах и через раз громко хихикала.

Выглянув в окно, я запоминала дорогу. Решение ехать домой меня обрадовало. По крайней мере, не придётся созерцать отштукатуренные стены офиса. Засмотревшись на светофор, я опять посмотрела назад. А где интересно работает эта женщина? На заводе или на фабрике? Может, вообще банк держит или магазин? Чем занимается? Похоже, чем-то прибыльным, раз взялась спонсировать Дом малютки. Или грехи замаливает? Может, Савва – это её сын, и она его бросила? Сейчас ей около шестидесяти, значит, родила примерно в сорок, решила, что поздно, и написала отказную. А теперь вот совестью мучается…

Следующие минут десять пейзаж за окном менялся мало. Деревья, здания, снова деревья, а потом недалеко от школы машина резко свернула направо и затормозила возле круглой шестнадцатиэтажки, с пентхаусом и крытыми балконами. Дожидаться водителя Екатерина Сергеевна в этот раз не стала, дверь открыла сама и прямиком зацокала к центральному подъезду. Девушка-призрак, естественно, последовала за ней. Я проделала то же самое и через пару минут выяснила, что живут они на третьем этаже, в квартире №77.

***

– Ну, узнала что-то? – затараторил «Демидыч», едва заметил меня среди кресел в зале ожидания.

– Узнала. Думаю, спонсор приюта и есть мать нашего Саввы?

– С чего это?

– Они с заведующей называют его тем самым мальчиком, и разговоры о нём здорово её пугают.

– А призрак что?

– Ничего. Мне не удалось её разговорить. Она как будто помешанная. Глядит всё время в одну точку да песни поёт, качаясь как белая берёза.

– Выходит, опять ничего. Одни догадки.

– Ну не совсем. Я выяснила их место жительства.

– Правда? – В глазах «Демидыча» вспыхнуло любопытство. – Тогда давай, я поговорю с ней.

– Не надо. – Я сделала шаг назад и, опустившись в кресло, посмотрела по сторонам. На нас никто особого внимания не обращал, не оглядывался и пальцем у виска не крутил. Значит, трюк с телефоном худо-бедно работал. – Возвращайся домой, а я послежу за ней несколько дней. Нам доказательства нужны, а ты только хуже сделаешь. Она и так попросила заведующую сообщить ей, если ты снова появишься.

– Ну и что? – нахмурился он. – Можно было бы…

– Спать на вокзале будешь? А деньги? – Я вдруг поняла, что совершенно не знаю, как он живёт и на что существует. – Ты работаешь где-то?

– Работаю, – как-то слишком тихо ответил он, – но не официально. То грузчиком, то разнорабочим, иногда ремонтирую что-нибудь у соседей. Везде, где придётся, в общем. С бывшей условкой особо не берут никуда да и с учёта у психиатра меня не снимают. Спасибо пенсию по инвалидности платят.

– Понятно… – Сгорбившись, я провела рукой по волосам. До поезда оставалось два часа, и я отчаянно думала, как их использовать. – Мне нужно узнать как можно больше про Пестереву.

– Предлагаешь людей расспрашивать?

– Нет, можно прочитать в интернете.

– Интересно как? – и он показал на свой телефон размером с кирпич.

Я вздохнула и ещё раз огляделась по сторонам. Несколько мальчишек играли в гонки на телефонах, кто-то слушал музыку, кто-то отсылал сообщения по «аське», пожилая женщина напротив читала толстую книгу. Рядом с ней, на сиденье, лежала закладка в виде цветной листовки «Компьютерные курсы для пенсионеров». Библиотека. Ул. Емельяна Пугачёва, дом 9.

И, широко улыбнувшись женщине, я осторожно похлопала «Демидыча» по плечу.

– В этом месте нам не должны отказать.

***

– Всё просто, – сказала я, когда мы подошли к пятиэтажному зданию из серого кирпича. – Ты приходишь и вежливо называешь своё имя. Если библиотекарь в хорошем настроении, а читателей в читальном зале не слишком много, то тебе за разумную плату могут предоставить компьютер. В конце концов, услуги печати и сканирования они ведь оказывают.

«Демидыч» нахмурился и пробурчал себе под нос что-то едкое, но в библиотеку всё же зашёл и, вытащив из кармана паспорт, заковылял к библиотекарше. Ей оказалась приятная блондинка лет тридцати пяти. Душевная, но слегка прихрамывающая. Записав данные «Демидыча», она выдала ему формуляр и, заполнив квитанцию на пятьдесят рублей за «аренду ЭВМ» проводила к компьютеру. Допотопная машина с огромным белым монитором, напоминающим гроб, начала медленно загружаться.

В интернет нам удалось войти только минут через пятнадцать. «Демидыч» тихонько матерился, я старалась помалкивать и лишний раз его не трогала.

– Систему бы им переустановить и процессор почистить. Не компьютер, а свалка, – кряхтел он, пока на экране переворачивались крохотные песочные часики.

Наконец нужная вкладка открылась, и я уставилась в экран, пытаясь зазубрить всё, что удастся выяснить.

Пестерева Екатерина Сергеевна. Пятьдесят девять лет. Родилась и выросла в Ч***. Училась в местной школе, затем в областном политехническом институте на инженера. По распределению вернулась в родной город. Четыре года назад стала директором металлургического завода, до этого десять лет проработала заместителем директора. Разведена. Одна воспитывала дочь Альбину, которая умерла в тысяча девятьсот девяносто девятом году, выбросившись из окна…

Глава двенадцатая

Покидая библиотеку, «Демидыч» пошатывался. Лицо его было серым и хмурым, как небо, отражающееся в лужах на асфальте. Я молчала. Он тоже не стремился разговаривать и только иногда хлопал себя по карманам.

– До чего же курить хочется, – наконец выдал он, рассматривая свои ботинки. – Два года назад бросил, а сейчас вот опять тянет. Всё из-за девчонки твоей. Неужели она и правда дочь этой тётки?

Я пожала плечами и посмотрела на серое здание библиотеки.

– Выходит, так.

– Думал, её убили, или от рака померла, на худой конец, от СПИДа или порока сердца какого-нибудь. Но, чтобы из окна выброситься в девятнадцать лет…

– Девятнадцать ей так и не исполнилось, – сухо добавила я. – Нескольких дней не хватило.

«Демидыч» покачал головой и пробубнил себе под нос что-то нечленораздельное. Поблизости людей не было, поэтому я не стала напоминать ему про меры конспирации в виде телефона у уха. Там, где раньше располагалось сердце, залегла какая-то тяжесть. Ни одной фотографии этой самой Альбины мы не нашли: как будто кто-то специально изъял их из интернета. Ни в «Вконтакте», ни в «Одноклассниках», нигде… Но это не мешало мне строить теории о том, что девушка, певшая в кабинете заведующей, и есть дочка Пестеревой.

Савва как-то сказал, что души, у которых есть неоконченные дела, не могут найти свет. Интересно, какие неоконченные дела есть у этой Альбины? И вдруг они тут совершенно не при чём? В средние века самоубийц хоронили не на кладбище, а где-то около, за оградой. Людей, наложивших на себя руки, считали самыми страшными грешниками. А что если, и Альбину постигла похожая участь. Этакий ад на земле – вечное скитание в мире живых и отлучение от света…

– … мать Саввы?

– Что? – удивилась я, подняв глаза на «Демидыча». Он всё так же сидел на бордюре и поглаживал остатки бороды.

– Мне кажется, Альбина и есть мать Саввы.

– Вряд ли. Она умерла одиннадцать лет назад. Сейчас ей бы было тридцать, а Савве – шестнадцать. Думаешь, она могла родить в четырнадцать?

«Демидыч» прищурился. В его глазах читалось сомнение. Четырнадцатилетняя мать. В такое верилось слабо. Слабо, если не брать в расчёт историю Вали Исаевой. Историю, о которой судачила вся Россия, а ведь той девочке и двенадцати тогда не было.

– Ладно. – Поднявшись с бордюра, «Демидыч» тщательно отряхнул брюки. – Пошли. Покажешь дорогу.

– Куда это? – не поняла я.

– К Пестеревой. Надо разруливать эту Санту-Барбару.

При слове «Санта-Барбара» я засмеялась. Тётя Глаша всегда говорила нечто подобное, когда слышала очередную деревенскую сплетню о любовницах и жёнах. Она и сама была не прочь рассказать кому-нибудь историю своей жизни, всегда приговаривая при этом, что по её мотивам можно снять неплохой сериал.

– Никуда ты не пойдёшь! – закатила глаза я. – Хочешь, чтобы тебя в обезьянник отправили. Мы вроде уже решили, что ты домой возвращаешься.

– Никуда я теперь не поеду, если мать Саввы – призрак, а не эта кусачая, как ты говоришь, тётка, то…

– Дай мне пять дней. Ладно, – замахала я перед ним руками, словно собиралась сдаваться, – три дня. Я понаблюдаю, послушаю. Поговорю.

– Ты уже разговаривала.

– Просто дай мне шанс! Я хочу поговорить с Альбиной. Мать Саввы кто-то из этих двоих, либо та, кого они обе знали. Через три дня я вернусь в город и всё-всё тебе расскажу.

– А как же твои отец и муж?

«Демидыч» старательно сверлил меня взглядом. Он догадывался, что давит на больное, но сдаваться не собирался. Посмотрев на библиотеку ещё раз, я потёрла грудь и решила принять его вызов.

– Вариантов у нас немного. И пока я разбираюсь с матерью Саввы, ты приглядишь за папой и Ромкой…

***

Электричка, увозящая «Демидыча», медленно набирала ход. Он стоял у окна, придерживая ладонями открытую форточку. Выдавив улыбку, я помахала ему рукой. В ответ он тоже помахал мне, не обращая внимания на сидящих рядом людей и абсолютно пустой перрон, а потом резко пропал из вида. Один за другим вагоны мчались мимо меня со скоростью ветра, но лицо не обдавало холодом, а волосы лежали на плечах ровными прядями. Глядя на пустые рельсы, я опять невольно вспомнила Ромку. Когда-то он также провожал меня на электричку, а я стояла у окна и придерживала руками форточку.

Дом Пестеревой мне удалось отыскать достаточно быстро. При жизни я обычно плутала в малознакомых местах. Папа полушутя-полусерьёзно говорил, что я могу потеряться в трёх соснах. Ромка поддакивал ему, обзывая меня жертвой географического кретинизма. Я тогда сильно обижалась на них, хотя действительно путалась в улицах и находила нужное место только благодаря хорошо подвешенному языку. Удивительно, но после того, как моя земная жизнь закончилась, проблемы с ориентированием на местности пропали сами собой.

Квартира №77 буквально утопала в роскоши. В гостиной стоял огромный диван с шёлковыми подушками, в спальне – встроенный шкаф с зеркалом от пола до потолка, кухня ломилась от бытовой техники. Если не считать цветочные горшки и светильники, то ярких предметов в квартире почти не было, как, впрочем, и фотографий – их заменили огромные репродукции Шишкина и Репина. Видимо, Екатерина Сергеевна всерьёз интересовалась живописью либо делала вид, что интересуется ею.

Девушка-призрак как обычно сидела на полу, только в этот раз колени не обнимала, потому что легонько прищёлкивала пальцами, вероятно, пытаясь воспроизвести мелодию, которая играла в её голове.

– Меня зовут Наташа, – предприняла я новую попытку познакомиться. – А ты Альбина?

На минуту щёлканье прекратилось. Девушка уставилась на меня своими огромными глазищами, которые, скорее всего, при жизни были серыми точно мокрый асфальт, и недовольно поджала губы. Звук собственного имени заставил её вынырнуть из пучины выдуманного мира и сфокусировать взгляд на мне:

– Ты кто такая? – раздражённо сказала она. – Как попала сюда? Выметайся немедленно. Если эта увидит тебя, попадёт всем.

– Эта – твоя мать?

Девушка-призрак громко цокнула языком и отвернулась. Голос у неё был низким и неприятным. Во время пения он звучал совершенно по-другому. Наверное, поэтому она предпочитала считать машины и деревья слегка нараспев.

– Послушай Альбина. – Я села на пол перед ней и протянула руку в знак приветствия. – Мне нужна твоя помощь.

– Ты должна уйти, – взвизгнула она. – Если ты не уйдёшь, эта рассердится и накажет меня.

– Она даже не увидит меня, не бойся.

– Не увидит? Это как так?

– Потому что я как ты.

– Как я?! – Альбина прищурилась, фыркнула и даже попыталась пожевать губу. Естественно, это у неё не получилось, как и у меня двумя часами ранее.

В светло-голубом атласном халате из ванной вышла Екатерина Сергеевна, включила телевизор и прилегла на диван. Девушка-призрак чуть приподняла брови, посмотрела на мать долгим пронзительным взглядом, а потом опять принялась щёлкать в воздухе пальцами. Я встала на ноги и прошлась по гостиной. Чем больше я наблюдала за Альбиной, тем сильнее понимала, что та даже не догадывается о своей «недожизни». Она словно потерялась в пространстве и времени. Я могла поклясться, что Альбина проживает снова и снова один и тот же день…

Спать Екатерина Сергеевна легла поздно и прямо на диване, а на утро позвонила кому-то и, жалуясь на жуткую мигрень, сказала, что на работу не выйдет. Пролежала на диване ещё пару часов, а затем, кое-как собравшись, пошла не то в магазин, не то в аптеку. Альбина вскочила с пола, как только её мать взяла со стола сумку, попинала воздух в прихожей и тихонько проскользнула в дверь. Я осталась в квартире одна и решила устроить небольшой обыск.

С открыванием ящиков пришлось повозиться, но никакой информации о Савве я в них не обнаружила. Видимо, все вещи, связанные с Нестеровым, прятали хорошо и, скорее всего, не в доме.

К полудню обе женщины вернулись в квартиру, Екатерина Сергеевна отправилась в ванную, Альбина разместилась на ковре, облокотившись на любимую стену. Если она и заметила меня, то виду не подала и с удовольствием принялась напевать совершенно новую песню.

В шкафах я больше не рылась и просто наблюдала за хозяйками квартиры. Та, что постарше, долго просматривала какие-то бумаги, а потом принялась строчить кому-то гневное письмо на компьютере. Та, что помладше, без устали следила за движением теней на потолке и наматывала на пальцы волосы. Наверное, мы бы ещё очень долго так сидели втроём, если бы не произошло кое-что странное.

Внезапно мне стало как-то неприятно, даже больно, будто кто-то скрутил мои внутренности, сжал их, замесил, как тесто, и вытащил наружу. Я ахнула, Альбина сдавленно закричала. Екатерина Сергеевна замерла в полушаге от нас. Лишь спустя минуту я поняла, что она прошла сквозь меня к окну.

– Как? – удивлялась Альбина. – Как ты это делаешь? Смотри, смотри на эту. Она словно грузовик мороженого проглотила.

Губы её растянулись в улыбке, но смех застрял где-то в горле. Девушка-призрак закашлялась и замахала на меня руками. Воспользовавшись моментом, я снова попыталась разговорить её:

– Если поможешь мне с одним делом, я научу тебя многим фокусам, и ты сможешь делать так же. Нужно найти родителей одного мальчика.

Альбина поднялась с пола и, сложив руки на груди, прошлась вдоль стены. Лицо её стало серьёзным. Взгляд осознанным. Видимо, слово «мальчик» будило в ней давно потухшие воспоминания:

– У меня тоже был мальчик. Сын, – тихо произнесла она и начала тереть глаза кулаками. – Он родился таким красивым. Тёплым и крошечным. Я до сих пор помню его пальчики. Я пересчитала их. Десять на ногах. Десять на руках.

Альбина отвернулась, я боялась пошевелиться. Тяжесть в груди сменялась безудержной радостью. Я нашла её! Я нашла мать Саввы!

– Но он умер, – не оборачиваясь, тихо всхлипнула она. – Умер, едва родившись.

У вас когда-нибудь выпадало из рук что-нибудь стеклянное? Фарфор. Хрусталь. Ёлочные игрушки. Неважно что. Что-то очень хрупкое, которое при малейшем столкновении с землёй разбивается на тысячу осколков. Выпадало? Тогда вы поймёте, с каким треском разбилась моя надежда…

Итак, «Демидыч» ошибся. Ребёнок Альбины умер, а она с горя сиганула в окно. Вероятно, слово «мальчик» так сильно будоражило её мысли, потому что она постоянно его вспоминала. Может, в том мире, где она пребывала, он был жив, и она пела ему колыбельные…

– Да… – Альбина вздохнула, – или мне сказали, что он умер. Эта сказала.

– То есть?

– Года через четыре я увидела на прогулке ребёнка, очень похожего на него.

– На него, это на твоего сына?

– Нет, на Дениса, – Альбина улыбнулась. – Рыжий, голубоглазый и с ушами как у Чебурашки. Такой же чебурашнутый.

– Денис – это твой, – я отчаянно подыскивала слово, – жених?

– Парень. Познакомились на дискотеке в лагере. Ему было семнадцать, мне – тринадцать, но я прибавила себе два года. После лагеря мы продолжали общаться. Он провожал меня до дома. Одиннадцатиклассник семиклассницу. Здорово, правда? Все подружки завидовали. Когда этой не было, он оставался в квартире. Приносил всякие интересные фильмы. Такие фильмы, которые эта бы мне никогда не показала.