Полная версия
Врачебная тайна доктора Штанца
– Вы, угадали. Это вовсе не родители, – согласно кивнул головой Штанц, и тут же перевёл тему. – Извините, геррен и фрау за это маленькое недоразумение, – обратился к своим гостям Штанц, разводя руками, – но вы сами пожелали увидеть доказательство того могущества, которым обладал граф Сен-Жермен, передавший мне этот эликсир. Его действие будет недолгим, не переживайте. Какое-то время герр Штроделю придётся погостить у меня, но уже через пять дней, вы сможете вновь увидеть его в том обличии и состоянии, в котором привыкли видеть всегда.
Видя замешательство многих людей, и даже читая страх в глазах некоторых из них, доктор продолжил:
– Ну что же вы! Прошу всех желающих за стол, а тех, кто хочет встряхнуться, что весьма полезно после приёма пищи, приглашаю к танцам.
Герр Штанц хлопнул в ладоши и на хорах зала, вдруг заиграла музыка. Сидевшие там и ожидавшие своего часа музыканты, были поражены увиденным ни меньше остальных, но полученный ими хороший гонорар, заставил их мгновенно позабыть обо всём, и поэтому уже через минуту по залу разнеслись ритмы кадрили.
Однако не многие после всего увиденного решились тут же пуститься в пляс. Большинство гостей наоборот, вежливо откланялись, извинились и покинули гостеприимный дом Штанца. Те же, кто остался, вернулись на свои места и принялись бурно обсуждать увиденное ими чудо омоложения.
– Вот вам и доказательство могущества знаний человеческих, – сказал Иоганн Рихтер, обращаясь к своему другу Фридриху. – Согласись, такое не каждый день увидишь. Всё-таки не зря мы сюда пришли.
Фридрих, ничего не ответив, внимательно посмотрел на друга и с удивлением про себя отметил, что того даже забавляло то, что сейчас здесь произошло. Ему-то лично, ни есть, ни танцевать уже не хотелось.
Вдруг Иоганн вышел из-за стола и подошёл к Штанцу. Доктор поприветствовал молодого гостя и стал с ним о чём-то оживлённо беседовать. Фридрих напрягся и, не желая больше оставаться в этом доме, предложил Марте собираться.
– Надо идти домой, дорогая, – сказал он ей на ухо, пытаясь перекричать звуки музыки. – У меня страшно разболелась голова.
Марта Брудер посмотрела на мужа и, не решившись ему перечить, нехотя направилась к выходу. Тем более, она не меньше мужа была впечатлена всем увиденным.
– А разве вежливо будет уйти, не попрощавшись? – засомневавшись в правильности их поступка, спросила она мужа.
– У доктора Штанца, есть куда более значимые гости, которыми он сейчас всецело занят, – ответил ей Фридрих, наблюдая, как доктор переключился на общение с Абелардом Вагнером, размахивающим красноречиво руками.
Однако когда они с женой сходили по ступенькам крыльца, при уже сгущающихся на улице сумерках, к ним подбежал запыхавшийся Иоганн Рихтер.
– На силу вас нашёл! – выкрикнул он. – Почему, дружище, вы уходите? – удивился Рихтер, хватая друга за обшлаг рукава.
– Извини, ужасно разыгралась мигрень, – ответил ему Брудер.
– Ну, тогда послушай напоследок, что я тебе скажу. Я только что говорил с доктором Штанцем; обсудил с ним пару его методик по хирургии, и он в ответ предложил стать его ассистентом во время любой ближайшей операции. Ты представляешь, что это для нас, простых докторов, значит?
– Я очень рад за тебя, – отстраняя руку друга, сказал Фридрих, и похлопал товарища по плечу.
– Да ты послушай, глупец, – вновь остановил его Иоганн, – я договорился с ним, чтобы ты тоже присутствовал при операции. Ты рад, надеюсь, дружище? – заглядывая ему в глаза, спросил Рихтер.
Фридрих не ожидал такого поворота и поначалу растерялся. Но потом, придя в себя, ответил:
– У меня много работы в аббатстве, ты же знаешь, – и немного помолчав, добавил,– а вообще, будь осторожен с этим человеком Иоганн, – после чего опять похлопал ошеломлённого, таким ответом, товарища по плечу, и направился к выходу из усадьбы.
А когда Фридрих со своей женой Мартой сели в фиакр и поехали домой, до них ещё долго доносились звуки осеннего вальса из особняка доктора Штанца.
6 глава
Ночная прохлада сентября принесла с собой в город Вюрцбург первые заморозки. Никто из старых местных жителей не мог припомнить, чтобы подобные холода приходили в этот благословенный винодельческий регион настолько рано. И многие из них даже начинали поговаривать, что это означает скорый конец света.
Ночи наступали быстро и почти незаметно, и если небо оставалось безоблачным, то яркий лунный свет помогал запоздалым жителям города без труда ориентироваться среди узких петляющих улочек и находить дорогу домой. Лишь центральная улица, от Старого моста до Ратуши, освещалась зажжёнными на столбах фонарями, да и то, только для того чтобы ночная городская стража, делая свой обход, спокойно возвращалась обратно в крепость. Иногда по улицам города проносились редкие всадники, которые цоканьем подков своих лошадей по мощёным булыжниками улицам, будили громким эхом чутко спящих и пожилых жителей.
Сегодня же была та редкая ночь, когда город просто накрыла волна стука лошадиных копыт и грохота колёс от их запоздалых экипажей. Это десятки карет и фиакров возвращались с приёма, который был дан в доме новых жителей Вюрцбурга, Хенрика Штанца и его жены Аннабеллы.
Когда, наконец, последний экипаж отъехал от их особняка, а его хозяин вежливо и радушно проводил своего последнего гостя, которым стал Абелард Вагнер, то не только в городе, но и в его окрестностях наступила долгожданная многими простыми жителями тишина.
Как только герр Штанц зашёл к себе в дом, слуги погасили все уличные фонари и закрыли большие въездные ворота усадьбы. Вскоре, потухли свечи и в самом доме, правда, кроме тех, что горели в позолоченном канделябре будуара жены доктора.
Здесь, устало, и тяжело дыша, на огромной кровати с высоким розовым балдахином, закрытым только наполовину, в своём шикарном платье, свесив набок ровные ноги, лежала Аннабелла Штанц. С какой-то тоской она смотрела на входную дверь спальни и ждала, когда её откроет муж.
Спальня была достаточно просторной, но очень уютной, даже несмотря на зияющую голодную топку почерневшего от сажи камина, который спешно дожёвывал тлеющее в нём корявое полено. Вся остальная обстановка комнаты красноречиво говорила о хорошем вкусе её хозяйки. Здесь имелось всё, что только могло понадобиться настоящей светской женщине; туалетный столик с зеркалом, резной комод, платяной шкаф, пара этажерок, кресло, пуфики и даже небольшой восточный палас. И если основу композиции комнаты составлял явный ранний ренессанс с характерной для него узорной лепниной по потолку и стенам, то в мебельном интерьере всюду царил ампир, от коего отделялся разве что старинный баро́чный клавесин. Но он не портил вид, как и висящий над ним в дорогой золочёной раме портрет с изображением молодой девушки, скорей всего бывшей обитательницы этой комнаты.
Вот Аннабелла услышала грозный голос своего мужа, дающего последние распоряжения слугам, и его приказ, сразу после их выполнения, покинуть особняк. Дело в том, что у слуг был на территории усадьбы свой собственный домик; комфортный и вполне подходящий для проживания даже в холодные зимние месяцы.
После непродолжительной возни и нескольких донёсшихся снизу фраз в последний раз хлопнула входная дверь, и громко щёлкнул внутренний замок. Через пару секунд тишины на лестнице раздались осторожные шаги. Ещё немного ожиданий и в спальню, наконец, зашёл доктор Штанц.
– Почему так долго? – спросила у него, задыхаясь, словно ей не хватало воздуха, девушка.
– Извини Аннабелла, но я никак не мог спровадить этого герр Вагнера, – ответил Штанц. – Уж очень его интересовали методы моего лечения. Оказывается, его жена чем-то больна и больше года не выходит из дома, а лечащий доктор их семьи, этот выскочка Менгер, никак не может поставить её на ноги. Когда Менгер уехал, Вагнер очень просил меня к нему заглянуть. Видимо его сильно впечатлил показанный мной сегодня трюк с омоложением этого старика. Я, конечно, пояснил ему, что в нашей среде так не принято, и если один доктор ставит диагноз и назначает лечение, то другой уже не вправе вмешиваться в этот процесс. Такова врачебная этика. Но этот Вагнер был очень настойчив. Сразу видно, что он очень любит свою жену. Что же, мне это только на руку.
– Ах, – вздохнула девушка, положив руку себе на грудь, – и зачем ты вообще устроил это представление с омоложением? Ведь они могли назвать тебя обычным колдуном и донести в епископат. Что если бы нам вновь пришлось убегать? А я так от всего этого устала. За последние годы мы поменяли столько мест проживания, что все их сейчас и не упомнишь. Давай останемся здесь подольше. Только прошу тебя, обойдись без своих фокусов.
– Это вовсе не фокусы, а наука, – поправил её Штанц, – и сегодняшнее представление мне было просто необходимо. Хотя бы для того, чтобы «умыть» этого Менгера. А главное, чтобы заслужить перед этими людьми хорошую репутацию. Некоторые доктора годами создают её себе. Люди судят о докторах по количеству вылеченных ими пациентов, а на это нужно время, которого у нас с тобой, к сожалению нет. Теперь же, эти люди будут знать, что я способен на много большее, чем их обычные городские лекари, и начнут приходить ко мне, а не к ним, со своими недугами. Ведь ты знаешь, зачем мы здесь и каковы наши цели.
– Твои цели, а не мои, – теперь поправила его девушка. – А что же станет с тем несчастным, который выпил твоего эликсира? – поинтересовалась она. – Ведь они будут ждать его возвращения.
– С ним всё будет в порядке, – ответил доктор, небрежно махнув рукой. – Бенгсби поместил старика в одну из комнат подвала этого здания, где я намерен создать свою лабораторию. Там он пробудет не больше недели, как я им и обещал. Правда бедолаге действительно придётся помучиться, прежде чем он вернётся в свой естественный возраст. Но оно того стоило.
– Для кого? Для тебя или для него? – с издёвкой в голосе, спросила девушка.
– Для нас обоих, – ответил доктор. И тут же задал ей встречный вопрос: – Неужели ты этого не понимаешь?
Но на этот раз девушка ничего не ответила, а лишь часто и тяжело задышала. Штанц подошёл к ней и сев на кровать приложил свою руку к её голове.
– У тебя ледяной лоб, – констатировал он, затем дотронулся пальцами своей руки до её губ и чуть раздвинул их. Между двух ротовых посиневших складок, показались два ряда ровных, белых как жемчуг, зубов. Правда два передних клыка, заметно выступали и росли на глазах.
– Чёрт возьми! – выругался доктор и, схватив девушку в охапку, встал с кровати.
Взвалив её на свои вытянутые руки, он громко крикнул:
– Бенгсби! Бенгсби!
Через пару секунд дверь в спальню открылась, и на пороге появился личный слуга доктора.
– Помоги мне отнести госпожу в комнату на чердаке, – обратился доктор к нему.
Бенгсби моментально подбежал к хозяину и хотел забрать у него из рук девушку, но доктор одёрнул его:
– Ты что?! Я имел в виду совсем другую помощь. Со своим ростом ты можешь только тащить её по полу. Лучше открой двери и посвети мне.
Слуга схватил подсвечник и пошёл рядом с доктором, освещая длинный коридор второго этажа. Вскоре они дошли до дверей, за которыми оказалась маленькая узкая винтовая лестница, ведущая на чердак.
Когда лестница кончилась, они вошли в небольшую комнату со сводчатым низким потолком и всего одним круглым окном, через которое ярко светила жёлтая луна.
– Спасибо, Бенгсби, – поблагодарил слугу доктор, когда тот поставил подсвечник на маленький столик.
Трёх свечек в подсвечнике вполне хватило, чтобы осветить небольшое чердачное помещение. Мебели здесь было совсем немного; всего один книжный шкаф, платяной комод, столик, кресло, длинный высокий стол и односпальная кровать в углу, на которую доктор положил девушку.
– Чего стоишь? – обратился Штанц к слуге. – Видишь, госпоже совсем плохо. Ты приготовил то, что ей нужно?
Слуга замычал, кивая большой лохматой головой, и подошёл к длинному столу в центре комнаты, на котором лежало что-то продолговатое, накрытое плотным куском тёмной материи.
Доктор приблизился к столу и чуть приподнял край ткани. Со стола тут же свесилась человеческая рука. Пару раз качнувшись, она безжизненно повисла.
– Молодой хоть? – тихо задал вопрос своему слуге доктор, и заглянул под тряпку.
Слуга молчал. Штанц опустил материю и, одобрительно похлопав слугу по голове, сказал:
– Хорошо, ещё живой. Ну, а где инструменты? – спросил он его, шаря глазами по комнате.
Бенгсби наклонился и вытащил из-под стола саквояж. Доктор опять одобрительно кивнул головой и потрепал слугу за шевелюру.
– Теперь, помоги мне, – попросил его Штанц, ставя саквояж на стол и вынимая из него длинный острый ланцет.
Слуга снова нырнул под стол и достал оттуда небольшую глубокую ёмкость. Доктор взял её в руки и, повертев, отбросил с ругательствами в дальний угол комнаты.
– Серебро, идиот! – закричал он, вспыхнув от гнева. Затем подошёл к саквояжу и вынул оттуда нечто вроде оловянного кубка. – Держи вот это, только смотри, не пророни ни капли, – погрозив слуге пальцем, предупредил доктор.
Бенгсби схватил кубок и поднёс к свисающей со стола руке. Штанц приподнял руку лежащего на столе человека, освободил её от рукава пиджака, засучив его по локоть, и полоснул ланцетом по сгибу предплечья, нанеся ровный глубокий надрез.
Из раны тотчас потекла кровь. Несколькими искривлёнными ручейками, тёмная багровая жидкость стала стекать в подставленный слугой сосуд.
Штанц с волнением смотрел, как заполняется кубок. Поначалу кровь текла быстро, но по мере заполнения чаши, она стала замедлять свой поток, пока сердце несчастного не остановилось, а из-под материи не донёсся его последний предсмертный стон.
– Кончено, – прошептал Штанц.
Затем, он обратился к слуге:
– Хватит, давай сюда, – и, забрав у него из рук почти доверху наполненную ёмкость, направился к кровати, на которой лежала его жена.
Встав перед ней на колени, он одной рукой приподнял ей голову и прислонил к её губам кубок с человеческой кровью. Девушка, находившаяся до этого момента почти в бессознательном состоянии, вдруг встрепенулась и широко раскрыла глаза. Её дыхание участилось, и она собственной рукой взяла кубок и стала жадно из него пить.
Она делала это настолько неосторожно, что стекающие из уголков рта ручейки бурой жидкости, залили ей шею и испачкали ворот платья. Осушив сосуд до самого дна, она глубоко вздохнула и откинулась обратно на подушки.
Доктор встал и протянул опустошённый сосуд своему слуге.
– Омой его и верни на место, – приказал ему Штанц, подойдя к столу, с которого свисала человеческая рука. Маленькие капельки крови всё ещё стекали с неё на деревянный пол.
Штанц приподнял эту руку и спрятал обратно под тряпку.
Слуга взвизгнул и вышел из комнаты. Доктор убрал в саквояж ланцет и снова подошёл к жене. Встав перед ней на колени, он спросил её:
– Как ты, любимая? Надеюсь, теперь тебе полегчало?
– Нужно было дать мне умереть, – тихо ответила девушка, вытирая себе небрежно тонкими длинными пальчиками испачканные свежей кровью пухлые губки.
Посмотрев на неё, доктор заметил, как щёки супруги порозовели, а губы обрели свой обычный, коралловый цвет.
– Ни за что, – сказал он, сжимая её ладонь. – В отличие от меня, ты будешь жить вечно.
– Это не жизнь, а мучение, – повернувшись к нему, ответила девушка. – Зря я тогда согласилась. Лучше бы ты оставил меня в той гробнице.
– Но ты была бы давно мертва, – возразил ей Штанц.
– А разве теперь я жива? – спросила она глядя ему в глаза.
– Конечно, жива, – ответил доктор. – Мёртвые не говорят и не ходят.
– Но живые и не пьют кровь, – заметила девушка, привставая. Она вытянула свою шею и посмотрела на большой стол, на котором лежало чьё-то накрытое, теперь уже мёртвое тело.
– Это всего лишь временная мера, – сказал ей Штанц, пытаясь заслонить собой стол.
Однако девушка резким движением отстранила мужа, встала с кровати и, подойдя к столу, сорвала с него кусок материи. Перед ней лежал юноша лет двадцати; белокурый, смазливый и неплохо одетый. Остекленевшие глаза несчастного были широко раскрыты, а голубые зрачки смотрели в даль, в которую, по всей видимости, недавно отправилась его безвинная душа.
Девушка закрыла своё лицо руками и, вернувшись к кровати, упала на неё лицом вниз. Уткнувшись в подушку, она зарыдала. Доктор накрыл тело юноши и, подойдя к жене, взял её за трясущиеся от плача плечи.
– Обещаю, что скоро нам не понадобится совершать подобное, – сказал он. – Здесь, за стенами крепости этого города, мы найдём источник, называемый в алхимии пятым элементом. С ним, мой магистерий обретёт невероятную силу. Мне он даст власть, а тебе подарит новую жизнь.
– Жизнь, которую я уже ненавижу, – вдруг сказала она, разворачиваясь и убирая от себя руки мужа. – Ведь ты погубил мою душу, обрёк меня на вечные страдания и заставляешь жить против моей воли.
– Но твою жизнь погубил не я, а твоя мать, – резко возразил ей доктор. – Разве это не она влюбилась, будучи жрицей и познала земную любовь, когда должна была до конца своей жизни оставаться чистой и непорочной девой?
– Мерзавец, – протирая сухие глаза, процедила сквозь зубы девушка. – А то, что меня подарили тебе без моего согласия, тебя не смущает? Нет?! Разве ты не видел, что совсем ещё молодая девчонка не любит тебя? Видел и знал! Так почему же ты женился на мне? Зачем взял в жёны ту, которая никогда тебя не полюбит? И чего ты ожидал от шестнадцатилетней девчонки, ставшей затворницей в твоём храме науки? Я всегда была для тебя лишь предметом для изучения. Вспомни, сколько ты мучил меня, узнав мою тайну. И с тех пор, как Анаис открыла тебе секрет обряда, ты так ни разу и не решился провести его, несмотря на то, что прошло уже тысячу лет. А всё то время, когда я лежала в своей домовине, ты утешал свою плоть с распутными девицами, которых сам же потом и…
– Замолчи! – резко прервал речь девушки Штанц, встав с её кровати. – Наделив магистерий новой силой, твой ритуал не понадобится. Наука идёт вперёд! И я уверен, что камень снимет с тебя проклятье!
Походив по комнате, и немного успокоившись, Штанц остановился и продолжил беседу:
– Я смотрю, тебе полегчало, а ведь ещё час назад ты готова была умолять меня о помощи. Хотела просить меня хоть об одном глотке тёплой человеческой крови. А теперь обвиняешь во всём; в своей жизни, в своей болезни. А ведь это не я погубил тех людей, у которых мы остановились. Власти теперь ищут убийц, и меня хочет видеть сам инспектор Леманн, как последнего человека, снимавшего у этих людей жильё.
В комнату вернулся слуга. Он прошёл и поставил на столик вымытый кубок. Штанц жестом руки попросил его опять удалиться.
– Вот ещё одно мерзкое чудовище, – сказала девушка, имея в виду слугу. – И зачем только ты его таскаешь везде за собой?
– Преданность Бенгсби, это благодарность за спасённую мной ему жизнь. Я вырвал его из лап озверевшей толпы, которая потешалась над ним и чуть не убила. Я дал ему всё то, чего он никогда не имел. Рядом со мной у него всегда есть кров и еда. Теперь ему не нужно воровать или убивать ради денег. Он обычное человеческое существо, не лишённое желания жить.
– Но он всё равно убивает, – с иронией сказала девушка.
– Убивает, – согласно кивнул головой Штанц, и тут же ткнул в жену пальцем, – но ради тебя. Поверь, очень непросто находить для тебя пропитание в наше время. Особенно в таких небольших городках, как этот; где каждый друг друга знает.
– Лучше бы ты завёл мне камеристку. Облачаться в свои старые платья одной, так же тяжело, как находиться днём среди людей. А фасоны тех современных нарядов, что ты приобрёл, вообще невозможно одеть без посторонней помощи. Так что зря ты потратил на них свои деньги.
– Но ты же понимаешь, что это невозможно. Где я тебе найду такую камеристку, которая не станет задавать неудобные вопросы об укладе нашей с тобой необычной жизни. Зато ты в своём старомодном наряде покорила сердца большинства сегодняшних наших гостей. Я видел их пылкие взгляды на тебе и чувствовал то же, что чувствовали они.
– И для этого ты сегодня вывел меня в свет? – резко переведя тему разговора, спросила его девушка. – Да ещё заставил цедить это мерзкое вино. Мне от него всегда так плохо.
– Немного спиртного тебе не повредит. Просто я хотел им показать, какая красивая у меня жена, – искренне ответил Штанц. – Ты бы только видела, как они на тебя смотрели!
– Я бы может и видела, если бы ты не погружал меня в состояние магнетизма. Ведь я находилась среди этих людей против своей воли. Не хочу больше ждать. Не хочу больше играть в счастливую пару и находиться среди обычных людей. Мне не нужен твой чудо эликсир, который ты так рьяно ищешь. Мне иногда кажется, что тебе он нужен даже сильнее, чем мне. Я и без него могу продлить свою жизнь.
– Как на последней съёмной квартире? – ехидно спросил доктор.
– Будь проклята твоя наука! Ненавижу! – закричала надрывно и злобно девушка после последних слов мужа.
Она вскочила с кровати и гневно набросилась на него, пытаясь острыми ногтями расцарапать ему лицо, но доктор, словно ожидал этого. Он схватил свою жену за руки, и, заломив их ей за спину, с лёгкостью оттолкнул от себя. Девушка упала на колени и снова заплакала.
– Я ведь говорила совсем о другом способе, и ты прекрасно знаешь о каком, – сказала она тихо, прервав свои надрывные рыдания. – Что если ты не успеешь достать мне этот эликсир в срок? До тринадцатого полнолуния осталось совсем немного времени, а у нас даже нет подходящей кандидатуры для проведения ритуала.
– Никакой ритуал тебе больше не понадобится, – твёрдо ответил мужчина в ответ на причитания своей жены. – До кровавой луны, эликсир уже будет в моих руках. Не будь я доктором Штанцем!
Девушка утёрла слёзы, встала, развернулась и, посмотрев на мужа с мольбой в глазах, сказала:
– Оставь меня, я хочу побыть одна.
– Хорошо, только не задерживайся здесь до утра. Как видишь, на этих маленьких окнах нет штор, чтобы защитить тебя от утреннего солнца, которое стрельнёт в него своими лучами уже через несколько часов.
– Скоро спущусь к себе, не переживай, – скривив гримасу ответила девушка. – И в следующий раз предупреди своего нового слугу, кажется итальянца, чтобы не топил в моей спальне камин и не тратил понапрасну на меня дрова.
– Это может вызвать у него подозрение, ведь сейчас осень, а на улице стоит такая холодная погода, которая не позволяет обычному человеку долго находиться и тем более жить в неотапливаемом помещении.
– Ладно, делай, как знаешь, только оставь меня, – топнув стройной ножкой, приказным тоном попросила она. Затем, указав на стол с трупом, добавила: – И убери отсюда вот это.
Штанц молча взвалил на плечо тело мёртвого юноши, взял свой саквояж и, тихонько прикрыв за собой дверь, вышел из комнаты.
7 глава
Инспектор криминальной полиции Иоахим Леманн задумчиво смотрел из трясущегося полицейского экипажа на тёмные улочки Вюрцбурга, жители которого ещё только начинали пробуждаться ото сна. Промчавшись мимо собора, в свете ещё лунного света Леманн успел заметить, что стрелки башенных часов замерли в едином положении на полшестого утра.
В столь ранний час на улицах появлялись лишь подмастерья, частные лавочники и свободные продавцы, спешащие первыми занять места на площади возле ратуши. Осенний рассвет наступал не раньше девяти часов, поэтому город ещё утопал во мраке.
Завершая свой последний обход, городская стража ёжилась от слегка морозного холодного воздуха, и, стуча по мостовым подмётками своих сапог, спешила как можно скорей попасть к себе в крепостную казарму. Там их ждала смена караула, протопленная печь и горячий солдатский завтрак.
Инспектор Леманн смотрел на них с некой завистью и тоской. В отличие от остальных жителей города он встал сегодня в пять часов утра. Громкий стук в дверь его квартиры нарушил ему и без того беспокойный сон.
Ведь накануне инспектору пришлось провести весь вечер на осмотре места происшествия возле сапожной мастерской. Там подросток, даже можно сказать совсем ещё ребёнок, по необъяснимой причине совершил безжалостное и зверское убийство своего отчима, до смерти забив последнего хлыстом для лошади. И ладно бы он сделал это в порыве ярости или из-за накопившейся на отчима обиды. Ведь крутой нрав сапожника был хорошо известен всем соседям и тем, кто его знал. Не раз он позволял бить своего пасынка при них, да и жену свою тоже. Но молодой паренёк вёл себя так, будто он ничего страшного и не совершил. Откровенно не понимая, что происходит, и, умываясь при этом слезами, он продолжал махать зажатым в его руке хлыстом, даже когда к нему подоспели случайно оказавшиеся рядом жандармы.
Леманн не поверил своим глазам, увидев изуродованное лицо сапожника. И если бы этого человека нашли одиноко лежащим где-то далеко от места происшествия, то навряд ли вообще его кто-нибудь опознал.