Завещание Петра Великого

– Молодцом! – подошел к нему Петр, по-своему обыкновению, пылко расцеловав в губы. – Мне такие орлы морские сейчас дозарезу нужны!

Чинам же адмиралтейским сказал так:

– Сей Кожин в науках навигацких действительно преуспел, отчего записать его в подштурманы и отправить для начала класть на карты берега финские.

Вышел из адмиралтейской башни Кожин, вздохнул грудью морской воздух. Хорошо! Натянул потуже треуголку, чтобы ветром свежим не унесло, и двинул к дружкам своим по школе навигацкой, чтобы сообща отметить возвращение в табачном чаду «Австерии Четырех Фрегатов» – любимом столичном трактире всех мореходцев.

Пока подштурман Сашка Кожин отчаянно гуляет со своими однокашниками и ничего не ведает о своей необычной судьбе. Но скоро судьба преподнесет ему первый сюрприз. Ну а мы пока недолго простимся с уже изрядно подвыпившим подштурманом.

* * *

Осенью 1713 года Петр ненадолго завернул в Москву. Там его уже ждал трухмен Ходжа Нефес, тот самый, что пугал астраханских купцов страшной тайной. Привез Нефеса в Москву поступивший на русскую службу и принявший православие персиянин из Гиляни Михайло Заманов, пожалованный не так давно стольником за успешную торговлю персидскирм шелком. Летом 1713 году Заманов уже сопровождал в Петербург из Астрахани и обратно персидского посла, за что был премирован царем 182 целковыми. Теперь сопроводил в Москву и Ходжи Нефеса. Царь заприметил шустрого стольника, еще когда тот сопровождал посла. Поэтому на этот раз вспомнил.

– Ну, выкладывай, друг ситный, что там у тебя за такой ко мне секрет знатный! – приободрил он перепуганного трухмена, когда тот, завидев самодержца, рухнул плашмя на дубовые доски пола.

В разговоре Нефес подтвердил рассказ о реке, что течет сквозь пустыню и полна золота. Более того, заявил, что река золотоносная зовется Оксусом (или Амударьей) и впадает в Каспийское море, но где именно, он не знает. Следовательно, устья Оксуса можно достичь морским путем. Кроме этого рассказал Ходжа, что хивинский хан не столь давно поменял старое русло реки, воздвигнув огромные плотины.

Поведал и то, что если русские выступят против хивинского хана, то их обязательно поддержит астрабадский хан Муса – давний недруг Хивы и вассал персидского шаха. При этом под рукой у воинственного Мусы якобы до 60 тысяч отчаянных кызылбашей, которые только и ждут, чтобы накинуться на ненавистных хивинцев. Ходжа Нефес утверждал, что, находясь в Хиве, сам слышал о готовящемся походе хана Мусы на Хиву.

В целом разговором с трухменцем Петр остался доволен. Идея достичь восточных ханств по золотоносной реке была завлекательной. Вердикт царя был таков:

– Заманова отпустить в Астрахань, чтобы и дальше вызнавал про речку Оксус, а трухменца на всякий случай пока придержим в Москве. При сем содержать сего Ходжу в достатке и сытости!

В тот вечер Петр пребывал в задумчивости, размышляя о том, как неплохо было бы с закаспийскими ханствами задружить и реку золотоносную себе в пользу обратить.

– Лучше все же с Хивой решить дело миром, – рассуждал он с приближенными. – К тому же если между Хивой и Астрабадом действительно вот-вот начнется война, то хивинский хан сам сделает все, чтобы с нами поладить.

Приближенные дружно кивали. Петр же продолжал свои рассуждения:

– Сие Эльдорадо златоносное, ежели слухи подтвердятся, очень большую помощь нам составить бы могло. Уж как нам сейчас надобно это треклятое злато, уж как надобно!

В словах Петра слышалась неприкрытая надежда. Дело в том, что золота и серебра в России тогда еще не добывали, а возили из Азии и Европы, закупая, разумеется, по ценам запредельным, и это в условиях тяжелейшей многолетней войны! Поэтому царь давно мечтал о собственных приисках. И не только мечтал. Уже были посланы люди искать золото на Урале и серебро в Сибире. Но пока ободряющих известий от них не было. Именно потому Петр столь легко и ухватился за слухи о закаспийском Эльдорадо. А чем черт не шутит, глядишь, и в самом деле откроется столь богатая жила, что можно будет не только свои потребности покрыть, но и торговать золотом со всем миром! Впрочем, легких путей к Эльдорадо быть не могло, ибо золото во все времена щедро оплачивалось слезами и кровью… Так что подумать было над чем.

Ученые мужи в Петербурге, однако, сразу же засомневались, что течение Амударьи изменено именно рукотворными плотинами, высказывая мысль, что сия перемена произошла, скорее всего, от землетрясения, которое возвысило землю на восточной стороне Каспийского моря и образовало море Аральское.

– Создание плотин столь больших и крепких требует знаний и расчетов высших – математических, которых у народов тамошних быть не может, – заявили ученые инженеры.

– Увидим – разберемся! – отвечал на эти сомнения царь Петр. – Но увидеть следует обязательно!

Бывший тут же граф Гавриил Иванович Головкин осторожно напомнил государю:

– Что касается хивинского хана, то осмелюсь напомнить, что оный еще тринадцать лет назад присылал вам посла, прося поддержки в войне с трухменскими племенами.

– Ну и что дальше? – наморщил лоб Петр, с трудом вспоминая столь давнее событие.

– К великому сожалению, не имея ни малейшего представления о силе России, хан предложил тогда вашему величеству стать его вассалом.

– А, теперь помню! – улыбнулся царь. – Мы еще смеялись сей магометанской простоте! Да и не до хивинцев тогда было, предстояло у шведов берега балтийские из зубов с кровью рвать. Теперь же времена иные настали, и можно взор свой обратить и к странам полуденным.

– Хива лежит на пути к Индии, а значит, торговый путь через нее грозит нам не только коммерческой, но и политической прибылью! – высказал свои соображения опытный дипломат Головкин. – Пренебрегать столь выгодной возможностью нам не стоит.

А вскоре пришло и письмо сибирского губернатора князя Гагарина. В письме он сообщал, что, по сведениям его лазутчиков, в нынешнее время золотоносный Оксус, который ранее весь тек в Каспий, частично впадает в озеро Арал, так как русло изменил хан хивинский многими плотинами, но и в Каспий впадает также.

И эта новость пришлась по нраву царю Петру:

– И Гагарин, и трухменец говорят одинаково, что устье Оксуса лежит на Каспийском берегу, что делает движение наше в тамошние края предельно легким. Ежели же Оксус ныне плотинами частью направлен в Арал, то моим инженерам не составит труда снова развернуть его полностью в Каспий, чтобы стал судоходен.

– Главное, чтобы сия река действительно золотой песок имела, – поддакнул светлейший князь Меншиков.

Петр же продолжил:

– Исходя из этого, надлежит нам явить свою силу и заключить мирные трактаты с закаспийскими ханами, после чего изучим Оксус.

Эмоциональный Меншиков неожиданно вскочил со своего кресла:

– Мин херц, по сей речке достигнем Индии и будем возить в нее товары из Астрахани, а обратно индийские шелка и камни-самоцветы!

Петр улыбнулся своему нетерпеливому любимцу:

– Прежде чем идти искать пути в Индию через Хиву, Бухару и Персию, следует надежно воссоединить Оксус с морем Каспийским, охватить крепостями восточный берег Каспия, что зело важно для торговли и влияния нашего на Персию и Кавказ.

– Ну а потом? – снова не выдержал нетерпеливый Меншиков.

– А потом создадим кумпанства торговые, по примеру английский Ост-Индской, с центром в Астрахани и будем торговать со всем Востоком и Индией!

Еще ничего не было решено, но Петр уже просчитывал будущие торговые пути, которые бы насытили Россию экзотическими товарами и принесли ей немалый барыш в торговле европейской. Что и говорить, мыслил русский самодержец стратегически!

Начало XVIII века – это далеко не начало века XXI, а поэтому прежде дипломатов и купцов решено было послать за Каспий серьезный армейский отряд, чтобы не только разузнать все и о ханствах местных, и о реке золотоносной, но и показать местным ханам, кто есть кто. И первым на пути за морем Каспийским лежало ханство Хивинское – обширное и загадочное.

После возвращения царя из Москвы в Петербург мысль о закаспийской экспедиции начала обретать реальные очертания.

* * *

За окном петровского домика, что на берегу Невы, хлестал дождь, а над самой рекой стремительно кружили чайки.

– Начнем с главного, – решил Петр, глядя в мутные разводы наборного стекла. – Следует сыскать в экспедицию к хану хивинскому достойного начальника.

Дело действительно предстояло совершенно новое и необычайно сложное, поэтому в ближайшем кругу царя перебрали немало кандидатур, но всякий раз по тем или иным причинам находили их негодными. Наконец князь Александр Меншиков предложил поручика лейб-гвардии Преображенского полка Бековича-Черкасского:

– Лучшей кандидатуры нам не найти.

– Почему же? – удивился Петр, зная Бековича как храброго, но не самого толкового из гвардейских офицеров.

– Бекович родом кавказец, языки восточные с детства знает, при этом магометанству не привержен, так как вырос при царском дворе и крещен в православие. В боях же всегда храбр и преданность доказал.

– Для столь трудной миссии хитрость нужна иезуитская, а Бекович наивен порой, что дите неразумное! – покачал головой царь.

– Ну, не слишком и наивен! – не унимался Меншиков. – С ханом он куда быстрее общий язык найдет, чем какой-нибудь косопузый рязанец. К тому же ежели дать Бековичу инструкции подробные, то он, будучи офицером исполнительным, все сделает как надобно и в точности. Вспомни, мин херц, что имеет он уже опыт успешных переговоров с беками кабардинскими, после чего вся Кабарда тебе мирно присягнула. Так что не столь и наивен Бекович. Да и помощников дадим ему стоящих.

Последний аргумент прозвучал весьма убедительно.

Действительно, несколько лет назад, когда Петру понадобился посол для переговоров с кабардинскими князьями, был послан на свою родину с царской грамотой именно князь Бекович. Миссия оказалось удачной, и местные беки, прочтя царскую грамоту, изъявили готовность служить великому государю всей Кабардой, после чего и были приведены к присяге. На последующих переговорах кабардинские беки торжественно заверяли в своей преданности России, выражая готовность в случае войны с Турцией собственными силами защитить побережья Каспийского и Черного морей от вторжения вражеских войск, а также «чинить поиски» на Крым и кубанских ногайцев, ежели те выступят на стороне неприятеля.

Вспомнил о Бековиче Меншиков неслучайно. Буквально пару дней назад прочитал он проект кабардинского князя о присоединении к России кавказских народов во избежание усиления среди них турецкого влияния. И хотя проект был наивен, усердие автора заслуживало похвалы.

– Что ж, – помолчав, кивнул Петр – Может, именно Бекович и подойдет.

На том и порешили.

29 мая 1714 года князь Александр Бекович-Черкасский получил соответствующий царский указ «О посылке Преображенского полка капитан поручика кн. Алекс. Бековича-Черкасского для отыскания устьев реки Дарьи» и убыл в Астрахань заниматься подготовкой экспедиции.

По пути из Петербурга в Астрахань Бекович сделал крюк, заехав в родную Кабарду, чтобы взять с собою братьев и несколько верных друзей-джигитов. В дальнем и опасном походе верные люди всегда нужны. Пока князь Бекович совершает неблизкую поездку, познакомимся с ним поближе.

Избранник царя родился в княжеской семье в Малой Кабарде и звался изначально Девлет-Гирей-Мурзой. Был он потомком грозного Салтан-бека Аслана-мурзы, княжеское достоинство которого было подтверждено еще царем Федором Алексеевичем. Отдельные исторические источники утверждают, что Бекович-Черкасский и вовсе происходил из древнего княжеского рода Гюрджи-хана, потомка Чингисидов.

В ходе первых столкновений между русскими и кабардинцами Девлет еще мальчиком был забран у родителей аманатом в Москву. Там при крещении был наречен Александром. С фамилией долго не думали: коль отец звался беком, то и мальчишку нарекли Бековичем. А вскоре княгиня Анна Васильевна Нагая (из рода Голицыных), коротая вдовий век, взяла его к себе в дом и, воспитав, как сына, объявила своим наследником, подарив обширные вотчины свои в Романовском уезде. Помимо этого, в подарок от княгини Бекович получил и большой дом в Москве, а также подмосковные села Перхушково с Юдином, став в одночасье богатым человеком. В 1707 году Бекович, подобно многим недорослям боярским, был послан за границу изучать мореплавание. Но в морских науках нисколько не преуспел, а потому был от флотской службы отставлен и определен по армейской – поручиком Преображенского полка. По возвращении из-за границы неудавшийся моряк был по воле царя венчан на княжне Марфе Борисовне Голицыной, к которой питал душевные чувства с раннего детства. Княжна же отвечала Бековичу взаимностью, и брак вышел весьма удачным.

К чести поручика служил России он честно и воевал храбро. Как сражение, всегда первым с саблей наголо, очертя, бросался на неприятеля. Первый бой принял Бекович под Нарвой в 1700 году, затем участвовал в осаде и взятии крепостей Нотебург, Ниеншанц и Митавы. Ну а потом, как мы уже знаем, и в переговорах с собратьями-кабардинцами отличился. Но и это не все! Летом 1711 года Бекович-Черкасский вместе со своим дядей и младшим братом возглавил кабардинское войско, которое двинулось за Кубань охладить пыл зарвавшихся ногайцев. В августе за рекой они атаковали войско хана Нурадина, из рода крымских Гиреев, и наголову его разгромили.

«Войска Нурадына салтана, в котором было пятнадцать тысяч, мы били боем и рубили саблями, в который поход ходили на Кубань с братом нашим князем Александром Бековичем. И того войска Нурадына салтана, несколько побили до смерти, иных в реке потопили, а сам он Нурадын салтан даже насилу ушел», – писали кабардинские князья царю Петру.

Данная победа окончательно ликвидировала угрозу России со стороны ногайской Кубани.

Так что формально князь Александр Бекович-Черкасский был для предстоящей миссии годен по всем статьям. И все же некоторые сомнения у Петра в отношении будущего вождя восточного похода оставались. Почему – он не мог понять и сам…

Глава вторая

Главной опорной базой будущей секретной экспедиции должна была по задумке Петра стать Астрахань.

Именно Астрахань издавна являлись главными воротами в закаспийские ханства, в богатую Персию. Астрахань – это начало и конец Южной России – дальше Каспийское море и почти полная неизвестность. Познакомимся же с Астраханью начала XVIII века поближе.

В центре города, как и положено на Руси, высился стоящий на бугре кремль, вокруг которого расположился Белый город, где особо выделялся торговый дом Демидовых – двухэтажные корпуса «на погребах», по нижнему ярусу – склады, по верхнему – жилье. Так как Астрахани набегами никто не угрожал, стены кремля и Белого города к началу XVIII века уже порядком обветшали. Для пущей важности их еще красили, но не более того.

За пределами Белого города, по южным берегам рек Кутум и Криуша, располагались многочисленные ремесленные и купеческие слободы, именуемые Земляным городом. Часть слободок находилась на островах, разделенных многочисленными протоками – ериками, густо поросшими камышом и осокой. Лес в Астрахани всегда был на вес золота, потому дома издавна строили из камыша, глины и навоза. И хотя время от времени при пожарах выгорали целые слободки, горожане всегда быстро отстраивались заново.

От сточных вод многочисленных солончаков в Астрахани всегда невыносимо смердело гнилыми испарениями, но жителям это нисколько не мешало, все уже давно принюхались. Лишь купцы, возвращаясь из поездок дальних, вдохнув миазмы местные, слезились:

– Эко, отчиной пахнуло, аж горло перехватило!

По воскресеньям именитые горожане и купцы с женами и чадами катались на лодках по реке Кутум, заплывая в речку Луковку, а уже из нее в большой пруд, где купчихи рвали на букеты розовый лотос.

Астрахань была по-настоящему богата. На берегу Волги, вдоль Белого города, кипел нескончаемый базар, самый разнообразный и живописный во всей России. На базаре всегда царило вавилонское столпотворение. Кого там только не было: русские купцы, армяне и персы-гилянцы, сарты из далекой Бухары, чуваши и мордва, татары местные, и казанские, и мишарские, юртовские ногайцы, и ногайцы едисанские, карагашцамцы из Предкавказья, калмыки и кыргызы-буруты…

У каждого купца приколот ярлык с правом на торговлю. Местные приказчики строго следят за порядком, не брезгуя, впрочем, мелкой взяткой.

Чем только не торгуют в Астрахани! В овощных рядах яблоки, грецкие орехи, большие желтые дыни и соленые арбузы. Большим спросом пользовались апельсины в стеклянных банках и вяленые финики, ароматические снадобья, гвоздика и корица. В птичьих рядах помимо кур, уток и гусей продают диковинных птиц – попугаев, говорящих по-человечески, крохотных птичек размером с лесной орех, изумительного оперения, а также уморительных обезьян.

Особое царство-государство – рыбный угол. Искрятся на солнце серебром наполненные рыбой целые возы: выбирай не хочу! Здесь осетры и севрюга, сомы и щуки, сазаны и сельдь особого, астраханского залома. Чтобы севрюга и осетры долго оставались живыми, мальчишки смачивают им жабры водкой. Отдельно в траве возлежат огромные, шестиметровые, белуги, с каждой из которых доставали по двенадцать пудов икры. Поодаль в огромных корзинах копошатся раки.

Рыба в Астрахани идет на все: ее жарят, варят, сушат и вялят, ею откармливают свиней, а в холод топят печи. Из осетрового пузыря варят знаменитый на всю Русь кулук – крепчайший клей, который в Европе продают на вес золота.

Отдельный ряд – икорный! Самая качественная черная икра – зрелая, светлая и очень крупная. Добывают ее из рыбы, пришедшей на нерест в реку, именно поэтому самой лучшей считалась именно икра волжская – астраханская.

Меньше всего народу в золотых и меховых рядах, зато покупатели там все как на подбор – люди солидные и состоятельные. В золотом ряду можно найти дорогую камку – шелковую китайскую ткань с разводами и узорами – и нежнейший астраханский каракуль, тончайшую кашемировую шаль. Там же торгуют уральскими и индийскими самоцветами, а также жемчугом. Персидские купцы торговали бирюзой. Бирюза была красива, но покупали ее с опасением. Ходили слухи, что персы добывают сей драгоценный камень на старых кладбищах, а растет же там бирюза из костей женщин, умерших от несчастной любви.

Если пройти немного в глубь базара, то можно увидеть товар сибирский – мягкую рухлядь: баргузинский соболь и голубого песца, горностая и чернобурку. Между торгующими шныряют осторожные фальшивомонетчики, стараясь сбыть персидское серебро с подмешанной в него медью. Сей промысел опасный, так как фальшивомонетчиков без всяких разговоров тащат на дыбу, но опасный бизнес все равно процветает.

На самом дальнем конце базара торгуют персидских жеребцов и черкасских кобыл, там же продают и домашний скот, и выносливых двугорбых верблюдов.

А на Волге всегда настоящее столпотворение. От Ярославля мимо Казни в Астрахань нескончаемой вереницей медленно плывут величавые и неуклюжие беляны – огромные суда, собранные на один рейс. В Астрахани беляны разбирают на бревна, из которых уже строят морские суда.

Астраханская торговля приносила государству огромный доход. Но кроме торговли город славился и своими промыслами, первым из которых по доходности был рыбный, а второй – соляной. В соляных лагунах поднимали вверх рассол, который затем выпаривали на жаре, в результате чего тот превращался в ледяные глыбы кристальной чистоты. Астраханская соль развозилась по всей Руси.

Если где тогда и делались состояния, то именно в Астрахани. Не зря в ту пору люди говорили: «Астрахань – золотое дно!»

* * *

Несмотря на все свое богатство и стратегическую важность, Астрахань не являлась губернским городом, а входила в состав губернии Казанской. Почему? Возможно, у Петра просто руки до этого не дошли. Поэтому губернатор Салтыков сидел в Казани, а в Астрахани правил от его имени обер-комендант Чириков.

Обер-комендант астраханский Чириков был человеком деловым и разворотливым, при этом подношений не чурался. На мелочь комендант не разменивался: если брал, то по-крупному. Через подставных лиц вел Чириков и собственную, в обход государства, торговлю с персами и калмыцкими улусами. При обер-коменданте состояли советники-ландрихтеры из отставных увечных офицеров: Федор Нармацкий, Ждан Кудрявцев да Степан Кашкодамов. Увечные ландрихтеры в дела обер-комендантские не лезли, довольствовались мелкими подачками и пили горькую.

Узнав о будущей экспедиции Бековича за Каспий, Чириков возрадовался. Жене своей вечером за чаем говорил мечтательно:

– Ежели у черкеса горбоносого дело выгорит, глядишь, и с хивинцами можно будет по-тихому поладить, а там и с бухарцами. Вот где деньги-то попрут, только лопатой греби!

– Ой, боязно что-то мне, Михаил Ильич, – вздыхала обер-комендантша, на горячий чай в блюдце дуя. – Как бы не прознал никто. Уж больно последнее время языки все пораспускали, пора бы поунять.

– Не боись! – кривился Чириков. – Пока я при власти, ни одна вошь не пикнет, вмиг растопчу.

– Ой, топчи-топчи их, батюшка! – закатывала глаза обер-комендантша, пробуя варенье из лепестков роз, купцами армянскими презентованное.

А вскоре появился в Астрахани и князь Бекович-Черкасский.

Между ним и Чириковым отношения с первого дня приезда не заладились. Виной тому была как горячность кабардинского князя, так и интриги обер-губернатора. При этом каждый считал себя главным и делиться властью не желал. Однако у Бековича был именной царский указ, а у Чирикова такового не было. Поэтому после нескольких стычек пришлось обер-коменданту скрепя сердце все же идти на попятную.

Несмотря на мечты Чирикова о будущих барышах, реально помогать экспедиции ни он, ни другие чиновники не спешили. Казанский губернатор Салтыков, получив письмо от царя о постройке судов для плавания по Каспийскому морю, сразу занемог и немедленно отъехал лечиться в Москву, перепоручив дела вице-губернатору Никите Кудрявцеву.

Тот перво-наперво заложил на берегу Волги верфь, куда сплавом начал доставлять корабельный лес. Первоначально строили примитивные расшивы и гортгоуты. Когда же подъехали из Петербурга посланные царем опытные корабельные мастера, то начали спускать на воду более серьезные галеры-скампавеи.

Помимо этого, поручил Петр Кудрявцеву заготовить в Казани 15 тысяч пудов соленой свинины и баранины. Для этого начали сгонять скот. Заработали скотобойни. Одновременно двинулись вдоль Волги на юг солдатские батальоны и казачьи сотни.

Первое плавание по Каспийскому морю должно было носить характер разведывательный. Предполагалось создать одну, а если повезет – и несколько небольших крепостей для будущей экспедиции.

К осени нужные суда были построены, загружены припасами и готовы к отплытию. Никита Кудрявцев, будучи человеком разумным и опытным, от осеннего плавания Бековича отговаривал:

– Зачем тебе, Александр Джамбулатович, нынче в море Каспийское соваться? Там теперь такие ветра дуют, что вмиг все перетопят. Не лучше ли до весны на астраханских харчах отсидеться, а там уже поднимать паруса!

На это Бекович был непреклонен:

– У меня указ царский, и я его исполнить должен!

– Ну, дело, конечно, ваше, военное! – уныло качал головой Кудрявцев. – Так что помогай вам Господь!

* * *

Утром 28 октября 1714 года, отслужив в Свято-Троицком соборе, что на территории кремля, прощальный молебен, флотилия во главе с Бековичем-Черкасским вышла из Астрахани. В данном случае пригодились морские знания кабардинского князя, которым тот обучался в Голландии. И хотя, как мы знаем, особых успехов в них он не достиг, но кое-какое представление о делах морских все же получил, а это куда лучше, чем ничего.

Плавание виделось Бековичу не слишком сложным, и настроение было поэтому преотличным. Сидя в кресле на палубе передовой скампавеи, напевал князь свои заунывные черкесские песни да жевал водный орех-чилим.

В дельте, в отличие от самой Волги, вода была почти прозрачной. Было видно, как у борта ходят рыбьи косяки, хоть рукой черпай! Берега сплошь в непролазных камышах. Суда держали указанный ордер, да и погода благоприятствовала.

Ближайшей задачей было достижение мыса Тупкараган, вдававшегося в Каспийское море к востоку от дельты Волги. С северной стороны мыс омывал залив, принимающий в себя реки Яик и Эмба. На мысе предполагалось построить первую крепостицу, которая стала бы одним из опорных пунктов в будущем продвижении на юг Каспия.

Но хорошая погода, как и предупреждали, продержалась недолго – налетели сильные ветры, и сразу резко похолодало. Море от Волги до Яика вдоль берега в какие-то пару дней забило ледяными полями. Плыть стало не только тяжело, но и опасно. Не обошлось без потерь. Три судна с провиантом затерло в устье Яика, а еще два – в устье Терека. Из-за этого флотилия не смогла дойти даже до Гурьева. Поэтому уже 3 декабря 1714 года пришлось вернуться обратно в Астрахань.