Секретарь райкома

Но каждую женщину, как и мужчину, тянет к противоположному полу. Анисья со временем стала встречаться с мужчинами неопределенных занятий, пыталась приглашать их к нам в гости. Тогда мы с ней по-хорошему договорились устроить ее на работу, там же, в Мотыгино, помогли ей с выделением квартиры, чтобы она жила самостоятельно. Она вышла замуж, но неудачно, муж оказался проходимцем. В общем, довел ее до инвалидного дома в Тинской. Мы с ней лет двадцать поддерживали связь, помогали, потом переписка прекратилась в связи с ее уходом в мир иной.

Супруга Галина Тимофеевна все время работала в школе № 1 в Мотыгино преподавателем математики и несколько лет завучем. Жила по общим правилам, без всяких привилегий, как все ходила в магазин, стояла в очередях, хотя, конечно, отношение-то к нам было другое в связи с моей должностью. С детства я был охотник и рыбак, этим попутно занимался и в геологии. И здесь, казалось бы, представилась большая вольность, но теперь не было времени, да и вокруг меня был негласный надзор. Не хотелось попасть в браконьеры, опростоволоситься не только на весь район, но и в крае. А дела были соблазнительные, что азарту трудно было устоять. Люди кое-где использовали браконьерские орудия лова.

Первая весна на Ангаре – это неописуемая красота природы. Я почти каждый вечер выходил на обрывистый берег реки недалеко от моего жилья и работы и наблюдал, как с таянием снега набухает ангарский лед. Он начинает темнеть, вода перед ледоходом выпирает и образует забереги. И вот все ждут ледохода. Ждем сообщения, где по Ангаре уже пошли подвижки льда. И как только начался ледоход, все жители поселка выходят на берег смотреть, как река несет большие льдины. На реке появляется водоплавающая птица – гуси и утки всех пород. На берегу в это время стоят простые обыватели и ребятишки, а коренные ангарцы-промысловики к ледоходу уже подготовились – приготовили свои лодки, рыболовные снасти, охотники уже пошили белые халаты и головные уборы, покрасили в белый цвет свои маленькие лодки-обласки. С ледоходом спускают их в реку и плывут вместе со льдом, охотясь на гусей и уток. Это очень смелое и рискованное занятие, требует мастерства и ловкости.

Правда, в районе Мотыгино проходит не само русло Ангары, а ее протоки, непригодной для навигации судов, и во время ледохода ее обычно забивает лед, напыжует его в ней, а потом долго тает. Река уже освободится ото льда, а в протоке еще он стоит. Поэтому в дальнейшем я ездил смотреть ледоход на Ангаре в п. Рыбное, это где-то в 10 км ниже по течению от Мотыгино. Там стоит отвесная береговая скала, и вот с нее это зрелище просто завораживающее, и часами можно им любоваться. Что только не несет со льдом, река сама себя очищает от мусора и свои берега от хлама природного и порожденного человеком.

Весна в этих местах чувствуется не только на реке. Как преображается лес! Все здесь оживает, воздух становится напоенным ароматами хвои. Появляется столько лесных птиц, думаешь, откуда только взялись. Еще в конце марта начинают токовать косачи (тетерева) и глухари на деревьях и лесных полянах. Их предбрачная пора такая красочная, что в это время не хочется стрелять эту птицу. Уж больно в это время красив косач со своей яркой окраской головы и пышным хвостом, становится густо-черным на фоне белого снега и при этом громко «чувышкает». На эти тока я весной специально ездил посмотреть за десятки километров от Мотыгино в сторону Южно-Енисейска и Партизанска и Рыбного.

Примерно в это же время прилетают в Приангарье скворцы. В первую же весну я повесил во дворе своего дома два скворечника, и каждый год в одном из них они жили и выводили птенцов, радуя нас игристым своим щебетаньем по утрам.

Там, на Ангаре, я впервые посмотрел восход солнца в пасхальный день. Еще в детстве моя бабонька меня убеждала, что в день Пасхи солнце «играет». И вот все эти годы я пытался проверить, действительно ли это так. Но в жизни получалось так, что в пасхальное утро часто стояла мрачная погода и солнца не видно, а в Красноярске даже в солнечную погоду над городом висит смог, и такого, как в Мотыгино, зрелища не увидишь. Я его наблюдал с крыльца своего дома. Восход солнца в тот день был необычно яркий, вокруг него появлялись круги, оно горело ярко, и когда на него долго смотришь, то глаза начинали слезиться. Казалось, что солнце то поднимается, то опускается на горизонте, и создается видимость его движения и игры. Но это было один-единственный раз, когда я его наблюдал на совершенно чистом горизонте.

Шофером мне «по наследству» достался Константин Владимирович Панов, отчество, может быть, и забыл. Настоящий ангарец, из местных жителей. Как он говорил, у него в роду была и цыганская кровинка. Был он крепкий, красивый деревенский мужик, очень степенный, рассудительный, несуетливый. Его жена Валя была тоже ангарка, крупная, красивая женщина – в общем, пара, достойная друг друга. Он работал у нас, а Валя бухгалтером в школе. У них было трое детей, два парня и дочь Наташа, ровесница нашей Татьяны. Шофер он был со стажем, в машине разбирался хорошо, водил ее аккуратно, любил порядок и сам был опрятным и уважительным человеком, ему можно было доверять. Поэтому у нас с ним сразу сложились хорошие и просто товарищеские отношения. Я им был полностью доволен.

Константин был рыбак и охотник до мозга костей. Он добывал и сохатого, и гуся, и белку, и лисицу. Сохатых стрелял на солонцах в устьевой части реки Каменки. Гуси были перелетные, они любили садиться на льдины, которые несло по Ангаре. Здесь в скрадках и на льдинах их и подстерегали охотники в маскхалатах. В это время Константин брал отпуск. Особенно он был заражен охотой на гусей. В маленькой лодке-долблянке он забирался среди льдов до середины Ангары, плыл вместе со льдом и гусями вниз по течению и по возможности их отстреливал. Были у него случаи, когда его лодка переворачивалась и он оказывался в ледяной воде. В конечном счете, от рыбалки и охоты он получил острый радикулит и впоследствии вынужден был прекратить шоферскую работу.

Константин очень метко стрелял из ружья, винтовки и «тозовки». Однажды мы с ним поехали в лес срубить несколько новогодних елочек. Он встал на лыжи, взял топор и пошел в ельник. Минут через пятнадцать тащит три елки и зайца. Я спрашиваю: «Где ты взял зайца?» Он отвечает: «Увидел его в лесу, бросил топорик в него и убил». Вот ловкий таежник! У него была заповедь: никогда не рассказывать правду о том, сколько чего выудил, поймал, застрелил. Даже мне правды не говорил, а отвечал, что поймал малость или немного «сегоды». А скажет правду только через год. Так у них, ангарцев, было заведено.

Костя любил выпить и любил петь, и в молодости, наверное, любил и девиц, он был видным и обходительным с женским полом.

Когда наступила первая весна, то мне показалось странным, что в это время во всем Приангарье у людей появилась особая активность, наверное, потому что Ангара издавна является для них кормилицей. И весь сезон, пока река вскрыта ото льда, на ней идет рыбный промысел. С проходом ледохода на ее водных заливах, протоках, курьях расставляется большое количество сетей. Идет государственный промысел. Вернее, частный промысел, но по договорам с райпотребсоюзом и другими заготовительными организациями по лицензии. В это время рыба идет к берегам, затопленным водой, на икромет. Как только река вошла в свое русло, вид промысла меняется. Если в первый этап ловили в основном щуку, сорогу, ельца, окуня, язя, так называемую на Ангаре сорную рыбу, то теперь начинался ночной промысел, ловля наплавными сетями осетра, стерляди, сига. Это по времени почти весь июнь до потепления воды, и сетями ловят только ночью. Дальше начинается ловля на удочки, закидушки и спиннинги хариуса, ленка в приустьевых речках, впадающих в Ангару, и щук на плесах. А когда наступает июльская жара, то к берегам Ангары, где пробивают себе путь холодные ключи, подходят таймени, и их уже ловят неводом или спиннингом.

В поздний летний период промысел на Ангаре в основном затухает, и вновь он оживает с наступлением заморозков. Вода в реке становится холоднее, рыба группируется в стаи, косяки и подходит к заросшим травой островам или в другие места, где достаточно пищи, и лов опять идет ставными сетями. Промысловики и так называемые браконьеры орудуют на реке весь навигационный период. Поздней осенью раньше велся основной лов так называемой красной рыбы – стерляди и осетров. Дело в том, что эта порода рыб в обычное время гуляет по всей реке в поисках пищи, и места скопления их может знать только знаток. А вот к осени осетровые, нагуляв жир, опять скапливаются в определенных местах – глубоких ямах для зимнего отстоя. Там они образуют целые напластования, внизу находятся более крупные особи, наверху – более мелкие.

В бассейне нижнего течения Ангары было несколько таких глубоких ям, в которых скапливались стерляди и осетры. В нашем районе была так называемая Рыбинская яма. Дальше вверх по Ангаре Каменская яма и другие, более мелкие. В старые времена здесь лов рыбы проходил организованно. Местными обществами людей, конечно, под контролем властей, определялись даты, время начала лова на этих ямах. Сюда съезжались рыбаки на всех видах плавающих средств со всей ангарской, тасеевской и енисейской округи, и каждый расставлял свои сети ниже этих ям. И по команде старшего начинали «ботать» эти ямы, где уже скопилась рыба. После шума, созданного боталами и сброшенными в воду камнями, потревоженная рыба начинала спускаться вниз по реке или немного поднималась вверх, а там попадала в сети и ловушки. Таким образом, рыбы ловили очень много. Выловленную рыбу насаживали на куканы, и она оставалась в воде еще очень долго живой. Ее сплавляли, отправляли потребителям или забирали домой, обеспечивая себя на зиму. Но в наше время ямы опустели, поскольку по ним один за другим проходили большие ангарские плоты, а в кормовой части плота болталась многотонная цепь для управления плотом. Проходя по яме, распугивали всю рыбу, и она уходила в другие места.

Малые реки все горного характера, и на них обычно рыбачили удочкой, все лето вылавливая хариуса, ленка, тайменя, чебака, ельцов и даже щук с налимом.

Существовал еще один запретный лов рыбы, которым пользовались местные жители, – самоловами, самый что ни на есть жестокий лов рыбы, правильно, что называется браконьерским. Он связан с установкой в реке переметов – прикрепленных к длинной бечеве острых проволочных уд. Браконьеры этим способом пользуются весь летний сезон.

Вкратце я рассказал о рыбной ловле на Ангаре, но это целая наука и двумя словами все не расскажешь, а самому посмотреть и попробовать было очень занятно.

Как я уже говорил, только начинались забереги на Ангаре, сразу я отпускал в отпуск и помощника Владимира Панкратова, и шофера Константина Панова – они уже не могли спокойно сидеть на месте, бегали смотреть, что делается на реке, – типичные ангарцы.

Прощаясь со мной перед отпуском, Панкратов пригласил меня приехать к ним на остров и посмотреть, как они рыбачат, тем более это близко от Мотыгино. Я дал согласие, и в один из погожих дней я поехал к рыбакам. Они работали по договору и там уже были обустроены. Первым делом они предложили отведать мне ухи. Но я хотел посмотреть, как они ставят сети. Они сказали, что сети уже расставлены, нужно только их проверить. Дали мне деревянную лодку с веслами и показали, куда плыть, чтобы проверить сети, – хоть одну, хоть все, их наплава видно по воде. Я, конечно, не первый раз работал с сетями, но на Ангаре впервые. Подплываю к первой сети, а она уже забита рыбой. Стал я вытаскивать рыбу из сетей, а дело это оказалось сложным и муторным. Особенно было сложно выпутать без сноровки окуней. Они все крупные, ершистые, с брюхами, набитыми икрой или молоками. А щуки так запутывали сеть, что не знаешь, с какой ячейки к ним подобраться, чтобы выбрать из сети. Хорошо освобождалась только сорога. Я с десяток рыб вынул из сети, наколол до крови свои пальцы и, сказав себе – хватит, погреб к рыбакам.

Но без застолья не обошлось. Да и не нами был установлен порядок: едешь на рыбалку, бери с собой «горючее», водку или коньяк, вино почему-то там не пили, но и самогонка хорошо шла. Я следовал обычаям, поэтому взял две бутылки водки, и мы хорошо на воздухе у костра под уху посидели. Потом меня на моторной лодке провезли по ангарским курьям и протокам. Здесь я уже сидел на носу лодки с ружьем, а Панкратов лихо правил, и то справа, то слева от берегов взлетали утки. Я умудрился трех убить. Влет я редко попадаю, а здесь удача сопутствовала мне.

Первый пример заразительный, и мне очень понравилось на реке, потом я много раз проводил свое свободное время с рыбаками. В тот же год, но уже в июне, меня сагитировали на рыбалку эти же двое: помощник и шофер, проплыть наплавной сетью по Ангаре между Мотыгино и Рыбной. Это водное пространство охранялось рыбнадзором, и туда боялись показываться с наплавными сетями. Но мои помощники уже договорились, в порядке исключения, с рыбнадзором – они дали согласие пустить нас туда. Конечно, это дело противозаконное, почему одним можно, а другим нельзя, но азарт пересилил эти правила. Я согласился с ними поехать, мне просто хотелось посмотреть технологию этого давно известного на Ангаре и Енисее метода лова рыбы. Делается наплавная трехстенная сеть, наверху поплавки, по низу грузила. Их навязка обеспечивается, чтобы сеть шла стеной наплавом в придонной части реки. У сети два заводных конца метров по двадцать-тридцать с обеих сторон. Один конец сети привязывают к так называемому деревянному кресту небольшого размера, в ночное время на него иногда устанавливается осветительное устройство, чтобы его было видно как ориентир. А рыбалка идет только в ночное время, днем рыба в сеть сама не пойдет, поскольку видит ее.

К назначенному месту подходит лодка, сначала выбрасывает в воду крест, а потом сеть, сама лодка ставится перпендикулярно руслу реки и, сплывая, выбрасывает сеть, второй конец сети привязывается к лодке. Длина нашей сети была где-то около 80 м, связаны две сети. Нас течением реки несет вниз, и лишь понемногу гребем веслами, чтобы сеть не сводило – даем ей идти стеной, захватывая новое пространство. Мы проплыли около километра, а может быть, и больше, мне дали один конец бечевы, к которой привязана сеть к лодке, чтобы я почувствовал, как в сеть попадает рыба, как она трепещет, чтобы выбраться из сети. Не доплывая п. Рыбного, мы стали выбирать сеть, и улов оказался богатым: попали несколько небольших осетров, стерлядь, таймень и немного сорной рыбы. Втащив сеть в лодку, я говорю ребятам: «Поедем теперь домой». Но они со мной не согласились, здесь мы действовали как напарники, сказали, что нужно сделать еще один заход, ведь времени-то еще мало, нет и десяти часов вечера.

Они были в азарте, как им отказать. Делаем второй заход, немного сместившись в сторону по реке. Проплыли, и опять улов. У них радость была неописуемая, говорят, что такой удачи на реке им еще не было, и посчитали, что я оказался таким везучим на рыбалку человеком. Но больше мне никогда не удавался такой улов на Ангаре.

Куда мне девать столько рыбы? Хранить у нас негде было, я взял себе несколько рыбин на уху и поджарку, а остальной свой пай отдал, к тому же это были их сети, транспорт, горючее. Зачем жадничать? Главное, что я получил величайшее удовольствие.

Не забуду сказать про Константина Панова, его философское отношение, когда рыба выскользнула из рук и ушла в реку. Он тогда говорил: «Не надо сожалеть – значит, она не наша».

Как-то уже через несколько лет Константин Панов пригласил меня посмотреть, как рыбачат на самолов, и я согласился. Выплыли из Мотыгино мы на его лодке, когда уже стемнело, в сторону Быка. А самолов его нужно было обязательно проверить, так как он стоял уже несколько суток. Я сижу в лодке на веслах, Костя правит.

Проплыли уже большое расстояние, я даже потерял ориентир, где мы находимся, совсем темно. Вдруг мотор заглох, Костя поднимается со своего сиденья, берет в руки кошку и мне командует:

– Вот в этом направлении греби, сделай сорок гребков, а я в это время поработаю кошкой. Я добросовестно выполняю его команду. Вдруг он говорит:

– Стоп!

Оказывается, он уже зацепил тетиву, на которой нанизан перемет с крючками, и в темноте стал выбирать снасти, а я за ним внимательно наблюдаю – какое это опасное занятие! Хорошо, что на Ангаре был полный штиль, а в плохую погоду одно неверное движение, и сам попадешь на острые уды, тебя затянет в воду, потому что самолов крепится двумя концами у дна реки тяжелыми чугунными якорями или камнями. Костя осторожно вытаскивает на борт лодки одну за другой пустые уды и аккуратно их укладывает. Попалась нам всего одна стерлядь. Я потом Костю спрашиваю:

– Надо ли из-за такого бедного улова рисковать жизнью? А если попадешься на глаза рыбнадзору, то поплатишься большим штрафом или можешь попасть в тюрьму.

А он мне отвечает:

– Это рыболовецкая зараза как алкоголь. Я с детства этой ловлей занимаюсь.

В. Астафьев в книге «Царь-рыба» правдиво описывает этот рыболовный процесс и последствия этой хищнической рыбной ловли. Костя этим занимался иногда просто ради интереса, не мог освободиться от этой заразы. Меня потом поражали мастерство и ум Кости Панова, ведь надо точно на большой реке запомнить, где поставил самолов, определить его координаты по нескольким крупным деревьям, стоящим на берегу Ангары, – лучше штурмана корабельного работал.

Выезжали мы несколько раз на рыбалку коллективно с неводами, их организовывал рыбкооп, обычно приурочивая ко Дню рыбака. На катерах мы доплывали до д. Потоскуй, которая потом стала называться Орджоникидзе. Там вблизи деревни на правой стороне Ангары вытекают в реку холодные ключи, и в жаркую погоду таймени подходят к этой воде, чтобы избавиться от мелких паразитов, живущих у них под жабрами и не дающих им покоя. Во всяком случае, так объясняют бывалые рыбаки появление тайменей в этих местах в жаркое время. Эта рыбалка была занимательна коллективизмом. Невода большие, тяжело их забрасывать и тащить, к тому же там есть задевы. Много было разговоров, шума, к тому же приезжали уже по пути подвыпившие. Уловы были небольшие, но на уху всегда хватало. Больше выпивали водки, чем стоила пойманная рыба. На эти мероприятия кроме районного руководства приглашались и золотопромышленники из Раздольного и Южно-Енисейска – В.В. Смирнов, Н.Г. Онищенко и другие.

Однажды меня соблазнили поехать на рыбалку на вертолете. Мы должны были залететь в верховье реки Аладьино, а потом по ней сплавиться на двух резиновых лодках. Инициаторами этого мероприятия были начальник мотыгинского аэропорта Иван Петрович Черепов и директор мотыгинского лесхоза Павел Максимович Попов. По времени рассчитали на четыре дня. Все взяли отпуска. Поскольку народ за нами присматривал, то мы из аэропорта сами не стали вылетать, а договорились с пилотами, что они пойдут по заданию геологов и по пути в устье Аладьино нас заберут. А до Аладьино нас доставит Александр Васильевич Костиков на нашем полуглиссере. Так и сделали: загрузили вещи в полуглиссер и поплыли вверх по Ангаре. Вышли на берег, стали ждать вертолет, он пришел, как договорились, в назначенный час. Сел на косу, мы быстро погрузили свои вещи, и он повез нас по Аладьино вверх до имеющейся там площадки для вертолета. Выгрузка тоже прошла быстро, и вертолетчики, пожелав нам удачи, улетели к геологам. Мы надули две лодки и в тот же день начали спускаться вниз по реке, закидывая удочки. Понемногу ловили хариуса, хотя брал он на червя лениво, а на обманку совсем не кидался.

К вечеру остановились на выбранной площадке для ночлега. Стали ставить палатку, варить ужин, разбирать вещи. Когда уха была готова, расположились на брезенте, начали выкладывать свою закуску, предвкушая хорошее застолье. Попову, который был нас моложе по возрасту и по служебному положению, говорим: «Павел, неси водку». Мы взяли из Мотыгино целую коробку. Он стал перебирать вещи, а коробки с нами вообще не оказалось. Какое у нас у всех было разочарование, когда вспомнили, что коробку с водкой оставили в полуглиссере. Стали друг на друга пенять, а потом смирились, что в этом виноваты все, поскольку сильно торопились на вертолет, и никто из нас не заглянул в полуглиссер, не посмотрел, все ли взяли. Потом стали ругать капитана полуглиссера – как он не увидел, что мы не взяли водку.

Уху ели молча, она была невкусная, и весь вечер друг с другом почти не разговаривали и не смеялись. Лишь утром опять стали жить по принятому расписанию, половину пути тащили лодки за собой, поскольку трава выросла в водоемах и вокруг и было непросто пробираться сквозь речные завалы. К вечеру, вымокнув до ушей и без искусственного подогрева, ложились спать в холодные спальные мешки. И как было здесь не вспомнить, что с водочкой-то на рыбалке все-таки веселее.

Рыбалка была не совсем удачная, но в целом нормальная. Вдоволь получили впечатлений, отвели охотку, измучились физически и, мокрые до нитки, выбрались к устью реки Аладьино, пройдя по ней, наверное, километров сорок. Очутились на берегу Ангары, где нас уже ждал полуглиссер с прежним капитаном. Мы на него набросились: «Почему нас оставил без водки?» А он невинно говорит: «Ребята, когда я с берега возвратился в полуглиссер и увидел, что там осталась коробка с водкой, я выбежал на палубу, но ваш вертолет уже за лесом хвост показал». И сколько нам не выпитой водки тогда досталось! Пей не хочу, и, конечно, еще не готовя обеда, мы выпили по рюмке водки за то, что благополучно выбрались из тайги, и уже ее больше не хотелось. Вот такие случаи бывают на рыбалке!

Рыбалка – очень интересное и хорошее занятие, и хороший отдых, это и закалка – моральная и физическая. Здесь познаешь людей, их человеческие и нравственные качества, товарищество и выручку, она укрепляет дружбу, люди становятся открытыми, проявляют юмор, узнаешь от них последние известия. На Ангаре рыбалка была открытым мероприятием, мы собирались целыми коллективами, там все были социально равными. И не было стремления получить от рыбалки какой-то доход, продать рыбу или ею надолго запастись. Но всегда находили возможность угостить рыбой близких знакомых и приезжих.

А если говорить в обобщенном виде, то рыбалка на Ангаре для многих местных жителей была и средством существования, хотя по своей природе, мне казалось, ангарцы народ несколько ленивый в рыбалке, поскольку им она легко давалась. Они никогда не рыбачат, когда на Ангаре стоит лед, кайлить лед они не станут, и совершенно не занимались подледным ловом рыбы, как это делают другие на Енисее. За все время, прожитое на Ангаре, я всего лишь несколько раз видел, как рыбкооп организовывал весной подледный лов рыбы неводом. Ангарцы много запасают рыбы в летнее время и засаливают ее на целый год, причем иногда любят рыбу с душком. Но ангарец никогда не понесет продавать такую рыбу, лучше он ее выбросит весной в помойную яму.

Вторым распространенным занятием местного населения была охота. Кроме охоты на гусей во время ледохода была охота на другую водоплавающую дичь – уток, и по озерам и болотам за ондатрой. Со временем гусей на Ангаре почти совсем не стало, а вот уток весной прилетало и гнездилось много. Настоящие охотники весной готовили небольшие лодки и забирались на реку Удерей, оттуда вместе с ледоходом шли в реку Каменку, а по Каменке сплавлялись в Ангару. Или выбирали другие маршруты по рекам Татарке или по Сухому Питу. Занятие очень интересное и продуктивное. В общем, маршрутов длинных было несколько и по реке Тасеевой, и по ее притокам. А то и просто можно было любительски поохотиться весной на островах и протоках Ангары.

Кроме охоты на водоплавающую дичь была распространена охота на тетерева и глухаря, занятие тоже интересное, когда, конечно, была эта дичь, потом ее стало совсем мало. Если где-то тока были, то нужно было ехать за десятки километров от населенных пунктов.

В тайге всегда можно было отдохнуть и зимой, и летом. На боровую дичь охотились преимущественно осенью как нормальным, так и браконьерским способом. Но вытравили дичь из тайги не браконьеры, а посевы, для которых использовали ядохимикаты, а также заготовители живицы, и тайга стала практически пустая. Единственно, что осталось от охотничьих забав, так это осенняя охота на уток и на рябчиков, где они еще сохранились.

Охотники-профессионалы ежегодно убивают в ангарской тайге лося (сохатого), медведя, соболя, белку, выдру, в редких случаях рысь, росомаху и колонка. Но мех сегодня не ценится из-за импорта меховой одежды. Единственно, что привлекает из здешних мест, это рыжая лисица. На всех охотничьих мероприятиях мне удалось посмотреть все приемы, которыми пользуются профессиональные охотники, и самому поучаствовать во всех этих процессах.

И заканчивая эту тему, хочу еще раз подчеркнуть: енисейская и ангарская тайга были богаты и птицей, и рыбой, и зверем, но что от этого богатства останется нашим потомкам, остается под большим вопросом. Любительская охота и рыбалка – это просто увлечение, спорт, а профессионально заниматься этим делом очень сложно и трудно – кроме физического здоровья, здесь надо еще иметь твердый характер, смекалку и удачу. Я это испытал, когда был кадровым охотником в 1941-1942 годах.