Калейдоскоп юности

Я обдумываю его слова. С такой точки зрения он прав. Не знаю, почему уж он стал жить в Японии, но, судя по его тону, это не было его желанием. Он пытается приспособиться в чужой культуре, соблюдая законы и правила, но у него ведь есть право не соблюдать традиции. Если бы я переехала в Германию, стала бы я ходить на их национальные праздники, которые не имеют ко мне отношения? Не факт. Также и он, наверное. Хотя звучит это очень жёстко, сразу чувствуется, как он недоволен своим положением.

– Ну, может быть не всё так плохо? – пробую смягчить тему я, хотя понимаю, что с Эрнстом это может и не сработать. – Это способ провести время с друзьями и…

– Если бы я хотел и мог провести время с друзьями, – похоже, он всё ещё немного на взводе. – Я бы поехал в Германию на каникулы.

– Эм, – я проглатываю эти слова и пытаюсь переварить. Судя по ним, друзей тут у него и нет. И не похоже, чтобы он хотел их заводить. Тут даже и сказать что-то сложно. Эрнст не такой простой человек, как кажется, и за его мрачным видом кроется намного больше, чем он показывает. Но всё же, он поделился со мной частью своих мыслей и чувств. Может быть, я ему не так неприятна, как другие. Или он попросту срывается.

– Ладно, извини. Ты тут не причём, – его тон смягчается, а сам он уже менее раздражён. Он останавливается напротив двери, ведущей в библиотеку. – Удачи тебе. Может, ещё увидимся.

– Угу, и тебе удачи, – киваю я, наблюдая, как он скрывается за дверью. «Он непростой человек. И точно не такой, как мы. У него свои принципы, свои понятия о порядочности, ценностях и поведении. Хотя он не делится всем, что у него на душе, он легко показывает эмоции, которые испытывает прямо сейчас. Японцы бы не стали так делать. Они бы умолчали, замяли или отмахнулись». Я продолжила путь в спортзал, готовясь выложиться на сегодняшней тренировке, как никогда.

Эрнст Клечек

– Клечек-кун, ты совершенно не участвуешь в приготовлениях класса к фестивалю, – строгим тоном высказываем мне староста нашего класса. Я оцениваю его взглядом, словно прицеливаюсь для укуса. А если точнее, я рассчитываю силу грубости моего отказа. От извинений до посыла к чертям. Рассчитав на глазок, я решаю быть скорее мягким, чем нет.

– Я занят отработкой своих опозданий, – пожимаю я плечами. – Это превыше всего.

– О том, что ты портишь моральный облик нашего класса – это отдельный разговор, – начинает по новой парень.

– Ну, извините, – без интереса бросаю я. – По оценкам у меня всё хорошо, так что не вижу проблем, на самом деле.

– Дело не в этом. Ты – самый злостный опаздывающий в нашем классе. И, как бы это сказать…

– Скажи честно, – предлагаю я. – Тебя бесит, что я гайдзин. Я не против грубости, я против лицемерия.

– Я такого не говорил…

– Ты громко думал. Итак, что надо от меня? Помогать с классной активностью? Извини, но пока я в рабстве у дискома. Моя отработка заканчивается завтра, а фестиваль послезавтра, так что ничем не могу помочь.

– Вот ведь, – в бессилии бормочет мой одноклассник. – Хорошо, но на фестивале ты будешь помогать всем.

– Сделаю всё, что в моих силах, – отмахиваюсь я. Это устроит нас обоих. Староста не любит общаться со мной, а мне уже надоело выслушивать его, так что пусть будет, как будет. Если уж я не могу отказаться от участия, то я сведу его к минимуму.

– И, пожалуйста, не надо воспринимать всё, как оскорбление. Общий труд – это благо. А культура…

– Да, моя, немецкая, культура для меня – лучшее, – резко обрываю его я. Не хватало мне тут морализма от подростка. – А японская – это то, что я буду терпеть по стечению обстоятельств и, по возможности, избегать или игнорировать.

Старосте сказать нечего, и я ухожу от него по коридору. Скорее всего, я в этой школе самый неудобный и неуютный студент. Я не иду в ногу со всеми и всячески стараюсь отстоять право на выбор, что мне делать, когда и как. Система этого не любит, конечно, но кто сказал, что я от неё без ума. Вот мы и живём, как неуютные соседи по коммуналке. Иногда я уступаю им, иногда им приходится терпеть моё поведение. Пока что ничего критического не вышло, но такие вот «ссоры» – это дело обычное. Я даже не особо обращаю на них внимание.

Я иду по коридору школы и смотрю, как она преображается. Каждый класс украшается, словно юная фройляйн на смотрины. Не скажу, что это безобразно, скорее немного смешно и умилительно. Строго говоря, эти фестивали – это и есть смотрины. На них приходят люди со всего района и даже города. В том числе дети, которые будут поступать в следующем году, и их родители. Это реклама школы! Просто акция по привлечению будущих школьников. Чёрт возьми, а это умно. Но, если это так важно для школы и пед-состава, то почему впахивать должны ученики? Это ведь не для них. Это для бюджета учебного заведения, престижа и статуса его сотрудников. Наверное, тут другой мотив. Чтобы ученики не особо скучали, прогрызая дыры в граните науки, им даётся возможность сбросить накопленный стресс в самодеятельности и веселье. Сменить умственную активность на физическую и социальную. Если думать так, то это мероприятие имеет глубокий подтекст.

Разглядывая кабинеты, обрастающие приветственными надписями и объявлениями о том, что за увеселение будет тут размещено, я раздумываю о том, что, будь это всё в Германии, было бы тоже неплохо. Идея-то просто прекрасная! Самовыражение, демонстрация своих успехов, развлечение. Только там я бы понимал, что со мной мои друзья, с которыми мне весело, моё окружение. А тут ничто из этого не имеет ко мне отношения. И поэтому мною так отторгаемо. Мой класс решил делать мейд-кафе. Забавная идея. Кафе с костюмами на тему дворецких и горничных. Я и до переезда знал об этой теме, но никогда не видел вживую. Да и за жизнь тут я ни разу не посещал такое заведение, но, может быть, у меня будет шанс даже поучаствовать. Хотя перспектива наряжаться напрягает.

Проходя мимо класса 2-А, я вижу, как ученики клеят большую вывеску над дверьми. «Клуб настольных игр». «Ого! А вот это уже интересно! И такого я не помню в прошлом году. Интересно, чья это была идея? Настольные игры – это уж точно повеселее, чем просто пить кофе и есть пирожки в окружении разряженных школьников…» Меня это так занимает, что я заглядываю внутрь, обнаруживая бурную активность по изучению правил разных игр. Помещение уже неплохо украшено, столы расставлены, и теперь несколько ребят учат других, как играть в разные игры. Вместо яркой мишуры и пыли в глаза, они будут реально развлекать гостей и учить их чему-то новому. Я бы с большей охотой помогал этому классу, чем своему. В стороне я вижу Санаду-сан, которая с удовольствием и явным чувством гордости рассматривает труды одноклассников. Всем весело и, при этом, никто не напрягается в том, чтобы вкалывать. «Вот это я понимаю – грамотный менеджмент и управление коллективом…» Мне даже становится завидно. Между тем, девушка замечает, что я стою в дверях, и подходит ко мне.

– Привет, Клечек-кун! – здоровается она.

– Привет, – киваю я, а затем обвожу взглядом класс. – Как тут у вас интересно. Даже завидую.

– А что делаете вы у себя?

– Мейд-кафе, – подавленно бросаю я. – Скажи, за сколько можно продаться в твой класс помощником?

– Ха-ха! – она усмехается моей шутке. – На самом деле, мы хотели делать мейд-кафе, но я настояла на идее с играми. Поначалу они не особо хотели, но теперь, похоже, их за уши не оттащишь.

– А ты староста класса?

– Ага!

– Завидую я им.

– Да не шути, я тот ещё тиран.

– Зато не надо переодеваться и можно весело провести время, – отмахиваюсь я.

– Жалко, что тебе это всё не нравится, – вздыхает она. Мы выходим в коридор, чтобы не толпиться в дверях, и решаем пройтись по школе.

– Да не то что бы, – говорю я задумчиво. – Сама идея просто прекрасная. Реклама школе, ученикам досуг и самовыражение. Если бы это всё проходило бы у меня в Германии, если бы со мной были бы мои друзья, то я бы мог получать от этого удовольствие. Но здесь люди не имеют ко мне практически никакого отношения, я их не знаю, они не знают меня. И весь смысл теряется.

– Ну, – Макото склонила голову. – Мы все друг друга не знаем, когда приходим в школу. И даже новый учебный год начинаем с другими людьми. Но мы же можем узнать друг друга, познакомиться. Завести друзей, – она замолкает и медлит со словами, словно боясь оступиться. – Ты не хочешь попробовать проще смотреть на окружающих? Может быть, они захотят принять тебя, если ты захочешь принять их. Не ждать от них враждебности, а просто попробовать поговорить и узнать друг друга.

Она замолкает, и мы идём в молчании, пока я обдумываю эти слова. На самом деле в них намного больше истины, чем кажется. Может быть, всё дело именно в том, что я всех отталкиваю и пытаюсь защищаться. Вижу в каждом слове оскорбление. Но вот я сейчас иду рядом с Макото и не чувствую угрозы. Я готов выслушать её, прислушаться к её словам. И Хироши-тян тоже. Я не буду кидаться на неё или ощетиниваться. Хотя ещё неделю назад я её даже не знал. Но за время работы в архиве я привык к её болтовне, вопросам и наивности. Значит, я могу привыкнуть и к остальным, могу подружиться с разными людьми. И в моём классе тоже. Если не смотреть предвзято и не делать намеренных различий, то такие ли мы разные? Им столько же лет, сколько и мне, мы росли в одном мире. Да, в разных культурах, но так ли это разделяет нас? Можем ли мы, если захотим, говорить на одном языке? Можем, наверное, раз я говорю с Санадой-сан и Хироши-тян.

– Наверное, ты права, – бормочу я, пока мы идём дальше.

– Что?

– Да ничего, я просто задумался. Извини.

– А ты куда-то шёл?

– Вообще, в библиотеку, отрабатывать.

– Вот как… – протянула она. – Тогда, наверное, удачи тебе.

– Да, и тебе тоже, – мы расстаёмся как раз у двери библиотеки, и я впервые испытываю сомнения в том, чтобы зайти. Но всё равно открываю дверь.

– Добрый день, сенсей, – здороваюсь я с библиотекаршей. Это милая женщина за 70, которая с теплом относится к ученикам. Приятная старушка, честное слово.

– Добрый-добрый, Клечек-кун. Пришёл и сегодня помогать?

– Да, конечно. А где Хироши-тян?

– О! Она не говорила? Она помогает в своём классе с подготовкой к фестивалю.

– Наверное, забыла, – я автоматически смотрю в телефон и вижу сообщение, оставленное помощницей библиотекаря. Нет, она не забыла, это я проглядел. – Вот оно как, – протягиваю я. – Ну, тогда, я один сегодня.

– Да тебя тоже освободили от отработки. Сейджи-сенсей приходил и передал, что ты на время фестиваля можешь не приходить, – проговорила старушка. – Так что иди, получай удовольствие от юности. Она ведь так коротка…

Я задумался, что это, возможно, просто уникальный шанс, который предоставляется мне в жизни. Наверное, другого такого мне могут не дать, особенно в свете разговора с Санадой-сан. Когда, как не сейчас, я должен быть рад и пойти скорее в свой класс.

– Спасибо, сенсей, – проговариваю я. – Тогда, я пойду.

– Конечно, повеселись там…

И, попрощавшись с бабушкой, я пошёл в свой класс. Честно говоря, мысли в моей голове совсем не располагали идти туда. «Вот я приду…Они там готовятся и веселятся, а я что? Приду и скажу – Я готов вам помогать? И как это будет смотреться? Очень красиво. Возвращение блудного сына, не иначе. Но, если уж делать это, то, чем раньше, тем лучше. Поэтому спокойно и трезво…»

Я останавливаюсь перед дверью в класс и ловлю себя на мысли, что хочу постучаться, как обычно. Но ведь сейчас не то время, так что я могу просто открыть дверь и войти. И даже привлеку меньше внимания. Сдвинув дверь в сторону, я вхожу в комнату.

Тут во всю кипит работа. Четверть класса отгорожена, под кухню, остальное отдано под зал. Здесь уже поставлены импровизированные столики на двоих и четверых, а стены украшаются милыми декорациями. Отдельно в стороне компания девушек обсуждает что-то, обмеряя одноклассников. Это, видимо, приготовления для костюмов. На кухне сооружаются небольшие рабочие места с плитами. Здоровая суета полная жизненной энергии захлёстывает меня с головой, что я даже теряю воздух. Но, в целом, я спокоен и прохожу в класс. Наш староста замечает меня.

– Меня отпустили на время фестиваля, – нейтрально говорю я ему. – В чём надо помогать?

– Хм? – парень удивляется. – Ну, если так, то скажи, ты готовить умеешь?

– Смотря что, – я пожимаю плечами. Вопрос и впрямь размытый.

– Ну, допустим выпечку – уточняет он.

– Только бисквит. Но практически любой. Пирог, торт, кекс – всё зависит от формы, ингредиентов и времени.

– Ну, а что-нибудь быстрое?

– Любой кекс выпекается 20-30 минут, – говорю я. – Торт готовится дольше, потому что ему ещё надо застыть.

– Вот как, – кажется староста не очень разбирается в готовке.

– Слушай, – решаюсь предложить я. – За эти два дня я могу испечь много разных пирогов и принести их в день фестиваля. Здесь их просто нарежут, могут украсить кремом и фруктами, и будет почти торт.

– Ого! Ты правда сможешь?!

– Да, только надо купить продукты.

– Ты можешь принести чеки, и мы вернём из фонда класса, – староста, кажется, готов ухватиться за эту идею и согласиться на любые условия.

– Пойдёт, – киваю я. – Меню уже составлено?

– Девочки его обсуждают как раз.

– Ясно, тогда я пойду и тоже обсужу, – я оставляю старосту в некотором недоумении по поводу перемены в своём поведении, но сейчас нет времени анализировать, надо просто действовать. Подойдя к компании девушек, я услышал их разговоры. Речь шла о напитках.

– Зелёный чай – это как-то скучно. Мы же не на чайной церемонии.

– Но не все же любят кофе. Он же такой горький!

– Уважаемые! – громко прервал их я. Компания с удивлением обратила на меня свои взоры, подарив тишину. – Во-первых, чай подают не только на чайной церемонии, но и на английский «Five o’clock». И это очень отличается от чайной церемонии. Во-вторых, зелёный чай может быть просто основой для добавления в него цветов, ягод, листьев растений и даже специй. А не только риса, как это делается в «Геман-ча». В-третьих, горечь кофе зависит от обжарки и способа заваривания, но, даже если опустить этот факт, то есть ароматизированный кофе с различными ароматами. И зачастую он намного мягче обычного. И, подводя итог, в меню неплохо бы иметь традиционный зелёный чай, по одному сбору зелёного и чёрного чая с травами и ягодами, а также классический чёрный кофе и пару сортов ароматизированного. И, если уж мы делаем мейд-кафе, что есть подражание европейской культуре, то надо ориентироваться на европейскую подачу. На этом по напиткам у меня всё.

– Эм…Ну… – компания медленно переваривала эту информацию, когда к нам со спины подошёл староста.

– Клечек-кун – европеец, и он явно знает больше об этом, может быть прислушаться к нему?

– Ну, наверное… – пробормотала одна из них. – Только где взять всё, что он перечислил? Чай ещё ладно, но кофе…

– Хороший ароматизированный кофе продают в торговом квартале. Там есть маленький магазин под названием «Колониальные товары». Он находится рядом с цветочным магазином «Цветы и травы Сономэ», – уточняю я. – Чай я тоже советую покупать там. Это недорого.

– Вот оно как…

– Ну, я думаю, мы нашли тебе дело, Клечек-кун, будешь нашим шеф-поваром, – улыбается староста.

– Ну… – я на автомате начинаю попытку отказаться, но потом быстро передумываю. А ведь это мысль. В мейд-кафе важна европейская подача блюд и интересное меню. Так почему бы не внести свой опыт в это дело? – Окей, староста.

– Ну, девочки, будете под его началом.

– Эм, а нас спросить?

– Но ведь он только что показал, что опытнее в этом. Разве нет?

– Да, но…с НИМ…

– А что не так? Он наш одноклассник, и он хочет помогать в общем деле. Разве это не здорово? – я не уверен, что староста не бравирует шаблонной фразой, но сейчас это хороший выход, чем обосновывать свой авторитет через силу.

– Да, но… – колеблются девушки, но потом соглашаются. – ладно, пусть так…

– Вот и славно, надеюсь, у вас всё получится, – наш староста редкостный оптимист, конечно, но пусть уж будет так, как он надеется.

– Итак, – я возвращаю микрофон в свои руки. – С напитками разобрались. Какие планы на счёт еды?

– Ну…мы хотели что-то несложное. Типа рисового омлета, например.

– Неплохая мысль, – обдумав, киваю я. – Но сюда придёт много детей и молодых людей. Дети не любят омлеты и всё такое. Они любят сладости. Что из сладкого есть в меню?

– Парфе.

– Хорошо, а ещё?

– Ну, его сложно делать, поэтому много не придумаешь.

– Можно придумать, – отрицаю я. – Если приготовить заранее. Но парфе – это отличная мысль. Для парфе нужен крем и фрукты. В свою очередь я могу испечь несколько разных бисквитов. Времени у меня будет достаточно. Если украсить их фруктами и кремом, то будет практически торт. Как вам такая мысль?

– Ого! Ты умеешь печь?!

– Ха! – я усмехнулся. – Это просто, если речь о бисквитах. Давайте обсудим набор тортов. Я думаю, что трёх будет достаточно. Классический с вишней и шоколадом, Шварцвальд…ммм…Чёрный лес. Также неплохо было бы с яблоком и корицей, шарлотка. И…ну, не знаю…

– Может быть с грушей?

– Или с клубникой!

– Ага и сверху клубнички! – мои подопечные не на шутку расшумелись, обсуждая пристрастия в тортах. Чувствуется, что им было весело. Да и моё настроение сильно поднялось, глядя на них. Мы обсуждали меню и обязанности каждого на кухне с таким интересом, что и не заметили, как пришло время расходиться. Напоследок я представил меню на утверждение старосте, и тот, кажется, остался очень доволен. Раздав указания поварской команде, я смог покинуть школу и направиться в ближайший супермаркет за покупками всего, что было нужно для тортов. Завтра мне предстояло усердно работать на кухне, благо, все процессы были понятны и просты, а ради такого дела мне можно было не являться в школу для помощи классу в украшении.

Эрика Гутесхертц

– Эрика-тян! – Мицугу Кизоку показался на пороге литературного клуба, и я даже вздрогнула от неожиданности.

– Ой! Мицугу-сенпай!

– Да сиди-сиди, всё в порядке. Я просто пришёл посмотреть, как ты тут, как поживает клуб, – мой возлюбленный в лёгкой выходной одежде прошёл в комнату. Один его вид грел мне душу. Хотя он вообще не говорил, что собирается прийти. Вот ведь хитрюга.

Я поднялась из-за стола, на котором стояли альманахи нашего клуба, продаваемые нами всем желающим. Строго говоря, альманах был чем-то вроде тематического сборника всяких рассказов, стихов и прочего литературного творчества, которое представляло наш клуб. Мы составляли его с прошлого фестиваля, а потом печатали небольшим тиражом, чтобы распродать. С виду простенький и скромный, но книгу должна ведь красить и не обложка, а то, что внутри.

– Ну, что у нас в этом году? – парень подошёл к прилавку и взял один из томиков, начав перелистывать. – Клечек-кун добавил свою песню?

– Нет, конечно. Я думаю, он вообще не собирался, потому что его даже в клубе не было с того самого дня, – пожимаю плечами я. Хотя сказать, что Эрнст не вложился в этот сборник нельзя. Довольно большое место занимали переведённые им стихотворения Шиллера, к которым он приложил много старания.

– М, а это неплохо, как я посмотрю, – оценил сенпай. – Особенно эта идея – печатать на одном развороте оригинал и перевод. Искусно.

– Это была его идея. Он настаивал на наличии оригинала, – киваю я.

– В этом весь он. Педант, – улыбается он, пролистывая дальше. – А где твоё?

– Я не писала в этом году. Я бегала по типографиям и так далее, – мне стало немного неловко.

– Зря, я думаю, что у тебя было бы что-то хорошее. Помню, как на первом году твоего обучения, ты написала несколько сказок для нашего альманаха и попросила нарисовать к ним картинки. Дети были просто в восторге! Почти ранобэ…

– Да, но сейчас я президент, на мне организация и всё такое…

– Пойдём, Эрика-тян, покажешь мне фестиваль! – он берёт меня за руку, отчего я едва ли не дрожу, и тащит из клубной комнаты. – Ну, куда пойдём? Начнём с улицы или с главного здания?

– Ну, раз уж мы тут, то, может, пройдём по клубам, а потом по классам. А на улице можно закончить…

– Тогда, пойдём скорее!

Начав с нашего этажа, на котором располагались гуманитарные и научные клубы, мы пошли гулять по фестивалю. Честно говоря, все эти клубы изучения биологии или естественных наук меня не сильно впечатляли. Не моя эта тема, да и мой сенпай не был из технарей, так что их мы быстро прошли. А вот в клубе разговорного английского Мицугу задержался надолго. Сейчас он учился в колледже на факультете романо-германской литературы и изучение языков было для него профильным предметом. Так что с этими ребятами у него вышел обстоятельный и весьма увлечённый диалог, за которым было интересно наблюдать. Они спорили, когда применять те или иные обороты и слова, дискутировали о возможности перевода одних и тех же слов с разными смыслом и так далее. Но, в конце концов, мы ушли от них с сувениром в виде броши с британским флагом.

Далее шёл этаж с клубами искусств. Часть из них, такие как театральный и музыкальный клубы, выступали в актовом зале на сцене, но клуб изобразительного искусства, а также скульптуры и лепки из глины, представляли свои работы, которые при желании, можно было приобрести.

Закончив с прогулкой по зданию клубов, мы отправились в главное здание школы, где располагались классы. Третьегодки не делали мероприятий в своих классах, вместо этого помогая второгодкам и первогодкам, а также занимаясь в своих клубах, поэтому мы сразу пошли на этаж вторых классов.

– Ой! Пошли сюда, Эрика-тян! – мой спутник потащил меня в класс 2-С, в котором, судя по вывеске и школьникам в костюмах дворецких и горничных, располагалось мейд-кафе. «Кстати, это ведь класс Эрнста. Интересно, он тоже участвует в этом? Не представляю себе такого. Зная его, он скорее сбежит, чем будет работать костюмированным официантом…» Однако, мы прошли внутрь, и обнаружили, что в кафе на самом деле аншлаг. Посетителей было настолько много, что ребятам, судя по всему, пришлось установить дополнительные столы, а официанты носились между ними, как ошпаренные, разнося полные подносы заказов.

– Ещё один Шварцвальд, пожалуйста!

– Шарлотку к третьему столику!

– Кофе «Королевский десерт» готов!

Мы сели за едва освободившийся столик на двоих, и я взяла в руки меню. «Торт «Шварцвальд»? Шарлотка? Венский кофе?…Кто это составлял?» Пока я изучала небольшой, но крайне интересный набор блюд, у меня в голове крутились догадки, кто приложил к этому руку. Между тем, к нам подошёл официант в элегантном костюме.

– Добрый день, дорогие гости. Каково будет ваше желание?

– Эм… – не нашлась я, потому что за раздумьями даже не знала что выбрать. – Торт «Шварцвальд» и Венский кофе, пожалуйста.

– Как будет угодно, миледи, – школьник очень красиво отыгрывал свою роль.

– А мне шарлотку и кофе «Королевский десерт», – заказал в свою очередь Кизоку-сан.

– Будет исполнено, – парнишка поклонился и поспешил к кухне, а я проследила за ним взглядом. Кухня была отгорожена от остального помещения, и лишь небольшое окошечко для заказов позволяло слегка заглянуть туда. И, хотя я видела там одних девушек, то и дело из окошка доносился мужской голос. «Только не говорите мне…»

– Ты так выглядишь, словно призрака увидела, – подшутил надо мной сенпай.

– Да нет, я просто кое о чём задумалась, – уклончиво пробормотала я.

– О чём же?

– Да так, мелочь…

– Ну скажи, не вредничай! – он стал дуться, как маленький ребёнок, а я рассмеялась. Кизоку-сан мог быть таким разным – то серьёзный и решительный, то милый и непосредственный, то добрый и мягкий, то твёрдый, как сталь. Сейчас он заглядывал мне в глаза с улыбкой и держал меня за руку через стол.

– Я люблю тебя, Эрика-тян, – проговорил он. – Очень-очень люблю.

– Ну, сенпай, мы же тут не одни, – засмущалась я.

– А мне всё равно, – хихикнул он. – Я всё равно тебя люблю. И не могу не говорить об этом.

– Кхм, – раздался вежливый кашель, привлекающий наше внимание. – Ваш заказ, господа.

Передо мной появился торт очень близко похожий на настоящий немецкий Шварцвальд. Я оценила его с разных сторон и смогла признать, что, за исключением деталей, это ни что иное, как Чёрный лес.

– Простите, а кто готовил торт? – поинтересовалась я.

– О, наш шеф-повар родом из самой Германии, откуда и пришло это блюдо, – с гордостью ответил юноша. – Он лично составлял сегодняшнее меню.

– Вооот как, – протянула я и начала смеяться. Это было забавно. Нет, это было смешно. Эрнст-таки решил поучаствовать в жизни класса, и, похоже, ему это нравилось. Иначе бы зачем он так трудился над этим? Ему точно было в удовольствие то, чем он занимался. И это веселило.