Писатель

Студенческая жизнь, не открывая веки,

Как утро пьяных лесорубов.

Жизнь в стороне от дома матери,

Без правил, лишь для отчисления.

Столы с лапшой без скатерти,

Карманные для вычисления.

Как в школе, сон на задней парте,

Ночная жизнь – убийца утра.

День в предвкушении, в азарте,

Ведь скоро ночь, святая Кама Сутра.

Тела, и лица без примет,

Слова, что означают пустоту.

Любовь, как вещь, или предмет,

Низы сменили высоту.

Бутылка водки на троих,

И чёрный хлеб такими же долями.

Потом, кривляния бухих,

Эмоции с зелёными соплями.

Пивнушка… пара… подъезд… и ректор,

Год выглядит, как день.

Из головы ушёл директор,

А возвращаться… ему просто лень.

И это только техникум,

Что будет, если в институт идти?

Хорош внутри бороться уникум,

Пора бы в армию пойти.

Да, глупая затея, чтобы… что?

Болтаться там для чьей-то выгоды?

Там воду наливают в решето,

И притупляются любые выводы.

Неважно, в жизни так и есть,

Куда не плюнь, и не пойди.

А без движения возможно сесть,

В бездвижный космос отойти!

Пункт призывной, одежда старая,

За мясом покупатели приехали.

Была возможность талая,

Работать и учиться… но отъехали.

Плацкарт, шум, суета грядущая,

Берёзки пролетают, не прощаясь.

А обстановка молодым здесь лучшая,

Все рады, тихо под подушкой угощаясь.

Глаз помутнел, немного легче стало,

Нахлынули воспоминания о доме.

Хотя, и времени прошло-то мало,

Но сердце стало больше в жалком гноме:

– Мог в институт пойти,

Трудиться на заводе.

Любить, в мужья сойти,

Тянуть семью на взводе.

Была ж возможность, —

Старики отмазали! —

Но, нет… давай мне сложность,

Съем я кашу, если бутерброд намазали.

Ну что поделать, если голова в эмоциях,

А сердце бьётся, как у воробья.

По юности всё в мощных порциях,

Сознание, что стайка воронья.

Теперь вагон, друзья по хвастовству,

Рассказы, как другие воевали.

Зелёный цвет лихому баловству,

Пока в линейку не забрали.

Там впереди курс молодого новобранца,

Без рифмы, просто – КМБ.

Любого переделают засранца,

Сломают дурь, подарят ДМБ!

«Пора ложиться!» – Совесть завывает,

Она-то знает, что потом влетит.

Тихонько прапор пьяный засыпает,

А весь вагон, как паровоз гудит.

– Не буду с первых дней ломить, —

Впервые здравый смысл шепчет, —

Зачем дисбатом жизнь топить?

Сон все проблемы начисто излечит.

Какое утро жаркое поёт,

Ведь лето на дворе болтается!

А наш герой с похмелья пьёт.

Водицу, и тихонько кается.

Курилка, часть невзрачная,

Помятые собратья рядом.

И обстановка тут не дачная,

Забор, колючка и с нарядом.

Пришли, обрили, вещи в топку,

Под душ холодный и в столовую.

Таблетка масла, бигус в глотку,

Не по размеру форму новую.

В один большой ангар согнали,

Тех, кто совсем зелёный.

Лопату в руки быстро дали,

Из стали закалённой.

Ей убирать, кидать и подметать,

А сапогами пятна зачищать.

За главного, профессора поставили, ведать,

Он очень умно стал за жизнь вещать.

Затем, немного отдыха в ДК,

Пять лекций о защите родины.

А в КХО взглянули на АК,

Мол, без него мы вялые уродины.

И физкультура… вернее, подготовка,

Где бега столько, что держись.

Сашуля приболел, подумал, что сноровка.

– Косить решил? Салага, ты молись!

Ни вечером, ни днём, покоя точно нет,

Начальников, хоть пруд пруди.

Контрактники дыханием след в след,

А ночью дедушки: «Дух, заходи.

Рассказывай, как служба,

Ты сыт, всё хорошо с тобой?

Мы предлагаем, каторга иль дружба,

Как думаешь, порадуешь собой?

– Я из семьи, где денег мало, —

Герой наш вяло отвечает.

– Ну, не видать нам значит сало, —

Дед явно строго подмечает. —

Тогда… пол и сортиры, твоя ниша,

Ты низшее звено на ПХД.

Ты не богат, и ты не Ницше,

И силой не похож на ВДВ.

Так месяцы тянулись, но, как день,

Они весь мозг питали глупостью.

Забылось слово, что работать лень,

Общение ворвалось дикой скупостью.

Наряды, марш-броски и стрельбище,

Разборки за главу призыва.

Уборка, стройка, пастбище,

По ящику собрание из третьего созыва.

Зачем? Какого чёрта? Как же так? —

Вопросы, говорящие о службе.

– Ведь был отмаз… я что, дурак?

Забыл я голова о нашей дружбе!

Сейчас, Санёк не знает зла,

Не помнит, что скучал по дому.

Все неприятности горят дотла,

Когда живёшь иначе, по-другому.

Когда минули лета и предметы,

Исчезли годы и пропали думы.

Забыты все великие секреты,

А что отнялось, в роли суммы.

Не помнит наш герой все трудности,

Как ноги натирали берцы до крови.

Погонной он не знает больше скудности,

И как морозил зад в наряде до зари.

Теперь ему армейка – мать родная,

Приятные и тёплые воспоминания.

Войны и горечи потерь, не зная,

Он сохранил мирскую часть сознания!

Он помнит первые поступки мужа,

Защитника, неважно от кого.

Его тогда не свергла стужа,

Воспоминания и служат для того.

Для горечи, которая ведёт к усладе,

Для трудностей, что к отдыху ведут.

Он будет помнить на своём параде,

Как все тернистые пути по жизни проведут.

Как познакомился в линейке с замкомвзвода,

Он оказался земляком, практически, соседом.

Как учинял веселье самохода,

И в офицерской бане прятался под пледом.

Искал местечко подремать в наряде,

На небо поглазеть во время хоз. Работ.

Как был представлен к доблестной награде,

Из всех знакомых в части рот.

То время сказочного лета,

Когда с ребятами комбату дачу строили.

Имели часть свободы, как бы вето,

И, как шашлык картофельный устроили.

Потом, контракт, по глупости, конечно,

Внутри он был из творческих людей.

Но ничего, всё это было ведь не вечно,

Жизнь состоит из сломанных ключей.

Они даруют мастерство для ключника,

Тому, кто учится замочки открывать.

И превращают в бога, или случника,

В того, кто может жизнь ваять.

Контракт был также, как и служба,

Сначала сложно, дальше веселей.

Опять знакомства, секс и дружба,

Уже, как на гражданке, до частей.

А их, герой наш много поменял,

Как дальнобойщик – Магеллан.

Но за единый разум до конца стоял,

Возможно, умный, или так… болван.

Запахло на ветру свободой,

Не всей, чуть-чуть для предвкушения.

Как мыть желудок ложкой соды,

И для богатства жертвоприношение.

Контракт даёт немного денег на карман,

Сначала в роте, в общежитии, квартира.

А в голове чарующий дурман,

Снаружи день за днём сатира.

Гулянки, нищета, долги, похмелье

Застольный бред рассказов.

Губа контрактникам, потом веселье,

И вечный выговор на читке всех приказов.

Знак свыше… что-то отнимается:

Здоровье, деньги на еду, и уважение.

И сверху галочка людская отнимается,

Пора остановиться, либо понижение!

Сначала быт, одежда и по службе,

Потом в сердцах, в сознании.

Затем, в любви и в дружбе,

Жизнь очерствеет, отнимая знания.

– Всё, решено, так невозможно! —

Инстинкт сработал сохранения. —

Не умереть в дальнейшем очень сложно,

Приму очистку, и терпение!

Отказ, и понимание – шаг первый,

Приятие, работа над собой – второй.

Приходят постепенно в норму нервы,

Труд сыпет, именно над трудовой горой.

Но есть просвет, немного бонусов,

Деньжата появляются, жильё.

Проблемы состоят из конусов,

Круги исчезли из раздела: «БытиЁ»

Работа ладится, награды даже есть,

Авторитет у командиров и солдат.

Парфюм, одежда, на столе поесть,

И каждый день, которому так разум рад!

Всё, как и в жизни, где циклично,

За неудачами имеется успех.

Упал, – баланс не балансируется лично…

Из ямы только путь наверх!

Да, контракт, возможно, штука годная,

Но творческой душе, как мыть подъезды.

В реальности систем, конечно, очень модная,

Но в храм поэзии ведут всегда объезды:

Свобода воли, голод, чистый разум,

А голова без бога, начальника и власти.

Но всё потом… не до конца построил базу, —

Вначале чувства, от яркой, юной страсти!

Уходит Саша из контракта насовсем,

Места работы тщательно разнятся.

Старается, пыхтит в угоду всем,

Хотя, так трудно подчиняться.

Полиция, водитель и уборщик…

Пора профессию добыть.

Теперь он универов сборщик,

К дипломам нужно грызть гранит и землю рыть.

Одна бумага, корочка и аттестат,

Диплом, сто лекций, курсы, школы.

Но в мире денег всё равно кастрат,

БПшки на обед, а в мыслях роллы.

Не долго думал он, пришёл ответ:

«Зачем стараться, если все там будем!»

И трезвой жизни показал привет,

Как человек в своих проблемах скуден.

Бежит, скрывается и плачет,

Жалеет личность, и срывает планы.

Не на коне, а на коленях скачет,

Сам режет и зализывает раны.

Опять провал, не дотерпел,

В конце туннеля снова свет.

С утра петух: «Вставай!» – пропел,

Пора трезветь и чтить завет.

И подвернулось чудо чудное,

Не сказка, жизнь, но всё же.

Как и любое дело, скудное,

Но чище и совсем дороже.

На производство друг устроил,

Без института и бумажек прочих,

Поведал, как карьеру строил,

Все дни, и даже ночи.

Дал первые азы, нарисовал структуру,

С начальством познакомил впрок.

И указал прослойку, как текстуру, —

Систему, знание и срок.

За год наш Александр вырос,

Не ростом тела, а в шкале карьеры.

Он перестал жевать животный силос,

Уверенность познал без всякой веры.

Да, убог и жалок этот мир,

Для счастья нужно много денег.

Но даже самый мощный пир,

Не обеспечит верный берег.

Вначале человек ликует,

Он празднует, что смог купить, чего не мог.

Но широко шагая, так жирует,

Что натирает в голове сапог.

Опять привычное приходит чувство:

«Чего-то не хватает, как всегда»!

Как объяснить такое буйство?

Никто не сможет! Никогда!

Машина появилась и квартира,

Поклонницы, и много спорта.

Но в голове одна сатира, —

Жизнь есть и выше сорта.

Был пройден умственный этап,

Который заключал в себе подпункты.

И, если вспомнить, он, как трап,

Путь долгий, но пройдя, – секунды.

Рождение, детсад, и школа,

Технарь, армейский срок.

Вода из крана, кока-кола,

То перед жизни, а то бок.

Потом, полиция, и много подработки,

Продажи, стройка и услуги.

Как приговор, возможно, даже сводка,

Старания, а может быть потуги.

Возможно, вертится земля,

Но суть её стоит на месте.

Она, как на носу сопля,

Два разных организма, только вместе.

И, чтобы осознать подобные слова,

Порой, простое нужно прочитать.

Из слова получается глава,

На книгу нужно намечтать.

Желать, не зная этого,

Потом осуществить, пройдя.

И строить из себя предельно вредного,

Мол это бог, судьба, но, как бы… и не я.

Закончилась лафа на производстве,

Прогулы, алкоголь и нежелание.

Пришлось возиться в этом скотстве,

Оно, как бонус – наказание.

Опять по кругу, нищета и голод,

Затем, услуги и продажи.

Возможно, был герой наш молод,

А может, честный был, без кражи.

На дядю, истощился, развязался,

Не посмотрел ошибку даже,

За новой жизнью увязался…

Так можно продолжать до бесконечности,

То взлёты, то падения.

Всё описать, не хватит вечности,

И, если смысл не понятен, я начну с введения.

Когда работу в производстве потерял,

От теплоты уюта и достатка,

В своём он прошлом вновь застрял,

Живя в одежде из остатка.

Но, как бы трудно не было,

В стараниях и жизнь даёт.

В объятиях откроет небо,

А солнце греет, даже жжёт.

У мамы Саши кавалер завёлся,

Вернее, там любовь случилась.

Тот с прошлой быстренько развёлся,

И даже свадьба получилась.

Любовь… понятно без воды,

Но нас интересует наш герой.

Оставим райские сады,

И окунёмся в денег зной.

Папаня новый – отчим,

Лопатой денег не копал.

Но был стабилен, между прочим,

И микробизнес свой создал.

Он был механиком машинок,

С иглой, мотором, челноком.

Спасителем для швей одежды и ботинок,

Героем, мастером и бегунком.

Его большие знания и практика,

Дарили Саше шанс на обучение.

Явилась без дипломов тактика, —

Закономерное явление.

Вначале трудная работа:

Таскать, грузить и чистить грязь.

На мастерство всегда есть квота,

Мазут сперва, потом уж бязь.

Год был потрачен на учёбу,

И подмастерья вышел в свет.

Язык присох немного к нёбу,

Волнение! И весь секрет.

Теперь он был один… нет,

Он мог у мастера спросить совет.

Но папка рядом был необходим,

Хотя, один мужчиной стал кадет.

Теперь его ждала награда,

Два чемодана, цеха два.

Во времени была преграда,

Не сразу строилась Москва.

По мере знаний, приходила скорость,

Халтурка добавляла кошелёк.

В балансе находилась дурость,

Немного спилен был боёк.

Работа честная, физически затратная,

И ум включать приходится.

Возможно, педантичность невозвратная,

Но в минусах и плюс находится:

Стабильность, кэш потоком,

Да концентрация от трезвости.

Скопление прошедшим сроком,

На крупные покупки жилой бренности.

И время появилось на свободу,

Просмотр фильмов, чтение книг.

Походы в свет, к народу,

В достатке каждый мелкий бзик.

С подругой решено жениться,

И завести малышку… малыша.

Идти вперёд, и не лениться,

В движении жизнь так хороша!

Конечно же пришёл кредит авто,

За ним поспела ипотека.

Кошель похож на решето,

Но, есть запал, на данность века.

Всё, как у людей, и по накатанной,

Дни повторяются, недели, меньше год.

По траектории, наверно заданной,

Жизнь появляется… потом уходит, словно кот.

Родился сын! Вот это праздник!

Хотя, наш Саша малость пошалил.

Он отмечал рождение, проказник,

Жена рожала, он в кабак ходил.

Как думал, так… немного к чуду,

Но искуситель любит запах первый

Он шепчет, призывая к зуду,

И тянет нитками желания за нервы.

Хоть, благо, встретил их с роддома,

С родными разделил любовь.

И оказал уют им дома,

Ухаживая, и лаская, вновь и вновь.

Но… глаз один уже смотрел налево,

Ведь разум окунулся в рай.

Сын рядом, да с прекрасной девой,

Что не хватает? Попробуй-ка узнай.

А на плечах мечты, семья, работа,

Да обещания, что сам себе давал.

В моменты, где похмелье, рвота,

И жизненный в себе провал.

Понять? Нет, невозможно,

Как после дна дорога к верху.

Естественно, что очень глупо, сложно,

Но, после блага, – крах! Не путь к успеху.

Он выстоял лишь первый год,

Пока ухаживал за милыми.

Потом в глазах виднелся антипод,

Дни зрелись подлыми, томимыми.

Жалеть себя вошло в привычку,

Как будто рухнул белый свет.

Из тупика он не нашёл отмычку,

Махнул рукой: «Вам всем привет!»

Жена одна, с ребёнком на руках,

Без должных средств на лишний шик,

От беглеца на хлеб в кармане прах,

В эмоциях предельный пик.

Вот это героизм в провальный день,

Не то, что у того, кто хвост поджал.

Причина? Трусость, слабость, да и лень,

Ещё одна – он не рожал!

Одна страна, и город тот же,

Но далеко сердцами друг от друга.

Как близнецы и целое похожи,

В мужчину превращается подруга.

Она в него, а он в неё, как капли,

Лицо, повадки, жесты и привычки.

Не наступить на эти грабли,

Нет, невозможно! Тут кавычки.

Из двух людей, явилась миру сущность,

Не важно плюс, иль минус, только взрыв.

В эмоциях большая тучность…

Развод дождём с ведра порыв.

Нет, были, как всегда, поползновения,

Сходились, расходились сотню раз.

Пытались обрести благословения,

Не разум хочет только глаз.

Хоть ненавидит свет за трусость,

Но наш герой идёт вперёд.

Кому-то одиночество и глупость,

Другим, совсем наоборот.

Работы нет, семья в отказе,

Бутылка без жены надзора.

Возможно, всё логически в рассказе,

Но что-то изменила эта ссора.

Не стал мочить в вине свой рот,

Наш Александр стал другим.

Квашня взрастает в натиске забот,

В себе самом, как будто бы тугим.

Никто не запрещает, и не хочется,

Никто не пожалеет, нет причин хворать.

На месте пёс с ошейником лишь топчется,

Он все имеет. Что от жизни брать?

Не все истории рассказ ведут,

От корки, до могильной пыли.

Лишь очерки вершин берут,

Где образы поэм застыли.

В наглядность, в рифму,

Для красочной динамики.

Из Квазимодо сделать нимфу

Наоборот, твердь в панику.

Поэтому, не все законы вшиты,

Не все затронуты моменты.

А лишь, которые людьми избиты,

От негатива в комплименты.

Но спрятан смысл бытия,

В чулане проз есть просветление.

И не герой, да и не я,

Не видим потолок прозрения!

Оно, как утро после сна,

Где догадался в чём подсказка.

А форма сна, как у окна, —

Обзор реальности, как сказка.

И этих снов, как окон в здании,

Не в регионах, а в Москве.

В одном таком, как население Дании,

Да и домов, их сотни две.

Прозрение – процесс до смерти,

И от рождения, всё время.

Хотите верьте, иль не верьте,

Но это есть – лишь ваше бремя!

По пунктам, если скоро,

Что не вошло в рассказ о Саше.

Так… для фундамента, и без упора,

Не тускло, и не краше:

До расставания с женой,

На пальцах, было брака два.

Отец, но в параллельности иной,

Один сынишка, мать одна.

Два отчима, и четверо седых, —

Про стариков идёт рассказ.

За кадром, будто бы немых,

Не растянуть весь этот сказ.

Три высших, один техникум,

Пять курсов, школ четыре.

И ощущение, что он уникум,

Но никакая жизнь, как в той сатире.

Два лучших друга, разные по времени,

Полно товарищей, но до развода.

Немного случаев для семени,

Как у станочника завода.

Полно запоев, и узлов в завязке,

Большие сны, фантазии фантаста.

Дурман травы для связки,

И мысли прочные, что он, как каста.

Так думают, все, кто из средней массы,

А в их число влезают верхние и низ.

Всё это каша, что стоит у кассы, —

Лишь бог не купит, он весь ваш, на бис!

Так вот, мы продолжаем наблюдение,

За Сашей, и его обычным ритмом.

Он алгоритм, – людское становление,

О нём рассказ – на крыше битум:

Развод прошёл, сын и жена за кадром,

Жизнь продолжается, у всех своя.

В подобном, не волнует жизнь и даром,

Раз отделился, как бы тропка не твоя.

Оставим все сомнения, что он хороший,

Покинем гадость в мысли, что он трус.

Большой тесак упрячем в ножны,

Системной челюсти ослабим наш укус.

Не стал хандрить, и пить не стал,

Да наркотой закидывать мозги.

В подобной жизни быть устал,

В прострации, где нет ни зги.

Уехал покорять просторы юга,

Там кости не трещат по швам.

Жир от морозов, рабство, вьюга, —

Сознание ваяют, словно шрам.

Тепло, есть море, много солнца,

Стал голодать наш Александр.

И в разум чистый прорубать оконца,

Даруя телу умственный эспандер.

Ушёл с радаров политической цыганщины,

Сеть отрубил, просмотр телевизора.

Стёр из мозгов влияние от женщины,

Забыл к друзьям работу тепловизора.

Один, совсем в себе и для себя,

Без шума города, но в городе наружно.

Немного бурно, искренне, любя,

Да без рывков, спокойно, не натужно.

И появилось время, как свобода,

Полно… и так, что можно пить и лить.

За день по норме больше года,

Не нужно больше экономить и цедить.

А человек, есть – существо без меры,

И беспокойство обретает в тишине.

Да чипы, вроде мнимой серы,

Извилины теряют в вышине.

Как думал, он навеки просветился,

Опустошил запасы отработки в теле.

Но внутренний божок ему явился,

И с чёртом человеку нежно спели:

«О друг наш ненасытный,

Ты тих сейчас и очень гармоничен.

Такой прекрасный, мило самобытный,

Спокоен, вежлив и тактичен!

Но, обернись, зайди ты внутрь,

В тебе ветрище злой гуляет.

Как будешь жить, ценнейший сударь?

Лишь шум богатый разум утоляет!

Тебе пора себя заполнить,

Обогатить сознание из мира.

Знать век любой, и бога вспомнить,

Прознать, что и реальность, есть – сатира!»

Тепло и бархатное солнце юга,

Придали Саше новый смысл быть.

Не внешне, для себя услуга,

Решил он рисовать, не рыть.

Тем более, что шёл век художников,

И творческих экранных болтунов.

Прошла эпоха штукатуров и сапожников,

Явилось время колдунов.

Все стали мотиваторами душ,

Психологами через эзотерику.

Не истинно, срывая куш,

Лечить, скрывая личную истерику.

А сколько расплодилось блогеров…

Побольше, чем песчинок берега.

Они друг друга знали через гроверов,

Пытались переплюнуть асов телика.

Обычные из букв передасты,

Да попрошайки на развитие канала.

С утра до ночи юзали подкасты,

Прекрасное мешая в бочке кала.

Сашуля, как и все из стада,

Купил зеркальный цифровик.

Невероятно, но отрада,

На кнопку жать стал, баловник.

Делил свои он сутки,

Дневная часть ушла на съемки.

Смешно, по лесу, будто утки,

Толпой взрывали фотоплёнки.

А ночью редактировал шедевры,

Пришлось программы изучать.

Сначала он истратил нервы,

Потом на практике стал знать.

Таким был первый опыт,

Творца души искусства.

В мозгах развились соты,

Из высшей дали чувства.

С землей поныне, и привычной,

Он мало что имеет общего.

Глубинной, очень личной,

Снаружи слишком тощего.

Не передать словами,

Не описать стихами.

Как запастись дровами,

И обложить мехами.

Нет, не понять простому человеку,

Как можно созидать бесплатно.

Вот точно будет смеху,

Прознать, что даром, не приватно…

Сначала фотографии,

Затем решил снимать движение.

Минуя хватку мафии,

За рынок продвижения.

Как и писалось ранее:

Эпоха шла души за кэш,

И блогерская мания,

Творила нагло трэш.

Опять программы по редакции,

В одном сюжете раскадровка.

На всё запрет и санкции,

Софт и наличка – рокировка.

Но благо, был и тёмный мир,

Где правили пираты сети.

Они давали на халяву пир,

Их знали даже дети.

Нет, не помимо кассы высших,

Так было ими же и создано.

Такой учёт для низших,

Объел… собрал… и роздано.

Снимал наш Саша для себя,

Немного в свет давал лучи.

Но не за деньги, так любя,

Он верил, что звучит!

Как эхо из-под корки,

Он сам себе шептал, что нужен.

Во внешний мир прикрыл он шторки,

Но сам в себе был очень дружен.

«Звучит» – не для того, чтобы известность,

Не для рубля, иль мощной славы.

Он сердце более любил, чем внешность,

Его сознание бурлило подле лавы.

Да, видео прекрасная затея,

Там больше информации души.

Не донести до массы сказки от плебея,

Из нищей творческой глуши…

Каналы, где вещали блогеры,

Вращались от накрутки зрителей.

А это – денежные триггеры,

Агенты человеческих правителей.

Ведь информация в тот век,

Решала всё, что возле: «От рождения, до смерти!»

Без денег и инфы, – по кругу бег,

Хотя, так было раньше, так и впредь.

А Саша, как и все глупцы материи,