Волчьи тропы

Мне потребовались годы охоты в одиночестве, чтобы научиться более-менее справляться с собой. Приходилось подчищать за собой, закапывать растерзанные тела животных, не имея возможности объяснить эти расправы отцу. Поэтому кровожадную сущность я стараюсь не выпускать, и это мне почти удается. Главное, не увлекаться охотой и не пугаться слишком сильно. Да, наслаждения от этого действа меньше, зато добыча целее. Пришлось долго доказывать свою ценность и мастерство, чтобы меня стали брать на охоту. В этот раз я пометила свои стрелы зелеными перьями, чтобы никто не присвоил себе мою добычу, уговаривала отца освободить меня от кузнечных дел, а на охоту в итоге так и не попала…

К дому я подходила почти ползком, чтобы тайком узнать, кто там остался. Алеша куда-то испарился, говорить нам было не о чем. Я оттолкнула мысли о чистке, сейчас это не главное. По двору сновали хранители, готовя ледники для мяса; дети бегали, играя то ли в прятки, то ли в догонялки, и едва не выдали меня, когда я уселась под окном своего дома.

– Я тебя нашла, Эрика! – закричала девчушка с черными косичками, и я грозно шикнула на неё, чтобы отпугнуть от своего укрытия.

Но судя по звукам и запахам, доносившимся из нашего жилища, там никого, кроме Оксаны, моющей посуду, не было. Поэтому я уверенно вошла и направилась в свою комнату.

В доме я занимала угловую комнату, где западное окно выходило во двор, на растущую у входа сосну, а южное – на лес, на тропу к городу. В дальнем углу стоял платяной шкаф со скрипучими дверцами. Я почти не пользовалась им, вешая туда одежду не по сезону. Рядом, ближе к южному окну, располагалась односпальная кровать с сетчатым основанием и металлическими спинками. Я вошла в комнату и углубилась в стоящий у стены комод, чтобы выбрать одежду для охоты. Четыре выдвижных ящика, доверху наполненных разномастной одеждой, большую часть из которой я не надевала. Над комодом громоздились мои книги, выставленные на трех высоких полках стеллажа. Вот и всё убранство моей любимой обители, моего дома внутри дома волков.

Оксана подогрела для меня еду, пока я переодевалась в удобную для охоты одежду и фиксировала кожаный пояс. Завтракать пришлось поспешно и тем, что осталось от завтрака волчьей семьи.

– Ты собираешься присоединиться к охоте? – настороженно спросила Оксана, не глядя мне в глаза – кажется, она теперь меня побаивалась.

– Что за глупый вопрос! Закон запрещает! – рыкнула я и, оставив пустую тарелку на столе, вышла из дома.

Во дворе я закинула за спину небольшой лук из дубового прута и колчан с десятком стрел зеленого оперения. Я принялась аккуратно закреплять крагу на левой руке и направилась в самую чащу леса на северо-востоке – излюбленное место диких кабанов и прочей вкусной живности, которая по понятным причинам почти полностью покинула нашу часть леса. Крагу сделала для меня Марина из плотной кабаньей кожи, и теперь это была единственная моя защита от тетивы лука. А сшитые ею напальчник и защитный нагрудник я не надевала, потому что пальцы уже давно загрубели, и тетива не резала их. Слишком много кожи для волка, ненавидящего ее. Хотя и под крагой кожа потела, а шнуровка с трудом удавалась мне, особенно в первое время. Сейчас я приноровилась затягивать её одной рукой, помогая зубами. Ветер приятно холодил мою кожу под льняными брюками, и я могла вдыхать свежий лесной воздух каждой клеточкой тела. Кроме левого предплечья и пояса, затянутых в кожу!

Я продвигалась всё дальше на восток и вскоре вышла на дорогу, соединяющую поместье с городом. Над трассой стоял запах нагретого асфальта и испарений после утреннего дождя. Я едва не задыхалась от вони, столь сильно контрастирующей со свежестью леса. Перебежав шоссе, я скрылась в тени высоких дубов, растворилась в их прохладе и ароматах. Мне нельзя было подходить близко к вышке или пересекать тропу кабанов. Но они оставались справа от меня, я же направилась в другую сторону, где обитало много разной живности, что я могла бы добыть для семьи и сгладить свою провинность. Думаю, несколько белок и зайцев смогут выпросить мне прощение у отца за прогул. Тем более мамА любит их мясо больше кабаньего, оно нежнее. Особенно хорошо ей удается тушеный заяц с овощами и картофелем. У меня потекли слюнки от всех промелькнувших в голове блюд мамА, и я вспомнила, что неплотно позавтракала. В животе грустно заурчало, и я резко остановилась, чтобы не спугнуть своих будущих жертв. К сожалению, там же обитало несколько одиноких самцов кабана, но охотиться на них в одиночку было бы крайне безрассудно. Холодок пробежал по моей спине. Я поправила короткий нож, висевший на поясе, и два метательных ножа, незаметно спрятавшихся за спиной, в кармашках пояса.

Углубившись в восточный лес, я увидела среди старых поломанных лип заброшенный бревенчатый домик, уже потемневший от времени и стихий. Покрытие крыши давно разобрали на нужды стаи, но костяк мамА заставила сберечь. Она боялась, что ей придется доживать в нем старость, как пришлось её матери.

Отчего-то мне вспомнился один из вечеров в этом доме, когда мы собирались у растопленной печи. Неней разлила всем по огромной кружке черного чая с какими-то травами, щедро добавила теплого молока и поставила на стол вместе с двумя тарелками чак-чака. МамА посылала нас навещать неней хотя бы раз в неделю: отнести ей продукты, наколоть дров и провести уборку. В отличие от моих братьев, что считали эти дела повинностью, мне нравились походы к неней. Здесь вкусно кормили, а вечер всегда заканчивался хорошей сказкой. Неней накинула шаль на озябшие плечи, хотя в доме было и так слишком жарко от натопленной печи. С тех пор, как она перестала обращаться, неней стала быстро стареть и много болеть. Она в очередной раз напомнила нам, чтобы мы ели, хотя наши животы были уже натянуты до предела. Думаю, неней была единственной, кому удавалось накормить волка досыта и даже больше. Она села у печи, в деревянное кресло-качалку, обтянутое коричневой кожей, и, взяв в руки пиалу с чаем, смачно отхлебнула. Я восхищалась ею, особенно в те дни, когда она не пыталась выгнать меня скалкой со своего двора, напрочь забыв, что уже разрешила мне присутствовать на семейных посиделках, и когда не звала меня презрительно «Урыс» или еще кем похуже. Хотя её слов я не понимала, но признавала в нем ругательство.

Я услышала вдалеке характерный треск кожуры орехов или желудей и, оторвав себя от теплых грез, направилась туда, ступая осторожно и почти бесшумно. У подножья орешника сидела белка, вцепившись острыми коготками в лесной плод. Я очень медленно сняла со спины лук и потянулась за стрелой, когда зверек вдруг насторожился и, обвив длинными скачками соседний дуб, скрылся в густой кроне. Что ее спугнуло? Я была бесшумна, как ниндзя!

Я закрыла глаза и прислушалась, стараясь игнорировать стук в ушах от нетерпения и досады. До меня донесся щебет птиц с верхушек деревьев, стук дятла на северо-востоке и тяжелое дыхание позади, словно где-то поблизости была лошадь. Наверно, фермерская сбежала. В листьях копошились ежи, несколько зайцев расположились чуть восточнее, что было слышно по характерному стуку лап и чавканью. Белка до сих пор пряталась в густой листве высоко надо мной, я чувствовала, как она наблюдает, но знала: последовать за ней, значит загнать её в дупло, откуда не смогу ее выманить. Значит, зайцы.

Я направилась на восток и притаилась в кустах рядом с одним из длинноухих зверьков. Убрав лук, я достала нож и короткими осторожными шагами двинулась вперёд. Заяц не видел меня, он был слишком увлечен сочной зеленью, что покрыла полянку под старым дубом, а хруст заглушал ему прочие звуки. Я стиснула рукоять, с трудом удерживая себя на месте, и дала себе время успокоиться. Сердце настойчивее стучало в ушах, а мысли в смятении разбегались. Мне стало труднее дышать. Нужно отступить назад, пока не возьму себя в руки. И вдруг меня окутало зловещее спокойствие… Только не сейчас!

Я шагнула вперёд и стала красться к своей жертве, пригнувшись ближе к земле. Заяц почуял угрозу, когда я была уже близко. Встав на задние лапы, он перестал жевать и внимательно огляделся. Я была позади, в мертвой зоне, невидимая для него. Наслаждаясь его тревогой и неведением, я слушала, как его сердце забилось быстрее, как он напрягся в сомнениях: убежать и оставить вкусную еду или остаться. А мои мысли занимала дилемма: дать ему убраться и продлить погоню или покончить с ним на месте? Заяц вдруг сорвался с места и длинными прыжками поскакал вглубь леса. Я тут же направилась за ним, перепрыгивая корни деревьев и высокую траву, обходя все лесные препятствия, но не прячась, а держа наготове нож. Я чувствовала себя ветром: быстрым, сильным, порывистым и ловким. Заяц мог развить хорошую скорость, но я видела, чувствовала, знала, что без труда нагоню его, если захочу, но я не хотела прерывать любимую часть охоты – погоню. За ним тянулся сладостный аромат страха смерти, страха боли, страха, что догонят… И я, как ищейка, шла на запах.

Вдруг меня привлек новый запах, знакомый, и я тут же остановилась. Мой разум сразу же охладел и насторожился. Я осмотрелась, с трудом соображая, в какой части леса нахожусь и откуда пришла. Заяц за это время убежал слишком далеко, чтобы я сумела его догнать, но я все равно не планировала следовать за ним. Не теперь, когда я была так близко к тропе кабанов, куда мне нельзя было подходить. Тони… Он был где-то поблизости, совсем рядом, но вряд ли учуял меня. Я шла с подветренной стороны и могла бы подойти к нему незамеченной на расстояние недолгого взгляда украдкой. Я подавила желание преследовать Тони, понаблюдать за ним, увидеть его краем глаза, и пошла обратно, подальше от кабанов и охоты моей стаи.

Кровожадная сущность снова взяла надо мной верх… Как я могла допустить такое? Теперь я и зайца упустила, и белка сбежала, но я не могу вернуться с пустыми руками. Слишком много на сегодня проколов, чтобы отец простил мне это. Ни оружия не выковала, ни мяса в дом не принесла. Я осознавала, что не успею в кузницу к обеду, как и забежать к Кате.

Я продиралась сквозь кусты дикой малины, яростно лупя по ним ножом и осознавая, что наверняка был обходной путь и за зайцем я бежала точно не этой тропой. Но мне было все равно, я хотела выпустить пар, и дикие кусты, колючие и упрямые, были как раз тем, что мне сейчас было нужно. Выйдя из малинника, я мрачно огляделась, решая, в какую сторону можно пойти, чтобы вернуться домой, не наткнувшись на своих же. Пройдя несколько километров вглубь леса, я прислушалась. Где-то вдалеке кричала кукушка, в траве стрекотали кузнечики, мимо пролетели две стрекозы, лишь на мгновение зависнув у моего лица. На коре молодого дуба возле меня я заметила глубокие борозды, кажется, оставленные кабаном средних размеров. Не может быть! Похоже я напала на след самцов, что ошиваются на северо-востоке леса, и теперь я хотя бы знаю, где нахожусь. Тут же мне подумалось, что не будет большого ущерба, если одного из них я сегодня принесу домой. Разум кричал, что это самоубийство, но я-то понимала, что самоубийством будет вернуться домой без добычи.

Глава 10. Кабан

У меня тряслись коленки от мысли, что я собираюсь охотиться в одиночку на одного из самых крупных и страшных зверей в наших лесах. Кабан – опасное и быстрое животное, приходящее в ярость от ранений. Как говорит отец, его лучше убить с первого выстрела, либо не соваться к нему вовсе.

Я шла против ветра, кабан не сможет меня учуять. Спустя несколько метров появились следы на влажной от дождя земле, поэтому я достала из-за спины лук и вставила стрелу. Я кралась вперед, внимательно следя за тем, куда наступаю, избегая сухих веток и лишних шорохов листвы. Кабаны плохо видят, но вот слух и обоняние у них отменные. Поэтому, если мне удастся подойти достаточно близко без лишнего шума и с подветренной стороны, то у меня будет шанс для одного единственного выстрела. Это срабатывало с другими животными, но получится ли с кабаном? Я слабо представляла себе, как можно охотиться без загонщика. Но, несмотря на все сомнения, я твердо шла вперед. Наши загонщики обычно выгоняют зверя из укрытия и гонят его на нас, а мы с другими лучниками отстреливаем нужных со специальной башни. Я не смогу и гнать животное, и стрелять вдогонку, но и отступить уже не в праве. Я должна принести хотя бы одного зверя.

Вдруг где-то впереди раздалось громкое конское ржание, и затем послышался настойчивый шорох в кустах и в высокой траве, которая закачалась из стороны в сторону, словно кто-то по ней продирался. Я отступила на два шага назад и замерла в ожидании. Кровь прилила к голове, застучала в ушах. Из кустов на меня вышел огромный косматый серый кабан с маленькими поросячьими глазками и расходящимися в стороны, словно острые ножи, грязно-желтыми клыками, один из которых был искорежен и надломан. Его тело покрывали грубые уродливые шрамы, бороздами разрывающие некогда красивую мощную шкуру. Животное хрипло дышало, источая угрозу и поднимавшуюся в нем ярость. В ту же секунду я пожалела о том, что сунулась сюда. Наставив лук на противника, я видела, как дрожит натянутая стрела, не давая мне прицелиться. Я должна была выйти на след кабана и незаметно подкрасться к его логову, а не столкнуться с ним лицом к лицу.

Судорожно пытаясь вспомнить, какое сейчас время года, я оценивала шансы: что передо мной была самка. Тогда где-то поблизости могут быть её поросята и, значит, живой мне отсюда не выбраться. Стоп. У самок не такие клыки, значит, это был самец, а точнее хорошо вооруженный секач, готовый растерзать меня одним яростным взмахом. Мое дыхание было тяжелым и давалось с трудом. Я следила за каждым движением кабана, пытаясь предугадать его следующее действие.

Он недолго смотрел на меня, прежде чем с ревом броситься в мою сторону. Я выстрелила наугад и бросилась бежать, нарушив сразу несколько постулатов. Отец заставлял учить меня правила охоты на разных животных, если вдруг я решу пойти в охотники, но они не пошли мне впрок. Я вспомнила о них лишь, когда нарушила. Во-первых, я не убила кабана с первого выстрела. Во-вторых, убежала, хотя должна была дать ему подойти поближе и просто отскочить в сторону. Тогда он убежал бы прочь и больше не полез на меня.

Я забралась на достаточно мощную для моего веса липу и оглянулась. Под ладонями, что обхватили её прочные ветви, я чувствовала влагу ночного дождя и вцепилась крепче, ощущая скольжение рук о молодую гладкую кору. Животное с разбегу налетело на мое дерево и, словно рикошетом этого удара, липа оттолкнула меня от своей скользкой коры вместе с градом серебристых капель дождя. Собрав удары почти трети ветвей, расцарапав в кровь лицо, локти и бедро, получив мощный удар в грудь, я смогла оттолкнуться от ствола в метре от земли и приземлиться на ноги за спиной кабана. Но в следующий миг я повалилась на колени, задыхаясь от полученного удара в солнечное сплетение, а потом на бок.

В ушах стоял жуткий шум, похожий на треск, но я заставила себя поднять затуманенный взгляд на животное. Кабан яростно раздирал кору у подножья дерева, силясь согнать меня вниз, и даже не догадываясь, что я лежу на земле у его ног. Моя кровь была размазана по ветвям, что он терзал, и зверь не мог разобрать, где я нахожусь, но чуял, что я где-то рядом. Меня сковал страх и ужас от близости столь опасного существа, и я боялась пошевелиться. Я почти не слышала его ярости, но мне было достаточно видеть его.

Вдруг стук в ушах усилился, и мои глаза стала застилать красная пелена. Так моя самая страшная и кровожадная сущность выходила наружу. Внутренний голос, сладкий и до боли знакомый, нашептывал мне, взывая к моим страхам и баюкая меня: «Впусти меня… Я заберу твою боль… Заберу твой страх… Всё будет хорошо… Впусти…»

Я расслабилась и позволила ему завладеть мною, понимая, что не могу сопротивляться его власти и что он, возможно, единственный, который может вытащить меня из этой переделки. Секач в ярости обернулся на меня, когда я поднялась на ноги и неспешно отряхнулась. Я смотрела на него сквозь алую пелену новой меня, сильной меня, страшной меня. Боль ушла, как и страх. Ни шума в голове и ушах, ни боли от ссадин и переломов. Улыбнувшись одним уголком рта, я перепрыгнула через метровое животное и помчалась прочь. Зверь пустился вслед за мной, выворачивая на ходу кусты и молодую поросль. Он кряхтел и ревел, пытаясь запугать меня, заставить остолбенеть от страха, сделать ошибку и позволить ему нагнать меня. Но я не могла этого допустить, как не могла допустить и того, чтобы все закончилось моим трусливым бегством.

Меня окутало наслаждение от его злости и ярости. Он так неистово хотел нагнать меня и вспороть мне живот своими клыками-секачами, затоптать мое тело копытами, пока я не перестану дышать, и даже больше, сожрать мои внутренности, как трофей победителя. Но сегодня трофей должен был достаться мне.

Я резко остановилась, пока он не потерял ко мне интерес, и пустила ему в бок стрелу, зная, что это одно из самых крепких мест зверя. Я не старалась убить его, а лишь разжечь его ярость, и добилась своего. Он взвизгнул от неожиданной боли и, остановившись передо мной, стал неистово рыть копытами землю, пыхтя и едва сдерживая свою ярость. Адреналин вновь ударил мне в голову, и я расхохоталась. Ох, как же мне это нравится! А когда соперник ещё и так опасен, победа будет в стократ слаще. Он глушит свой страх под яростью и гортанным ревом, но я все равно ощущаю его ужас на кончике своего языка. Он боится меня, и правильно, как и я боюсь его, что тоже не безосновательно. Кто будет сегодня победителем, а кто будет мертв? Я пустила в него ещё три стрелы, попав в бока и в голову, но не пробив череп, и вновь побежала прочь. Он, рыча и неистово мотая головой, следовал за мной по пятам, не желая сдаваться и отпустить меня живой. Он жаждал мести, крови, моей плоти, как и я жаждала его страха, его ярости, его смерти. Откинув на ходу лук, я выдернула из-за пояса кинжал и, дав кабану почти нагнать меня, чуть отступила в сторону. Мое бедро вдруг вспыхнуло, когда животное пробегало мимо, но тут же затихло. Я позволила кабану чуть опередить меня и последовала за ним. Он не мог понять, куда я подевалась, и продолжал бежать вперед, ощущая мой запах где-то поблизости. Я рядом, совсем близко, ты меня чуешь, ты знаешь, что я здесь, но не видишь меня, и это пугает тебя, хотелось мне прошептать, я рядом, прямо за твоей спиной. С этой мыслью я бросилась на кабана и вскочила на его спину, схватив за холку. Я чувствовала, как под моей ладонью, что покоилась на боку животного, пульсирует кровь, огромная жизненная сила и ярость. Мое правое колено чуть соскользнуло со зверя из-за влаги, что пропитала мои штаны, но я вовремя подтянула его назад и осознала, что у меня осталось не так много времени и с этим пора заканчивать. Проехав ещё несколько метров, стоя на хребте кабана, я выхватила кинжал и одним резким взмахом перерезала ему горло.

Животное пробежало еще немного, прежде чем повалилось вперед и по инерции проехало ещё какой-то путь. Содрогаясь и кряхтя, зверь извергал из себя оставшуюся кровь. Я присела на корточки рядом с его умирающим телом и встретилась с ним взглядом. Несмотря на всю злобу и буйство, что я видела совсем недавно, теперь он выглядел уже не столь храбро и смотрел на меня взглядом побитого щенка, словно вопрошая: за что? Я могла бы перечислить ему тысячи причин, но боялась упустить минуты его предсмертной агонии и пыталась впитать все сладостные муки его скорой смерти.

Я очнулась, когда почувствовала знакомые, почти родные запахи леса возле своего дома. Красная пелена больше не застилала мой взор, и я поняла, что все прошло. Мои руки были по локоть в крови, на теле горели ссадины и глубокие царапины, ребра гудели от полученного удара о ветку, а бедро пронзала глубокая тупая боль, когда я ступала на правую ногу. В руке был уверенно сжат короткий нож, а лука нигде не было видно. Медленно оглядевшись вокруг и осознав, что оружия нигде нет, я решила вернуться назад, по запаху незнакомой крови, коей была пропитана моя кожа. Найти свою жертву оказалось не так трудно, тем более, когда она возвышалась над густой травой, даже лежа на боку. А вот дотащить её до дома оказалось куда труднее.

Кабан весил уйму килограмм и, обвив веревкой его задние ноги, я потащила свой трофей домой. Превозмогая мучившую меня боль в бедре, я проходила с веревкой далеко вперед, обматывала дерево и начинала яростно тянуть тушу на себя, используя стволы, как блоки. У меня не было сил и выдержки, чтобы не обращать внимания на боль и глотать слезы от боли и отчаяния, поэтому я позволила им капать и лишь изредка отирала их грязной рукой, когда они застилали мне обзор. Веревка терлась о грубую кору и истончалась, но я продолжала двигаться вперед, к следующему блоку-дереву.

На тропу передо мной вдруг выскочил заяц и встал на задние лапы, чтобы оглядеться. Я удивленно смотрела, как он посмотрел в мою сторону, но куда-то мимо меня, затем в другую сторону, неуверенно перескочил на пару шагов и вновь принялся изучать местность. Я прошла вперед, и заяц позволил мне немного догнать себя, затем проскакал далеко вперед и стал меня ждать. Тут из кустов показался второй заяц, что вторил первому в движениях и поведении. Они издеваются надо мной? Дразнят? Чуют, как я устала, ранена и вымотана? Чуют, что не смогу устроить на них облаву и загнать? Высоко в ветвях прошуршала белка, и, мне казалось, я слышала, как она смеется надо мной за поражение. Мне хотелось крикнуть им, что я завалила кабана! Но чудилось, что они хохотали надо мной пуще прежнего. Я не могу это так оставить, ненавижу, когда надо мной смеются… Но что я могла сделать сейчас? Мои руки были истерты в кровь, веревка истончена настолько, что готова была лопнуть в любую минуту, а мне до дома ещё несколько километров. Я с трудом уже держалась на ногах, в голове стучало, окружавшая меня местность начинала уплывать из-за боли, коей до сих пор горело мое тело. Прикрыв глаза на минуту, я дала себе возможность передохнуть и успокоиться. Мне нужно набраться сил для решающего рывка, но, вернувшись в реальность, я обнаружила двух наглых зайцев на моей тропе, бесстрашных и ленивых. Вытаскивать нож было слишком очевидно и спугнуло бы их. Поэтому я скинула веревку, что резала мне пальцы, завела дрожащие руки за спину, обвила ими два кинжала, которые покоились на спинных ремешках, и упала лицом во влажную землю. Меня накрыла темнота.

Глава 11. Это моя добыча!

Слегка приоткрыв глаза, я увидела голубые глаза Алёши, полные тревоги. Он хмуро изучал моё лицо: есть ли признаки жизни? Я пыталась пошевелиться, и тело вновь отозвалось жуткой болью в каждой клеточке.

– Ты как? – тихо спросил хранитель.

– Жить буду. Где мой кабан? – встрепенулась я и осмотрелась.

Алеша поднялся на ноги и указал на огромную тушу, лежащую неподалёку. На месте.

– Закопаем? – вдруг спросил Лёша, уперев руки в бока и оглядываясь в поисках подходящего места.

– В смысле?

Я вскочила на ноги и встала между ним и кабаном. Ногу обожгла острая боль, и я накрыла рану рукой. Под разрывом в ткани что-то было, и я засунула туда пальцы.

– Не трогай. Это подорожник.

Я вынула из прорези кашицу из травы и сунула ему под нос:

– С твоими слюнями? Достаточно было приложить лист к ране целиком! Не обязательно было его жевать!

– Ты столько времени общаешься с Машкой, возишься с её аптекарскими травками, а таких банальных вещей не знаешь, – недовольно проговорил он и откинул мою руку от своего лица. – Он лучше действует, если его разжевать, да и слюни у волков целебные.

– Я знаю, – буркнула я и недовольно приложила кашицу обратно к ране.

Нога по-прежнему ныла, и я с трудом могла наступать на неё. Я оглянулась на кабана и шумно выдохнула.

– Я сам, не волнуйся. Никто не узнает.

Я удивлённо посмотрела на него и вспомнила про его странное желание закопать мой трофей.

– Только через мой труп, – процедила я.

– Но ты же всегда их закапываешь, – удивлённо пробормотал Лёша и посмотрел на кабана.

– Откуда ты?..

Я не знала, злиться на него или стыдиться своих поступков. Но я всё же решила, что сейчас важнее защитить свою добычу.

– Я видел тебя пару раз… – смущённо пробормотал Алеша, а, когда я насторожилась, быстро продолжил: – Больше никто не знает. Ты хочешь отнести его домой?

Я кивнула и, взяв верёвку, пошла искать подходящее дерево-блок. Алёша, подхватив сумку, мой лук и колчан, направился следом. Где он нашёл моё оружие? Найдя дерево покрепче, я уперлась ногами в землю и принялась тянуть. Хранитель перехватил из моих рук верёвку и, вручив мне свою поклажу, занялся кабаном. Моя гордость кричала, чтобы я делала это сама, но рассудок мыслил более здраво, сообщая, что, падая в обмороки, я доберусь до дома к завтрашнему вечеру. Из сумки, что я прижимала к груди, торчал какой-то мех, и, заглянув внутрь, я увидела тех самых зайцев и белку, что ещё недавно издевательски скакали вокруг меня. Я благодарно посмотрела на хранителя, и мне стало стыдно за себя. Сквозь промокшую от пота светлую рубаху я видела, как напрягаются мышцы на его спине, когда он тянул моего кабана, и мне оставалось лишь удивляться, откуда столько силы в хрупком хранителе.