Эсхато. Бешеные

Она издала хриплый звук, напоминающий одновременно волчье рычание и душераздирающий женский крик. Алексей отчетливо услышал, как переплетаются два этих «голоса» – эта безумная мысль, рождённая воображением Алексея в неподходящий момент, вдруг вонзилась в его черепную коробку словно гвоздь, который вбили одним ударом молотка. Он чувствовал металлический запах крови и мяты, исходивший из ее рта. Еще мгновение и окровавленные зубы дотянутся до него…

Несколько студентов, по понятным причинам не желающих выручать своего преподавателя от хватки зараженной однокурсницы, пробегали мимо. Один из студентов случайно ударил Алексея ногой в висок, отчего у того в ушах зазвенело. Алексей мысленно поблагодарил Бога за то, что удары были от легких кроссовок и кед, а не от утяжеленных берц, наверняка бы вырубивших его с одного подобного удара.

Вдруг сопротивление ослабло, и Алексей почувствовал, как озверевшая студентка отлетела в сторону, словно тряпичная кукла. Он заметил промелькнувшую ногу, обтянутую синими джинсами и обутую в сине-белые спортивные кроссовки. Вся эта ситуация нарисовала абсурдную картину в голове Алексея, будто он – подставкой для мячика в игре в гольф, а Катя Маршова – мячик, улетевший в дальнюю часть аудитории от удара "ноги-клюшки". Волшебное исчезновение Кати, тем не менее, не прошло бесследно: она успела разодрать ему руки, оставив ярко-красные полосы.

– Принимайте извинения, Алексей Иванович, – услышал он голос и повернул голову в сторону своего спасителя. Станислав Фаррум, смотрел на него сверху-вниз, самодовольное выражение лица слишком отчетливо говорило нечто вроде "Я же говорил". По габаритам Стаса – рост его был почти два метра, не говоря уже о внушительных мышцах – не удивительно, что Катя Маршова отлетела на целых три ряда вниз.

Алексей протянул руку в надежде, что Станислав поможет ему встать, но тот отпрянул в сторону.

– Вот уж нет, она могла вас заразить, поэтому притрагиваться я к вам не буду, и не надейтесь.

Алексея бросило в дрожь. Сама мысль, что он мог бы стать чем-то похожим на Маршову, не укладывалась в голове. Он не может вот так потерять контроль над собой, не может накинуться на человека без причины, не может…В том месте, куда только что упала Катя, раздалась новая порция звуков: глухие сильные удары по полу, а затем нарастающий женский крик, сливающийся с рычанием. Тонкая, испачканная кровью рука, показалась из-под парты. С глухим стуком она ударила ладонью о тетрадь, забытую кем-то из студентов. Пролетев несколько рядов вниз и наверняка не раз ударившись головой и шеей, она по-прежнему была жива.

– Не может быть, – ахнув, сказал Алексей. Все что происходило с ним прямо сейчас напоминало какой-то жестокий и ужасный кинофильм.

– Ну, omnium optimi* – сказал Стас и убежал из аудитории.

Из-под парты показалась макушка Кати; на светлых волосах был отчетливо виден кровавый овал, и, приглядевшись, можно было заметить куски плоти. Каждое движение давалось ей с трудом. По телу девушки проходила дрожь, из-за чего она напоминала человека, страдающего тремором.

Она посмотрела на Алексея злобным взглядом, зубы ее вновь оскалились. Она залезла на вышестоящую парту, не сводя с него взгляда. Рычание Кати вывело Алексея из ступора, заставив вскочить на ноги. Как только он встал, то ощутил резкую боль в области спины: падение на пол дало свои неблагоприятные результаты, но эта боль была сущим пустяком при виде человека… нет, при виде существа в образе человека, приближающегося к нему.

Она ползла по партам на четвереньках, взбираясь на них словно по небольшую гору. Алексей подумал, будто она ползет к нему только ради того, чтобы тот помог ей. На последнем издыхании она приползет к нему, упадет в ноги и будет трясти за штанину, говоря про себя: Помогите мне, Алексей Иванович, помогите!

Но эти мысли исчезли из головы Алексея сразу, как только она оказалась почти в метре от него. Он взглянул в ее кровоточащие глаза и понял, что кроме ненависти и желания убить они не выражают ничего. Он бросился в сторону выхода из аудитории, захлопнул за собой двери и дрожащей от страха рукой начал копаться в карманах в поисках ключа. К счастью, спасительный инструмент оказался в руке быстро, и он успел сделать последний поворот в замке прежде, чем на дверь обрушился град ударов.

Пот ручьями тек с Алексея, оставляя влажные дорожки на лбу и щеках. Он обернулся в сторону коридора, где стояли почти все студенты, вышедшие из аудитории во время всего этого ужаса. Они разом отпрянули от него, словно от коровьей лепешки, вонь которой разлетелась на несколько метров. Они принялись спешно расходиться; одни прикрывали свои лица ладонями, другие же пользовались полами одежды. Алексей понадеялся на то, что, быть может, он действительно наделал в штаны или описался от увиденного.

Нет, дружище, ты не описался и не наложил в штаны! – издевательски сказал Алексею его внутренний голос, – Все намного хуже. Они думают, что ты теперь заражен. Они думают, что ты теперь станешь таким же, как Катя Маршова.

Он стоял как вкопанный еще несколько минут, прежде чем сделать первый шаг. Он осознал, что Госпожа Смерть либо уже дотронулась до него, и через несколько часов его жизнь прекратится в адской агонии, либо ему все же удалось увернуться от этой суки.

В коридорах университета вдруг раздался крик.

Затем еще один, и еще…

Нечто ужасное приближалось.

___________

* всего хорошего! (лат.).

2. Диана Леонова

Отпроситься с работы на второй день подряд оказалось довольно проблематично. Выдумывать про заболевшую голову или ноющий живот она не стала, а правдиво, лишь, возможно, совсем немного приукрасив, сказала, что няня, следящая за ее ребенком, заболела чем-то очень серьезным и не сможет присмотреть за ее маленькой дочерью. Ко всему этому она не забыла добавить и россыпь извинений в адрес своей начальнице.

– Простите меня еще раз, если бы я могла…

– Ты сейчас меня очень подводишь. Как мой первый помощник, ты обязана болеть только тогда, когда болею я. Отдыхать тогда, когда отдыхаю я. Ты же понимаешь, что наши обязанности требуют от нас координированных и совместных усилий?

Да что ты о себе возомнила, жирная и уродливая жаба? – почти сорвалось с губ у Дианы, но она вовремя представила все печальные последствия, которые не минули бы ее, сказав она эти слова прямо в трубку. К тому же, если бы она и решилась сказать нечто подобное, о чем она мечтала уже не первый год, то сделала бы это непременно, стоя лицом к лицу с начальницей, только для того, чтобы увидеть ее удивленную физиономию. Она бы очень хотела сделать это, но, к ее глубокому сожалению, пока что делать это было нежелательно. Причина была проста и довольно банальна – деньги, которых в семье Леоновых всегда было недостаточно.

Старший бухгалтер невзлюбила свою молодую помощницу почти сразу, вынеся ей окончательный вердикт под названием «сучка-шалашовка» и опираясь при этом исключительно на внешность Дианы, но никак не на ее профессиональные качества в области бухгалтерии. Несмотря на то, что Диана прекрасно справлялась со всеми поручениями и схватывала все на лету, Евгения всегда придиралась к ней по пустякам.

Диана уже давно для себя сделала несколько выводов касательно своей начальницы и ее скверного характера. Самый первый и главный вывод касался ее внешности, а если быть точнее – ее огромной задницы и жирного брюха: эта особа любит во всем мире только две вещи – саму себя и шоколадные печенья, что она уплетала при Диане по шесть, а то и по восемь штук в день. Благодаря такой «диете» и ее внушительным размерами в виде ста с лишнем килограмм – по предположению Дианы – напрашивался второй, заключительный вывод под названием «недотрах». Грубо, вульгарно, однако, как еще объяснить такую неприязнь к молодой девушке, у которой этого самого «недотраха» нет? Диана решила, что это просто зависть, потому что у нее в сексуальной жизни все отлично, фигура у нее что надо, и карьерный рост дает о себе знать. Как бы ни хотела эта мымра увольнения Дианы, ей все же приходилось смириться с ее присутствием, поскольку вышестоящее начальство было вполне удовлетворено работой девушки. Совсем скоро – на что она очень и очень надеется – она перешагнет через позицию «высококвалифицированного бухгалтера», после чего Евгения будет звонить ей, чтобы просить отгул. Эта мысль грела Диану и заставляла с каждым днем быть более старательной.

– Я все понимаю.... – очнулась от мыслей Диана после того, как услышала в трубке свою фамилию несколько раз. – Но я не могу оставить дочь одну.

– Тогда будь так любезна найти новую сиделку для ребенка, – голосом в стиле «меня это не волнует», сказала мымра. – Я жду тебя завтра, ровно в девять утра. Отчет должен лежать у меня на столе к вечеру.

– Да, я поняла, но…

– Я тебя предупредила.

Диана не успела договорить, как услышала телефонные гудки. Мымра решила оставить последнее слово за собой и демонстративно положила трубку.

– Тварь, – выругалась Диана

Она лишь хотела добавить, что не имеет представления, как она сможет найти новую сиделку за такой маленький срок.

Вся эта суматоха с работой шла параллельно с волнением, которое поселилось внутри Дианы еще утром, после звонка матери их няни Риты. Волнение это не было большим, но время от времени давало о себе знать, покалывая невидимыми иголками возле сердца. В отличие от мужа она не любила накручивать себе в голове множество предположений и догадок, и предпочитала объективность, ее позиция была достаточно проста: «Если я вижу, что что-то происходит, я верю в это, но, если мои глаза этого не видели, несмотря на доводы других людей, мое доверие никогда не будет сто процентным. Ее несокрушимая уверенность иногда давала осечки, но иногда – а точнее, в большинстве случаев – сильно помогала ей.

Взять хотя бы тот же «СтартСтрой», где она благодаря упорству и трудолюбию за каких-то пару лет смогла попасть туда, куда другие пытаются добраться годами. Для нее не существовало слов «невозможно» и «нельзя», ведь именно они относились прямиком к ее убеждению «Пока я не увижу своими глазами – не поверю». Диана, несмотря на умеренные издевки со стороны своей начальницы, не видела перед собой препятствий. Для нее все было «возможно» и «реально», и никаких «невозможно» наряду с «нельзя». Само собой, успеху Дианы способствовала и ее миловидная внешность, которая заставляла противоположный пол сдаваться без боя. Большинство мужчин мечтали видеть ее в своей постели, некоторые женщины и девушки придавались щекотливым фантазиям, где Диана играла особую роль, однако всем им было известно, что это так и останется только их фантазиями. Диана была верна и души не чаяла в муже. Ее обручальное кольцо всегда было на безымянном пальце, а на предложения «пойти вместе поужинать» она без церемоний отвечала, что ужинает исключительно со своим мужем.

Диана подошла к кроватке своей дочери сразу после телефонного разговора, чтобы хоть как-то сгладить наплывшие негативные эмоции видом своей годовалой малютки. Саша тихо сопела, делая еле слышимые вдохи и выдохи, отчего ее животик поднимался и опускался напоминая маленький воздушный шар. Разноцветные динозаврики, нарисованные на распашонке, казалось, пританцовывали в такт ее дыханию. Не было сомнений, что спящая дочка, годовалый отпрыск семейства Леоновых, являлась самым прекрасным созданием на всем белом свете…

…до тех пор, пока не проснется, подняв на ноги своим яростным криком обоих родителей, как, например, сегодня утром.

Смотря на плоть от своей плоти, маленькое чудо, которое было ей дорого больше всего на свете, Диану снова кольнула в сердце та невидимая иголочка, постепенно переходящее в паранойю.

Эта болезнь, этот вирус… – думала она. – Вдруг он доберется до тебя? Вдруг он доберется до Лешки? До меня…?

Прочь эти бредовые выдумки, Дин! – Проговорила она про себя – Обычный грипп, их десятки! Они появляются каждый год и благополучно убираются прочь. Не в средневековье живем же! Все наладится!

Вдруг она почувствовала внезапную тошноту, что подступила к горлу, сопровождаясь кислым привкусом. Прошли секунды, прежде чем Диана поняла, что еще мгновение – и содержимое ее желудка грозит оказаться возле кроватки ее дочери. Не теряя времени, она побежала в сторону туалета и выблевала свой завтрак, состоящий из яичницы и бекона. Она просидела еще пару минут в обнимку с холодным унитазом, проклиная кусочки не переваренной ветчины, плавающие в туалетной воде, а затем направилась к раковине умыть лицо.

Она подошла к зеркалу. Ее светло-рыжие волосы казались слишком яркими на фоне ее побелевшего как лист бумаги лица. Она выглядела болезненно, и не нужно было быть специалистом в области медицины, чтобы это увидеть. Она чувствовала, как ее лоб постепенно становится горячим после «поцелуев» с унитазом. Неужели что-то было не так с яичницей? – подумала она и с этой мыслью окунула свои ладони в холодный поток воды из под крана. Она умыла лицо и мысленно прокрутила события сегодняшнего утра. Яйца определенно были свежими, как и бекон. Она всегда относилась к выбору продуктов питания довольно скрупулезно, высматривая все ярлычки и даты, за что Леша ее порой изрядно ругал, поскольку это отнимало львиную долю времени. Да, Диана обладала некой старушечьей дотошностью в этом плане, что кардинально не вписывалось в ее образ, но это еще никому не повредило! Ни разу в их семье не было отравлений.

Но что эта за хрень тогда? И отчего вдруг у меня голова такая горячая?

Одно небольшое предположение, словно копье, вонзилось в ее сердце. Предположение, состоящее всего лишь из одного слова, которое переплелось с ее предыдущим волнением и вновь пробудило его от недолгого сна – «Мортем». Неужели…?

– Нет, Дин, это просто отравление. Просто ты не заметила срок хранения яиц или бекона, с кем не бывает. Все хорошо! В конце концов, просто глянь! Это же не составит никакого труда!

Волнение наряду с безумным – как она считала – предположением сплелись в один клубок, размотать который сразу было невозможно. Она направилась в сторону кухни, стараясь держаться от кроватки с маленькой Сашей подальше, что-то внутри подсказывало, что лучше не подходить к малышке близко. Дверцу холодильника она открыла медленно, словно она была вовсе не хозяйкой этой квартиры, а вором, решившим стащить пару пакетов молока, филе и еще всякой всячины, что хранилось внутри. Рука ее потянулась к упаковке яиц, взгляд упал на срок хранения – первое октября, вчерашняя дата. Затем рука потянулась к ветчине – первое октября, снова вчерашняя дата. Она захлопнула холодильник, чувствуя, как жар подступает медленно, но верно. Тошнота тоже давала о себе знать.

Все хорошо, все в порядке. Тебе просто нужно вызвать врача. Ты же никуда не выходила эти дни, ведь так? Два дня ты сидела дома и даже на порог не ступала. Расслабься, иди к телефону, вызови врача, и он…

Она вздрогнула, когда за окном послышался глухой хлопок, а за ним второй и третий. Хлопки раздались с разницей в секунду, и было понятно, что идут они со стороны улицы.

Но еще больше она испугалась, когда услышала женский крик, отчего ее сердце, казалось, сжалось до крохотных размеров. Диана повернулась в сторону окна, закрытого плотными шторами, через которые проглядывал лишь крошечный луч света. На улице явно что-то происходило, и отнюдь не что-то хорошее.

Любопытство одолело ее и заставило сделать несколько шагов в сторону окна. Мысли о тошноте и болезни, бушевавшие в ее голове несколько минут назад, исчезли. Босыми ногами она осторожно шла по махровому ковру, затем перешла на линолеум и коснулась коленками теплой батареи под окном. Диана слегка приоткрыла занавеску и начала разглядывать происходящее.

Несколько полицейских машин с работающими красно-синими проблесковыми маячками быстро проехали по дороге. Их сирены заставили Диану закрыть уши ладонями, чтобы не оглохнуть, – настолько громкими они были. На дверце одного из полицейских автомобилей, прямо на том месте, где обычна было написано слово "Полиция" отчетливо виднелось красное пятно; оно спрятало под собой большую часть букв, отчего привычное слово читалось как – «П…иц…я». Диана успела прочесть эти несколько букв прежде, чем машина, вместе с другими, скрылась за поворотом. Но не это удивило ее так сильно: зрелище через дорогу заставило ее зрачки расшириться в несколько раз.

На тротуаре, возле магазинчика «Хлебобулочные изделия», собралось несколько человек. Все они смотрели на тело молодого парня, лет шестнадцати-семнадцати, лежащее на тротуаре. Его рука свисала с бордюра, а легкая замшевая куртка синего цвета стала черной и блестящей от его собственной крови, которая текла прямиком в водосток.

– Он набросился на меня! Что я еще должен был сделать? Он укусил меня! – сказал мужчина, стоящий напротив этой небольшой толпы. Он был одет в кожаную куртку и коротко острижен. На его ногах были кожаные берцы и штаны цвета хаки. Около его ног Диана увидела автомата Калашникова, дуло которого сверкало на солнце. Должно быть, он бросил его после того, как осознал, что натворил.

Но прохожие были не так озабочены присутствием стрелка, как тем фактом, что полицейские машины, почти заставшие выстрелы и уж точно заметившие труп на краю тротуара, проехали мимо, не обратив на происходящее никакого внимания. Это могло значить только одно – в городе происходит нечто намного серьезней, чем труп посреди улицы.

Был единственный способ узнать, что происходит. Диана взяла пульт и включила телевизор.

– Мы советуем гражданам Столицы не покидать своих домов и запереть двери и окна, – вещал диктор центрального телевидения; он был явно взволнован, это слышалось в его дрожащем голосе. – Ситуация под контролем. Повторяю, всем гражданам крайне рекомендуется запереть окна и двери и не покидать своих домов и квартир. В скором времени ситуация нормализуется.

Послышались новые крики и новые хлопки. Диана не могла поверить в происходящее, в её голове жило ясное убеждение, что это всего лишь ужасный сон. Надо только проснуться, обнять Лешку, покормить дочку и…

Раздался грохот, словно кто-то взял огромный ящик с инструментами и как следует его встряхнул.

Большое окно, из которого она только что выглядывала, разбилось вдребезги, разнося тысячи мелких осколков по всей комнате. Диана взвизгнула и инстинктивно бросилась на пол, спрятавшись за диван и прикрыв голову руками. За окном вновь раздались сирены полицейских машин, гул и крики прохожих. Прогремела очередь выстрелов, перемешиваясь с остальной какофонией звуков; это происходит совсем рядом с ней, совсем рядом с… ее дочерью.

Малышка проснулась и заплакала, заставив Диану подняться на ноги и побежать в сторону кроватки, возле которой лежали осколки стекла. Сердце ушло в пятки, когда она на мгновение представила, как десятки таких же осколков упали на маленькое личико ее дочери. Взволнованная мать подбежала к кроватке и заплакала от счастья. Младенец лишь протяжно кричал, покраснев. Никогда еще плач ее малышки не был там приятен ее ушам. Диана взяла Сашу на руки и начала ее укачивать, пытаясь успокоить нежными словами вперемешку с рыданием.

– Все хорошо, моя дорогая, все хорошо, мамочка тут, с тобой. – Слезы градом текли из ее глаз, никогда она еще не была напугана так, как сейчас.

Телевизор продолжал вещать, но Диана не слышала, что говорил диктор. Она была в шоке, который за несколько секунд парализовал ее тело и разум, заставив не шевелиться и стоять в центре комнаты.

Когда оцепенение отпустило ее, она зашла в соседнюю комнату, где аккуратно положила дочку на кровать. Малышка по-прежнему продолжала плакать, но уже чуть тише, и это немного успокоило Диану.

– Полежи здесь, солнышко. – Она гладила дочь тыльной стороной ладони, пытаясь успокоить. – Мамочке нужно узнать, что здесь происходит.

Как только Саша почти перестала плакать, Диана вышла из комнаты, и первой мыслью, посетившей ее, было набрать номер полицейских. Она взяла трубку телефона, начала набирать номер, пару раз промахнулась от волнения, но все же справилась.

– Все наши операторы заняты. – Услышала монотонный голос Диана. – Пожалуйста, дождитесь ответа оператора или…

Диана сбросила вызов, вновь набрала номер – тот же голос, те же слова.

Послышались новые выстрелы, новые неразборчивые крики людей. Диана стояла прямо напротив разбитого окна, закрытого темными шторами, и боялась даже представить, что там происходит. Она чувствовала себя беспомощной и злилась на свою трусость. Она обратила внимание, что в телевизоре, где несколько минут назад ведущий делал объявление, – пустота. Виднелась спинка стула на синем фоне с логотипом телеканала; край стола, возле которого раньше сидели ведущие, и хаотично разбросанные бумаги на нем. Должно быть, пока она успокаивала малышку, что-то произошло в прямом эфире, что-то, заставившее телеведущего покинуть свой пост; камеры по-прежнему были включены, показывая синий задник.

Но почему же операторы не отключили камеры?

Леша. Ей срочно нужен был ее муж.

Вдруг сейчас он в беде? Почему он до сих пор не позвонил? С ним все в порядке…?

Она нашла мобильный на журнальном столике, нашла его в списке контактов, попыталась позвонить, но в очередной раз ей ответили:

– Все линии перегружены…

Она набрала номер еще раз, и еще раз, и еще…

– Все линии перегружены…

Она подбежала к дверям, убедилась, что они заперты. На всякий случай подставила тумбочку для обуви, хоть и сама осознавала, – это не поможет, если дверь проломят и ворвется… что ворвется? Она даже не понимала, с чем может иметь дело. Боялась представить. Единственная ее мысль была о Саше и о ее безопасности, забота о которой целиком и полностью сейчас лежала только на ее плечах.

Двери заперты, окна закрыты за исключением одного, которое теперь было разбито вдребезги. Диана направилась прямо к нему, надеясь придвинуть хотя бы книжную полку в попытке отгородиться от невидимой угрозы, но дойдя до книжной полки, стоящей совсем рядом с окном, она почувствовала, как любопытство заиграло в ней, словно в маленьком мальчишке, увидевшем загадочную пещеру. Она вытянула руку, слегка отодвинула штору и…

Словно по мановению волшебной палочки увиденное ею за окно минут пять назад изменилось почти до неузнаваемости за исключением одного – труп молодого парня все еще лежал на тротуаре, свесив свою правую руку с бордюра, будто прося милостыню. Теперь к нему добавилось еще четыре тела, лежащие в разных позах кто на дороге, кто на бордюре. Под ними лужи крови, блестящие на ярком солнце. В булочной через дорогу виднелись языки пламени, и не было слышно ни сирен пожарных, ни воя скорой помощи. Прямо возле дома Дианы в фонарный столб врезался полицейский автомобиль, капот которого выглядел словно мятый платок. Из радиатора шел дым, ясно давая понять, что авария случилась совсем недавно. На треснувшем лобовом стекле Диана заметила несколько дыр от пуль. Ох, если бы не этот фонарный столб, – думала она, – машина влетела бы прямо в наш дом…

Если на нашей маленькой улице на окраине происходит такой кошмар, то что сейчас происходит с городом? С нашим ОГРОМНЫМ городом?

Диана заметила, как из окна полицейской машины высунулась дрожащая рука, испачканная в крови до самого локтя. Пальцы согнулись, словно держа невидимый мячик для тенниса. Тяжелые вдохи, кряхтение, звон стекла.

– П-п-помогите, – раздался хрипловатый голос из машины.

Диана ощутила прикосновение тысячи маленьких иголок, парализовавшие ее на короткий срок. Она заставила себя сдвинуться с места и аккуратно перелезть через подоконник, стараясь не задеть заостренные куски стекла, торчащие как копья из нижней рамы. На ней был светло-синий домашний махровый халат с фиолетовой лентой на поясе. Подойдя к машине, она потеряла дар речи: подобное зрелище она видела раньше разве что в кино.

Человек на месте водителя был все еще жив. Его окровавленные пальцы почти касались ее халата. Один его глаз закрыл огромный синяк, отчего он, наверное, мало что видел: рот был полуоткрыт, а язык внутри делал короткие движения вверх-вниз, словно пытаясь что-то сказать. Полицейская форма на человеке была почти незаметна, потому что тело его придавило к сиденью так, что была видна лишь голова и половина груди. Диана не сразу заметила второго пассажира на переднем сиденье, чья голова была откинута назад. На его лбу виднелось огромное красное пятно, и, присмотревшись внимательно, она разглядела куски плоти – он был явно мертв.

– П-помогите, п-пожалуйста… – почти шепотом произнес водитель.

От увиденного Диану вновь чуть не стошнило, однако она постаралась держать себя в руках, так как от ее действий сейчас зависела жизнь человека. Она уже развернулась в сторону дома с мыслью набрать номер полиции или скорой, но вспомнила, чем закончились последние несколько попыток. Она оглянулась по сторонам, в надежде найти хоть кого-нибудь, но увидела только парочку пробегающих вдали фигур. Улица словно вымерла вместе со всеми ее жителями, оставив лишь несколько трупов на дороге. Кто убил этих людей, для Дианы до сих пор оставалось загадкой.