Побочный эффект

– Брателло, я тебе своей черной мамой, которую в глаза никогда не видел, клянусь! Залез к ним в грузовичок, что стоит возле дома, а там несколько ящиков динамита!! И еще какая-то хрень, тоже взрывчатая. Полный грузовик, прикидываешь? Никакие они не охранники!

– Погоди, ты хочешь сказать, что эта азиатка стреляла в тебя, когда ты был в грузовике с динамитом?

– Нет, бро. В грузовике меня просто хотел зарезать тот бородатый. Вот таким столовым ножом. – и Алонзо показал по локоть руки.

Я еле сдержал усмешку. Обычно таким жестом показывают длину… скажем так, совсем не ножей.

– Давай, дальше рассказывай.

– А че рассказывать? Спалился я бородатому, когда в грузовик лез. Ну и за мной. Только он ватный, сечёшь? Ну, как тебе сказать. Не такой крутой. Не такой быстрый, как я. Не Квик.

– И что было дальше? Давай, давай, что, каждое слово из тебя клещами вытаскивать?

– Затем плавненько так подбежала ватная косоглазая баба. Этот чувак с ножом по кузову ползает. Хорошо, что они медленнее нас. Я шуганулся, а баба все равно увидела и выстрелила.

– Не попала?

– Попала бы. – он самодовольно осклабился. – если бы не увернулся.

– Ты увернулся от пули?!

– Говорю тебе, бро, все как в Матрице. Когда киношку смотрел, тоже думал, что лажа. Никогда б не поверил, что со мной такое будет. Представь. – Квик сделал страшное лицо. – Выстрел… Вижу вспышку… Вижу пулю, прикинь! Летит, гадость такая, примерно как будто человек бежит. Быстро. Еле уклонился. А она в кирпичный столбик как шарахнет! Я смотрю, бро, а у меня на глазах столбик как будто надувается. – Алонзо открыл банку пива и жадно присосался к ней. Он пил и пил, запрокинув голову и смешно подергивая кадыком, пока не выцедил всю, до последней капли. Потом громко рыгнул, с хрустом смял банку в кулаке и, отбросив ее в сторону, с дрожью в голосе сказал: – Прикинь, а если б она в меня попала? Я бы тоже так надулся сначала, да? А потом лопнул?

Трудно было сдержать смех, глядя на незадачливого воришку, хотя серьезность ситуации стала доходить и до меня.

– Чего смеешься, бро? – обиделся парень. – Я вот тоже не думал, что увижу, как кирпич вскипает. И знаешь, совсем не хочу видеть это снова.

– Ладно, не бери в голову. Давай подумаем, как нам выпутаться из этой чертовщины. С чего-то ж мы ускорились, значит, чем-то можно и замедлиться, так?

– Ага. Мы замедлимся, и тут рванет грузовичок динамита. – Алонзо впервые казался обеспокоенным еще чем-то, кроме себя, любимого.

– Давай предположим, что тут ты прав. Ну и, как считаешь, где этот грузовичок рванет?

– Да че там думать? – уверенно произнес парень. – Вот она, плотина Гувера, рядом! Они спустят все воды Колорадо в долину!

–То есть, ты считаешь, что эти люди – никакие не охранники, а террористы, что ли? Ну, сам подумай, кто бы их пустил в наш городок?

– Слушай, ну вот ты – ученый, да? Вот скажи, чего это вы все, ученые, такие тупые, а, бро? Я вот не ученый, но ни у кого разрешения не спрашивал!

Квик обиженно отвернулся от меня, а я только сообразил, что до сих пор держу неоткрытую банку пива. А может, и не открывать? Что-то многовато сегодня уже этого пенного напитка. Тем более, во рту еще остался приятный привкус кофе, которым невольно попотчевала Мира. Может, и прав Алонзо, но что-то тут не так. Ну, не могут террористы внаглую обитать посреди полурежимного объекта. Не верится в это. А грузовик с динамитом – вообще сказка. Кто сейчас пользуется динамитом-то? Слишком опасно. Я бы, может, еще поверил в пластид, но Квик, похоже, даже такого слова не знал. Что-то тут не то. Нужно самому проверить. Интересно, Джагдаш уже очухался от шока с телепортирующимся ноутбуком? А ведь, кроме него, вряд ли кто сможет помочь мне и Алонзо.

– Слушай, брат. – я попытался подстроиться под манеру разговора своего виз-а-ви. – Такое дело, сам понимаешь, встряли мы с этим ускорением, как не знаю кто. Все равно надо знать, как замедлиться. Есть один человек, который может нам помочь.

– Бро, а ты уверен, что оно нам надо? Быть быстрым круто!

– Круто, Квик. Только у нормальных людей пройдет несколько месяцев, а мы с тобой просто состаримся и помрем. – буркнул я недовольно и не особо задумываясь над своими словами. Настроение в тот момент было паршивым.

– Э… – выпучив глаза, он забыл о пиве. На отвисшей нижней губе медленно таяла пена. – Это че? Ты что это сейчас сказал?

Я быстро произвел в уме подсчеты, и настроение упало до нуля. Впервые пришло в голову, что, в сущности, человеческий век не так уж долог – всего каких-нибудь восемьсот месяцев. А поскольку я жил как минимум в триста раз быстрее, оставшиеся пятьдесят лет пролетят всего за два или два с половиной месяца нормального времени. Сейчас был конец июня, а к середине сентября буду уже глубоким стариком и умру.

Но вместе с тем для меня самого – для внутреннего ощущения – это будут полных пятьдесят лет со всем тем, что образует человеческую жизнь. С надеждами и разочарованиями, с планами и их исполнением. И все это пройдет в полном одиночестве. Ведь нельзя же считать общением те записки, которыми я смогу обмениваться с неподвижными манекенами – людьми…

Пока рассуждал сам с собой, Квик сидел напротив и все еще ожидал ответа. Застывший в его глазах немой вопрос показался укором…

– Ну, мозги-то включи. – я невольно перешел на понятный парню язык. Психологи говорят, что надо «зеркалить» собеседника, чтобы тот лучше усваивал информацию. – Если ты живёшь быстрее их, то и копыта отбросишь быстрее. Чего непонятного-то?

Эти слова ввели Квика в состояние ступора. Он сел прямо на пол бара, подогнув под себя ноги, словно был заправским буддистом, и начал медленно раскачиваться, держа в руках только что начатую банку пива. Таким задумчивым бедного воришку я еще не видел. Почему-то вспомнились фотографии знаменитого Сенола Зорлу. На многих его снимках можно заметить столько же неземной печали, излучаемой сейчас карими глазами Алонзо.

– Мы точно умрём, бро?

Стало по-настоящему его жалко и одновременно очень стыдно за свое поведение. Я не нашел ничего лучшего как пуститься в пространственное философствование.

– Квик, все умирают. За всю историю человечества не умер только один человек. Агасфером его зовут. Ну, вот и представь – похоронил он всех близких. Детей. Внуков. Правнуков. Узнал все на свете. Но самое страшное-то не в этом. Представь, человечество тоже не вечно. Вот исчезло человечество. А он жив. Земля сгорела в расширившемся Солнце. А он все равно жив. Все галактики исчезли, все сошло на нет, а он все равно жив. Один. Представляешь? Вечная жизнь – намного страшнее смерти!

– Она в меня стреляла.

Глубины философии сегодня для Квика недоступны. Но умирать в ближайшее время, похоже, ему не очень хотелось.

– Пойдем, брат, смотреть, что ответил на записку мой друг. Он хороший физик. Я ему послание оставил, пока в тебя стреляли. – я немного приврал, поскольку во время визита к Джагдашу вообще не брал в расчет проблемы Квика. Своя рубашка, она, как ни крути, все равно ближе к телу.

– Это что, обратно к тому коттеджу? – насторожился парень.

– Да не бойся ты. Ближе. Сам же говоришь, мы быстрее.

– Ой, не знаю, бро…

– Пошли, не боись. Только девок не щупать, договорились?

– Да какие, к чертям, девки, чувак. В меня сегодня стреляли, понимаешь? Черным к этому не привыкать, когда такое случается впервые – становится неуютно…

7

По всему было заметно, что бедняга Квик крайне потрясен вновь пережитым опытом. Нет, ну то, что в него стреляли, несомненно, было правдой. Я же сам слышал. Хотя, может и не в него палили, а просто в воздух, чтобы припугнуть. Парень трусоват, и приврать не прочь. Надо же, грузовик динамита придумал. Понятно, что лучшее обоснование трусости – именно преувеличение опасности. Но что-то он там натворил, несомненно. Ладно, оставим выяснение обстоятельств на потом – никто же за ним не гонится. Сейчас важнее всего узнать, что ответил Джагдаш. Честно говоря, это был единственный шанс на спасение. Наш с Квиком шанс.

– Пойдем, Квик, чего расселся?

– Ну, пошли, бро… – парень тягостно вздохнул. Приближаться к месту конфликта ему явно не хотелось.

«Интересно. Надо будет потом, после того, как увижу, что пишет Джо, навестить этих ребят из дальнего коттеджа, хоть они и вооружены. Не будут же они сразу стрелять? Квик говорит, что они медленнее нас – это очень странно. Хотя…» – для начала решил проверить одну, пришедшую на ум догадку.

– Секундочку, Алонзо! Давай-ка поближе к этому шарику встанем. – я кивнул на купол энергоустановки. До него от бара была сотня ярдов, не больше. Точнее до охранного КПП. Как ни крути, а у нас полурежимный объект. Без пропуска не пройти.

– Нафига тебе это, чувак? – плохие новости совсем придавили Квика, он казался сонным и заторможенным.

– Посмотреть хочу.

– Чего смотреть-то, бро? Отсюда что ли не видно?

– Да одна мысль весь этот день в голове крутиться.

– Это плохо, бро. Понимаю тебя. – со знанием дела протянул Алонзо. – Много мыслей в голове – это не жизнь, а сплошное мученье.

Сейчас совсем не хотелось растолковывать, что я имел ввиду совсем другое, поэтому коротко скомандовал:

– Пошли!

Когда мы поравнялись с КПП, я поискал взглядом свой коттедж. Отсюда хорошо просматривалось окно спальни на втором этаже, а также крыша гаража, где сегодня утром произошло знакомство с Квиком. Коттедж с азиатами отсюда виден не был. Его как раз закрывал мой дом.

Мысленно я провел прямую линию, соединяющую гараж, спальню и купол нашей энергоустановки. Даже отбежал от КПП, чтобы посмотреть на это со стороны.

Да, конечно, это было так. Прямая линия, мысленно проведенная через заднюю стенку гаража и через то место в спальне, где стояла моя постель, уходила дальше к зданию, в котором помещался атомный реактор.

Какой-то узконаправленный луч вдруг исторгся оттуда и изменил скорость всех жизненных процессов для меня и для моего спутника. Но почему? Что за луч? Как проник он сквозь мощные защиты, которые задерживают и потоки нейтронов, и все опасные излучения, сопровождающие реакцию деления урана?

И тут вспомнилось о том, что видел вчера ночью. Маленький светящийся шар, похожий на медузу. Шаровая молния… Шаровая молния, которая вчера ушла в крышу здания как раз в том месте, куда я прочертил свою воображаемую прямую!

Неужели здесь возможна какая-нибудь связь?

Несколько мгновений вспоминал все, что знал о шаровой молнии.

Дело в том, что она представляет собой одну из тех загадок, решения которых еще не знает современная наука. Шаровая молния обычно двигается по ветру, но бывали случаи, когда она летела и против потока воздуха. Внутри шара господствует чрезвычайно высокая температура, но в то же время молния скользит по диэлектрикам, таким, например, как дерево или стекло, даже не опаляя их. Случается, встретив на пути человека, молния обходит его, как будто токи, излучаемые живым организмом, преграждают ей дорогу. В настоящее время многие считают, что шаровая молния – это и не молния вовсе, а ионизированное облако плазмы, то есть газа из ядер и сорванных с них электронов.

Если это так, природа в своей собственной лаборатории уже осуществила то, над чем бьются сейчас виднейшие умы науки. Термоядерный синтез! Этим же последние два года как раз и занимался отдел Джагдаша! Кажется, я был на верном пути.

Могло ли получиться, что, взаимодействуя с процессом деления урана в реакторе нашей электростанции, плазма шаровой молнии образовала какое-то новое излучение?

При мысли о том, что мы находимся на пороге открытия неизвестного прежде вида энергии, я почувствовал, как покраснели щеки и лихорадочно забилось сердце.

Новый вид энергии! Лучи, ускоряющие ход времени!

Я вспомнил об опытах русского профессора Вальцева, которыми было доказано, что под влиянием радиоактивного облучения резко сокращается срок созревания плодов на яблоне. Вспомнил о подобных работах наших коллег из Брукхейвенской Национальной лаборатории в Аптоне. И это только то, что публиковалось в открытом доступе. Насколько же тогда могли продвинуться засекреченные разработки в этой области?

– Что ты бегаешь как подстреленный белый заяц, а? – вывел из раздумий голос Квика.

– Почему белый? – спросил невпопад, будучи еще под впечатлением от догадки.

– Ну, не черный же! – захохотал Квик.

Дал парню вволю насмеяться. Ведь не зря медики говорят, что минута смеха добавляет сколько-то дней жизни. В нашем положении следовало бы вообще смеяться, не переставая. Вообще-то ржал Алонзо заразительно. Я почувствовал, что настроение улучшается и, улыбнувшись, сказал.

– Что, лавры Эдди Мёрфи покоя не дают? Хочешь загадку, юморист ты наш?

– Давай, бро. – весело откликнулся Алонзо, – Видел бы ты свою физиономию с минуту назад!

Я решил по скорее сменить тему и, подбирая простые слова, сказал:

– Смотри. Вот на этом куполе, который сейчас практически над нами, я видел зеленое пятно, из него потом сверкнул лучик. Прямо вот туда. Вот смотри, вон там – моё окно… Там был я. Как раз под ним дверь гаража – там был ты. А дальше, за моим коттеджем, что?

– Ну, та хибара, где в меня стреляли. И, че?

– Алонзо, ты ничего не понял? Мозгуй, переваривай, инфу.

– Это че, бро… – он снова выпучил глаза. – Ты толкуешь, что нас с тобой облучили, что ли? Мы сдохнем? Мы облученные!?

– Я тебе уже говорил, что в конце концов умрут все. Чего тут бояться? Другое хочу показать. Ты говоришь, что азиаты медленнее тебя, так?

– Ну да. Ватные такие.

– А почему они такие? Думай!

– Им че, меньше облучения досталось, бро? Твой дом помешал? – он смешно почесал затылок. – А их дом еще дальше, что ли?

– Умница, Квик! Честное слово, ассистентом тебя возьму на работу, если мы из этой заварушки выпутаемся! Только ты ж половину лаборатории вынесешь…

– Бро, я вор, но не крыса. – Квик насупился, а мне стало по-настоящему смешно. И, почему-то, я его сразу зауважал. Кодекс чести у этого парня все-таки имелся.

На улице было все также жарко и скучно. Точнее, еще немного жарче. Над миром вставал новый день, но это восстание казалось нам с Алонзо таким медлительным, что даже плакать хотелось. «Понтиак» с обворованным джентльменом и его рыжеволосой красавицей со скоростью минутной стрелки пытался скрыться за поворотом дороги, и почему-то было совершенно наплевать на то, что обчистил их именно Алонзо. Видимо, в условиях ускоренного существования морально-этические нормы постепенно мельчают. Или остаются в прошлом. Или мгновенно пересматриваются – человек, ведь, очень гибкое существо, подверженное всяческим флуктуациям. Что вчера представлялось отвратительным, невозможным и неприемлемым, сегодня уже может оказаться способным принести удовольствие. Вот, сейчас, если так разобраться, то мы с Квиком на пару ограбили бар Василя. Есть какая-то гарантия, что мы вернем ему честно взятое? Со стороны Алонзо, точно нет. А с моей – ну, может быть. Как некстати вспомнилось о баре… В желудке урчало от голода.

– Квик, слушай, а ты в баре ничего не прихватил из еды?

– А как-же, – Алонзо расплылся в довольной улыбке, извлекая из недр своей необъятной майки упакованную в пластиковые контейнеры кесадилью, куриную ветчину и две банки бобов со свининой.

– Тебе не кажется, что нас слишком сильно тянет на пожрать, Квик? Совсем недавно же перекусывали. – задумчиво рассматривал съестные припасы, автоматически отметив, что потихоньку перехожу на жаргон Квика. Вот этого бы не надо, наверное. А кушать хочется.

– Да, делов-то, бро. Жратва вот она. – Квик быстро откупорил банки с бобами, усевшись прямо на бордюр, зашуршал упаковкой с кесадильей. Аккуратно сделать это у него не получилось, но я, уже начинающий привыкать к нашему ускоренному существованию, без всякого труда поймал вылетающий из пакета кусочек. Алонзо уже аппетитно макал кесадилью в бобы, предусмотрительно зажав банку в руке. Правильно. Так ускоряющее поле охватит ее всю. И содержимое окажется в нашем временном измерении.

– Смотри, жуй быстрее. А то задавит, – пошутил я, кивнув на показавшийся в конце улицы огромный красный грузовик.

– Не успеет, – флегматично отозвался парень, с видимым удовольствием запихивая в рот кусок тушеной свинины. Я в очередной раз поразился быстрой смене его настроения. Вот только же недавно паниковал. Кричал, что в него стреляли, а сейчас спокойненько сидит на краю дороги и за обе щеки уплетает ворованную еду. Это же невозможно! Наверное, ни для кого невозможно, кроме Квика. А овощная кесадилья вприкуску с бобами, наверное, самая лучшая в мире еда. Даже не понимаю, почему я раньше так не питался. Или это в ускоренном состоянии происходит переоценка вкусовых ощущений? Ладно, спросить не у кого. Вот, разве что, одиноко бредущую по тротуару девушку, ту самую незнакомку, что недавно выпорхнула на центральную улицу. Красивая, конечно. Вот бы с ней поговорить. Но сейчас это невозможно – мы существуем в разных мирах.

Тихонько вздохнул, мысленно хороня хорошие манеры, подцепил пальцем кусочек свинины и последовал примеру блаженствующего Квика. Вкусно! Но надо идти к Джагдашу – только он может прояснить ситуацию. А там Мира в домашнем халатике. А теперь еще и Алонзо с собой тащить. С его-то моральными устоями… Вот, тоже, проблема на проблеме.

Все решилось неожиданно просто:

– Бро, слушай, давай я не пойду к твоему другу? На стрёме постою. А вдруг та дура ускоглазая нарисуется, что в меня стреляла? Да и воровать у твоего кореша как-то западло…

Последним аргументом Квик сразил напрочь. Я что, уже криминальный авторитет? Но складывающаяся ситуация меня вполне устроила.

– О-кей, давай тогда, ты вот здесь, на веранде тихо посидишь? Если что, за дверь прячься – я автоматически отметил, что открытая дверь висит на петлях, хотя, стопроцентно хорошенько хлопнула – в воздухе возле петель висели два облачка пыли. Правильно, кто пылесосит дверные косяки? Да никто! А пыль – она вездесуща. Проникает в самые мельчайшие поры.

Занятый этими размышлениями, вошел в дом.

Честно говоря, ожидал всего, но только не того, что ответное послание окажется на том же листе бумаги.

Джагдаш склонился над столом с карандашом в руке, а Мира, полуобернувшись, стояла с испуганным видом у двери. В руке держала пустую чашку из-под кофе. Да уж, испугаешься тут. Сначала из твоей руки нечто выхватывает чашку, потом она материализовывается ни пойми откуда на подоконнике и, что самое невероятное, уже будучи пустой. Я бы на месте хозяев уже бежал за ружьем. Хотя, какое ружье? Его у них, отродясь не было.

С такими сумбурными мыслями я осторожно приблизился к Джо и осторожно заглянул через плечо.

Он как раз заканчивал последнюю фразу.

«Пит, пожалуйста! Оставь свои фокусы. Объявись. А то все-таки несолидно. Мешаешь рабо…»

– Фокусы?! – это не на шутку раздосадовало. – Все, что я пережил и перевидел за это долбанное утро, по его мнению – не более, как фокусы. Ну, хорошо же! Сейчас я тебе покажу, что это за фокусы.

Несколько мгновений крутился по комнате между застывшими Джагдашем и Мирой, совершенно растерянный и сбитый с толку.

– Возьми себя в руки, Пит – строго скомандовал себе и тут же ответил: – А я сам поверил бы, если б получил от приятеля записку, будто он живет в другом времени?

«Ладно, начнем сначала».

Уселся за стол рядом с Джо и просидел неподвижно минут пять. В тот первый визит к ним я постоянно крутился, и друзья, скорее всего если что и видели, так только расплывчатую тень. Они едва ли тогда смогли меня идентифицировать.

Сидел как истукан, стараясь реже моргать. Единственное, чего реально опасался, так это появления уставшего ждать Квика. Тогда все будет испорчено. Уже готов был сдаться, когда адски зачесался нос, но в позах друзей что-то неуловимо изменилось.

Они оба меня увидели. Сначала Джо, затем Мэри. Я буквально прирос к стулу и затаил дыхание.

Джагдаш стоял у стола, чуть согнувшись, и дописывал послание. Потом тело его стало выпрямляться, а голова поворачиваться в мою сторону. Впрочем, еще раньше ко мне медленно обратились зрачки.

Он выпрямлялся минут пять или шесть, а может быть, даже все десять. За это время на лице его сменилась целая гамма чувств. Удивление, затем едва заметный испуг, и, наконец, недоверие.

Все-таки поражает выразительность человеческого лица. Чуть-чуть расширенные глаза – может быть, на десятую долю против обычного – и вот вам удивление. Прибавьте к этому чуть опущенные уголки рта – и на вашем лице будет испуг. Совсем слегка подожмите губы, и это уже недоверие.

Удивление и испуг сменились у Джо довольно быстро, но недоверие прочно держалось на лице. С ним он не расставался минут пятнадцать, стоя, как окаменелый, и у меня от неподвижного сидения заболела спина.

Затем он стал бесконечно медленно поднимать руку, видимо, желая дотронуться до меня, убедиться, что это не мираж.

А Мэри просто испугалась. Широко открылся рот и расширились глаза. Раньше она стояла вполоборота, затем приостановилась и опять стала поворачивать голову ко мне. Выражение страха с ее лица не уходило. Подумалось, что она все-таки уронит эту злополучную чашку.

Рука Джо медленно, почти так же медленно, как двигается по траве тень от верхушки высокого дерева, приближалась к моему плечу.

Вообще он казался не совсем живым, и это впечатление как раз усиливалось оттого, как он двигался. Странно, но это так и было. Медлительность движения как раз подчеркивала всю необычность обстановки. Если бы мои друзья вовсе не двигались, они были бы похожи на манекены или на хорошо выполненные раскрашенные статуи, и это так не поражало бы.

Время тянулось безумно долго. Я закрыл глаза. Вдруг очень захотелось спать. Похоже, утомляемость наступала скорее, чем при нормальных условиях. На мгновение мелькнула мысль улечься здесь же. Если проспать часов пять, Джагдаш с супругой могли бы меня хорошенько разглядеть.

Но потом почему-то стало страшно ложиться здесь, в кабинете на диване. Ужасно глупо, но почудилось, что эти две почти неживые фигуры, воспользовавшись сном, свяжут меня, и, что связанный, я даже не смогу им ничего написать.

Открыл глаза. Похоже, стали шалить нервы…

Потом его рука коснулась плеча. Чтобы как-то отвлечься я принялся считать время по пульсу. Двадцать пять ударов, еще двадцать пять… Две минуты, три, четыре…

От напряжения начал болеть еще и затылок, тело давно задеревенело, но я стоически старался сидеть неподвижно.

Удивительно выглядел процесс восприятия ощущения, так растянутый во времени.

Рука Джо, наконец, легла на мое плечо. Но он еще не успел ощутить этого: на лице сохранялось то же выражение, что и пять минут назад, хотя рука уже держала меня.

Я считал секунды. Вот нервные окончания на пальцах Джагдаша ощутили мою кожу. Вот сигнал пошел по нервному стволу в мозг. Вот где-то в соответствующем центре полученная информация наложилась на ту, которую уже дал зрительный нерв. Вот приказание передано нервам, управляющим мускулами лица.

И он улыбнулся! Процесс распознавания закончен.

Вернее, не совсем улыбнулся. Только чуть заметно начали приподниматься уголки рта. Но достаточно, чтобы выражение лица уже переменилось.

– Черт возьми! – чуть не вскочил с места от пришедшей в голову идеи. – Я же сейчас присутствую при замечательном опыте. При опыте, доказывающем материальность мысли. Я двигался и вообще жил быстрее и поэтому быстрее мыслил. А Джо жил нормально, и в полном соответствии с остальными процессами протекало его мышление.

Затем взгляд друга погас. Я даже не успел уловить, когда это случилось. Но слово «погас» очень точно передает то, что произошло. Как будто кто-то у него внутри выключил лампочку. Он все еще смотрел на меня, но глаза стали другими. В них что-то исчезло. Они сделались тусклыми.

И голова начала поворачиваться в сторону. Как будто он обиделся.

Только минуты через четыре я понял, что он просто хочет убедиться, видит ли то же самое Мэри.

Но удивительно было, как погас взгляд. Сразу, как только он начал думать о жене и на мгновение соответственно перестал думать обо мне, взгляд, все еще направленный на меня, переменился. Сделался безразличным. То же самое глазное яблоко, тот же голубовато-серый зрачок с синими радиальными черточками, но глаза стали другими, совсем не похожими на прежние.

Что там могло произойти, когда исчезла мысль? Ведь не изменился же химический состав глазного яблока? Я на секунду пожалел, что образования явно не хватает, чтобы хоть чуточку приблизиться к пониманию этого процесса.

Может быть, стоило посидеть еще немного, чтобы Мира могла подойти и тоже убедиться в том, что я существую. Просто начал переживать за Квика, не говоря уже о том, что затекло все тело. От кончиков пальцев на ступнях, до шеи.