Ведьмак. Белый волк и чёрный камень

Спутали не только юзами, но и колдовством. И стрелы и оружие у кочевников было особое, заговорённое.

Когда очнулись, то спутаны были прочно и не какими-то верёвками, а зачарованными ремнями. Их простому человеку ни за что не разорвать, ни перетереть… Шаман у этого племени сильный был. Он-то всё и устроил.

Но это же, какой стыд! Оказаться в плену, сделаться рабами!

Одно было славно, что не определил шаман, что Аркуда не так прост, как кажется. Два дня и две ночи мы набирались сил, залечивали раны, смотрели за обычаями. Выбирали время, когда проще будет уйти.

Хотя нас и держали в подобии нашей кущи, но по звукам и разговорам, доносившимся снаружи, было ясно, что воины готовятся на вылазку. И как только на рассвете третьего дня снаружи раздались гортанные крики, и удаляющийся топот лошадиных копыт, стали готовиться. Всё получилось на удивление легко, прихватив оставшихся своих же коней, приученных никому кроме хозяина не служить. И утекли, но не все. Потому, что накануне днём шаман решил всем пленникам показать, что он с нами сделает, если мы не покоримся.

Охранники выволокли к вкопанному посередине стоянки каменному столбу мальчишку из тех, кто в юзы попал раньше нас. Ему было лет двенадцать всего, с виду, и никак нельзя было его уговорить вести себя потише и не буянить. Как руянин оказался так далеко от родичей? Только понимали мы друг друга с трудом.

Нас выстроили в окружении скалящихся воинов и женщин с детьми, радостно визжащих в предвкушении зрелища. Мы не понимали, что произойдёт, но отчего-то стало жутко. И я не осознававший смысла происходящего ждал простой расправы. Однако степняк поступил по-хозяйски расчетливо, как со скотиной.

Заставил руянина выпить какой-то отвар. Как стало после понятно – для того, чтобы не мешал действиям и не дёргался, но всё чувствовал. А когда парень потерял способность двигаться, превратившись в куклу. Ножом с живого снял кожу, как с овцы – медленно и с удовольствием. Наверное, боялся шкуру повредить.

И мы вынуждены были наблюдать мучения жертвы безропотно. Аркуда говорил, что это были чары покорности. Но я всегда корил себя за трусость.

– Скорее всего, всё же чары, – процедил ведьмак, припоминая нечто своё.

Князь, казалось, не расслышал его слов, полностью погружённый в воспоминания. И Видан ещё пока не понимал, как связаны эти события с тем, что происходит здесь.

– После этого зверства, вырвал из груди жертвы сердце, наконец-то прервав его страдания, и стал жрать на наших глазах… Никак не могу забыть. Всякого навидался, сам натворил немало, но…

Милонег замолчал, словно, заново переживая давние события.

На поляну бесшумным белым призраком скользнул белый волк, неся в зубах берестяной туесок. Ведьмак покачал головой:

– Уж сколько раз тебе говорил, чтобы пореже зверем бегал!

– Так же быстрее! – Отговорился Финя, поставив припасы наземь и перекинувшись в человека. – С тем, сколь Генка навалила всякой всячины, чтобы вам угодить, я бы только к полуночи на двух нога добрался!

– Не преувеличивай, – буркнул Видан, поглядывая на то, как резво мальчишка выкладывает на расстеленную холстину всё, что принёс.

– Вот, похлёбка ещё горячая даже! – Не то похвастался, не то для убеждения заявил он, снимая с широкого глиняного горшка крышку. Воздух наполнил мясной дух.

Сторожа принялись за ужин. Видя, как Финя, уставившись на звёзды, тайно сглатывает слюну, ведьмак не выдержал:

– Сам-то ел?

Ученик кивнул, но опять-таки не смог сдержаться. С тех пор, как угасло действие проклятий, мальчишка постоянно был голоден, буквально, как зверь. И всё ему было мало. Но это объедалово, явно, шло ему на пользу – он рос и обретал мышцы и силу, которой и так у него было немеряно, прямо на глазах.

– Доедай, – сунул ему свою мису Видан, где плескалась добрая половина похлёбки. Сам принялся за печёную репу.

В этот вечер ему было отчего-то не по себе. Возможно, долгое ожидание сказывалось. Возможно, просто волновался ещё о Ягоде – слишком долго не было вестей. Такими глупостями, как обида, она не страдала. Понимала, что его работа часто связана с задержками. И обещание вернуться через пару недель или месяцев, не всегда возможно исполнить. Значит, что-то случилось…

– И как же вы выбрались? – прервал размышления Финя. – Неужто, всё спустили колдуну?

«Значит, паршивец, ещё и подслушал наш разговор, – отметил для себя ведьмак, – хотя с его-то слухом – это было просто!»

– Больше уважения, малец, – одёрнул слишком осмелевшего ученика, – с князем разговариваешь, а не с простолюдином!

– Ничего, Видан, – успокоил его Милонег, – здесь мы в одном деле. Можно и проще. На обществе, конечно, не потерплю. А здесь, пусть.

И тяжело вздохнув, ответил.

– Мы отомстили ему за это, привязали за ноги к коню и пустили в степь. Но прежде, Аркуда смог, конечно, нас освободить от пут. Повезло разминуться с их возвращающимися конниками. Спаслись.

– А стойбище? Стойбище сожгли? – вновь вклинился Финя.

– Нет. С их жёнками и детьми некогда было. А пожар издалека видно – себе дороже. Они и так, без своего шамана, после сгинули. Их наши вои побили. А остатки ушли в степь так далеко, что и не видно.

– Значит, всё хорошо закончилось! – воодушевился парень.

– Ну, это, как посмотреть… – нахмурился князь. И обратился к Видану.

– Но вот, для чего я это всё рассказал. Проклятие. Прежде чем его заткнули – этот шаман нас с Аркудой проклял. «Ты можешь не верить, – прошипел он мне, – но мои слова исполнятся. Вы двое поплатитесь сполна! Проклятие ляжет и на ваших любимых и на потомков. Твой сын, убьёт тебя…»

Ведьмак видел, как вздрогнул Финя, как сверкнули его глаза в темноте. Но князь не видел и продолжал.

– Мне было наплевать на его слова. Ровно до тех пор, пока они не начали сбываться.

В бою под Родицей я прикрыл собой раненного дружинника. На него наседали сразу двое. Он храбро сражался, но исход был предрешён. Оказалось, что это боярин Хоромир. Вот мы и сдружились, как могут поладить старший с младшим.

Поэтому и не отказался навестить его замок, благо он был почти по пути домой. На его обещание – отдать замуж дочерей мне было, по большому счёту, наплевать. Мало ли девок на свете? А поездка в гости, казалась, тогда просто забавным приключением. Посмотреть – так посмотреть. Любопытство взяло. Так их расписывал, что диво, а не девицы. Просто решил оказать уважение.

Вошли две с виду одинаковых барышни, а я увидел только одну…

То, что происходило дальше, ведьмак уже знал из рассказа травницы. Но слушать не стал по тому, что услышал зов. Тот зов, что может послать только ведающий ведающему, тот, что недоступен простым смертным. И в этом зове было столько боли, что вся сущность его взбунтовалась, требуя откликнуться.

Глава 22

Огромный бурый медведь бился в магических тенётах, словно огромный шмель в паутине. Именно такой образ приходил в сознание. Но Видан ему не верил.

Не верил ни видению, ни, якобы, измученному оборотню. Глаза не скроешь. А в них бушевала ярость. И это было более правдиво, чем лубок, который настоятельно кто-то внедрял в сознание.

Не откликнуться – он не мог, и всё по тому, неписанному правилу ведьмаков, заставлявшему помогать даже тому из братьев, кто оказался на стороне врага. Если это касалось жизни, то – сначала спаси, если не знаешь, кто перед тобой, а уже после – разбирайся, стоило ли.

Это была настолько явная засада, что без особого плана, действовать не стоило.

Для начала, пустил призрачного ворона. Чтобы это сделать, не требовалось даже менять расслабленной позы. Князь не заметил, продолжая вещать или исповедоваться – кто его поймёт? – явно выбрав не самое лучшее время. Только Финя коротко взглянул на наставника, услышав шорох призрачных крыльев, уловив некую перемену в ведьмаке.

– Та зима была в особенности снежной и морозной, поговаривали даже, что Морена обозлилась на людей, решила их заледенить или возвращается царствие тёмного бога. Долго тащились через заносы. И прибыли в крепость поздней ночью…

Видан парил над лесом. Ему было бы мало сейчас одного птичьего зрения. Чтобы воспользоваться собственной силой, пришлось переместить сознание полностью на короткий срок в своего помощника. В иной компании оставлять своё бренное тело, он, скорее всего, не решился.

Теперь мир раскрасился в неяркие, но чёткие тона, без размытостей и теней. Горизонт раздвинулся. Деревья, травы, живые существа и даже сам воздух и свет месяца стали иными. Пространство мерцало серебристой дымкой, стынущей в наплывающем холоде и влаге.

На фоне зеленоватого неба носились редкие малиновые всполохи ночных птиц. Сгущались фиолетовые тени под чернильными силуэтами деревьев и кустов. Под их сенью кое-где копошились или двигались, а то и замерев, чего-то ждали, живые существа, светясь кроваво красным оттенком. Фосфорицировала нежить, целенаправленно ползущая со всех сторон в странную, залитую синевой магического тумана ложбину. Что-то багровое ворочалось в самой глубине её, билось и пульсировало.

Туда, в это мутное пространство и направил своего слугу ведьмак.

Поляна, почти такая же, как та, на которой они ожидали появления Аркуды, только вытянутая, в окружении плотных зарослей старых берёз и осин, как искусно выращенный забор. Только в одном месте смяты кусты, и есть проход.

Ведьмак осмотрел это место тщательно снаружи, облетев несколько раз по кругу – сначала высоко, после прогнал птицу в лабиринте сплетающихся и смыкающихся ветвей. Чувствуя по усилившемуся до боли в висках зову, что именно сюда его и пригласили.

Только они зря считают, что он как глупый мальчишка бросится в западню, не продумав все возможные развития событий.

Дева-птица нетерпеливо перетаптывалась на толстой ветви берёзы, выросшей из ростка со сломленной вершиной и больше похожей на огромный трезубец коротких стволов и крупных боковых наростов. Когти рвали кору, сыпавшуюся вниз на спину огромного бурого медведя, ходившего вперёд-назад по кругу, словно был прикован невидимой цепью.

– Почему ты так уверен, что он обязательно явится? – ворчала птица. – Таким, как этот ведьмак, не свойственно благородство!

– Он обязан… – рыкнул медведь, уже тоже теряющий терпение. – Хочу поговорить с ним…

– Он убил Анику! – взвизгнула птица, словно кошке прижали хвост. – За неё надо мстить, а не болтать! Почему бы тебе не отловить князя и его волчонка поодиночке?

– Мил мой брат… – слышалось в глухом ворчании Аркуды.

– Он предатель! – прошипела дива. – Предатель и убийца… разве не ждёт он тебя на твоей поляне с рогатиной, чтобы убить? Отчего же ты его жалеешь?

– Р-р-ха, – взревел бурый и бросился на дерево. Мелкие листья посыпались вниз.

– Совсем сбесился? – вскрикнула птица и перелетела на ветку повыше. – Прибереги свою злость на того на кого надо! Кто, кроме меня, знает о твоём существовании? Кто поддерживал все эти годы?

Их перебранка быстро прервалась – кто-то с треском ломился сквозь преграду с противоположной стороны поляны. Птицедева снялась и скрылась в темноте, но, конечно же, никуда не делась. И тут же, бурый упрямец был распят в магических путах, приковавших его к двум столбам, возникшим, словно из-под земли.

Две полувековых осины сломленными слегами рухнули под напором неизвестного. И на пространство выскочил громадный чёрный медвелак с оскаленной мордой и веером смертоносных когтей, обагрённых чьей-то тёмной кровью.

– А-ах-ра! Ух-ра-ра! – взревело чудовище, озираясь красными, горящими в темноте глазами.

Бурый дёрнулся в путах, сразу же зверея, оскаливаясь в ответ, будто и не он звал на помощь.

– Не бойся, бра-ат! – гаркнул хрипло медвелак, теряя боевую форму, становясь просто большим чёрным зверем.

Медленно приблизился, рубанул по путам лапой с потрескивавшей на остриях когтей магией. Разорвалась связка, пропали столбы. И бурый тут же напал метя отросшими пазурами в брюхо спасителю. Но тот умело отклонился, лишь клок шерсти отлетел в сторону.

Они схватились, рыча, обхватывая друг друга за плечи и бока, ломая, кромсая клыками и зубами толстую шкуру. Засмеялась в вышине то ли сова, то ли ведьма, кажется, очень довольно и весело. Захлопала крыльями, удаляясь.

Недолго продолжалась такая борьба. Бурый зверел всё больше от запаха крови, от силы противника, не желавшего сдаваться. Чёрная и чагравая шерсть втаптывалась в лиственный ковёр, посеребрённый первым инеем. Внезапно зверь ощутил, что сильнее своего спасителя, ещё немного и тот ляжет. Надо лишь немного поднажать и перегрызть его глотку.

За все эти годы Аркуда немного подзабыл свою человеческую суть, надеясь на звериную сноровку. Бедро прошила острая боль. Человек в облике медведя не разучился своим приёмам. Подсечка опрокинула бурого набок, на мгновение вышибла дух.

Противник вывернулся из захвата и, полосонув его по животу, прихрамывая, будто это у него была вспорота нога, оглядываясь, припустил к пролому.

Взревев, Аркуда бросился за ним. Глаза застилала кровавая пелена ярости. Догнать. Завалить. Рвать зубами, раздирать когтями. Растерзать…

Преград для бурого, доведённого до грани безумия существа, не существовало. Они с рёвом неслись сквозь лес. Чёрный изредка притормаживал, дразня, противника скорой победой. Пару раз даже позволил слегка задеть себя лапой, чтобы ещё досаднее было упустить добычу. Будил в нём безрассудную ярость зверя и азарт человека, кровожадность охотника.

Лес сменялся пролесками, проплешинами лужаек, и снова гущей зарослей плотно разросшихся елей, бьющих по морде зелёными иглами низко опущенных лап. Ложбина, пролесок, поляна. По годами протоптанному коридору среди кустов и бурелома бурый пролетел, не осознав, куда они направляются. Совершенно не обратил внимания на ухающие крики бывшей подруги дивы в вышине.

Только этот чёрный гад, который неизменно ускользает от него! Догнать, растерзать…

Перед глазами возник ощетинившийся рукоятками ножей пень, как досадная помеха на пути, которую он перепрыгнул легко. И неожиданно на грани памяти сами собой возникли слова колдовского заговора, которые так часто раньше повторял.

Мир раскололся на до и после. Распалась шкура, преобразуясь в давно забытый образ. И пал на землю уже человек и покатился по земле, плавясь от непривычной, давно позабытой боли. Кто-то тяжёлый навалился на него сверху, удерживая, заставляя успокоиться, бьющееся, словно в агонии тело.

– Всё, мальчишка. – Прошептал над ухом незнакомый хриплый голос. – Теперь – всё будет ладно…

Глава 23

В горнице за накрытым столом сидели мужчины и не торопясь обедали в полном молчании. Прислуживавшую им девку прогнали – и так в городке слишком много трёпа. Стоит ли ещё добавлять? Но разговор как-то не клеился.

Тиун уже давно не считал, который по счёту кубок ишема вливал в своё чрево. Он совершенно обрюзг, притих, растеряв весь свой гонор. Глядел вокруг себя, осоловело и безразлично. И весь вид его был болезненным и унылым. С тех пор, как исчезла Агата, из него будто вынули стержень.

Сидевший рядом с ним боярин не сдерживал своего брата в его неуклонном стремлении забыться. Все тайны, разом всплывшие на поверхность размеренной жизни, не доставляли ему радости. «Хоть война бы какая… – думал он с тоской, давясь рыбным пирогом. – И за что боги так к нему неблагосклонны? Только две девки народились здоровыми, так и те… – нехорошее слово так и норовило стать определением качества дочерей. – Одна стервь по естеству, а другая – по сути. Вот, ведь, беда…»

Дверь распахнулась и в едальню, склонившись на входе, вошёл ведьмак. За ним протиснулся помощник. Финя уже освоился в своей роли, перестал шарахаться от людей и гнуться и скукошиваться каждый раз, как видел кого-либо значительнее себя.

«Оборзел… – подумал с некоторым странным удовольствием боярин. – Скоро берегов видеть не будет…»

– Где князь Милонег? – Спросил Видан, обведя нетерпеливым взглядом всю честную компанию.

– Где ж, ему быть? – Поднял голову князь Жирослав. – У своей зазнобы, вестимо. – Усмехнулся нехорошо. – Возле штриги сидит. Наскоро поел и ходу…

Ведьмак прищурившись впервые, пожалуй, особо внимательно посмотрел на молодого князя. Но тот не смотрел больше на собеседника. Бросил фразу и отвернулся, будто боялся выдать взглядом или выражением лица что-то потаённое.

Невольно Видан вспомнил слова разбойника, выпытанные там в лесу: « Вой князя Жирослава в Рудице в кабаке … на-нашёл… Людей своих приставил. Кошель золота задатка… два, когда голову привезём … сам на тебя указал … я ж, подневольный … не сам я… У-у … у него приметка есть … на шее у ключицы ожог круглый, как выжженное клеймо … случайно разглядел, когда …»

Что-то он совсем забыл об этой досаде!

Ни воя не искал, ни за князем не присматривал. Совсем из ума выжил, ведьмак. Надобно исправить эту досаду. И если ранее это никак не трогало ведьмака, то теперь странное замечание Жирослава по отношению к воспитателю своиму и дяде, отчего-то встряхнуло его, добавив сумятицы в и так переполненный событиями день.

– Садись, ведьмак, – облагодетельствовал тяжёлым взглядом боярин, – отобедай с нами. – Ещё один хмурый кивок. – И ученик твой пусть садится. Чай, не последние крохи доедаем. На всех хватит…

Видан не стал возражать, сел на лавку напротив Хоромира. Финя, метнувшися было по привычке обедать вместе со слугами, одарил своего деда сумрачным взглядом и пригородился рядом с наставником.

Некоторое время прошло в молчании. Только стучала опорожнённый кубок управляющего, опускаемый на стол неверной рукой.

– Что-то тебя не видно, спаситель, – сумрачно уронил Аркуда. – Чем промышляешь?

– Да, вот, – запивая пивом, очередной кусок солони, вскинул глаза ведьмак, – искал последний камень алтарный. Но всё пусто. Словно сквозь землю провалился. И охранника не видно. – Он развёл руками. – Чудо, да и только… но я упорный, найду.

С тех пор, как они с князем доставили бесчувственного Аркуду в замок, прошло уже пять дней. Первые сутки он лежал пластом. Обращение в человеческое обличие далось ведьмаку тяжело, лишив сил и сковав дикой болью растянутых сухожилий, суставов и мышц всё тело. И Видан потратил много своих сил и остатки снадобий на то, чтобы поднять его на ноги.

Далее начались иные трудности, связанные уже с головой. Мужчина стал часто терять связь с реальностью, впадая в поистине звериную ярость, как медведь, загнанный в клетку. Нельзя человеку так долго находиться в образе зверя.

Когда и это наплывающее безумие было преодолено и Аркуда окончательно пришёл в себя, всё его раздражение поруганного самолюбия обрушилось, как ни странно, на того кто его спас. Но Видан, только ухмылялся и был рад свободе от целительских обязанностей.

– Ты-то, – цедил тихо сквозь зубы Аркуда, – добьёшься своего.

– Ты чем-то недоволен, мальчик? – Ведьмак пошёл на обострение и собеседник ожидаемо вскинулся.

– Почему я – мальчик? С чего это? – развернулся он к Видану с вмиг побагровевшим лицом. – Мне уже сорок вёсен!

– Всего-то… – небрежно бросил Видан. – Я-то думал, что постарше. А ты ещё сосунок совсем…

– Я? Я… кто я?! – вскочил на ноги Аркуда. Лавка непременно бы опрокинулась, если бы на ней не сидели ещё трое, но их здорово тряхнуло.

– Ах, извини, – иронично улыбнулся его прекословщик, будто тот не нависал над ним, расставив руки, как идущий в нападение медведь. – Мне стоит называть тебя малышом…

У разъярённого ведьмака едва дым из ушей не пошёл, зато остриженные по плечи русые кудри едва не встали дыбом, засветились и затрещали.

Финя плавно сместился в сторону, давая наставнику свободу движения, вылез из-за стола, прихватив пару пирожков, таинственно ставших невидимыми в его руках. На это никто не обратил внимания. Мужчины загомонили, видя нарастающую свару. Даже прибывавший до этого в блаженном пьяном небытии тиун на время очнулся и следил за ними, налитыми кровью глазами. Князь Жирослав странно улыбался, переводя взгляд с одного на другого, и ждал развязки, как зритель.

Тем временем Видан тоже, поднялся и, так как был выше задиры на голову, то теперь уже он, стоя боком, смотрел сверху вниз на разъярённого «малыша». Мог бы и силой надавить, но не стал – зачем? – своего он и так уже добился.

– Э-э-э! Вы, – боярин Хоромир, грозно насупив брови, вмешался в противостояние, – если пришла охота подраться, то катитесь на двор! Нечего мне дом рушить.

– Хорошее предложение, – согласился с ним ведьмак, – только по силам ли оно «малышу»?

Аркуда зарычал глухо по-звериному. Крылья тонкого, немного горбатого носа затрепетали. Губы сжались в тонкую полоску. И желваки, очерченные рыжеватой щетиной, заходили ходуном.

– Я убью тебя… – медленно процедил он.

– Хм, – выдал Видан спокойно, поглядывая не на предполагаемого противника, а на князя Жирослава, не скрывавшего чрезвычайного довольства на лице. – Попробуй, мальчик мой. Много было уже желающих отправить меня в Пекельное царство, только, как видишь, ещё никому не удалось…

И перешагнув через лавку, отправился к выходу, будучи полностью уверенным, что его «жертва» последует за ним. Он шёл и слышал пыхтение зверя за спиной. Человек ещё держался, не желая уступать запертому в нём медвежьему безрассудству. Это продолжалось ровно до того момента, как ноги соперников коснулись деревянной вымостки перед крыльцом.

Видан не стал дожидаться, когда его достигнет удар разъярённого «мальчишки» и скользнул в сторону, резко разворачиваясь лицом к сопернику – ведь никогда не стоит поворачиваться спиной к хищнику. А перед ним сейчас был совсем не человек.

Но, кажется, этот зверь основательно забыл, в каком он сейчас обличье, и совершенно разучился кулачному бою. Именно поэтому нападал так, как это делал бы медведь. Удар наотмашь ушёл в пустоту.

Однако, тут же, слегка растерявшийся, потерявший опору, Аркуда получил увесистую обидную плюху от широко лыбящегося ведьмака. И замешательство прошло, а неведомо откуда всплывшая злость заставила ринуться вперёд.

Меж тем, Видан отступал на свободное пространство двора. На высоком крыльце собралось уже немало народа. Князь Жирослав, боярин Хоромир, подошёл даже тиун Борзята, смотрели на их игру каждый со своим выражением на лице. Гридни высыпали из своей обедни. Замерли, заинтересовавшись поединком двух ведьмаков, охранники. Да и простые холопы бросили свои дела. И стоило держаться от них подальше, во избежание, так сказать.

С удовольствием отметил, что Финя, как и договаривались, скользнул в сторожевую башенку. Что ж, можно и начинать.

Где-то сердито и громко застрекотала сорока. Показалась-таки, Агата. Жаль, что не до неё сейчас. Успел всё же пустить призрачную метку. И тут же налетел на него Аркуда с целью пробить ему грудь, но его рука, едва не достигшая цели, была перехвачена, выверенным движением отклонена. Мгновенный выпад. Звонкая пощёчина рассеяла сонную тишину.

«Вспоминай, мальчик, вспоминай, что ты человек. Дерись, как человек. Мысли, как свободный человек!»

Но противник всё ещё был не в себе. И вновь попытался напасть привычным способом. Он по-медвежьи попытался схватить, сбить ведьмака с ног, наваливаясь с широко расставленными руками. Один раз, другой. И как бы быстро он не бросался, но уйти от его напора было проще, чем виделось.

Некоторое время они так и двигались. Мишка нападал, а ведьмак уворачивался или, меняя направление, отступал, каждый раз сопровождая это действие либо буздыганом, либо распалиной. Лёгкие удары сыпались на противника с неизменным спехом и больше злили, доводя до бешенства, когда теряется всякая грань разума, чем наносили урон.

Аркуда рычал, кидался вперёд, глупо подставляясь. Видан же, как мудрый учитель, не позволял достичь цели и наказывая каждый раз за неудачную попытку. А над ними с громким стрёкотом носилась сорока, словно, подначивая бойцов. Но Видан ощущал, даже не видя, управляющую нить.

Он слегка отвлёкся, чтобы вызвать и направить своего крылатого помощника на обозначившуюся цель. И мощный удар в плечо впечатал его в землю. Следом навалился противник, по-медвежьи вжимая, стараясь расколоть голову кулаком.

«Уже кулаком», – отметил для себя ведьмак, прикрываясь согнутыми в локтях руками, слыша птичью схватку над ними в небе. Возбуждённый крик сороки, хлопки крыльев. Внезапный, но такой долгожданный, немного бьющий по сознанию, звук лопающейся ведьминской управляющей связи. И рык, уходящего в подсознание освобождённого зверя, сопроводившийся почти человеческим победным криком.

Только последнее, было зря. Бой ещё не окончен, мальчик.

Дал под зад сомкнутыми коленями, подкинув противника вперёд, перехватывая руки, блокируя колени, выворачиваясь, заставляя лететь его наземь вместо себя, подминая, не позволяя даже дёрнуться.

– Ну что, мальчик, сдаёшься? – Увидел уже человеческое упрямство в глазах. – Нет?