Неспящие

– Ты чего творишь?! А если бы тебя увидели?!

– Не увидели же, – самодовольно ухмыльнулась Соль.

– Пойдём.

Нат двинулся по тропе, не сбавляя шага. Соль и Рыжий следовали за ним, всё ещё не выдавая себя. Соль то и дело оглядывалась, надеясь напоследок хоть одним глазком увидеть загадочных эйра. Но ветви деревьев плотно сошлись за её спиной, и лес снова превратился для неё в монотонный цветной узор. Спустя милю пути Нат вдруг присвистнул, и звук эхом разнёсся по лесу. Обычный человек мог бы принять это за крик птицы, но Рыжий и Соль сразу же насторожились и приготовились. Это был хорошо знакомый им сигнал, что что-то идёт не так. Рыжий осторожно вытянулся, вглядываясь в лесную чащу. Нат продолжал идти по дороге, и ничего необычного не происходило. Но вскоре Рыжий заметил, как сзади, вдалеке, кто-то медленно движется по кустам с противоположной стороны тропы. Это точно не был кто-то из вольных: хворост и листья под ногами горе-преследователя оглушительно хрустели. Вольные слишком хорошо чувствуют лес, чтобы допустить такую оплошность, даже кто-то вроде Рыжего. Нат чуть сбавил шаг и жестом показал Рыжему и Соль задержаться сзади, закрыв врагу путь к отступлению. Сам же он потянулся к поясу, где висел хорошо заточенный охотничий нож, подаренный отцом три года назад.

– А ну стоять! – рявкнул Нат, когда дистанция между ним и преследователями сократилась. – Вышли оба! Я вас слышу.

В лесу стало тихо.

– Вышли, я сказал! Пока по-хорошему.

Двое чужаков неуклюже вывалились на тропу, смущённо потупив взгляды.

– Я, кажется, ясно дал понять, чтобы вы убирались с нашей земли?

– Нам нужно увидеть Хил.

– Да срать я хотел, что вам там нужно. Никакой Хил тут нет, и вам здесь не рады. Если ничего не покупаете, то валите на хрен.

– Может, уйдём? – прошептал высокий своему другу.

– Нет. Отведи нас к Хил, – не унимался блондин.

– Да ты, походу, бессмертный, – оскалился Нат.

Он сделал резкий выпад в сторону чужака и толкнул его в грудь. Северянин едва удержался на ногах, и его спутник тут же вступился за друга, толкнув Ната в ответ.

– Охренел? – успел бросить он прежде, чем они сцепились и начали бороться.

– Эй, прекратите! – Блондин бросился на Ната и попытался помешать ему.

Рыжий в два счёта оказался рядом с ним. Северянин отпрянул: в глазах обоих читался животный ужас. Рыжий никогда в жизни не дрался, как, впрочем, и его соперник. Они неуклюже мялись друг напротив друга, не зная, как лучше избежать столкновения и не прослыть при этом трусом. Рыжий уже сотню раз пожалел, что раскрыл себя. В это время Нат и верзила уже вовсю дрались, не жалея друг друга. Высокий успел схлопотать по носу, но тут же ответил мощным ударом, едва не выбив Нату челюсть. Они пытались повалить друг друга на землю, но никому из них это не удавалось. Нат всё же уступал в размерах Тори – хоть телосложение его и было мощным, годы эгерума давали о себе знать. Но оба парня как с цепи сорвались: словно всё это время в них бушевала такая ярость и подавленный гнев, что теперь, когда он наконец вырвался наружу, никто не мог уйти живым. Вдруг Соль увидела, как что-то мелькнуло в руке Ната.

– Нат, нет! – вскрикнула она и бросилась на товарища, успев схватить его за руку. Лезвие соскользнуло, разорвав ткань рубашки чужака.

– Уйди, дура! – проревел Нат и оттолкнул Соль. Она упала на спину, подняв столп пыли и сдавленно вскрикнув. От удара стало трудно дышать, и Соль попыталась отползти в сторону.

От всего этого чужак растерялся. Нат воспользовался моментом и сделал мощный рывок вперёд, нацелив локоть в горло соперника. Воспользовавшись преимуществом, он нанёс несколько мощных ударов ему в лицо и наконец выставил руку вперёд, дав лезвию ножа войти в живот незнакомца.

Льняная рубашка мгновенно окрасилась багрянцем. Время будто замедлилось. Соль задыхалась, но все её мысли занимал лишь проклятый нож. Она вытянула руку вперёд и крепко зажмурилась. Уже знакомые солнечные нити прорезали дрожащий воздух. Их золотые отблески пронизывали лес, объединяя время и пространство в единую материю. Соль чувствовала их тепло даже на расстоянии. С трудом найдя в себе силы, она вцепилась в ближайшую струну, но та выскользнула из рук. Краем глаза неспящая увидела, как незнакомец в ужасе пятится назад, хватаясь руками за окровавленный живот. Его взгляд полнился животным страхом, а губы отчаянно ловили последние порции воздуха. Превозмогая боль, Соль сделала рывок, оказавшись на коленях, и снова схватилась за солнечную нить, с ещё большим упорством потянув её на себя. Волокна света дрогнули, и во все стороны поползло золотистое эхо. Оно скользило по лесу, заставляя деревья и камни едва заметно вздрагивать, струилось сквозь другие нити, обдавая всех присутствующих обжигающим жаром. Наконец импульс достиг ножа в животе чужака, и лезвие, как по волшебству, медленно вернулось в руку Ната. Соль видела, как пятно крови исчезает, а порез на рубашке затягивается на глазах. Время перестало содрогаться и вернулось в привычный поток, оставив всех в растерянности. Чужак, не понимающий, что только что произошло, продолжил пятиться, пока наконец не споткнулся о камень на дороге. Парень, как поваленная штормом сосна, устремился к земле и растянулся на ней, ударившись затылком. Он не издал ни звука – ни крика, ни стона, ни бранного слова. Нат и блондин в тюрбане молча устремили взгляды на него. Шли секунды, а парень так и не подавал признаков жизни. Наконец Соль увидела, как под его головой на камнях расползается кровь. Слишком много крови пролилось в этом лесу для одного дня.

В зале собраний звенело напряжение. Оно было почти физически ощутимым, и от него становилось так дурно, что хотелось провалиться под землю.

– Вы притащили чужаков сюда?! – не унималась Сойка. Даже эйра Тарин притих, поражённый масштабами её гнева.

– Это она меня заставила! – завизжал Нат, тыча пальцем в сторону Соль.

Она сидела на стуле, с трудом удерживая себя в сознании. После произошедшего силы стремительно её покидали. Сейчас она выглядела такой беспомощной, что обвинения Ната звучали ещё более нелепо.

– Заставила? Да ты её соплёй перешибёшь! Как она могла тебя заставить?! А ты? – Сойка повернулась к Соль и сверкнула глазами. Когда-то они были зелёными, но теперь в них клубилась тьма, а в данный момент ещё и пылало пламя, готовое сжечь всё на своём пути. – Ты чем думала?!

– А что… ты предлагаешь? – Голос Соль был слабым, и каждое слово давалось с огромным трудом, но неспящая не сдавалась: – Бросить его там… умирать?

– Да! Они сами сюда притащились, и их предупреждали!

– Вот именно! Они за нами следили, хотя я сказал им, чтобы проваливали! – вторил ей Нат.

Соль сама толком не понимала, почему решила спасти чужака. Сойка была права: привести их в деревню – самая большая глупость, какую можно было совершить. И всё же Соль не казалось, что она поступила неправильно. Она не знала, зачем незваные гости хотели встретиться с Хил, но верила, что у них были на то причины. И стоило бы их выслушать, раз они так настойчиво об этом просили.

– Его всё равно убьют, – отрезала Сойка. – Старшие вернутся и казнят их. Не отпускать же.

– Для начала… их можно… выслушать, – не уступила Соль.

Она всеми силами цеплялась за реальность, снова ускользающую от неё. Слишком хорошо Соль знала это чувство. Но сейчас она была просто обязана бороться. Соль не понимала, откуда в её друзьях столько жестокости. Чужаки или нет – в первую очередь они люди.

– Какая же ты дура, – брезгливо бросил Нат. – А если к тебе Совы припрутся и скажут, что хотят просто поговорить? Ты и их будешь слушать?

– А может, и буду.

– Вот из-за таких, как ты…

– Довольно! – неожиданно вмешался эйра Тарин. – А ну-ка пошли все прочь! Мы уже всё решили – чужаки будут сидеть под стражей, пока не вернётся староста. И судить их будет она, а не вы.

– Вот именно, – поддержала его Соль.

– Тебя это тоже касается! – Врач указал на дверь, и молодые люди смущённо повставали со стульев и двинулись к выходу. – И чтоб сидели по домам! И так уже мне работу удвоили всего за четыре луны! Если ещё кого притащите, не пущу, так и знайте!

Врач выпроводил всех наружу и гневно хлопнул дверью. Незваных гостей заперли в доме для собраний, разделив их по разным комнатам, и приставили Аселя присматривать. Плечистый брат Ната развалился на стуле, прислонившись спиной к двери, и дремал, пожёвывая сухой колосок. Асель не так боялся сна, как остальные, – он вообще ничего не боялся, потому что в его кармане всегда была коробочка с концентрированным охайским виджи, и он не стеснялся побаловать себя им в любую удобную минуту. Из-за этого все его зубы давно сгнили: часть из них выпала, образовав зияющие дыры, а оставшиеся пожелтели и сточились. Пахло от него просто отвратительно, и его суровая молчаливость только радовала окружающих. Чем меньше он открывал рот, тем лучше.

Старшие должны были вернуться уже завтра. Соль знала свою мать: она будет в гневе от произошедшего. Сложно было сказать, что взбесит её больше: авантюра с поездом или чужаки, которые по вине её дочери оказались в деревне. Но безнаказанным не останется никто. Сердце сжималось в тревожный комок об одних только мыслях о последствиях. Впрочем, вскоре в сознании Соль не осталось места для сомнений. Смертельная усталость настолько сильно навалилась на неё, что Соль едва дотащилась до дома и бессильно рухнула на постель. Ей казалось, будто она три дня шла через горы без остановки. Тело ломило, а мысли путались, пока долгожданный сон наконец не забрал её в свои объятия.

Солнце стояло в зените. Вскоре гам затих, и деревня постепенно вернулась к привычной жизни. Старик Виргиль тихо спал в своём кресле на веранде, и золотые полуденные лучи игриво путались в его седой бороде.

Глава 11

Медвежье озеро

13 лет назад

Монтис. Борейские провинции. Аструм

– Спасибо вам, эйра Абео, – прошептала Цея. – Без вас она совсем не спит.

Мальчик сдержанно улыбнулся и погладил сестру по волосам. Малышка наконец задремала, но сон её был беспокойным. Белые как снег волосы разметались по подушке, а ресницы, будто покрытые инеем, подрагивали. Ривер отличалась от других детей: она была меньше, худее, слабее, тише. Она редко смеялась, не интересовалась играми, занимающими её ровесников, и часто плакала. Даже став старше, она всё ещё кричала по ночам, подобно младенцу. И крики эти были душераздирающими. В них звенели столь необъятные печаль и страх, что сердца служанок, остающихся приглядывать за девочкой ночью, невольно сжимались. Успокоить Ривер не удавалось никому из взрослых, а причины её криков были ясны как день: из-за лекарств трёхлетняя девочка почти не спала. Каждый раз, когда она закрывала глаза, её бросало в дрожь, словно что-то ужасное завладевало её сознанием. Врачи делали всё, чтобы облегчить её страдания, но по сей день единственным средством от эгерума оставалась настойка из зёрен Аши. Она стимулировала нервную систему, не давая организму погрузиться в фазу глубокого сна. Давать её ребёнку каждый день было крайне рискованно, но других способов удержать малышку в мире живых просто не существовало. Если бы она крепко уснула, то уже не проснулась бы никогда. Поэтому первые годы жизни Ривер, и без того бывшие нелёгкими из-за отсутствия материнской любви, были также омрачены слезами, бессонницей и постоянными болями. И лишь один человек всё же мог принести бедняжке успокоение хотя бы на пару мгновений. Её брат.

Абео было девять, когда он потерял мать и обрёл сестру. Отец всеми силами старался держаться и переносить потерю стойко, но спустя месяц сломался и позволил старой привычке взять над собой верх. С тех пор Абео редко видел его трезвым: Юлий пил за завтраком, обедом и ужином, перед сном и даже во время работы. Не разгромно, падая после этого без чувств, но понемногу, капля за каплей отравляя себя сладким ядом, чтобы ни на секунду не возвращаться в отрезвляющую реальность. Конечно, Юлий не бросил дочь и делал всё возможное, чтобы обеспечить её и окружить надёжными людьми. Но вот уже три года он сторонился малышки, и это было заметно всем обитателям дома Альбусов. Его переполняли самые тёмные чувства, от которых он так старательно бежал: страх неизведанного, таящийся в её пугающих чёрных глазах; непонимание, что делать дальше; непроходящая обида, кровоточащей раной оставшаяся на сердце. Юлий всей душой мечтал покачать на руках дочь, но никогда не думал, что она станет причиной смерти его жены. Он понимал, как глупо винить младенца в нелепой случайности, жестокой насмешке судьбы… Но и простить её до конца он не мог.

Тем не менее Ривер никогда не была одна. Слуги, десятки лет живущие в доме Альбусов и ставшие почти членами семьи, с радостью приняли нового ребёнка, даже несмотря на его недуг. Они ответственно подходили к своей работе и никогда бы не потребовали помощи от своих господ без лишней надобности. Однако младший Альбус всё равно не отходил от сестры с первых дней. Абео чувствовал с ней особую связь.

«Шерстью овечки чёрнойВьются седые горы.Коль на тропу взойдёшь ты,Вьюгу прими и ветер.Нить заскользит по прялке –Сердце открой метелям.Ходит средь звёзд овечка,Следуй за ней из тени…»

Абео не очень-то умел петь. Ломающийся подростковый голос звучал совсем немелодично, а попадание в ноты порой совсем ему не давалось. Но в каждой колыбельной, что он часами без устали пел над постелью сестры, слышалось столько старания и любви, что даже старая Цея порой останавливалась в дверях и слушала как заворожённая. Под пение брата малышка могла заснуть на час, а иногда даже на два, и это уже было высшей наградой для её измождённого тела и разума.

Так прошло три года.

– Ну вот, пришли! – Абео опустил сестру на землю. Она висела на его шее, как маленькая обезьянка, и теперь с неохотой ослабила объятия. Но уже через секунду взгляд девочки приковало огромное ледяное озеро, на сотни футов раскинувшееся впереди.

– Больфое… – тихим голоском произнесла она.

– Помнишь, как называется? – Абео присел на корточки, заглянув сестре в глаза. Ривер смущённо помотала головой. – Это Медвежье Озеро. Очень древнее.

– Медвефье Озело, – повторила Ривер, не выговаривая часть звуков.

– Умница. – Абео улыбнулся до ушей и, выпрямившись, раскинул руки. Погода стояла чудесная: полярный день в самом расцвете. Солнце ослепительно сияло с холодного неба, заставляя щуриться. В воздухе кружили едва заметные снежинки, и их почти невозможно было бы различить, если бы они не заставляли одежду и волосы мерцать в солнечных лучах. Война так и не добралась до севера, но после того, как она закончилась два года назад, даже воздух будто бы стал другим. Земля во всём Аструме глубоко вдохнула, очистившись от крови, окроплявшей её десять лет.

– Как стекло. – Ривер коснулась замёрзшей воды ладошкой и озадаченно посмотрела на Абео.

– Помнишь, я рассказывал? Вода замерзает из-за холода. Становится твёрдой. Как стекло, ты правильно говоришь.

– А когда опять станет водой?

– Такое редко бывает. Раз в пару лет на несколько дней. Летом.

– А когда будет лето?

– Совсем скоро. Два месяца – и наступит.

Абео поднял с земли палку и расчистил небольшой участок льда у берега. Тот был таким чистым и прозрачным, что можно было разглядеть каждую травинку и камушек на дне.

– Смотри, как могу! – закричал мальчик и сделал несколько уверенных шагов вперёд.

– Ух ты-ы-ы! – восторженно запищала Ривер. Её глаза светились счастьем, и Абео не смог сдержать улыбки. Походы на озеро Ривер обожала ещё с тех пор, когда даже не умела говорить. Но из-за погоды и её слабого здоровья они нечасто могли сюда выбираться. Абео не очень-то доверял врачам с их излишней осторожностью. Ривер – северянка, и морозы – последнее, что может ей навредить. Бореец должен быть на своём месте и не бояться непогоды с малых лет.

Абео сделал ещё один шаг по льду, как вдруг под ногами затрещало. Он быстро смекнул, что происходит, и бросился к берегу, но было слишком поздно: тёмный провал разверзся под ним и поглотил ногу. Здесь было совсем мелко, и он едва ли опустился в воду по колено. Но вода, мгновенно заполнившая сапог и промочившая штанину, была ледяной, и у Абео потемнело в глазах. Ривер замерла, с ужасом глядя на брата. Но, поняв, что ему ничего не угрожает, расхохоталась так заливисто, что её смех эхом разнёсся над древними замёрзшими водами. Проклиная всё на свете, Абео выбрался на берег. Зубы оглушительно стучали, а тело тряслось от холода и никак не хотело слушаться. Но улыбка Ривер была такой заразительной, что Абео и сам не удержался от смеха.

Дорога домой показалась бесконечной, и Абео не знал, чего он боится больше: остаться без ноги из-за обморожения или получить ремня за испорченные сапоги. Он уже прокручивал у себя в голове варианты сбежать в столицу ближайшим поездом, пока папа не закончил работу и не обнаружил, что он натворил…

Дом встретил детей обжигающим жаром. Печи топили так сильно, что щёки у служанок раскраснелись, а бархатная обивка диванов на ощупь стала как раскалённая лава. Абео быстро скинул сапоги и штаны, пообещав себе разобраться с этим позже, и помог сестре раздеться. Передав малышку Цее и убедившись, что она отправится в горячую ванну отогреваться после прогулки, Абео на цыпочках проскользнул в свою комнату и спрятал промокшие вещи за печью в надежде, что они просохнут раньше, чем их кто-то обнаружит. Вдруг до него донёсся басовитый кашель. Отец дома в такое время? Обычно в обед он принимал посетителей в аптечной лавке на другой стороне дома. Абео подошёл к кабинету, тихо ступая босыми ногами по полу, и заглянул в щель дверного проёма. Юлий сидел за столом. Пышные седеющие бакенбарды давно не видели ножниц цирюльника и кустились, делая отца похожим на причудливое горное существо из старых борейских легенд. Жемчужные пуговицы на расписном жилете давно уже держались на честном слове, и одним богам известно, как им удавалось не разлететься в стороны под напором мощи тучной фигуры Юлия. Отец держал в руках какую-то бумагу, опустошённым взглядом вчитываясь в написанное.

– Абео, подойди, – негромко произнёс он, услышав, что сын стоит за дверью. – Ты чего без штанов? – Юлий вскинул кустистые брови.

– Не успел переодеться, – виновато ответил Абео.

– Душно у нас, я бы и сам не прочь пощеголять голышом. – Отец ослабил воротник рубашки и утёр пот со лба.

– Почему ты не в лавке?

– Я… – начал было Юлий и запнулся. Абео подошёл ближе и, к своему изумлению, увидел, что в глазах отца стоят слёзы.

– Пап?

Юлий вытащил из-за пояса блестящую флягу и жадно отпил, поморщившись. В комнате пахло клюквенной настойкой. Абео настолько привык к этому запаху, что иногда и вовсе мог его не замечать. Но если бы потребовалось, он бы узнал кислый спиртовой аромат из тысячи. Это был запах дома. Запах печали.

– Знаешь, что будет на следующей неделе?

– Конечно! В терций день рождения Ривер!

Абео оживился. Он мгновенно позабыл обо всех бедах. К празднику сестры он начал готовиться едва ли не за полгода. Каждый новый день старая Цея начинала с одних и тех же вопросов маленького эйра Альбуса. Какого цвета будет торт для Ривер? А какие в нём будут ягоды? А будет ли шоколад? А орехи? Вопросы всегда повторялись в одном и том же порядке, и служанка терпеливо давала на них одни и те же ответы. Абео внимательно следил за ней взглядом не по-детски серьёзных глаз, будто бы проверяя, помнит ли она, как всё должно быть. Цея помнила. Но Абео продолжал проверять, будучи убеждён, что без его строгого надзора всё может пойти не по плану.

Второй частью его приготовлений были, разумеется, подарки. Ривер любила сюрпризы, и брат и без того радовал её, как мог. Он ежедневно умудрялся раздобыть для неё хоть какую-нибудь безделушку. Конфету, красивый камушек, блестящую монетку, цветную ленточку. Но для четвёртого дня рождения нужно было что-нибудь посерьёзнее. В сундуке возле постели Абео уже собралось столько свертков, что можно было не задумываться о подарках в следующие десять дней рождений Ривер. Были там и её портреты, написанные акварельными красками. И всевозможные сладости, которые Абео откладывал при каждой удобной возможности. Глиняный горшочек для цветов, ради которого Абео решился заговорить с мрачным Мином. В прошлом Мин был охайским рабом, но никогда не воспринимал свою службу как нечто угнетающее. Когда-то Альбусы дали ему кров над головой и работу, в то время как на родине он был никем. Поэтому Мин относился к своей новой семье с любовью и уже больше двенадцати лет занимался хозяйством в доме Альбусов. Однако бывший раб до сих пор слегка пугал маленького Абео. Из-за раскосых глаз и тёмной щетины его лицо всегда выглядело немного угрюмым, да и в целом Мин не отличался привычкой улыбаться. Абео и Ривер сторонились его и даже придумывали разнообразные байки о мрачных секретах, которые может хранить таинственный слуга. Тем не менее ради сестры Абео переступил через свои страхи и с замирающим сердцем спустился в подвал, чтобы попросить мрачного Мина научить его лепить из глины. Охаец был настолько польщён вниманием маленького Альбуса к своему небольшому увлечению, что впервые на памяти Абео улыбнулся во все зубы. Не сказать чтобы это выглядело доброжелательно: кривые, посеревшие и редкие, они только больше испугали Абео. Но вскоре они с Мином нашли общий язык и вместе сделали милейший маленький горшочек для вьюжников, после чего обожгли его в печи и покрасили голубой глазурью – любимым цветом Ривер.

Но Абео чувствовал, что чего-то не хватает. Все эти подарки были хороши, но они не выражали всех чувств, что он испытывал к сестре. И вот в один прекрасный день, отправившись на рынок вместе с Цеей, Абео приметил в витрине ювелирной лавки то, что заставило его восторженно прильнуть к стеклу. Служанка еле уговорила маленького эйра отправиться дальше, пока не раскупили самую свежую рыбу. Но образ увиденного стойко отпечатался в памяти Абео. Теперь он точно знал, что ему нужно: серебряный медальон на длинной цепочке. Овальную блестящую крышку украшал традиционный борейский орнамент, а в центре раскинул крылья звёздный бражник, почти не отличимый от настоящего. Каждая лапка была выполнена с ювелирной точностью, и насекомое выглядело удивительно реалистичным. Ривер обожала бражников и мечтала хоть раз посмотреть на них вживую. Но, увы, на севере они не водились. Абео обещал ей, что, когда она подрастёт, они обязательно отправятся в путешествие, где увидят и бражников, и океан, и пустоши Аши, и все возможные уголки мира, о которых она только может мечтать. А пока её будет радовать замена из серебра. Младший Альбус принципиально не просил денег на подарок у отца: он считал, что должен накопить их сам, а потому несколько месяцев собирал то, что ему выдавали на карманные расходы, в деревянной шкатулке. И вот в сикстий он как раз собирался отправиться в ювелирную лавку, чтобы наконец приобрести заветный медальон.

– Я приготовил для Ривер подарки! – Абео деловито перечислял все свои планы на день рождения сестры, пока не заметил, что отец его почти не слушает. Юлий смотрел в окно пустым взглядом и лишь иногда прикладывался к фляге, вздрагивая и морщась от пробирающей до костей клюквенной кислинки.

– Ей исполняется четыре года, – Юлий оборвал сына на полуслове. Его голос звучал хрипло и расползался по комнате, как тяжёлый сигаретный дым. – Знаешь, что делают с такими, как она, в четыре года?

– Что? – растерянно спросил Абео, подняв глаза на отца.

– Их забирают, – сухо ответил тот, сделав ещё один внушительный глоток. Юлий даже не пытался смягчить сказанное. Его переполняло такое отчаяние, что он просто говорил, не задумываясь. – Твою сестру заберут.

– Я помню, на остров. Но, говорят, это ведь ненадолго, да? На несколько дней?

– Навсегда. Богам неведомо, когда всё это закончится.

– Папа, ты что? – Губы Абео задрожали.

– Повзрослей уже, – безэмоционально бросил Юлий. – Это давно должно было случиться. Может, так и лучше. Там о ней позаботятся.

– Нет, – прошептал Абео. – Я не позволю!

– Абео… – Юлий опустил взгляд на сына и вдруг почувствовал, как сжимается сердце. Алкоголь позволял ему отстраниться от происходящего, притупить свою боль, забыть о ней. Но маленький Абео никак не мог спастись от неё. Юлию стало бесконечно жаль сына, и он потянулся, чтобы обнять его.

– Нет!

Абео закричал и стремительно выбежал из кабинета. Взгляд застилали слёзы, но он бежал изо всех сил, рискуя поскользнуться на одном из многочисленных ковров или споткнуться на лестнице. Ничто не могло остановить его сейчас. Он не знал, куда ему бежать, что делать, как всё исправить. Но маленький Альбус был уверен в одном: он лучше умрёт, чем проживёт хотя бы один день, в котором нет сестры.