Очерки из будущего

Элизабет Корбетт, Эдвард Беллами, Эдвард Эверетт Хейл, Фрэнк Стоктон, Уильям Стэкпул, Говард Уилсон, Эдвард Бервик, Джон Барнабас, Курд Лассвиц, Элтон Смит, Уильям Хоу, Уильям Крейн, Джулиан Хоторн, Джон Манро, Генри Геринг, Джордж Гриффит, Уордон Кертис

Очерки из будущего

Мой визит в Утопию

Элизабет Корбетт

I

Это заняло бы слишком много времени и слишком сильно истощило бы ваше терпение, если бы я подробно начала рассказывать вам, почему или как я отправилась в Утопию, или даже точное географическое местоположение этого столь спорного места. Достаточно того, что я была там, и то, что я увидела и услышала во время своего краткого пребывания, было настолько удивительным, что я сразу записала про все это и чувствую, что сейчас это вполне достойно вашего внимания.

Был поздний вечер апрельского дня прошлого года, когда я добралась до места назначения – настолько поздно, что после обычной задержки с выдачей моего багажа я смотрела на быстро темнеющую улицу с немного поколебавшимся мужеством. Я сказала "немного", потому что уже тогда понимала, что нахожусь в Утопии, и это, как правило, успокаивало меня, поэтому я быстро вышла из зала ожидания станции и направилась к ближайшему перекрестку.

По одной из тех счастливых случайностей, которые часто встречаются в снах и романах, но так редко случаются в реальной жизни, у меня в портмоне оказалась визитная карточка старой одноклассницы и подруги, давно вышедшей замуж, как и я, но которая, я была уверена, не забыла меня. Я решила немедленно нанести ей визит.

Испытывая естественные сомнения относительно правильности направления своих шагов, я спросила необходимую информацию у хорошо одетого мужчины, который проходил мимо меня, и должна сказать, что была приятно удивлена, получив вместо грубого ответа, брошенного через плечо и при этом едва слышного, весьма учтивое и вежливое указание, что еще раз напомнило мне, что я нахожусь в Утопии.

Поскольку расстояние было невелико, я вскоре добралась до дома моей подруги и, выяснив у служанки, что миссис Дженкинс дома, передала свою визитную карточку и стала ждать ее прихода.

Мне не пришлось долго ждать, в одно мгновение моя подруга оказалась рядом со мной, а ее нежные объятия так же ясно, как и слова приветствия, говорили о том, что она рада меня видеть. Невозможно было устоять перед ее радушием и не успела я опомниться, как обнаружила, что удобно устроилась в ее уютной библиотеке, шляпка и плащ убраны с глаз долой, на маленьком столике рядом со мной – соблазнительный ужин, а посыльный отправлен за моим багажом.

– Ты просто обязана остановиться у нас, – решительно сказала Лора. – И мы постараемся сделать твой визит как можно более приятным, не так ли, Уильям?

– Конечно, постараемся, дорогая, – сказал мистер Дженкинс и добавил столько слов удовольствия от того, что наконец-то увидел близкую и часто упоминаемую подругу своей жены, что я сдалась, вполне довольная, и начала чувствовать себя, по настоянию Лоры, как дома.

После того, как она задала, а я ответил на бесчисленное множество вопросов о судьбе и местонахождении общих знакомых, и мы оба воскликнули, по меньшей мере, дюжину раз:

"Боже, как же здорово снова видеть тебя!" и "Кто бы мог подумать?"

Глядя на раскрытую газету на столе, я попросила:

– Не позволяй мне прерывать свои вечерние привычки, Лора. Я уверена, что ты читала до того, как я вошла, потому что мне показалось, что я слышала тебя, когда стояла в холле.

– Нет, – сказала Лора. – Это Уильям читал газету, и он как раз дочитал ее, когда ты появилась.

– И чуть не прикончил тебя этим, – засмеялся ее муж, – потому что ты почти заснула, когда Джейн объявила о прибытии твоей подруги.

Лора тоже рассмеялась и ответила:

– Ну, я думаю, что так оно и было, потому что статья была на редкость глупой, и я очень устала. Ты не представляешь, каким капризным был малыш весь день, и он не позволял медсестре прикасаться к нему.

– Ну, ничего страшного, – успокаивающе сказал мистер Дженкинс. – Я займусь им сегодня вечером, так что к завтрашнему вечеру ты будешь отдохнувшей и бодрой.

– Право же, Лора, – мягко сказала я, – у тебя образцовый муж: читает тебе газету вместо того, чтобы наслаждаться ею в тишине, как это свойственно мужьям вообще, и, что еще более замечательно, предлагает присмотреть за твоим ребенком ночью, просто чтобы дать тебе поспать. Боюсь, ты и наполовину недостаточно благодарна за такой подарок.

Лора посмотрела на меня с выражением неподдельного изумления, которое быстро сменилось улыбкой, когда она ответила:

– О, я действительно забыла, ты не привыкли к обычаям нашей страны, и поэтому даже такая мелочь, как это, удивляет тебя, но…

– Пустяковое дело! – прервала я её. – Неужели ты считаешь обычным делом иметь мужа, который заботится не только о твоем развлечении, но и о твоем комфорте?

Лора снова улыбнулась и ответила:

– Я полагаю, что только в Утопии можно найти мужей совершенно идеальными, а жен вполне довольными, поэтому я легко могу представить, что ты считаешь Уильяма образцом, хотя на самом деле он действует так, как должен действовать любой мужчина при тех же обстоятельствах, то есть пытаюсь уменьшить заботы, разделяя их и обязанности своей жены, и увеличить радость, разделяя с ней, свои собственные утехи.

– Но, – начала я, – общепризнано, что особая обязанность женщины…

– Измотать себя! Да, я знаю, что в вашей части света в это верят, – тепло сказала Лора, – но я рада сообщить, что в Утопии такой веры не существует, и поэтому даже нечто подобное здесь неслыханно. Мы давно решили, что самое тяжелое бремя не должно ложиться на более слабого партнера по брачному контракту (конечно, когда я говорю "более слабый", я имею в виду физически слабого), и наши дети получают соответствующее воспитание. Как естественное следствие этого, наши мужья не остаются в неведении относительно своих обязанностей, и мужчина, который мог спокойно спать, пока его жена ходила по комнате с ребенком, или который мог наслаждаться тихим вечером с сигарой или газетой, когда его жена нуждалась в поддержке и утешении от его слов, а также от его присутствия, был бы признан чудовищем и наказан по заслугам.

– И каким образом вы это делаете? – спросила я.

– Ну, лишить его дома – очень подходящая мера наказания для любого мужчины, который не знает, как ценить семью. Я полагаю, такого преступника отправили бы в "Исправительный дом для холостяков", и там он был бы обязан прислуживать другим в точной пропорции к степени, в которой он позволил своей жене перегружать себя ради него. Представьте себе страдания женатого мужчины, внезапно лишенного всех удобств своего дома и доброго внимания своей жены, у которого не осталось даже мизерного удовольствия от поиска её недостатков, и скажите мне, не думаешь ли ты, что жена, таким образом, не будет отомщена сполна!

– Несомненно, я так и подумаю, но ты только что сделала одно замечание, Лора, которое я хотела бы, чтобы ты уточнила; ты говорила о "подбадривании и утешении от слов мужа так же, как и его присутствия", и я подумала что, если он ворчун или даже просто раздражительный человек, ободрение и утешение от его слов могут быть, мягко говоря, сомнительными.

– Твою гипотезу, возможно, стоило бы обсудить, моя дорогая, если бы она не была такой невозможной, – ответила Лора с озорной улыбкой. – Ты постоянно забываешь, что это Утопия и что мужья того типа, который ты описываешь, встречаются только в менее благополучных местах. Подумать только – ворчуны! Да ведь женщина могла бы развестись здесь даже без недельной задержки, если бы смогла доказать, что ее муж пристрастен к такому пороку.

Слишком сбитая с толку, чтобы сказать что-либо еще, я несколько мгновений молчала. Мистер Дженкинс, который до сих пор был лишь веселым слушателем, теперь вступил в спор.

– Я полагаю, что вы с готовностью разделите взгляды Лоры, – начал он, – поскольку они непосредственно направлены на благо вашего пола. Быть спутницей своего мужа на самом деле, так же как и на словах, должно способствовать истинному женскому счастью, и в то же время это требует умственной культуры и постоянного развития. Она должна быть достойна отведенного ей положения, и поэтому мы начинаем с того, что обучаем ее устремлению через обладание, а не устремлению без возможности достижения, как это принято.

– Ох! Теперь я все понимаю, – сказала я. – Вы научили своего мужа очень достойно защищать часто обсуждаемый вопрос о "правах женщин". Значит, вы одобряете избирательное право женщин и все остальное? – добавила я, обращаясь к мистеру Дженкинсу.

– Поистине, вы удивляете меня, друг мой, – сказал он искренне, – ибо я всего лишь изрек истину, настолько простую, что она рискует превратиться в банальность даже из более красноречивых уст, чем мои; и все же вы относитесь к ней так, как будто она, по крайней мере для вас, в новинку. Но я не буду обсуждать с вами эту тему сегодня вечером, поскольку надеюсь, что за время вашего пребывания у нас вы узнаете столько же из фактов, сколько и из теорий, к тому же, как я вижу, вы утомились.

– Но одна вещь, которую ты сказала, определенно удивила меня, – сказала теперь Лора, вставая по моей просьбе, чтобы проводить меня в мою комнату. – Ты говоришь о женском избирательном праве так, как будто его не существует в вашей стране. Возможно ли, чтобы женщины нигде не могла голосовать, кроме как в Утопии?

– Так и есть, – ответила я, пожелала мистеру Дженкинсу спокойной ночи и отправилась спать с живым любопытством узнать побольше об этой удивительной стране и смутным желанием, чтобы я тоже жила в Утопии. И мне очень хотелось заснуть.

II

На следующее утро, когда мы сидели и болтали за завтраком, Лора сказала:

– Какое удачное совпадение! Сегодня вечером мы приглашены на свадьбу, и ты можешь пойти с нами, это даст тебе представление о наших обычаях и образе мыслей, которые, я уверена, тебе понравятся, помимо постоянно испытываемого восторга от того, что двое людей связаны друг с другом "и в беде, и в радости".

Мне очень хотелось увидеть, как работает эта новая для меня система, как я ее назвала, чтобы возражать, поэтому после обсуждения того, что мне следует надеть, вопрос, кстати, который никогда не игнорируется в Утопии, где от людей всегда ожидают, что они будут выглядеть наилучшим образом, дело было улажено. Еще одна приятная долгая беседа с Лорой и поездка заполнили день, и вскоре после ужина мы привели себя в порядок и сели ждать прибытия экипажа. Вскоре к нам присоединился мистер Дженкинс, тоже в праздничном костюме, но Лора, критически осмотрев его наряд, воскликнула:

– О, Уильям! У тебя слишком высокий воротник, и он тебе совсем не идет.

– Думаешь, нет? – спросил муж, самодовольно разглядывая себя в зеркале. – Но, Лора, это же новейший фасон воротничка, и сейчас он в моде.

– Я ничего не могу с этим поделать, он тебе не идет, – сказала Лора. – А теперь, пожалуйста, иди и переоденься, пока не приехала карета, чтобы доставить мне удовольствие.

Мистер Джей поднялся по лестнице, а я сидела, потеряв дар речи от удивления. Наконец Лора нарушила молчание.

– Я вижу, – сказала она, – вы поражены, потому что Уильям меняет свой воротничок, чтобы доставить мне удовольствие, не так ли?

– Это так, и я поражена больше, чем могу выразить. Я никогда раньше не видела, чтобы мужчина делал что-то подобное.

– Ну, конечно, я не знаю, как у вас, но у нас мужчина так же обязан угождать своей жене, как жена – своему мужу. Я ношу это платье, потому что Уильям восхищается им, тогда почему бы ему не прислушаться к моему вкусу? Это обязательство, безусловно, взаимное.

– Ах, да! В Утопии все очень хорошо, – вздохнула я, когда объявили о прибытии экипажа и наш разговор закончился.

Мы прибыли несколько позже, чем намеревались, поэтому, когда нас провели в комнаты, молодожены уже были на своих местах, и выглядели они очень естественно – мало чем отличаясь от женящихся пар, которые я видела раньше. Сначала это было несколько удивительно, но позже я подумала, что любовь более или менее утопична по своему происхождению и свойству, и я начала задаваться вопросом, не стремятся ли большинство молодоженов к утопии в своих свадебных путешествиях.

– И как вам понравилась наша свадебная церемония? – спросила Лора, увлекая меня к дивану в дальнем конце комнаты.

– По правде говоря, я не услышала так много того, что привыкла слышать, что, мне это было не особенно понятно. Во-первых, регистратор полностью опустил обещание "любить, почитать и повиноваться" со стороны жены, а во-вторых, он вообще ничего не сказал о долге мужа как защитника и опекунши своей жены или о "ее долге в отношении надлежащего уважения к его воле", абсолютно исключив из своей речи все самое необходимое и трогательное в таких случаях. Да что там, я была поражена.

Лора выглядела удивленной, когда ответила:

– Ах, моя подруга! Твои предрассудки пока не позволят тебе понять или оценить эти вещи по достоинству. Разве ты не знаешь, что в Утопии люди всегда женятся по любви? И, следовательно, мы не берем с самого алтаря обещание любить друг друга, поскольку знаем, что к этому чувству нельзя принудить никакими словами. Что касается почитания и повиновения, то, несомненно, истинная любовь всегда чтит и (лучше, чем повиновение) всегда стремится угодить своему объекту, поэтому мы исключаем устаревшее и бесполезное предложение из нашего списка. Разве ты не заметила, что регистратор (считая само собой разумеющимся, что эти два человека действительно любили друг друга так, как им и положено) много говорил о взаимных усилиях и терпении, много о взаимной нежности и вежливости, обращаясь к мужу и жене одинаково? Разве ты не слышала, как он также говорил, что люди, вступая в брак, должны стремиться сделать друг друга мудрее и счастливее, а значит, и лучше? И можно ли было добавить что-нибудь еще? Но пойдем, я хочу представить тебя кое-кому из наших здешних друзей, так что сейчас некстати развивать эту тему.

– Сначала скажи мне, – сказала я, удерживая ее, когда она поднялась со своего места, – кто эти молодые люди, которые так отчаянно флиртуют прямо передо мной?

– Флирт! – воскликнула Лора, как обычно начиная смеяться над моими словами, но тут же посерьезнела и продолжила. – Это еще одна из твоих ошибок в воспитании, моя дорогая, и, позволь мне сказать, очень прискорбная. Не может быть откровенного и полезного общения между молодыми мужчинами и молодыми женщинами, если оно предполагает такую конструкцию, о которой ты только что упомянула, и поэтому, поскольку мы рассматриваем одно и то же общение не только как удовольствие, но и как средство воспитания культуры для обеих сторон, мы поощряем его всеми возможными способами, и особенно тем, что никогда не комментируем это. Вы никогда не услышите, чтобы кто-нибудь из наших молодых людей сказал, что "мистер такой-то был очень предан", или что "мисс такая-то подарила ему перчатку", и само название "флирт" им неизвестно. У молодого человека может быть и должно быть много подруг, которыми он восхищается и уважает, без необходимости быть влюбленным в одну из них; и, конечно, молодая девушка обладает такой же привилегией. Что может быть естественнее, чем то, что они могут наслаждаться обществом друг друга? И что может быть более прискорбным, чем то, что они выросли во взаимном недоверии друг к другу?

– Я вынуждена ограничиться своим обычным ответом, – воскликнула я. – Все это очень хорошо для Утопии, но это не ответило бы…

– Что ж, тогда позвольте мне ответить за вас обоих, что ужин готов, и я бы не отказался отведать его, – сказал мистер Дженкинс, предлагая каждой руку и заканчивая наш разговор, который не возобновлялся до конца вечера.

III

На следующий день Лора предложила нам пройтись по магазинам – обычай, кстати, ничем не отличающийся от нашего, за исключением того, что все было (как и должно быть в Утопии) очаровательно дешево.

– Как настроение? – спросила я, когда мы шли домой. – Почему у вас в магазинах так мало молодых людей или юношей? Вы предпочитаете женщин-клерков и продавщиц?

– Это вопрос не предпочтения, а права, поскольку мы предоставляем женщинам все эти менее трудные и утомительные занятия, для которых они так хорошо подготовлены, и нанимаем мужчин на более суровых работах, для которых, как ясно показывает их телосложение, их создала природа.

– Как, например?

– Мытье посуды, уборка в доме и тому подобное – все это требует приложения простой мускульной силы без участия разума. В Утопии хорошо понимают, что женская организация слишком хрупка и восприимчива для многих занятий, назначенных ей в других местах, поэтому мы исправили это злоупотребление, насколько это возможно, предоставив такие занятия мужчинам.

– Следовательно, когда нам нужна помощь в очень трудоемких задачах, мы посылаем мужчину; и хотя он не может работать так же ловко, как женщина, и гораздо больше старается и тратит времени, это не является аргументом против его найма.

– Но в нашей стране, – настаивала я, – женщины возражают против того, чтобы им прислуживали женщины-клерки. Я даже слышала, как мои друзья говорили, что им не нравится заходить в магазины, где работают только женщины.

Лора выглядела возмущенной, несколько недоверчивой, когда сказала:

– Такое отношение звучит слишком не по-женски, чтобы высказывать его вслух, и уж точно слишком сильно, чтобы в него можно было поверить.

– Но сами мужчины – разве они не восстали против этого нового разделения труда? Как это возможно, что их заставили согласиться на такую перемену?

– О, в Утопии люди никогда не бывают совершенно неразумными, даже мужчин можно убедить, – с этими словами Лора позвонила в дверь, чего не сделала раньше в интересах нашей дискуссии.

Однако нам пришлось позвонить несколько раз, прежде чем мы смогли войти, а затем нянечка открыла дверь, воскликнув при этом:

– О, миссис Дженкинс! Какой несчастный случай! Кухарка упала с лестницы в подвал и сломала руку, а обед еще не готов; и доктор приходил, чтобы осмотреть её, и он сказал, что ее лучше немедленно отвезти домой; и – боже мой, я совсем запыхалась

Тем временем Лора поспешила на кухню, откуда вскоре вернулась с более радостным сообщением.

Кухарка не сломала руку, а только вывихнула ее, но ей было так больно, что она попросила немедленно отвезти ее домой, потому была вызвана карета, и ее проводили без промедления. Как только это было сделано, я спросил Лору, не могу ли я ей чем-нибудь помочь, добавив:

– Ты понятия не имеешь, насколько я способная в кулинарном плане, моя дорогая, так что не испытывай сомнений.

– Помочь мне? В чем? – спросила она, выглядя озадаченной.

– Приготовить обед, конечно, разве ваша няня не сказала, что он не готов? И я знаю, что Джейн слишком неопытна, чтобы заниматься этим.

– И поэтому ты решила, что отсутствие кухарки должно быть каким-то образом возмещено? – спросила Лора, смеясь. – А ты знаешь, что у меня нет ни малейшего намерения готовить какой-либо ужин или позволять это делать тебе? Нет! напротив, мы отдохнем от утренней утомления, ты в этом шезлонге, я в этом мягком кресле, и, таким образом, нам захочется приодеться и развлечь Уильяма, когда он вернется домой.

– Но именно из-за него я вызвался предложить свои услуги, Лора. Разве он не будет раздосадован, если по возвращении не обнаружит приготовленного ужина?

– Конечно, нет, – холодно ответила она. – Почему он должен быть раздражен больше, чем мы? Конечно, этот несчастный случай ляжет более тяжелым бременем на меня, чем на него, и, следовательно, он должен отнестись к этому дружелюбно.

– Что ж, – был мой единственный комментарий, – это, безусловно, необыкновенная страна, где жены заботятся о собственном комфорте, а мужья едят холодные обеды и, несмотря на это, должны быть добродушными. Это заставляет желать, чтобы остальной мир был похож на Утопию.

Несмотря на все, что сказала Лора, и на все, что я видела, мне было решительно любопытно узнать, как поведет себя мистер Дженкинс в сложившихся обстоятельствах; и я не огорчилась, обнаружив, что, когда Лора выбежала ему навстречу, когда он открывал дверь, она оставила дверь библиотеки наполовину открытой, так что я была невидимым зрителем всего, что последовало за этим.

– Ты пришел раньше обычного, Уильям, не так ли?

– Да, дорогая, думаю, что да, но дело в том, что я был необычайно голоден и поэтому ускорил шаги. Ужин наверняка готов?

– Бедняга! – игриво сказала его жена. – Сегодня ты обречен на печальное разочарование, – и в нескольких словах она рассказала ему обо всех проблемах дня, закончив словами. – Но тебе, в конце концов, не обязательно умирать с голоду, потому что есть холодная ветчина, а если прибавить к ней с хлеб, масло и чашку кофе, то я думаю, ты сумеешь утолить свой голод.

– Я не сомневаюсь, что у меня все получится, – любезно сказал мистер Дженкинс, взбегая по лестнице, в то время как Лора вернулась ко мне с торжествующей улыбкой, которую я не могла не заметить, когда она спросила:

– Итак, моя дорогая подруга, что ты скажешь о мужьях-утопистах?

– Что ж, я могу только пожелать, чтобы некоторые мужья, которых я знаю, брали с них пример, но, возможно, мне не следует судить по мистеру Дженкинсу. Возможно, он необычный экземпляр, не так ли, Лора?

– Нет, – откровенно сказала она, – я не могу сказать, что это так, более того – я знаю, что это не так. Похвала, которой вы его наградили, достойна не столько мужчины, сколько системе, в соответствии с которой он был воспитан и благодаря которой его научили, что неизбежные неудачи в семейной жизни не обязательно являются поводом для холодных взглядов и резких слов; и что женщина может легче перенести крах своего лучшего фарфорового сервиза, чем грубый выговор от мужа за то, что она безрассудно оставила Бриджит у себя. Если случайная неисправность в домашнем оборудовании говорит лишь о том, что оно еще далеко до совершенства, как подло было бы ссориться с озадаченным инженером-конструктором, который, несомненно, тратит все свои заботы на комфорт самого неблагодарного существа! А теперь, что вы скажете насчет ужина, любезная? – спросила Лора.

Итак, мы отправились ужинать. В конце концов, трапеза, безусловно, была очень приятной. Мистер Дженкинс был в отличном расположении духа и развлек нас несколькими смешными историями, которым мы горячо аплодировали.

После нашего возвращения в гостиную он некоторое время читал нам, а потом, поскольку это был последний вечер моего визита, мне нужно было кое-что собрать. Мы с Лорой извинились, и она пошла со мной в мою комнату.

– Мне так жаль, что ты должна покинуть нас утром, – сказала она, усаживаясь на мой чемодан, когда все было сделано. – Я не понимаю, почему ты не можешь задержаться.

– Большое спасибо, дорогая Лора, за твою доброту, но я не могу отложить свой отъезд еще на один день. Сказать по правде, с моей стороны было бы неразумно поступать так, даже если бы я могла, потому что я стала бы недовольна своей страной, если бы слишком долго оставалась в вашей, и, хуже того, возможно, я даже пожелала бы всем нашим мужьям…

– Побывать в Утопии, – продолжила Лора. – Что ж, тогда я не буду тебя больше уговаривать, но сразу скажу спокойной ночи.

IV

Рано утром следующего дня мы расстались с уверениями уважения и дружбы, а также с сердечным приглашением от Лоры и мистера Дженкинса вскоре навестить их снова.

Но я не подчинилась их желаниям и не думаю, что, как бы мне ни нравилось там мое пребывание, я когда-нибудь вернусь в Утопию, ибо, и я могу признаться в этом, результатом даже моего краткого пребывания в этой любимой стране было то, что я (по крайней мере, так сказал мой муж) стала очень неразумной и требовательной.

Еще одно слово. Я стала очень терпимой ко всем тем реформаторам, как их часто насмешливо называют, которые борются с переизбытком насилия и слишком малым изяществом, за дело прогресса, за дело свободы.

Я, как я уже говорила ранее, терпима ко всем таким, несмотря на то, что я не одобряю их полностью и не согласна с их манерой ведения борьбы, потому что я вижу, что они тоже были в Утопии и что они стремятся воспроизвести хотя бы смутные очертания той симметрии и красоты, которые вели их души и пленили меня.

1869 год

Сон в летний вечер

Эдвард Беллами

Это деревенская улица с большими вязами по обеим сторонам, а посередине тянется еще один ряд, расположенный на узкой полосе травы, так что улица и проезжая часть на самом деле двойные. Жилища по обе стороны не только далеко разделены широкой улицей, но и еще более обособлены большими садами со старыми фруктовыми деревьями. Сейчас четыре часа солнечного августовского дня, и над сценой царит тишина, похожая на субботнюю, но с ленивым сладострастием. В течение часа не проехал ни один экипаж, не прошел ни один пешеход. Изредка раздаются звуки детей, играющих в саду, щеколды на воротах в конце улицы, затихающего пение сонного певца – все это лишь знаки препинания поэмы летней тишины, которая длится весь день. На верхушках деревьев ярко пылает солнце, а между их стеблями видны луга, которые нагреваются от жары, как будто вот-вот закипят. Но тенистая улица предлагает прохладный и освежающий вид для глаз и настоящую долину убежища для иссохшего и запыленного путника на дороге.