Башня Ворона

Энн Леки

Башня Ворона

Copyright © 2019 by Ann Leckie

All rights reserved

Во внутреннем оформлении книги использованы материалы

© SHUTTERSTOCK/FOTODOM/RYGER

© А. А. Петрушина, перевод, 2022

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2022

Издательство АЗБУКА®

* * *

Башня ворона

В нашу первую встречу ты выехал из леса, миновал высокие пучеглазые жертвенные столбы, отмечавшие лесную границу; твоя лошадь передвигалась шагом. Подле держался в седле небезызвестный мне Мават, высокий, широкоплечий; десятки длинных кос перехвачены сзади ободом с перьями золотой чеканки, темно-серый плащ подбит синим шелком. На предплечьях мерцают золотые обручи. Он рассеянно улыбался, что-то говорил тебе, однако взгляд его был прикован к крепости Вастаи на крохотном полуострове в двенадцати милях впереди – двух- и трехэтажным постройкам, окруженным бледно-желтой стеной из известняка, чьи края смыкались на круглой башне у самого моря. По ее сухопутную сторону раскинулся городок, обнесенный земляным валом. Чайки носились над голыми мачтами редких кораблей в порту, над серыми волнами с барашками пены и белеющими вдали парусами. Через пролив едва виднелись белокаменные здания и многочисленные корабли града Вускции.

Хорошо знакомый с Маватом – и Вастаи, – я сосредоточился на тебе, коего видел впервые. Ростом пониже Мавата, субтильный, что немудрено, ведь крестьянскому сословию, откуда ты родом, неведомы обильные пиршества Вастаи. Волос обрезан почти под корень, из золота лишь браслет да рукоять ножа; штаны, рубаха, плащ добротные, крепкие, но из мрачного зеленого и коричневого сукна. Черенок меча деревянный, обтянут кожей. Даже на шаге ты едва держался в седле. Скорее всего, тебя разбудили спозаранку и заставили трое суток скакать без сна и отдыха. Впрочем, по манере держаться чувствовалось, что, прежде чем податься в воины, ты редко ездил верхом.

– Мы поспели вовремя, – рассуждал Мават. – Аватар, по всей видимости, жив и здравствует, иначе над башнями бы веяли траурные флаги, а на площади царил переполох. Да и случись все иначе, спешить и вовсе не было б нужды. И тебе, и лошадям пойдет во благо, если остаток пути мы проделаем шагом.

Но тут он заметил выражение твоего лица и добавил:

– Тебя что-то тревожит?

– Просто…

Ты ответил не сразу, собирался с духом. Очевидно, Мавату ты доверял больше, чем кому-либо, в противном случае не ехал бы рядом. Не только доверял, но и рассчитывал на взаимное доверие. Впрочем, ему полагаться на тебя было сподручнее, ведь он обладал над тобою безграничной властью, меж тем ты не имел над ним никакой.

– Просто о таких вещах не говорят, мой господин.

Не говорят, даже в Вастаи. Если вы не Глашатай Ворона, его преемник или ближайший родственник.

И не их слуга. Люди всегда забывают про слуг.

– Я не сказал ничего непозволительного или тайного, – возразил Мават.

Не покоробила ли его спутника беспечность, с какой он рассуждал о неминуемой смерти отца? Ибо Глашатай Ворона из Ирадена обязан умереть вслед за аватаром. В качестве преемника Мават взойдет на скамью и обязуется последовать в могилу сразу после аватара.

Для простого люда отец Мавата оказался не самым плохим правителем. Не сказать, чтобы он отличался щедростью или крестьяне благоденствовали под его эгидой, однако все могло обернуться гораздо хуже, поэтому появления нового Глашатая ждали с опаской и всячески желали отцу Мавата долголетия. Потому он правил бессменно с самого твоего рождения по сей день.

Какое-то время вы ехали молча; по сторонам дороги раскинулись поля с разбросанными там и сям отарами овец, высоко в небе парили два ворона – черные силуэты на фоне безоблачной синевы.

Мават хмурился, размышлял и наконец изрек:

– Эоло.

Ты настороженно повернулся к нему:

– Да, мой господин?

– Знаю, что обещал не лезть не в свое дело, но… Глашатаем я смогу просить об одолжении. Разумеется, просить дозволено всякому, но не всякого Ворон станет слушать. Да и не всякий захочет платить. Меня Ворон, по крайней мере, выслушает, а за услугу я расплатился сполна. Или вот-вот расплачусь. С лихвой. Ворон – бог могущественный. Он в силах… в силах помочь тебе… – Мават неопределенно взмахнул рукой. – Обрести желанную ипостась.

– Я доволен нынешней, мой господин, – огрызнулся ты и, помолчав, добавил: – И отправился за тобой вовсе не затем.

– Естественно, доволен.

Мавата покоробила твоя отповедь, однако он быстро совладал с собою.

– Потому и отправился за мной. – Он виновато улыбнулся. – А еще потому, что я поднял тебя чуть свет и велел запрягать. Трое суток ты безропотно сносил тяготы дороги, хотя в седле держишься не очень уверенно, и сейчас у тебя все болит.

– Сомневаюсь, что мне это нужно, – присовокупил ты чуть погодя.

– Сомневаешься? – изумился Мават. – Но почему? Подумай, насколько проще тебе станет жить без бандажей и необходимости хранить секрет.

Ответа не последовало, и Мават спохватился:

– Вот теперь я точно лезу не в свое дело.

– Да, мой господин. – Несмотря на миролюбивый тон, твой голос звучал напряженно.

– Хорошо, отстал, – засмеялся Мават. – В конце концов, решать тебе.

– Да, мой господин, – повторил ты.

Остаток пути проделали молча.

Вастаи – крохотный городок в сравнении с Кибалом, коему Мават обязан своим шелковым плащом. Или с далеким Зиретом, о котором в Ирадене никто и не слыхивал. Или с Ксулахом, что раскинулся на жарком засушливом юге. На их фоне, даже на фоне града Вускции, Вастаи смотрелся лилипутом.

Ты ехал позади Мавата по узким мощеным улочкам Вастаи. Местные обитатели в домотканых одеждах унылых болотных и коричневых тонов, среди которых, впрочем, попадались яркие пятна богатых нарядов, шарахались от вас и, потупившись, жались к желтушным известняковым стенам. Тебе как чужестранцу было невдомек, что улицы городка подозрительно безлюдны для погожего солнечного денька и скопления лодок в порту.

Мават словно не замечал странностей. Едва вы пересекли границу леса, он занервничал, хотя старался не подавать виду. Сейчас его настрой переменился, а помыслы сосредоточились на двойственной цели поездки: стать свидетелем смерти отца и взойти на скамью. Не останавливаясь, не замедляя шага, не оборачиваясь проверить, следуешь ли ты за ним, Мават пересек площадь, отделявшую вас от крепостных ворот, и въехал во двор, вымощенный все тем же желтым камнем. Во дворе располагался длинный приземистый трактир с примыкающей к нему кухней; конюшни, склады; двухэтажные здания с конторами и квартирами. Посреди двора виднелся широкий круг колодца. Неподалеку высилась башня. Все постройки были сложены из желтого известняка.

Ты вздрогнул, когда ворон опустился на луку твоего седла.

– Не тревожься, – успокоил Мават. – Это не он.

– Привет, привет, – заверещал ворон.

Пока ты изумленно таращился на птицу, Мават спрыгнул на землю. Слуги тотчас взяли коня под уздцы. Мават жестом велел тебе спешиться, чтобы уже другие конюхи увели скакуна в стойло.

– Приятно наконец слезть с седла? – добродушно осведомился Мават, однако в улыбке сквозило ехидство.

– Да, мой господин, – чуть озадаченно откликнулся ты.

Ворон не шелохнулся, пока коня вели прочь. Очевидно, на языке у тебя вертелось множество вопросов, но все их вытеснил всполох зеленого и алого шелков. Обернувшись, ты увидел высокую смуглянку, шествовавшую с корзиной чесаной пряжи на голове; золотые и стеклянные бусины в ее волосах звякали друг о друга.

– Эге! – От Мавата не укрылось, как ты глазел на быстроногую красотку в развевающихся юбках. – Заинтересовался?

– Кто эта леди? – выпалил ты и сконфуженно забормотал: – Просто она такая… такая…

Докончить тебе не удалось.

– Да, она такая, – подтвердил Мават. – Это Тиказ, дочь Радиха.

Знакомое имя. Наверняка Мават поминал его не раз, редкий человек в Ирадене не слыхал про лорда Радиха, старейшину Распорядительного совета, самого высокопоставленного советника при Глашатае и, пожалуй, одного из влиятельнейших людей во всей стране.

– Вот как, – глухо произнес ты.

Мават издал короткий смешок:

– В детстве мы худо-бедно дружили. Ее отец мечтал, чтобы мы поженились, ну или хотя бы зачали младенца, потенциального кандидата на скамью. Признаться, я был не прочь. Да вот Тиказ… – Мават взмахнул рукой, словно отгоняя какую-то мысль. – Тиказ – птица вольная. Ладно, идем в трактир, узнаем…

Его перебил слуга в свободной черной блузе башенного смотрителя.

– Лорд Мават, – почтительно поклонился он, – Глашатай желает вас видеть.

– Разумеется, – откликнулся Мават с чуть принужденной любезностью.

Ты на мгновение растерялся, но, сообразив, что в Вастаи необходимо тщательно следить не только за словами, но и за мимикой, навесил на лицо самую благодушную гримасу.

– Ступай за мной, – коротко бросил Мават не терпящим возражений тоном.

Не дожидаясь твоего ответа, он зашагал по мощенному желтым известняком двору. Естественно, ты двинулся следом.

Башня Ворона считается башней лишь на фоне прочих строений. Расположенная на самом краю крохотного полуострова, занятого крепостью Вастаи, башня представляет собой округлое трехэтажное здание из желтоватого камня с парапетом на крыше. Единственный широкий проход ведет в глухой, без единого окна, цокольный этаж. Часовые у двери не удостоили Мавата взглядом и не шелохнулись, когда вы проходили мимо. Пол в цоколе, предсказуемо вымощенный желтым известняком, был устлан тростниковыми циновками; у подножия лестницы, поднимавшейся вдоль изогнутой стены, маячил единственный охранник. Он пытался преградить вам путь, но Мават уже взбирался по ступеням – подбородок вздернут, плечи расправлены, поступь твердая, но размеренная. Ты шел за ним по пятам. У лестницы помедлил, косясь на охранника, застывшего в замешательстве, однако порыв солидарности быстро миновал. Твоя напускная непринужденность на лице периодически сменялась недоумением. Неискушенный в коварстве и интригах, обыденных для Вастаи, для новичка ты тем не менее справлялся очень неплохо.

В башне стоял гул – несмолкаемый, низкий, едва различимый. Слышали его единицы. Полагаю, ты в том числе – потому сначала и посмотрел на сапоги, потом на правую стену, а после чуть накренил голову, словно силясь уловить слабый звук. Но вот ступени кончились, и ты очутился в широкой круглой зале. Мават сделал три шага вперед – и застыл как вкопанный.

На помосте высилась деревянная скамья, украшенная резным орнаментом из листьев и крыл. Подле скамьи преклонил колени мужчина в серой шелковой тунике с алой вышивкой. Напротив стояла женщина в темно-синем одеянии, с копной коротких седых волос. А в центре восседал человек, облаченный во все белое: белоснежную рубаху, трико, белоснежный плащ. В безупречной белизне ощущался божественный промысел – либо труд не одного десятка слуг, занятых бесконечной стиркой и отбеливанием.

Разумеется, ты принял человека в белом за Глашатая Ворона, отца Мавата. Более никто не смел восседать на постаменте – впрочем, никто бы и не дерзнул. Всякому в Ирадене известно: сесть на скамью и не погибнуть дозволено лишь с благословения Ворона. Ты сразу определил правителя, хотя видел его впервые.

По резким чертам лица ты узнал коленопреклоненного мужчину, с чьей дочерью столкнулся во дворе; но даже не случись этой встречи, угадать лорда Радиха было нетрудно: кто, кроме старейшины Распорядительного совета, отважился бы так близко подойти к Глашатаю? Оставалась женщина – Зизуми из Безмолвных. За пределами Вастаи собрания Безмолвных превратились в пирушки для старых сплетниц, однако затевалось все как тайный религиозный орден. В деревнях и по сей день совершают обряды, призванные насытить и умилостивить богов, давно покинувших Ираден. В городе же Безмолвные играют не последнюю роль при дворе Глашатая.

Перед скамьей выстроились трое ксуланцев – голоногих, в коротких плащах, туниках и сапогах с открытыми носами. Четвертый, одетый более подобающим образом, в куртку и штаны, беседовал с Глашатаем:

– …С единственной целью – пересечь пролив, о великодушный и милостивый. Только эти выходцы из Ксулаха вместе со слугами, проделавшие долгий путь с юга на север.

– Путь и впрямь неблизкий, – заметил лорд Радих. – Ведь на севере лишь лед и горы.

– Они мечтают узреть неведомые доселе края, – пояснил человек в куртке и штанах. – А когда насмотрятся вволю, воротятся домой, если, конечно, не сгинут по дороге, и напишут книгу о своих странствиях, дабы снискать почет и уважение среди земляков.

Ты наблюдал за происходящим, глядя то на облаченного в белое Глашатая, то на полураздетых ксуланцев. Ты наверняка слыхал о Ксулахе. Время от времени товары оттуда кочуют через горы к вербам – народу, обитающему на юге Ирадена. Или попадают прямиком на корабль. Любое сколь-нибудь крупное судно, курсирующее меж Горбатым морем и Северным океаном, должно пересечь пролив и, как следствие, уплатить дань правителям Ирадена и града Вускции. Благодаря этому Глашатай, Распорядительный совет и видные представители Безмолвных носят шелка, пьют вина, а по праздникам вкушают залитые медом фиги.

Мават тоже не отводил глаз. Но не от ксуланцев, а от Глашатая. Потом недоверчиво моргнул, перевел взгляд на Радиха, с него, нахмурившись, на Зизуми, и снова на Глашатая.

– С приездом, Мават! – объявил тот. – Добро пожаловать домой.

Мават не шелохнулся и не проронил ни слова.

Только сейчас ты заметил, насколько он потрясен, ошарашен, словно вместо теплого приема получил от родной обители удар в спину. Его будто сковал паралич, дыхание перехватило.

– Мой преемник, – пояснил мужчина в белом, ничуть не смущенный молчанием Мавата.

Ксуланцы косились на гостя кто оценивающе, кто с любопытством.

– Подойди, Мават, – поманил его Глашатай.

Радих с Зизуми изваяниями застыли по обе стороны скамьи.

Мават не двинулся с места. Мгновение спустя Глашатай вновь обратился к иноземцам:

– Я обдумаю вашу просьбу и завтра дам ответ.

Такой исход огорчил первого из троицы, а после перевода к нему примкнули оставшиеся двое. Они мрачно глянули на толмача, потом друг на друга и, сощурившись, обернулись к третьему. Тот вытянулся перед Глашатаем и с сильным заморским акцентом произнес:

– Спасибо, что уделил нам время, великий царь.

Глашатай вовсе не царь, а само слово заимствовано из вербского – языка, распространенного в южной части Ирадена. Полагаю, ты владеешь им превосходно. Отвесив глубокий поклон, ксуланцы удалились.

– Что я вижу? – бесцветным тоном вопросил Мават. – Как сие понимать?

В зале повисла мертвая тишина; лишь нескончаемый гул, едва различимый, но осязаемый, будто пол вибрировал под ногами, нарушал ее.

– Где мой отец? – процедил Мават, не дождавшись ответа. – И почему ты восседаешь на его месте?

Признайся, не ожидал? Ты ведь принял человека на скамье за отца Мавата, служившего Глашатаем Ворона всю твою жизнь. Откуда тебе было знать, что это не он?

– Господин Мават, – вклинился Радих. – При всем уважении, помните, с кем говорите!

– Я говорю со своим дядей Гибалом, – все так же бесстрастно откликнулся Мават. – Живым и здравствующим, кой восседает на месте Глашатая, хотя занимать его вправе лишь мой отец. Если только Ворон не умер и Глашатай не последовал за ним. Но коли так, разве башню не должны задрапировать черным, а обитатели крепости не должны носить траур?

Он полоснул взглядом по синим одеждам Зизуми:

– Разве скамья не должна пустовать, пока я не взойду на нее?

– Возникло осложнение, – поспешила оправдаться Зизуми. – Едва мы отправили к тебе гонца, аватар скончался. Скоропостижно.

– Я по-прежнему теряюсь в догадках, матушка Зизуми.

– Именно осложнение, – поддакнул Радих, не поднимаясь с колен. – Удачное слово, великолепно передает суть.

– Племянник, – голосом, поразительно похожим на Маватов, заговорил Гибал, – понимаю, ты обескуражен. Но поверь, мы не могли поступить иначе. Когда скончался аватар, мы послали за твоим отцом, но… Он как сквозь землю провалился.

– Как сквозь землю провалился, – эхом вторил Мават.

– Вывод, господин Мават, напрашивается только один: ваш отец дезертировал, дабы избежать расплаты, – заключил Радих.

– Нет, – замотал головой Мават, – немыслимо. Мой отец не дезертир.

– С тех пор о нем ни слуху ни духу, – добавила Зизуми. – Представляю, какой это удар для тебя, Мават. Мы все потрясены.

– Вы еще раскаетесь в своих словах, – все тем же ровным ледяным тоном заверил Мават. – Мой отец не дезертир.

– Тем не менее его нигде нет, – упорствовал Радих. – Ни в башне, ни в крепости, ни в городе. Мы спрашивали у Ворона, где искать вашего отца, – хотя непросто беседовать с богом, утратившим вместилище, – спрашивали, что случилось. Однако ответ получили двусмысленный.

– И каков же был ответ? – осведомился Мават.

– «Сие недопустимо. Уже близится час возмездия», – процитировал Радих.

– Ты был в трех днях езды, – подхватила Зизуми, – а неотложные дела требовали присутствия Глашатая.

– Под неотложными делами ты понимаешь прием горстки трясущихся ксуланцев? – Голос Мавата звенел от ярости.

– Давно ты не наведывался в Вастаи, племянник. Очень давно, – сокрушенно заметил облаченный в белое Гибал. – Нам хабарнее ладить с ксуланцами, ведь они поставляют не только вино и шелка, но еще оружие и искусных воинов, готовых за мзду помочь одолеть вербов, которые, как тебе известно, теснят нас на юго-западе.

– Само собой, могучий Ксулах одолжит нам армию, а после, по доброте душевной, отзовет ее обратно, стоит только попросить, – съязвил Мават.

– Преемнику Глашатая не к лицу ехидство, – укоризненно произнес Гибал.

– Зароков никто не давал. Подрядов не заключал, условий не обговаривал, – перечислял Радих. – Речь о банальной предосторожности и здравом смысле. Глашатаю надобно смотреть в будущее.

– Воистину, – кивнул Гибал. – В свете последних событий тебе лучше пренебречь службой на границе и остаться здесь, вникнуть, чем живет Вастаи, с какими напастями борется. У нас достаточно воинов, чтобы сдерживать нашествие кровожадных вербов; а преемник у скамьи всего один.

– Мой отец не дезертир, – все так же бесстрастно объявил Мават. – А ты занял мое место. И я желаю выспросить у Ворона почему. Я в своем праве.

Мават не доверился бы тебе и не привез сюда, не обладай ты острым умом, способным верно оценить обстановку. У Мавата была единственная цель – после смерти отца взойти на скамью и править Ираденом, а в назначенный час умереть, дабы укрепить силу Ворона на благо страны.

Титул Глашатая сулил многие привилегии и возможность править (на паях с Распорядительным советом) не только в Ирадене, но и в граде Вускции через пролив. Однако за все нужно платить: через два дня после смерти аватара – птицы-воплощения бога, что зовется Вороном, – Глашатай должен умереть, добровольно принести себя в жертву. Пока очередной аватар созревал в яйце, новый Глашатай водворялся на скамье и давал торжественный обет. Процесс занимал несколько дней. Вороний птенец хоть и служил вместилищем бога, но проклевывался, как и полагается, лишь через месяц. Впрочем, это не нарушало заведенного порядка: пока яйцо зрело, Глашатай успевал умереть, а преемник – занять его место.

Взойти на скамью почиталось за великую честь, но, как ты наверняка догадался, разделить ее стремились немногие. Честолюбцы метили либо в Распорядительный совет, либо в Материнский орден Безмолвных, где за влияние и власть не нужно расплачиваться головой. Потенциальных Глашатаев обычно готовили с детства (и Мават тому наглядный пример), но, несмотря на престиж и ощутимый авторитет, будущее не сулило им ничего радужного, откажись они исполнить предназначение.

– Узурпировать место Глашатая невозможно, – парировал Гибал. – Посягни я на скамью без дозволения Ворона, мгновенно бы превратился в хладный труп. Ради Ирадена мне пришлось пойти на риск. А докучать богу вопросами нет никакой нужды. Ты проделал долгий, утомительный путь, и тут такое потрясение. Ступай, племянник и преемник, отдохни, поешь. После поговорим.

– Не горячись, Мават, – вразумляла Зизуми. – Пойми, у нас не было выбора, да и титул преемника остается за тобой. Ты ничего не потерял.

– За исключением отца, – отрезал Мават и снова повторил: – Он не дезертир.

Видел ли ты его таким раньше? Добродушный балагур и весельчак, до сих пор он шел проторенной дорогой, предвкушая почет и блага, кои сулил ему Ираден. Но если Мават ставил перед собой цель, то вцеплялся в нее мертвой хваткой и не выпускал до последнего. Он делался угрюмым и безжалостным, так уж повелось с детства.

Если ты не видывал его таковым раньше, то узрел сейчас. Картина поразила тебя – или напугала. Не сводя с Мавата глаз, ты попятился и вполоборота схватился за стену – то ли удерживая равновесие, то ли из боязни сверзиться со ступенек. Развернувшись уже всем корпусом, уставился на свою руку, потом на сапоги, явственно ощутив слабую непрерывную вибрацию.

Слышишь меня, Эоло? Теперь слышишь?

Я взываю к тебе.

Для меня и мне подобных любые истории чреваты последствиями. Я должен либо говорить чистую правду, либо воплощать сказанное в реальность, иначе меня постигнет кара. К примеру, можно без опаски сказать: «Некий юноша ехал хоронить отца и вступать в наследство, однако обстоятельства сложились иначе». Уверен, такое случалось неоднократно, ведь умирающие отцы и наследующие им сыновья в мире не редкость. Но чтобы двигаться дальше, необходимы детали – конкретные поступки конкретных людей, влекущие за собой конкретные последствия, – и вот тут по незнанию легко согрешить против истины. Для меня безопаснее излагать только проверенные факты. Либо обобщать. Либо присовокуплять в начале: «Слыхал я вот какой сказ», перекладывая тем самым всю ответственность на первоисточник, чьи речи я передаю слово в слово.

Так о чем поведать? Слыхал я, жили-были два брата, и первый мечтал отобрать все, чем владеет второй, – любой ценой.

А еще слыхал про узника в башне.

А еще – про героя, пожертвовавшего собою ради друга.

Впрочем, есть у меня на примете история, ее и расскажу – без утайки.

Мое первое воспоминание – вода. Она повсюду, напирает со всех сторон, давит необъятной толщей. Тьма чередуется с тусклым колеблющимся светом. Махровые, похожие на цветы существа облепили океанское дно, их стебли колышутся в потоке, очищая воду для крохотных проплывающих мимо созданий. Рыбы с массивными, в броне из костяных пластин головами и алчущими пастями. Шустрые ракоскорпионы и трилобиты, спиральные раковины аммонитов. В ту пору я не знал этих мудреных слов, не знал, что свет, когда он вспыхивает, идет от солнца и есть что-то, помимо вездесущей, всепоглощающей воды. Я только постигал – без суеты и порицания.

Разумеется, мир существовал и за пределами подводного царства. Воздух, суша, голые камни, кое-где поросшие мхом, и крохотные, без единого листочка растения. Позже появились деревья, папоротники, полчища проворных обладателей экзоскелета, скорпионы, пауки, сколопендры, а со временем к ним присоединились рыбы, чьи пращуры выбрались из океанских глубин. Я не разделял их стремления к перемене мест и их любознательности. Не терзался вопросами.

Вероятно, я возник задолго до самых ранних воспоминаний, однако утверждать не берусь. Постепенно трилобиты исчезли – случилось это после землетрясения, пошатнувшего океанский рельеф и взбаламутившего спокойные воды вокруг меня. Затем все надолго погрузилось в ледяной мрак. Покрытые костяной броней рыбы вымерли, и под водой воцарились зубастые обладатели чешуи. Минуло немало времени – не знаю сколько, никогда не пытался подсчитать, но, судя по накопленному впоследствии опыту, прошло не одно столетие, – океан начал мелеть и мелел, пока я, не приложив к тому ни малейших усилий, не очутился на суше.