Эсхит. Нерыцарский роман. Роман без злодея

А противники, стоявшие на противоположных сторонах, как две высокие сторожевые башни, одновременно тронули лошадей и ринулись вперёд, словно их обоих вела единая непреодолимая стихия, готовые разнести всё, что попадётся им на дороге. Топот их закованных в металл коней походил на грохот падающих со скал гигантских валунов, рыцари держали наперевес тяжелейшие копья, сделанные из внушительных по толщине брёвен, их неподъёмные щиты с гербами были изготовлены из цельного куска трижды закалённого железа, без единой деревянной детали, с широкими подручными ремнями, выделанных из толстой из кожи матёрых секачей. Наконец они съехались в одной точке в центре поляны и с громоподобным звуком ударили друг друга копьями. Наблюдатели на трибуне ощутили словно бы волну, прошедшую по земле, от чего качнулся и дрогнул помост, на котором они сидели. Копьё Трофинта угодило в середину щита Деблака, и щит раскололся на три части, но всадник выдержал натиск и усидел в седле. Копьё же графа остриём прошло мимо щита барона прямо в грудь, но тот сумел откинуться немного назад и, смягчив, таким образом, силу удара, остался на лошади. Деблак потребовал новый щит у оруженосца и, получив его, с утроенной яростью бросился на несломленного Трофинта. Хорошо разогнавшись, они столкнулись во второй раз, и теперь каждый попал точно в щит своего соперника. Они с такой нечеловеческой мощью грянули по металлу чудовищно неподъёмных щитов, что копья с громким, адским треском сломались, оглушив резким звуком зрителей – - те на несколько минут перестали слышать себя и тех, кто находился поблизости. Оба рыцарских коня мгновенно остановились, не в силах скакать дальше и непроизвольно присели на задние ноги, задев краями попон горячий песок. А всадники, прижавшись к шеям лошадей, не выпали из сёдел, они, будто влитые, замерли на месте и никто из них не коснулся земли. Вырвав у оцепеневших оруженосцев новые, более прочные, квадратного сечения копья, соперники, кипя расплавленным золотом воинского азарта, кинулись третий раз в бой, с крайней решимостью доказать свою силу и превосходство и победить. Оба знали, что теперешний раз последний: сейчас или никогда. И снова наконечники их копий, будто заколдованные, одновременно врезались в изображения родовых гербов на гигантских щитах. Ничто в мире не перенесло бы той силы, с которой они столкнулись: всем почудилось, что горы, едва видневшиеся на горизонте, начали рушиться, а потревоженное небо стало быстро, какими странными кусками падать вниз, на землю, а та со стоном пошла трескаться уродливыми провалами. Оба рыцаря с шумом, подобный рокоту сотни водопадов, опустились вместе с лошадями на изрытый песок. Вернее, не устояли на ногах и упали ослабевшие вдруг лошади, а всадники как были на их спинах, так и остались там, точно вросшие в сёдла: только несчастные животные явились причиной и виновниками того, что граф Деблак и барон Трофинт почувствовали унылое и тоскливое разочарование от неожиданного падения.

IV глава.

…Никого не объявили победителем, и никого не назвали побеждённым: один не мог пересилить второго, оба были идеально одинаковы по силе и по рыцарскому мастерству. И если бы не упавшие и покалеченные лошади, они продолжили бы поединок, но и этого оказалось достаточно, ибо весь свет убедился, что барон Трофинт и граф Деблак величайшие воины в мире и равным им нет – - они равны только между собой.

…Этьен поддерживал отца, который сидел у входа в свой шатёр весь избитый, в кровоподтёках и синяках – - граф не желал прилечь даже на минуту, он был возбуждён и рвался в новый бой. Он повторял как заклинание, что в следующий раз – - а он случится скоро – - одолеет непобедимого барона, и слава того поблекнет, словно старая серебряная монета.

…Турнир затих, как море в мёртвый штиль, делать здесь стало больше нечего, и граф Деблак приказал сворачивать походный шатёр и собираться в дорогу. Ему подали нового молодого коня, граф немного тяжеловато, не так легко, как обычно, запрыгнул в седло – - мускулы на его лице чуть заметно дрогнули, но Рыцарь Красноухого Пса придержал чувства внутри себя и не позволил чертам своего лица исказиться гримасой боли.

– — Рыцарь, пока он способен сидеть на лошади, обязан ехать верхом, а не лежать спиленным бревном в удобной повозке, – - сказал он, – - лишь убитый или смертельно раненный, потерявший сознание воин имеет право на то, чтобы его перевозили лежачим. Какой бы сильной не казалась слабость, мужчина обязан быть сильнее её.

И граф Деблак и его сын снова отправились в путь – - и это был путь домой, в старый родовой замок Планси. Этьен пригласил своего новообретённого друга Александра присоединиться к ним и погостить в их владениях, и Александр с какой-то жадной радостью согласился. И они поехали все вместе.

…К исходу третьего дня дороги из-за темневшего, сумрачного, будто там всегда стоял поздний вечер, леса появились высокие, сложенные из крупных серых камней, прямоугольные башни родного замка. Прошёл почти год, как Этьен покинул его, отправившись совершать свои первые подвиги. Александр, скакавший рядом, рассказывал что-то лёгкое и весёлое, но Этьен почти не слышал его голос – - голос воспоминаний звучал громче. Он вспомнил мать, умершую три года назад – - она была для Этьена самим близким и дорогим человеком. Отца он видел очень редко, тот обычно находился далеко, на какой-нибудь обязательно справедливой войне и участвовал в самой решающей битве или бился на очередном важнейшем и крупнейшем турнире, чтобы стать в который раз лучшим среди лучших и упрочить свою громкую славу непобедимого. А мама всегда была подле него, и только после её смерти сын начал сближаться с отцом.

– — Этьен, помнишь маркиза Ротанги? – - Спросил отец, прервав быстрый поток воспоминаний сына.

Юноша плохо помнил старичка-маркиза, словно сквозь замутнённые витражи не очень ясно и сильно размыто проступало малознакомое лицо весьма пожилого человека. Этьен видел его последний раз лет десять назад, он тогда ещё удивлялся, как у такого дряхлого родителя такая маленькая дочка – - она была младше Этьена года на полтора. Его-то отец всегда был молод, он и сейчас не стар: по возрасту отцу всего лишь сорок лет.

– — Да, – - ответил Этьен, – - припоминаю, правда, с трудом. Помню только, что маркиз выглядел каким-то больно древним. А что, он ещё жив?

– — Нет, умер полгода назад, – - сказал отец, – - осталась совсем юная дочь, единственная наследница маркиза. Невеста, на жениховство к которой непременно станут набиваться многие, претендентов окажется наверняка немало.

– — А что, девочка симпатичная? – - Спросил Александр.

– — С таким состоянием, как у неё и верблюд покажется симпатичным, – - со смехом ответил граф, – - но поверьте, такой удивительной, обворожительной красоты давно не появлялось в нашем королевстве, да и, пожалуй, во всём целом свете. Изабель теперь совсем сирота, родственников нет, я её отцом в завещании назначен ей главным опекуном. Ротанги наши давнишние соседи, мы всегда состояли в дружеских отношениях, маркиз был другом ещё моего отца (они с ним ровесники), а женился старый вельможа очень поздно на совсем юной девушке. Да только недолго длилось их счастье: молодая жена умерла при родах. Сын, ты ведь в детстве встречался с Изабель.

– — Да, кажется, – - рассеяно сказал Этьен, – - видел, наверно, раза два… Была какая-то маленькая девочка, полная непонятного высокомерия, которая вообще не желала со мной разговаривать. Да я не очень-то обращал на неё внимания.

– — Мы к ней в замок Ротанги заедем на днях. Я обязан навещать и следить за её делами. Когда она пожелает выйти замуж, то я должен буду устроить её брак и проследить за тем, чтобы её права не оказались бы нарушены, – - сказал отец и посмотрел на сына, тот совершенно не слушал отца и витал где-то в своём мире.

– — Мальчик мой, ты о чём замечтался? – - Спросил граф с доброй усмешкой. Этьен улыбнулся и ничего не ответил.

V глава.

Несколько дней они провели в родном замке в обычной суете, в несколько возбуждённом состоянии, какое бывает всегда после приезда в дом, где долго отсутствовали хозяева. Как-то не сразу вспоминаются полузабытые предметы обстановки: двери прежде вроде бы открывались в противоположную сторону, вдруг неожиданно громко заскрипят ступени, раньше такие тихие, ковёр покажется на удивление тусклым, его краски стали совсем блёклые, потолки опустятся до смешного низко, а просторные комнаты и большие залы уменьшатся и уже будут восприниматься как вполне обычные по размеру. Этьен бродил по всему замку, узнавая и не узнавая старое привычное, так причудливо сплетённое с новыми ощущениями, он понимал, что ничего здесь на самом деле не поменялось – - это он стал другим.

Но пришёл день, когда граф повёз молодых людей в замок Ротанги. По дороге Этьен как всегда в последние дни казался рассеянным и задумчивым. Александр рассказывал занятные истории – - он хорошо всем известные сюжеты переиначивал на комический лад. Граф скупо улыбался, а оруженосцы и пажи, следовавшие позади, хохотали весело и искренне, простодушно забыв о сдержанности, но под суровым взглядом хозяина быстро умолкали, впрочем, стоило графу отвернуться, как широкие улыбки возвращались на их юные лица. Все уже успели полюбить Александра за его лёгкое сердце, за свободные, без условных церемоний отношения со всеми независимо от их положения, за простоту, в которой не было искусственности и нарочитости, а лишь одно естество.

…К вечеру вся кавалькада всадников подъезжала к главным воротам огромного замка Ротанги – - настоящая неприступная цитадель с толстыми стенами и массивными круглыми башнями, темневшими узкими прорезями многочисленных бойниц – - чтобы осаждать такую крепость нужна немалая армия, готовая к долгому, изнурительному, растянутому на года штурму.

Александр, видя представшее перед ними грандиозное величие, придержал коня и обратился к Этьену:

– — Эта крепость, видимо, шедевр фортификации, пытаться её брать, значит умереть от скуки и тоски. Представляю: целое войско, отчаявшись её взять, падёт не от оружия врага, а от непереносимой меланхолии и убийственного уныния. Ведь как подумаешь, что на эти высоченные, ну почти до неба стены надо лезть, да ещё при всём в тебя будут втыкаться острые стрелы, лететь в голову тяжёлые камни, литься на лицо и плечи расплавленная смола, то жить не захочешь. Нет, лучше оказаться тут гостем, но не врагом, тем более, что хозяйка здесь прекрасная, как говорят, нимфа. Этьен, довольно грустить и мечтать, пребывать в таком настроении опасно, особенно перед встречей с молоденькой девушкой. Берегись, а то моментально влюбишься.

– — Я пока никого не любил, – - спокойно ответил Этьен.

– — Влюбишься, и не раз, – - улыбнулся Александр, – - забудешь печалиться, станешь беспечным и, одновременно, озабоченным. Почувствуешь себя словно бы новорождённым, ибо с каждой новой любовью мы как бы опять появляемся на свет.

– — А как же вечная любовь, рыцарское служение единственной даме сердца? – - Спросил, улыбнувшись, немного повеселевший Этьен.

– — А ты влюбляйся каждый раз навеки, – - ответил Александр, – - очередная любовь как последняя, как самая лучшая, она должна быть на тот момент единственной. В этом нет противоречия: если ты истинно любишь, то веришь, что навсегда и никто больше тебе не нужен. Не важно, что проходит любовь, наступает пресыщение, главное, ты был искренен в своих чувствах, ты верил в подлинность своих устремлений быть всегда с той, которой сейчас отдано, говоря банально, твое сердце. Упивайся, погружайся целиком, утони и захлебнись в этих ощущениях, забудь, кто ты есть, если надо, умри, исчезни. Опустись, пройдя через все глубины, до самого дна и растворись в нём, добеги до края, до последнего предела и минуй, перейди его. И будешь счастлив. Ты должен осушить кубок до капли, насытиться до изнеможения, ведь смысл любви взять от неё всё. Но взяв всё, всегда желаешь чего-то ещё, непознанного, неоткрытого, и сосуд, бурля пенной влагой, переполняется по-новому, чувство возрождается и другая любовь влечёт тебя. И ты, словно в первый раз, любишь опять по-настоящему.

– — Вы поэт и философ любовного наслаждения, господин Лоэтинг, – - с лёгкой иронией произнёс граф, вмешиваясь в разговор.

– — Да, но одно наслаждение не в радость, если в сердце нет ничего и там пусто, как в кармане нищего, – - сказал Александр, – - когда в душе ничто не шевельнулось, в ней нет никакого движения по отношению к женщине, мне от этой женщины ничего не надо, пусть она и слывёт первейшей красавицей в мире. Чувство, оно ведь неожиданно и непредсказуемо, а порой абсолютно неразумно: почему нравится именно эта, которая, если посмотреть трезво, ну никак не может нравиться тебе, да и она, в общем, не очень-то и нравится, но только она и влечёт, не понятно чем и почему. Одним словом, любовь. И каждая новая избранница (правда, кем она избрана, ясно не мной) видится последней, но потом всё куда-то девается, уходит, она перестаёт тебя интересовать, и уже тянет к следующей единственной. И так, видимо, без конца.

С последними словами Александра, пройдя через широкие, с толстыми, почти как ствол столетнего дуба, створками ворота, они въехали во двор замка Ротанги. Спешившись, всадники передали коней в руки проворных слуг: гостей здесь ждали, знали, что они скоро будут. Граф и его молодые спутники, пересекли протяжённый двор и, миновав роскошно разукрашенные барельефами двери, вошли во дворец, возвышавшегося внутри крепостных стен. Сопровождаемые ловкими лакеями, гости поднялись по длинной каменной лестнице – - камни на ней были стёрты подошвами ног многих поколений рода Ротанги – - и очутились в большом, как засеянное клевером поле, парадном зале.

Александр, задрав голову и неторопливо прохаживаясь по залу, с несколько развязано-скептическим любопытством разглядывал преизбыточную, как он сразу решил, роскошь и бессмысленное (ведь ничто тут не имело практического смысла, кроме внешней ослепительной красоты) великолепие. А Этьен ни на что не обращал внимания, он смотрел куда-то в угол, в «свой» угол, там он нашёл и зацепился взглядом какую-то «свою» точку и словно бы боялся оторваться от неё: необъяснимое и вроде бы беспричинное волнение сковало его волю и раздавило обычную лёгкость настроения. Этьен не просто ждал, он определённо знал, что сейчас произойдёт самая важная встреча в его жизни.

Наконец появился молодой дворецкий и торжественно, как на официальном приёме объявил о выходе маркизы.

– — Здравствуйте, уважаемые господа, – - произнесла она с радостной интонацией, – - я очень счастлива видеть вас у себя в доме.

Граф Деблак представил молодых людей.

– — Господин Этьен, – - сказала девушка, – - мы, кажется, когда-то с вами были знакомы, в то чудесное время, что зовётся детством?

– — Да, – - без голоса ответил Этьен, – - припоминаю…

И невидимая паутинка, на которой едва держалась его воля, оборвалась: подленькая, чужая, совершенно не его дрожь пошла хозяйничать по всему телу. Он больше не мог говорить, он забыл, что делать с руками и для чего они нужны, его ноги так ослабли, что захотелось лечь на пол лицом вниз, а внутри себя он ощутил, как всё в нём провалилось в какую-то бездну, образовалась пустота, которая мгновенно начала наполняться чем-то тяжёлым и горячим.

Девушка глянула на него, улыбнулась немного неловко, но сразу же, словно мгновенно забыв, кто такой Этьен, отошла от него и, подойдя к графу, стала серьёзно, с хорошим знанием дела, обсуждать вопросы опекунства и наследства. Она тщательно, с неподдельной заинтересованностью вникала во все мелкие подробности и казуистические особенности запутанных и непростых для однозначного толкования законов, с неженской дотошностью перебирала каждый отдельный параграф и требовала точного и внятного, как сама природа, ответа. Пока она говорила, в её голосе твёрдые и уверенные интонации слышались всё явственней и громче.

А Этьен сначала обрадовался, но почти тут же огорчился, что про него забыли, он пытался выглядеть безразличным, делал, как ему казалось, обычное лицо, но его голубые глаза как-то непроизвольно, сами по себе встречались с чёрными глазами Изабель. Он быстро, слишком быстро отворачивался, и его обычно белое, с едва наметившимся румянцем на чистых, не знавших бритвы щёках, лицо пылало красным пламенем то ли стыда, то ли счастья. В один из таких моментов он встретился глазами с Александром: тот откровенно, будто уличный мальчишка, пялился на девушку и, не скрываясь, вроде бы восхищался ей и в то же время будто бы оценивал её. Этьен бросил, вернее, попытался, сердито хмурясь, бросить строгий взгляд другу, но Александр в ответ изобразил недоумённо-дурацкую гримасу, полную добродушия и веселья.

Как маленькая хищница, наигравшаяся со своей жертвой, наконец, забыла о ней, так и Изабель в секунду закончила с графом наскучившую всем беседу о делах и вдруг без перехода заговорила о большом бале, что состоится в её замке в ближайшую субботу.

– — Приглашены самые блистательные и самые знаменитые рыцари со всего света, – - сказала она, – - заявятся, так сказать, невесту смотреть, то есть меня, а значит, моя драгоценная особа окажется в центре всеобщего внимания. Наверное, это и есть подлинное счастье для молоденькой девушки… Все завидные женихи на один вечер станут моими, правда, выбрать придётся лишь единственного. Господа, я вас официально всех приглашаю, должно быть весьма забавно. Господин Этьен, надеюсь, вы не откажетесь посетить мой бал?

Этьен не стушевался и почти во весь голос прокричал:

– — Да, конечно, приеду!

– — Ну, тогда до субботы, господа, я вас жду, непременно… – - сказала Изабель на ходу, уже удаляясь.

Гости, видя, что приём окончен, покинули дворец и, сев во дворе на отдохнувших лошадей, поскакали домой. Этьен, как только они отъехали от замка Ротанги, стал ощущать, что он словно бы превращается в живой факел – - внутри и снаружи у него всё разгорелось и раскалилось до края, его мозг стал подобен расплавленному свинцу – - жаркий и тяжёлый, а сердце было тем могучим молотом, чьи страшные удары били по горячему металлу, из которого сейчас состояло его существо. Он понял, но не разумом, а инстинктом, что жизнь перевернулась, в ней появился смысл – - единственный и не проходящий смысл, из-за чего его существование превращается в бытие, он находится у той точки, где земля смешивается с небом, и персть преобразуется в твердь. Теперь он навеки связан с Изабель, чтобы он не делал, где бы не находился, будет рядом с нею или далеко от неё, нужен он ей или нет, захочет она его знать или отвергнет, он всегда станет служить ей одной. Его душа, воля, его «Я» превратятся способ поклонения ей, он навсегда забудет, что он есть как личность – - всего себя он отдаст той, что есть его любовь.

… – -Как тебе юная маркиза? – - Оглушил Этьена неожиданный вопрос Александра.

– — Недурна, – - попытался как можно беспечнее произнести Этьен, но, видимо, ничего у него не получилось, так как Александр развернув коня, повернулся лицом к другу. Но глядел он на Этьена буквально две секунды, после чего, вздыбив скакуна, резко дал тому шпоры и поскакал во весь опор куда-то назад. Он зачем-то объехал всю вереницу всадников и на обратном пути, пролетая мимо Этьена, заорал:

– — Геро-ой!

И умчался вперёд так далеко, что его почти не стало видно.

VI глава.

…Этьен никак не мог дождаться назначенного дня. «Время стало…» – - мучился он. И чтобы он ни делал – - ел (лишь когда звали обедать, сам он о еде напрочь забывал), спал (если, конечно, ему удавалось иногда заснуть), отвечал на какие-то вопросы (сам Этьен не вступал ни в какие разговоры, вообще не слыша, о чём толкуют окружающие) – - он всё время думал об Изабель и даже не думал, просто всё его существо было наполнено ею. Он всюду видел её лицо, её необыкновенно глубокие глаза, её удивительно волшебные чёрные волосы, её стройную тонкую фигуру, особенно часто он вспоминал тот момент, когда она, толком не попрощавшись, стремительно уходила из зала. Этьену чудилось, что он наблюдает себя со стороны, что какой-то другой человек живёт вместо него – - лицо, руки, жесты, голос всё принадлежало ему, но это был не он, а совсем посторонний человек, занятый заботами повседневного существования, такие чуждые и ненужные ему, подлинному Этьену, который на самом деле находился не здесь, но – - там, подле неё, где они, точно связанные единой пуповиной, неотделимы друг от друга, и он никуда без неё, он это она.

«Наваждение? Я видел её не более получаса. Нельзя же влюбиться по-настоящему за такой короткой срок, – - пытался он время от времени убеждать себя, – - надо подходить ко всему с умом. Я обязан как мужчина, как воин управлять своими чувствами. Прав Александр: настроение в тот день было странное, несерьёзное, какое-то детское. Лишь увижу её, тут же стану спокойнее и рассудительней. Там на балу встречу много разных молодых девушек, появится возможность сравнивать. Будет шанс разобраться, истинно ли моё чувство. Просто Изабель стала первой встречной, как предупреждал Александр. Любая красивая девушка, будь она на её месте, так же воздействовала бы на меня. Виновата не её удивительная красота, а моя несобранность, неопытность. Второй взгляд на неё и возможность сравнения с остальными красавицами всё решат». Но эти разумные доводы забывались сразу, как только Этьен заканчивал так рассуждать, на самом деле, он беспрерывно думал о том, как и когда увидит её снова.

…В назначенный день граф не смог поехать на бал: помешали непредвиденные обстоятельства: его срочно вызвал король по неотложному делу. И Этьен и Александр поехали без него.

…Они немного опоздали и когда вошли в парадный зал дворца Ротанги, то поразились количеству приглашённых гостей, точнее, количеству присутствующих блистательных и неотразимых молодых и не очень молодых людей.

Этьен, как одинокий тополь на краю колосящегося поля, замер на пороге, не решаясь войти, не потому, что робел, но просто не желая быть среди всех, он не хотел затеряться в общем скопище и остаться незамеченным. Александру же представшее зрелище сразу показалось забавным, он, как всегда с иронией, произнёс:

– — Да тут каждый или прославленный воин, или бесстрашный победитель драконов и более мелких чудовищ, или непреклонный турнирный боец, или избавитель каких-нибудь городов и поселений от ужасных великанов и людоедов, или просто самый славный рыцарь в свете. И, наверняка, все самые лучшие танцоры, искусные музыканты и выдающиеся поэты. Мы здесь как две песчинки на берегу бескрайнего моря.

– — Никто нас не разглядит, – - пробормотал Этьен, – - как всё бездарно и наивно.

– — А кто нас должен разглядеть? – - Спросил Александр, – - кто нам нужен? ведь нам никто не нужен, кроме одного маленького человечка? А остальные существуют здесь весьма условно, можно сказать, их нет. Воспринимай всё только так, мой друг, и тебя заметят, и ты добьёшься своего…

– — Уйти невозможно. Оставаться глупо, – - сказал, почти не слушая Александра, Этьен. – - Что ты есть, что тебя нет, всё одно…

К концу бесконечного, как показалось Этьену, вечера, бродя в толпе галантных кавалеров, из которых, правда, Изабель никого не выделяла и не отмечала, он начал ненавидеть всех, а сильнее всего – - самого себя. «Зачем они здесь? Зачем я здесь? – - Думал он, – - Как мучительно и как по-детски. Я не вправе их не любить. Они не хуже меня, и чем я лучше их? Я – - один из них, я такой же, как они. У меня столько же шансов называться первым, как у каждого тут. Мы все равны. Выбирает она. Полюбит она лишь одного. Надо убираться отсюда. И как не хочется уходить. Смешно и не по-мужски…» Он уже ни на секунду не отходил от девушки и, не замечая того, по всему залу следовал за ней и слишком откровенно и бесхитростно, словно блаженный или ребёнок, непрерывно смотрел на неё. Её прекрасное лицо, где, как ласточкины крылья, брови, правильный прямой нос, слегка порозовевшие щёки, тонкие алые губы казались ему волшебными и непереносимо привлекательными, не позволяли ему отвести от себя взгляд. И когда Этьен, как игрушечная собачонка на верёвочке, тащился туда, куда направлялась Изабель, он, точно незрячий, натыкался на всех, кто попадался ему навстречу. Кого-то он не намерено толкал, не подумав извиниться, кого-то сомнамбулически обходил, а некоторых просто отодвигал, как будто то были не живые люди, а деревянные марионетки в притихшем театре. Окружающие быстро обнаружили его состояние, слишком очевидно оно проявлялось – - кто-то сочувственно подбадривал его, кто-то наоборот сыпал добродушными насмешками, а кто-то злобно язвил.

Этьен ничего не слышал, он очнулся, лишь почувствовав, что его настойчиво трясут за правое плечо. Он непонимающе, с невыразимой досадой обернулся, готовый дать отпор наглому негодяю, но перед ним стоял всего лишь его друг Александр.

– — Дорогой мой Этьен, – - сказал он, – - нельзя так открыто выражать своё обожание. Если ты таким оголодавшим щенком, который жалобным взором не отрываясь, уставился на недоступный окорок, подвешенный под потолком харчевни, будешь глядеть на женщину, она станет презирать тебя, начнёт смеяться над тобой, она живо потеряет к тебе интерес, а если окажешься настойчивым и не бросишь так пялиться на неё, то возненавидит тебя. Женщина должна знать и видеть твою силу, твоё превосходство над ней, твоё, если хочешь рыцарское достоинство. Действуй как мужчина, действуй в отношениях с ней, как в бою, вообрази, что ты на поединке, считай, что перед тобой враг, только враг, которого любишь, но его тоже необходимо победить и покорить. Женщина, признав в мужчине верховенство победителя, ощущая его силу и мощь, с радостью покоряется и сдаётся ему. И тогда взаимное наслаждение станет вам наградой, вы оба непременно достигнете, как считается, бесконечного счастья.