Дверь

Алексей Тарасов

Дверь

Книга первая. ПОТОК

Я знаю только одно волшебство – это любовь. Это волшебство, которое связывает все воедино…

Шри Шри Рави Шанкар

Каждое утро он просыпался с одной мыслью: «Зачем мне это надо?»

Это был даже не вопрос, а, скорее, ощущение. Он не мог понять, зачем занимался тем, чем занимался, не видел цели…

Виктор

Вадим долго смотрел в окно. Мимо проносились легковые машины. Зеленые, синие черные, одна за одной, с бешеной скоростью. Автобус не ехал, он бессовестно медленно полз. Наверное, водитель уснул за рулем, и теперь транспорт катился сам, по инерции.

«Ну и что я скажу директору? – начал Вадим диалог с самим собой. – Скажу, что опоздал, потому что поезд не пошел… Нет, не пойдет, – тут же поправил он себя. – Скорее, я опоздал на него, а следующий, на который хватило денег, был через сутки. В дороге же бывает всякое».

Вадим не любил врать, а тем более, начинать с вранья первый день после отпуска. Второй, если быть точным. Так или иначе – вернуться вовремя он не успел.

Автобус тряхнуло, и Вадим качнулся в сторону. Сильнее сжав рукой поручень, он напряг ноги, чтобы удержать равновесие. Он успел полностью погрузиться в свои мысли и почти не замечал окружающего. Тело само сработало – на рефлексах, натренированных еще в армии. Чуть присев, развернулся в сторону кабины водителя, чтобы понять, что происходит.

Раздался треск выстрелов, хруст осыпающегося стекла и скрежет металла.

Пулемет. Это было даже не предположение. За какие-то доли секунды мозг узнал этот треск и сделал вывод

Видимо, сначала стреляли по передним колесам. Затем дали короткую очередь в кабину и дальше, щедро, по салону. Бедный новенький «Мерседес», длинный и неповоротливый, прошило насквозь вместе с многочисленными пассажирами, ехавшими кто куда в это раннее утро.

Людей отбрасывало от разлетавшихся в стеклянную крошку широких окон справа, они падали друг на друга. Пытаясь хоть что-то сделать, некоторые интуитивно разворачивались к выходу и, натыкаясь друг на друга, замирали, настигнутые выстрелами, даже не успев испугаться или понять, что происходит.

Вадим сел на пол как раз в тот момент, когда очередь прошла над его головой. Били по головам. Бежать, вообще двигаться в такой толпе было глупо и некуда. Мелкие осколки автомобильного стекла ударили в лицо, и он зажмурился. Кто-то тяжелый упал сверху и сразу засипел, закашлялся. Что-то теплое и вязкое полилось по шее за воротник, но Вадиму не было больно.

«Наверное, не моя кровь», – только и успел подумать он.

Придавленный хрипящим от боли соседом – полным пожилым мужиком, он лежал на полу в позе эмбриона. На какое-то время треск прекратился. Испуганные крики женщин, плач и вопли раненных заполняли салон автобуса, нарастая с каждой минутой. Почти все лежали на полу, кто-то остался сидеть на сиденьях, запрокинув назад голову. Позы были неестественны и нелепы. Один из пассажиров чуть не выпал в разбитое окно слева. Он так и повис, сложившись в проеме. Все было усыпано битым стеклом. Везде брызги и лужицы крови. Вадим попробовал высвободиться, но не смог, видимо, кроме мужика сверху лежал еще кто-то.

«Бл..ь. Только бы не добивали», – пронеслось в мозгу.

Снова заработал пулемет. Только теперь он бил по уровню пола. Треск нарастал, корежа метал, вырывая кусками пластик обшивки салона, возвращаясь обратно с конца автобуса. Вадим напрягся, он зачем-то нащупал лямку рюкзака и вцепился в него. Словно это могло его спасти. Он не испугался, не закричал, только стиснул зубы от обиды, что так беззащитен сейчас и весь его боевой опыт не поможет ни ему, ни тем, кто рядом. Придавленный телами двух человек, сделать он уже ничего не мог…

Виктор уставился в телевизор. На экране замелькали картинки. Изрешеченный пулями автобус, лужи крови на асфальте. Суетливо снующие туда-сюда медики и полицейские. Раненых уносили на носилках. Большие черные полиэтиленовые мешки с трупами.

Виктор увеличил звук. Голос диктора дрожал:

– …На данный момент жертвами этого бесчеловечного теракта стали шестнадцать человек, – диктор начинал кричать. – Еще десять в больницах, в тяжелом состоянии.

– Сделай потише, – сказала Марина. – Дашка проснется.

– Да погоди, ты, – отмахнулся он. – Важно!

– Эти ублюдки хладнокровно расстреляли из пулемета автобус с мирными, ничего не подозревавшими людьми, – диктор встал из-за своего стола и продолжал кричать так, что слюна вылетала изо рта крупными каплями, повисая на губах и подбородке. – Тридцать несчастных людей. Они даже детей добивали… – диктор разрыдался, по-женски всплеснув руками…

Виктор проснулся и рывком вскочил. Жена сквозь сон что-то недовольно пробурчала.

От увиденного во сне его еще трясло. Слишком реальна была сначала его смерть в теле некоего Вадима, а затем эмоциональная реакция диктора.

«Сразу нужно было понять, что сплю», – подумал он. На часах было около пяти утра. «Еще когда диктор истерить начал. Что-то никогда не видел, чтобы ведущий новостей из-за чего-либо так реагировал в реале. Хоть тридцать человек убили, хоть тридцать тысяч», – ухмыльнулся Виктор своим мыслям.

Надев футболку, он пошел в ванную. Там, не включая свет, закрыв дверь, он расположился на коврике. Прислонившись спиной к холодному кафелю стены, он сложил ноги по-турецки. Ванная была единственным местом в их двухкомнатной квартире, где он мог, закрывшись, полностью отключиться от окружающего. Теперь нужно было расслабиться. Ему было абсолютно ясно, зачем его разбудили на полтора часа раньше будильника, да еще таким сном. Это был «вызов», причем срочный.

Немного размяв кисти рук, он стал массировать лицо. Затем, «зацепившись» за ощущение расслабления и покоя, возникающее после массажа, он начал переносить это чувство на шею, грудь, спину и дальше по телу. На те участки, которые не удавалось расслабить сразу, Виктор воздействовал образом, представляя, что все его тело – это свежее тесто, которое месит пекарь. Через какое-то время зажатые, спазмированные мышцы размякли и словно обвисли.

Расслабившись и окончательно успокоившись после сна, он перенес все внимание внутрь себя. Какое-то время ощущения были непонятными. В этот момент лучше всего было просто дышать и ждать, концентрируясь на себе, своем дыхании и внутреннем Я.

«Душа и разум должны договориться перед выходом», – так называл он этот момент медитации.

Через какое-то время Виктор ощутил, что готов. Его понемногу тянуло вверх. Сейчас самым главным было просто плавно следовать этому мягкому устремлению и – ни в коем случае – не пытаться выйти из тела побыстрее.

Он вспомнил, как раньше, когда он только начинал практиковать выход, ему было тяжело именно в этот момент: он подолгу застревал, мучился, пытаясь выйти. Виктор невольно улыбнулся. Сейчас все было легко, но эта легкость пришла с опытом. Раз за разом он выходил из тела, постепенно сделав это состояние привычным для себя. Пришлось посвятить этому достаточно много времени.

Сначала он чуть поднялся над собой, как будто встал себе на плечи. Затем начал подниматься выше, оказался в квартире соседей этажом выше и почти сразу метнулся в сторону – сквозь стены на улицу. Виктор жил на пятом этаже пятнадцатиэтажного дома и подниматься вверх, проходя все эти перекрытия, ему не нравилось. Поэтому обычно он взлетал вдоль внешней стены дома.

Виктор мчался вверх вдоль кирпичной стены своего дома, как самолет, разгоняющийся по взлетке знакомого аэродрома. Вскоре он увидел крышу с антеннами, множеством каких-то проводов и кабелей, уходящих на крыши соседних домов, и огромное небо над ним. Над домом, подобно ауре, распространялось приятное свечение. Это была энергетика дома, точнее коллективная энергетика всех его жильцов. Сейчас он мог ее видеть, и Виктору нравился это свет, его спектр. Оттенки голубого и золотистого в «ауре» дома говорили о том, что большинство соседей – гармоничные, миролюбивые люди. Встречались и темные, коричневые оттенки – агрессии, зависти, обиды и злобы, но они растворялись в золотом и голубом свечении, которое само гармонизировало общий фон. В таком доме ссориться и обижаться хотелось меньше. Само здание успокаивало тех, кто был склонен к этому, либо они не могли здесь долго жить.

На секунду, окинув взглядом свой район, он замер. Солнце уже поднималось из-за горизонта, заливая алым и нежно-красным светом дома и дворы, улицы и проспекты Москвы.

«Если парить, то на рассвете!» – с радостью отметил он и тут же начал набирать скорость. Быстро разгоняясь до предела, Виктор стал подобен шаровой молнии.

Он мог видеть себя со стороны и был сейчас шаром, сгустком энергии, бешено прошившим тучи, местами тянувшиеся над землей. Вскоре он оказался в «коридоре», или тоннеле, как его еще называли, но это не был тоннель в привычном смысле. По крайней мере Виктор ощущал это место по-другому. Для него это было обширное пространство серого цвета из-за сумасшедшей скорости, с которой он летел, напоминавшее гигантский воздуховод без четких границ. Сейчас Виктор просто ждал, когда наконец преодолеет его.

Сам момент перехода из мира живых в потусторонний, как сам он называл, горний мир, ему не очень нравился. Но все компенсировалось первыми секундами пребывания там, по ту сторону «тоннеля».

Как только он вывалился туда, его захлестнул океан любви, радости и покоя. Он висел в космосе, окруженный мириадами звезд и ощущал всем своим естеством то огромное количество любви, которым до предела было заполнено это бесконечное пространство. Божественная энергия тут же окутывала вновь прибывшую душу, и от этого привычные чувства отключались. Это было настоящее цунами, только со знаком плюс. А еще он ощутил, что находится дома.

Когда Виктор только научился сюда попадать, этот прилив любви приводил к сильнейшей дезориентации и ему приходилось подолгу ждать, когда чувства адаптируются, и он сможет видеть и слышать, что происходит вокруг. Сейчас же, после большого количества путешествий на ту сторону, он приходил в себя куда быстрее.

Практически сразу Виктор услышал зов Зорана. Он последовал ему и вскоре увидел часовню. Небольшое ажурное здание из известняка в готическом стиле «парило» в космосе.

Виктор понял, что образ часовни выбран не случайно – это символ, аллегория, которая несла определенный смысл для его души.

«Скорее всего, задание будет особым. Может быть даже мне спустили его сверху, – подумал он. – Храм – символ контакта с божественным, а размер намекает на мою небольшую роль в этом задании, или наоборот, что поручено это будет только нам с наставником».

Виктор подлетел к массивной деревянной двери и уже схватился за огромную кованую ручку, как дверь вдруг распахнулась. Внутри царил полумрак, лишь из-под самого купола в центр зала спускался столб солнечного света, возле которого лицом к свету стоял наставник.

В своем странном одеянии больше всего сейчас он напоминал средневекового монаха. Лицо скрывал капюшон из ткани серебристого цвета.

– Приветствую тебя, учитель. Ты звал меня, Зоран? – сразу спросил Виктор.

Наставник медленно повернулся. Лица его почти не было видно из-за капюшона. Виктор видел лишь подбородок и спокойную, дружелюбную улыбку, которой Зоран чаще всего его встречал.

– Здравствуй, сынок. Подойди ближе, погрейся, – сказал Зоран и протянул руки к солнечному столбу.

Виктор последовал примеру наставника и погрузил руки в свет. Тут же по телу побежала приятная волна ощущений. Это был настоящий «энергетический коктейль». Его заправляли бодростью и силой.

– Набирайся, силы тебе скоро понадобятся, – будто между прочим заметил учитель.

Так они молча стояли какое-то время. Виктор наслаждался ощущением прилива сил, не замечая ничего вокруг. Слишком приятными были чувства, переполнявшие его.

Через короткое время наставник отошел в сторону от солнечной колонны и знаком показал Виктору следовать за ним.

– Не стоит злоупотреблять этим, – обронил Зоран.

Они вышли через небольшую дверь, находящуюся с другой стороны часовни, и оказались в узком коридоре, тускло освещенном факелами. Каменные стены были местами покрыты мхом и паутиной. Деревянная крыша также не выглядела новой, и местами виднелись звезды.

«Переход, – с интересом подумал Виктор. – Давненько им не пользовались».

Коридор закончился такой же старой дубовой дверью. Пройдя через нее Виктор неожиданно увидел, что стоит на вершине холма. Вниз спускалась узкая каменистая тропа.

Вскоре они с Зораном оказались в небольшом амфитеатре, похожем на аудиторию или лекционный зал, с той лишь разницей, что вместо стульев и столов стояли каменные скамьи.

Здесь уже пребывали некоторые души, не больше десятка. Зал был практически пуст.

Виктор с наставником поднялись по мраморным ступеням вверх и заняли места чуть правее от центра.

Слева от Виктора сидел какой-то здоровяк, он был на две головы выше Виктора и в полтора раза шире в плечах. Он казался немного смешным в темно-коричневом балахоне, нелепо обтягивающем его богатырскую фигуру. Борода и копна темно-коричневых волос дополняли образ и делали соседа очень похожим на медведя, зачем-то напялившего человеческую одежду.

Тем не менее, когда Виктор плюхнулся на скамью и, чуть не рассчитав, завалился на него, «Медведь» добродушно улыбнулся и учтиво отодвинулся. Виктор, прошептал одними губами:

– Извините, – а затем повернулся к наставнику. Но справа от Виктора уже сидел внушительных размеров бугай, также облаченный в балахон, только этот напоминал гориллу.

Виктор оглядел сидящих вокруг. Все они были очень разными, многие напоминали животных, кто-то вообще не был похож ни на одну из земных форм жизни. Раньше он в подобных местах не бывал.

– Ну и зачем я здесь? – спросил Виктор Зорана, которой оказался на ряд выше.

– Зачем звали? – улыбнулся наставник. – Сейчас все поймешь. Давай начнем по порядку. Сон свой понял?

– Не думал еще, – Виктор немного напрягся. Ему не нравилось, что вместо спокойного сна и пробуждения его выдернули сюда, еще и наставник начинает темнить, а собранные здесь души уж слишком разношерстны. – Понял только, что это вызов, и что таким сном вы меня поднять быстро хотели.

– Нет, сынок, – наставник улыбался, но улыбка его стала грустной. – Дело в том, что тебе показали самый вероятный вариант событий. Самый вероятный, конечно, если не вмешаться.

– То есть Вадим – не плод моего подсознания, а вполне себе реальный человек?

– Ну а иначе зачем точное имя, другие детали? Ты же почувствовал, насколько он другой?

– Вообще, да. Он проще что ли… – Виктор подбирал слова, – спокойнее и жестче.

– Мужественнее, – поправил наставник.

– Наверное. А здесь все-таки мы зачем? – вновь спросил Виктор, как вдруг собравшиеся загудели, заговорили громче, все вместе. Он посмотрел на трибуну. За ней стоял человек. Высокий, в светло-серебристых одеждах. В таком же балахоне, что и наставник, только капюшон был снят и не скрывал его молодое красивое лицо. Улыбаясь, он поприветствовал собравшихся жестом руки. В секунду шум смолк. Воцарилась полная тишина.

По реакции собравшихся Виктор понял, что перед ним Глава совета их сектора. Он видел его впервые – по крайней мере, за время своих «полетов» в этой жизни они не встречались.

«Почему он так молод? Почему не умудренный опытом старец?» – подумал Виктор и тут же мысленно получил ответ наставника: «Это метафора. Он достиг огромного роста за несколько последних жизней и стал Главой совета сектора. Этим он подбадривает молодые души, здесь присутствующие, и говорит им, что они также способны на многое».

– Приветствую вас, братья и сестры. Мое имя – Публиус.

Души одобрительно зашумели.

Виктор почувствовал, что теряет нить происходящего. Пока он пребывал здесь, на Земле прошло два часа. Он даже чувствовал, как затекли его ноги, как ныло уставшее от однообразной позы тело. Наставник понимал, что скоро проснутся Даша и Марина, и Виктор не узнает главного. Поэтому все дальнейшее Виктор видел схематично

Публиус тут же взмахнул рукой. На сцене появилась карта. Замелькали различные местности, города Земли. Причем после каждого региона он указывал на какую-либо душу.

«Задания раздает», – понял Виктор.

Затем докладчик метнул ему какой-то листок, который тут же оказался у Виктора в руках, несмотря на то, что сидел он довольно далеко. Виктор увидел изображенную на старой пожелтевшей бумаге географическую карту Кавказа, а точнее Дагестана. Глава указал на него вновь. Виктор утвердительно кивнул, чтобы показать, что согласен, а затем подписался внизу листка. Перо само оказалось в руке. Это действие по смыслу напоминало подписание контракта или дополнительного соглашения к нему.

После этого наставник положил Виктору руку на плечо, и они оказались снова среди звезд.

«Зона убытия», – сразу узнал Виктор место рядом с вратами.

– Почему опять скачками-то? – завелся он. – То медленно, то опять рывками какими-то.

– А потому, что ты не можешь в этой своей жизни целыми днями медитировать, – с жаром включился наставник.

– Тебе еще жить, собственно. Нужно, семьей заниматься, работать. Ты же кайф ловишь от всего потустороннего. Вот я что могу тебе показать, что успеваю – показываю. Да не злись, ты же все понял.

– Да, – сразу скис Виктор. – Цель ясна. Дагестан.

– Точнее, Хасавюрт, – перебил учитель.

– Сон – возможный теракт?

– В точку, – подтвердил наставник.

– Сиять лучше через день? – продолжал Виктор.

– Можешь раза два в неделю. Времени хватает. Да не кисни. Справимся быстро, нам посерьезнее что-нибудь подкинут, – весело подмигнул наставник.

– Ага, Третью Мировую останавливать, – сострил Виктор. – Ладно, давай. До встречи.

Они обнялись. Виктор развернулся и тут же пулей нырнул сквозь врата в тоннель. Пока он спускался, услышал, как проснулась и заплакала Дашка. Как встала Марина и позвала его. Виктор быстро спускался вниз, скользя по серебряной нити, связывающей душу с телом. Порвать ее было нельзя до смерти, а растягивать можно до бесконечности. По молодости Виктор экспериментировал с нитью достаточно часто и убедился в этом на опыте.

Когда Марина позвала его в третий раз, он уже встал, чуть не упав из-за затекших ног. Ударившись в темноте о стену головой, открыл дверь и, раздраженно щуря глаза от света, вышел из ванной.

Следующей ночью наставник пришел к нему во сне.

Виктор стоял посреди сада в деревне у деда. Того самого, из своих детских воспоминаний. Он хорошо его помнил, потому что в деревне у деда и бабки ему очень нравилось. Старый яблоне-вишневый сад, наполненный запахом фруктов, ягод и мяты. Там было спокойно и тихо. Когда Виктор попадал в этот сад, он всегда оказывался в атмосфере всеобъемлющей, вселенской любви к себе. В детстве он почти каждое лето проводил у бабушки с дедом. Там ему всегда были рады.

Виктор стоял посреди этого сада, смотрел в звездное августовское небо и наслаждался тишиной, запахом свежей листвы и ночью. Он радовался саду и понимал, что этого сада давно уже нет, его продали вместе с домом через год после смерти деда, бабушка умерла за три года до этого. Виктор смотрел на звезды и понимал, что все это ему снится.

Вскоре рядом появился наставник.

– Привет, сынок, – услышал Виктор и обернулся.

Одетый в белый широкий плащ с капюшоном в лунном свете стоял Зоран.

– О! За мной Ку-клукс-клан пожаловал?

Наставник улыбнулся и снял капюшон.

– Я ценю твою веселость, но хочу сказать сразу – ты отнесись серьезнее к нашему заданию. Это не просто шанс. Это вызов как для тебя, так и для этого мира, – произнес торжественно наставник.

– Не понял? Что за мессианство такое? – удивился Виктор.

– Ты, пойми, если мы с тобой начинаем серьезно практиковать «излучение» энергии любви и «трансляцию» этой энергии через места силы, то своими действиями ты приведешь в движение целый комплекс сил и энергий в этом мире, и мир начнет меняться. Чем серьезнее ты, молодой самовлюбленный балбес, к этому отнесешься, тем больше реальных жизней мы вместе сможем спасти, тем сильнее изменится вселенная.

– С сиянием понятно, а вот с местами силы? – перебил Виктор. – Ты мне даже не рассказывал про это!

– Это следующий шаг, скоро узнаешь. Пока я прошу тебя максимально серьезно отнестись к своим полетам и выходам из тела, – наставник говорил властно и уверенно, весь его облик сиял в лунном свете, и вся природа, деревья и сад словно откликались на его слова. Ветер усилился, по небу понеслись редкие обрывки облаков, местами скрывавшие сияние звезд. Виктор напрягся и пристально посмотрел на наставника, слушая его очень внимательно.

– Старайся, но перегружаться и зацикливаться также нельзя. Весь секрет в том, что каждому своему делу нужно отдаваться полностью, но ничему без остатка, – наставник продолжал свою речь. – На работе в своих бесконечных командировках не думай о своих полетах и своей второй, скрытой жизни. На работе – работай! Ищи клиентов, налаживай с ними отношения. Ты работаешь в достаточно гармоничной организации и, продавая медицинское оборудование, помогаешь людям лечиться и укреплять здоровье, – глаза наставника сияли, усилившийся ветер трепал его седые волосы. Ветви старых деревьев качались и оглушительно скрипели. Виктор был заворожен увиденным, и слова наставника проникали вглубь сознания, растворяясь в нем.

– Дома полностью отдавайся семье и ребенку, помни, что другого детства у твоей дочери не будет! Ну а когда сияешь – сияй! Забудь обо всем и открой свое сердце! В конечном итоге мы все живем ради того, чтобы испытать любовь в тех или иных формах!

Вдруг все стихло. Сад замер. Небо вновь оказалось чистым. На востоке появилась тонкая, едва различимая полоска зарождавшейся зари. Виктор сделал шаг навстречу наставнику. Тот улыбнулся. Вдруг все исчезло. Будильник. Заиграла знакомая мелодия телефона.

– Спасибо за сад, – спросонья пробормотал Виктор.

– Сад? Какой сад? – спросила Марина, позевывая.

Виктор улыбнулся и поцеловал ее.

– Сад деда приснился. Помнишь, я тебе рассказывал?

Анна

Каре светлых волос обрамляло ее немного бледное, без морщин, лицо. Маленький, чуть вздернутый нос, темно-голубые глаза и рот, всегда готовый улыбнуться. Она выглядела лет на пять-семь моложе своего возраста. Всегда тонко шутила, свободно говорила на четырех языках.

Такой Виктор узнал свою двоюродную сестру, когда ей было уже сорок пять. Раньше они не имели возможности общаться, поскольку она жила очень далеко.

Анна родилась в Амурской области, в Благовещенске. Из всех мест, в которых она жила, этот город запомнила меньше всего. Воспоминаний детства было немного. Часто было холодно, шел снег. Она жила с бабушкой, которая не чаяла в ней души – часто играла с ней и много читала. Еще она хорошо помнила бабушкин дом – тогда он казался огромным – большую русскую печь, черного в белых пятнах кота Мурлыку, старую развесистую яблоню у крыльца, корову Зорьку.

Другое сильное воспоминание из детства – как она плакала по ночам, скучая по родителям.

С двух до семи лет Анна жила с бабушкой. Ее молодые родители сначала учились в институтах, затем, перебравшись во Владивосток, поступили в аспирантуру, там у них родился еще один ребенок – сын. Аню забрали к себе только перед самой школой, когда Диме исполнилось два года. Аня сначала очень злилась на брата за то, что он жил с родителями, а она нет; потом, когда ее забрали, простила его. Он был совсем маленьким и все равно еще ничего не понимал.

Во Владивостоке Анна закончила школу, получила первое высшее образование на факультете иностранных языков, встретила своего мужа Николая. У них родилась дочь. Затем наступили тяжелые времена: страна развалилась и Дальний Восток стал ей совсем не нужен, точнее, новой власти было не до него. Тогда Николай предложил переехать в Китай.

Они прожили в Китае три года, за которые Анна родила еще одну дочь и успела выучить китайский. Но хорошей работы они найти не могли, а с бизнесом не ладилось. Сказался отличный даже не от русского, а от европейского вообще менталитет китайцев. Иногда Анне казалось, что китайцы и не люди вовсе, а представители инопланетной цивилизации, случайно оказавшиеся на Земле, настолько отличались их привычки, традиции, поведение. Но несомненным плюсом для Анны стало то, что она увлеклась ушу, медитацией, различными оздоровительными практиками и прониклась культурой Востока.

В конце концов Николай нашел достойную работу, но для этого пришлось вновь вернуться во Владивосток, где его взяли на кафедру химии. Жалование было мизерным, но он смог продолжать заниматься наукой. Через два года он выиграл международный конкурс и заключил контракт. Новое место работы находилось в Японии. Они вновь переехали – в Йокогаму. Снова жизнь Анны кардинально изменилась Легче было только из-за того, что они с мужем знали японский и уровень жизни у них был теперь гораздо выше, чем в России или в Китае.