Станция Лихо

Старик вышел на улицу, никак не отреагировав на тычки гвардейцев. За его спиной еле сдерживали слезы супруга и дети. С неба густо валил снег. Не было видно ничего дальше протянутой руки.

Убивать надо было глядя в глаза. Чтобы видеть, что сила в них погасла. Убивать надо было так, чтобы от знающего не осталось ничего. Убивать надо было так, чтобы никто ничего не заподозрил.

Снег падал на бороду старику и таял от его дыхания.

– Борись, мальчик, – прошептал знаток на прощание. – Все идет так, как надо.

Одиночество на миг отступило, дав возможность вдохнуть и выдохнуть. Деваться некуда, надо просто это сделать.

Тело рассыпалось в пыль. Снежинки, эти назойливые белые мухи, исчезли моментально, превратились в воду, которая мелкой взвесью осыпала стоящих вокруг палачей и их работу.

* * *

Паническая атака всегда приходит очень не вовремя, стискивает где-то в районе горла, и невозможно ни вытолкнуть воздух из себя, ни пустить новый.

Я помирала от страха, ожидая, что Егор кинется на меня, начнет колдовать или просто заговорит. Я так хотела с ним поговорить и так боялась произнести хоть слово. А он медленно топил печь, медленно выгонял из избы очередных духов, так же медленно подходил к окну и смотрел на черное пятно среди деревьев.

Он тянул время.

Я так и не решилась завести диалог, Фома и Юра скоро вернулись, встревоженные и запутавшиеся.

– Мы перешли через мост и должны были спуститься на той стороне, – начал сразу Фома. – Но оказались здесь. Развернулись, попробовали еще раз – та же фигня.

– Попытались по одному пройти, – вклинился в рассказ Юра, – но получилось то же самое. Я стоял, ждал Фому у лестницы, он поднялся наверх, быстро побежал в сторону города, а выбежал ко мне.

Егор нахмурился.

– Бабка говорила, что, когда путь так закольцовывается, это кто-то закрыл дорогу, – закончил Фома.

– Наверное, тот, кто ходит вокруг дома, – предположил Юра. – Хочет нас голодом заморить и в лес увести.

– И там сожрать, ага, – скептически заметил Егор. – Этот кто-то не хочет, чтобы мы разделялись. Подозреваю, что, если мы все вместе пойдем, мост пропустит.

– А что такого в том, что мы разделимся? – спросила я.

– Не по плану, – коротко ответил Егор, чем очень напугал меня.

– По чьему плану?

Тревожность зашкаливала, мне тяжело было дышать, а в компании этой троицы я вообще стала стараться лишний раз не сотрясать воздух. Каждый из них может убить, каждый это уже делал. Я не хотела думать, что будет дальше, когда им всем надоест прятаться, когда Фома все же догадается, что его жертва стоит совсем рядом. Тогда Егор начнет защищаться, а Юра притащит своих людей. До кучи еще можно добавить гвардейцев, и тогда я просто помру от переживаний, а не от шальной пули или случайного попадания топора. И пусть я продолжала твердить себе, мол, весь этот мир – чья-то чертова выдумка, ведь он все еще разваливается у меня на глазах, я не была уверена, что в безопасности. Что не развалюсь вместе с ним. Мозг бунтовал.

Забавно, что меньше всего меня заботила черная тьма, которая закрыла выход в город. Перестали удивлять мелкие демоны и духи, они теперь выглядели такой естественной частью этого мира, что без них тут было бы пусто. Иногда я представляла, каким был дом с домовым. Наверное, говорливым. Легче понимать, что это не мой мир, другой, со своими правилами, а я тут просто гостья, случайно заскочила, в метро заснула и до сих пор не могу проснуться. Рука в кармане нащупала блокнотик и карандаш.

Первая страница пустая, всегда пустая. Я не рисую на первых страницах. А дальше какие-то фонари, лавочки, деревья. Всякая мелочь, которую я умещаю в небольшом формате. Рисунки без смысла, чтобы отвлечься. На обложке рисунок, который очень не нравится бабушке. У меня сжалось сердце, когда я достала блокнотик и посмотрела на него. Как там моя бабушка? Если меня тревожностью ломает, то что происходит сейчас с ней?

Мы все сидели и молчали. Могу поспорить, что каждый ждал, когда решение придет само. Я так иногда делаю, когда не знаю, куда двигаться дальше. Просто сажусь и жду.

В абсолютной тишине из лесу стали негромко звать Фому. Фома подорвался.

– Любка?

Он бросился к окну, пытаясь разглядеть среди лысых деревьев хоть что-нибудь.

– ЛЮБА! – заорал он и побежал.

Буквально выпал на улицу, полетел с крыльца и метнулся было в лес, но в него вцепился Егор.

– Стой! Это аука, туда нельзя, погибнешь!

– Я тоже слышу, что меня зовут, – бесцветно произнес Юра. – Меня оно зовет.

– Оно всех зовет, а значит, пора уходить. Чем дольше зовет, тем сложнее терпеть.

Фома затрясся в объятиях Егора и медленно опустился на землю.

– У нас есть только один выход, – медленно заговорил Егор. – Сейчас же уйти из дома обратно в город, знаки нас долго не смогут защищать, еда заканчивается. То, что хочет нас выманить, позвало ауку. Да, мы нигде не будем в безопасности, но в городе больше мест, где можно спрятаться. А лес нас просто сожрет.

Я посмотрела в сторону леса и вскрикнула. То, что я видела мельком, – жуть с обвисшей кожей – теперь показало себя достаточно четко, чтобы его бояться.

Черная тьма оформилась в высокого и очень худого мужичка. У него были невозможно длинные ступни, опущенные ниже колен узловатые руки, покрытые пятнами грязи. Но самое жуткое – это его лицо. Высохшее, обтянутое желтовато-серой кожей, с высоким лбом, потертой кепкой, сдвинутой на затылок. Когда он открыл рот, вывалился длинный синий язык и с чмоком упал ему на ноги. Из пасти потекла черная грязь. Меня чуть не стошнило. Я перевела взгляд на Егора и впервые увидела в его глазах ужас.

Он был хорошо знаком с этим существом и, судя по реакции, ожидал увидеть его позже.

– Надеюсь, то, что я тебе дал, у тебя, – еле слышно проговорил он, поднял на ноги Фому, пихнул в сторону дороги Юру и, пятясь, пошел следом.

Я нащупала в кармане подарок. Речная галька в виде человечка-веточки была на месте. Я очень хотела достать, посмотреть, но что-то меня остановило. Почувствовала, что существу нельзя знать об этом подарке.

Мы бежали к мосту, оскальзываясь на замерзшей грязи. Сзади шаркало оно.

Как и говорил Егор, мост пропустил нас всех, но мы еле успели спрятаться от гвардейцев, которые дежурили с этой стороны.

Район оказался буквально наводнен людьми в форме.

– Что значит это дерево? – тихо спросила я Егора.

– Перевернутый дуб. Желание унизить самый главный символ ладного мира, показать, что у Великого дуба тут власти больше нет, – скороговоркой ответил тот.

Мы пошли через лес вдоль дороги, прячась за поваленными деревьями и пытаясь разглядеть на той стороне жуткое существо.

– Надо как-то добраться до метро, – опять завел свою волынку Юра.

Слушай, может, мы просто свалим из этого района? – спросил Фома. – На кой черт тебе сдалась эта рация? Найдешь связь с ними в другом районе. Вы же наверняка где-то базируетесь. Воспользуешься чашкой, на худой конец.

– Базируемся на севере, – ответил Юра. – Мы туда несколько дней идти будем. А водой у нас никто не пользуется.

– Лучше уж мы туда дойдем, чем поляжем у метро, – стоял на своем Фома. – И зря вы самую стабильную связь отвергаете.

– Так нам все равно идти мимо метро, через центр, через весь город!

Егор терпеливо слушал очередные препирательства.

– Надо заглянуть в твою не твою квартиру, – сказал он вдруг мне. – Она же рядом с лесом?

Я ничего не поняла, но на всякий случай кивнула: стало интересно посмотреть, как выглядит мой не мой дом здесь.

– Слушайте, я только сейчас заметил, – выдал Фома, – снег идет. Мелкий, но снег. Нормальный снег!

– Ой, и правда, – эхом подхватил Юра.

Егор лишь покачал головой. У меня больше не было вопросов, почему эти двое еще не догадались, кто палач. Они не только глухи к некоторым вещам, но и действительно слепы. Так же слепы, как все в моем мире. Я споткнулась от этой догадки.

– Верно. – Егор подхватил меня, а заодно и мои мысли.

– А что в той квартире?

– Надо посмотреть, чего там нет, – ответил Егор. – Ключи далеко?

Я звякнула карманом. Они все это время были у меня под рукой, переплелись с веревкой от камушка. Интересно, подойдут ли эти ключи к замку.

Когда мы пробирались к моему дому, я порадовалась, что в свое время на этом пустыре построили каток, бесполезный металлический сарай и множество маленьких домиков, где когда-то базировался садовый центр. Это все хорошо закрывало нас от гвардейцев, и, кажется, Егор тоже сыграл в этом свою роль. Я не знаю другого объяснения, почему все гвардейцы смотрели в противоположную от нас сторону, никто не повернул к нам головы.

Ключи без проблем подошли к замку, дверь открылась. Нас встретил такой же гнилостный запах, что и в первой квартире. Ногами я зацепила старую влажную тряпочку.

– Недавно умер, – сказал Фома, изучая оставшееся от домового тряпье. – За хозяйкой не смог пойти.

Это что же получается? За бабушкой также пришел Егор или его шакалы? Или все-таки этот мир не близнец, а мой. Просто странно вывернутый. Не может же в этом месте жить вторая я с моей второй бабушкой. Или может? Я просто хотела отключить сознание, не думать.

А еще хотелось злиться, но не получалось даже обижаться. И чего я не поговорила с Егором? Столько раз оставалась с ним один на один. Он бы уже давно меня убил, если бы хотел. Моя чертова нерешительность, которая в очередной раз играет очень плохую шутку.

Егор уверенным шагом пошел в мою комнату. Не мою.

Но расположение мебели здесь было почти таким же, как дома. Так же стоял мольберт прямо напротив входа.

И я ожидала увидеть его пустым. Образ забытой в вагоне картины всплывал сам собой.

Большой холст, я такие форматы никогда не беру, а тут диплом, надо показать, что формат для дипломированного художника не проблема. Серые стены тоннеля, золотое поле, тело, лежащее среди колосьев. Я так живо видела свой собственный проект.

– Ого, круто нарисовано, – присвистнул Юра.

– Ага, у мастера талант.

– Ой, а этот чувак на тебя похож. – Юра встал напротив моей картины и явно сравнивал пальто Егора и последнего знающего.

Моя картина стояла в не моей комнате, на не моем мольберте, в не моем мире.

Я.

Хотела.

Заорать.

Егор медленно обернулся и посмотрел на меня. Да, я нарисовала его пальто. Шляпы только у него не было, обувь другая, но пальто… Это было то самое пальто.

– Я ее в метро забыла. – Это получилось настолько бесцветно и обреченно, что я даже засомневалась, мой ли голос прозвучал.

Все ждала, что начну хотя бы плакать. Общая усталость, мучения с картиной, потом этот жуткий убитый мир, где все хоть и очень знакомо, при этом такое искусственное и шарнирное, – это должно было меня добить. Но я не чувствовала ничего.

Егор, не меняя выражения лица, подошел ко мне, я отступила. Он собирался что-то сказать, но в этот момент Фома, подошедший к окну, охнул:

– Смотрите, что птицы творят!

Про картину забыли сразу.

Мы обычно не обращаем внимания на птиц. Ну летают и летают, гадят, клюют все, что рассыпано. А иногда стоит на них посмотреть. Я видела, как птицы стаями летали над заброшенным районом. С земли они казались куда больше нормальных голубей или ворон.

Эти птицы застыли в воздухе. Одна висела совсем близко к нашему окну. Она была огромная, будто помесь ворона и орла: крючковатый мощный клюв, перья и пустые белые глаза, которые заглядывали в самую душу. Из клюва сочилась тонкая черная струйка и исчезала, улетая к земле. Все птицы были мертвы и замерли в воздухе. Я просто знала, что они мертвы. Они висели над домами, ветер колыхал перья, снежинки строили маленькие башенки на черных телах. У меня из окна была видна школа, и над ее территорией застыла целая мертвая стая.

– А что ты чувствовала, когда рисовала картину? – спросил Егор.

Я не услышала в вопросе ни злости, ни разочарования. Был только интерес.

– Одиночество, спокойствие и печаль, – ответила я, отвернувшись от птиц.

Егор улыбнулся и кивнул.

– Это хорошо.

Я не поняла. Что именно хорошо.

– Вы хотели увидеть Охоту, – громко произнес Егор. – Рад представить вам то, от чего невозможно скрыться.

Мертвая стая страшных птиц была той самой странной Охотой.

Гл. 5

Я не очень понимала, что теперь надо делать: бежать от птиц или ждать, когда кто-нибудь придет. И чем больше я на них смотрела, тем меньше они пугали. Ну висят и висят в воздухе. Жутковато смотрится район, над которым застыли десятки мертвых птиц, у каждой свое положение крыльев. С каждой капает какая-то черная слизь. И все, больше ничего не происходит. Они не нападают, не орут, не пытаются разбить окна. Просто висят в воздухе.

Страшнее только картина, которая стоит в соседней комнате и которой там быть не должно!

– Надо уходить, – сказал Егор.

Почему он так странно отреагировал?

Я не могла нарисовать его, я его не знала. А пальто – таких пальто в модных подборках в Сети тонны. Каждый второй выбирает себе трендовую вещь, чтобы выделяться. В итоге сливается с толпой. Я рисовала это пальто просто из головы. Но нарисовала те же пуговицы, такие же отвороты, даже оттенок совпал.

В ушах звенело, а потом в мире выключили все звуки. И мои собственные мысли казались теперь оглушительно громкими. А вместе с тишиной пришел холод. Причем такой, что куртки не спасали. Этот холод пробился в самое нутро, заставляя дрожать всем телом. Меня и так знобило, а тут заколотило так, что я обхватила себя руками, чтобы унять дрожь. Заметила, что осталась без рюкзака. Он был почти пустой, буквально невесомый, поэтому даже не обратила внимания, где и когда его оставила. Что в нем таскала, тоже не помнила, возможно, документы.

– Может, глянем, что осталось в ближайшем магазине, и вернемся в лес? – спросил Фома. – Там хотя бы топить можно.

Вот только зачем? Мы только ушли оттуда, решили, что там небезопасно. А теперь возвращаться?

Мы молча вышли на улицу, споткнулись о замершую у самого асфальта птицу. На улице тянуло гарью, в квартире из-за холода мы даже не обратили внимания, что изменился воздух. Из-за леса поднимался черный столб дыма.

– Нет больше нашего дома, – вздохнул Юра.

– А может, это все-таки не наш дом?

– А что там еще есть? Ничего.

Оттягивать поход к метро больше не было смысла, и мы побрели через район, постоянно оглядываясь, пригибаясь от каждого шороха. Над головами висели мертвые птицы.

* * *

Последний рассыпался пылью. Орал, кричал, проклинал, прежде чем замолчать навсегда. Часть его души соединилась с остальными. Еще одна крупица в общий котел. Черные птицы в небе лениво взмахнули крыльями и пропали. Работа была сделана.

Гвардейцы стояли, вытянувшись в струну. Ждали приказа. И если раньше ими распоряжался Егор, то теперь командование вернулось к главной беде.

Рядом медленно несла воду река. Что чистили ее канал, что не чистили – она так же отталкивала и пугала.

И вода была единственным выходом.

Егор не стал ждать, когда нападут на него, сорвался с места, перепрыгнул через ограду и скользнул по холодным склизким камням в воду.

– Вода – это переход, – прошептал он.

Мир дрогнул, и Колесо повернулось, подхватывая мокрыми руками заговор.

Гвардейцы поймали лишь воздух в сантиметре от его волос. Тяжело дышали сквозь маски и смотрели, как скрывается в темной воде пальто.

Вода – это переход.

Этому научили в первую очередь. Если надо сбежать, то позови воду. Вода поможет. Вода знает правила. Вода уважает тех, кто следует этим правилам.

Река пронесла Егора через пространство и отпустила в пруду посреди леса. Сквозь деревья проглядывал охотничий домик. Лес вокруг неприятно гудел, щелкал ветками, смотрел злыми огоньками глаз застрявших в городе лесавок.

Если смотреть по карте, то город и так обступали леса заповедников и парков, сейчас они сомкнулись в единое кольцо, не пересечь, не выйти. И застряли в этом кольце и люди, и всякие-разные.

– Убивец, – шептал лес разными голосами, – проклятый убивец! Недолго тебе осталось, человеческая тварь.

Егор выбрался из пруда, стащил тяжелое от воды пальто и пошел в сторону дома.

Вокруг забора, на заборе, даже на стенах – везде были диковинные палочные знаки, скрученные из веток и сухой травы.

– Странная мысль – сделать в лесу защищенный уголок, все равно из города не выйти, – пробормотал Егор.

– Это для тебя, – проговорили совсем рядом. – И для тех, кого ты приведешь и научишь.

Егор не стал оборачиваться, он узнал этот голос и хорошо уже понял – бесполезно искать, кто говорит.

Всякие-разные имеют дурацкую привычку прятаться и подменять собственный облик. Правда, это существо говорило, что его природа отличается от низшей нечисти. Не подруга ему кикимора, которая портит продукты в соседней «Пятерочке».

Дорога до дома заняла больше времени, чем он ожидал. Из-за сырости грязь липла к подошвам, а от холодной воды сводило ноги. Внутри печь оказалась натопленной, по стенам топотали, а на чердаке двигали какие-то тяжести.

– Не переживай, эти скоро съедут, – опять тот же голос.

Егор расправил пальто возле печки и встряхнул, из кармана вылетело что-то тяжелое и с грохотом покатилось в угол.

– Ого, подарок!

– От кого?

Егор достал из темноты гладкий овальный камушек с дыркой под шнурок.

– От реки, но не тебе.

– Знаешь, было бы в разы проще, если бы ты сразу говорил все и не загадками, – тяжело вздохнул молодой человек и сел возле печки.

– Ты знаешь ровно столько, сколько тебе нужно.

– У вас всех дурная манера давать не полную картину, а так, по частям. Авось прокатит.

Голос явно обиделся и больше никак себя не обнаруживал.

* * *

Юра буквально подпрыгивал, пока мы шли к метро. Его рукам снова вернулось беспокойство: он то прятал кисти в карманы, то расстегивал куртку, то пытался поправить несуществующую шапку на голове, в итоге хватался за волосы.

Приходилось петлять по дворам и прятаться между остатками кирпичных гаражей, когда гвардейцы проходили мимо. Смысл птиц над головой все больше терялся: они продолжали висеть и ничего не делать. Только периодически капала и обжигала черная жижа с их клювов.

Не скажу, что я часто гуляла по своему району, но на каждой площадке всегда кто-нибудь тусовался. Оттого печально было смотреть на пустые ржавые качели, потрескавшиеся пластиковые горки и развалившиеся песочницы. Тут постаралось время, потому что после бойни все люди ушли в центр. Мародеры почти не ходили по спальным районам, эти места считали бедными, и тут нечем было поживиться. Все самое дорогое либо уничтожили, либо забрали с собой. А одежда в мире, где весом обладала только внутренняя сила, была уже не нужна.

Фома внезапно подхватил мои мысли и, глядя с отрешенным видом на гнутые качели, стал рассказывать, как раньше одевалась молодежь. Раньше – это в его детстве, лет двадцать назад. Сейчас почти так же, но как-то более расслабленно.

Я улыбнулась. У Фомы когда-то были дети, поэтому он разбирался в том, что любили, а что не любили в нашем «прогрессивном» мире. А судя по разговору, понимал даже лучше меня, хотя я была в этой среде. Но для меня мода принесла только возможность носить платья с кроссовками и прятаться в безразмерные свитера. Удобство для художника чаще становится куда более весомым аргументом, чем красота. Хотя это не всегда. Иногда было настроение надеть что-нибудь элегантное.

Юра в очередной раз споткнулся о половинку шины, и я наконец обратила внимание, что мы проходим по одной и той же улице уже третий раз.

– Мы что, кружим? – спросила я у Егора.

– Ага, нас водят, – ответил тот.

Юра еще больше занервничал. Мы все успели запомнить, что ему надо было на соседнюю улицу, где он выкинул рацию. Он не давал отвлечься от этой мысли.

– Это то же самое существо, что нас через мост не пускало? – уточнил Фома. – Аука которое.

– Ты точно плохо учился, – заметил Егор. – Аука – это просто голос. Он не закрывает пространство, просто прячется везде и подражает на разные лады. То, что закрыло мост и водит сейчас нас туда-сюда, куда хуже простой ауки.

– Это то, что мы видели, с синим языком, – прошептала я.

Ответил не Егор, над ухом прошипели «верно» совершенно другим голосом. У меня подкосились ноги, и я вовремя успела отпрыгнуть – длинные руки царапнули по асфальту, существо заверещало.

– Бежим! – не своим голосом заорал Юра и рванул вперед.

Улица наконец-то сменилась. Юра резко затормозил и стал шарить в кустах.

– Погубит его эта ерунда. – В тоне Егора не было ничего хорошего.

Рация нашлась почти сразу. Лежала на видном месте, я даже подумала, что ее специально так положили. В тот момент, когда мы убегали от метро, Юра швырнул ее не глядя, но с очень хорошей амплитудой. Она просто не могла лежать так близко, буквально на виду.

– Почему это все похоже на какую-то очевиднейшую ловушку? – спросила я. – Из дома не выпускают, если идем не все. По улице водят, словно время тянут.

– Может, потому что это и есть ловушка?

Я бы очень хотела сейчас знать то, что знает Егор, чтобы быть такой же спокойной. Все будто продолжает идти по плану, который он давно хорошо изучил, и никакой организатор этого самого плана ему не страшен. Кроме того существа, которое сейчас от нас отстало. Потому что ему так было удобно. Ему удобно было передвигаться и быстро, и невообразимо медленно, удобно было пугать нас и отпускать вперед. Оно словно играло с нами.

– Штаб, прием, штаб! – затараторил в рацию Юра. – Штаб, это Главный, штаб, прием! Штаб Главному.

В рации какое-то время была тишина. Я уже подумала, что нет на той стороне никого, Юра просто обманывается. Но рация ожила, защелкала и ответила:

– Штаб в канале, Главный, штаб в канале!

Юра чуть не подпрыгнул с воплем «спасены». В его восторге потонуло тихое слово Егора «обречены».

– Главный, Главный, вы сейчас где?

– У метро, где основная точка была, – ответил в рацию Юра. – Тут полный район гвардейцев.

– Вас поняли, продвигайтесь к метро, туда подъедет наш транспорт, он вас вывезет.

Рация щелкнула и замолчала.

– Транспорт? – переспросил Юра. – Каким образом им удалось обзавестись транспортом? У нас никогда не было ни машины, ничего, слишком заметно, слишком сложно угнать. Все машины, которые сейчас на ходу, отслеживаются. Невозможно! Вау!

Все вокруг буквально вопило о подставе, но почему это видела только я? И, наверное, Егор. Но тот явно следовал какому-то плану, и я бы очень хотела знать какому. Фому тоже не насторожило то, что у штаба внезапно появилась какая-то машина, он радостно похлопывал друга по плечу и улыбался.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.