Клин клином

И «горько!», «горько!», «горько!» без конца…

Мало кем замеченное в разгар пира исчезновение из застолья комиссара «Невьянской башни» Серёги Шпыня вместе с миловидной общительной женой закреплённого за отрядом прораба местного строительно-монтажного управления Парамошкина, и их так же почти незамеченное возвращение через час-полтора с сияющими от удовольствия воровато-виноватыми глазами и потными лицами вспомнятся студенческой братией лишь много лет спустя. На юбилейной встрече выпускников института кто-то, уже изрядно навеселе и, видимо, сопоставляя уровень душевности нынешнего застолья и того далёкого невьянского, задаст невинный вопрос: «А на какие всё же шиши осилилось тогда, в августе семьдесят восьмого, такое грандиозное гульбище? Ведь при денежных-то расчётах по окончании трудов наших тяжких в славном городе Невьянске ни отряд в целом, ни персонально молодожён Кирюха особой пустоты в своих карманах, помнится, не ощутили».

И только тогда экс-комиссар проболтается, наконец, о том, о чём все эти годы скромно молчали, свято блюдя только теперь потерявшую свою актуальность тайну как он сам, так и его нынешняя супруга – бывшая жена бывшего прораба, почему-то вдруг раз, и закрывшего отряду сразу после свадьбы явно завышенные в объёмах выполненных работ наряды.

«Не совсем красивая сделка? – наблюдая за реакцией бывших однокурсников, усмехнётся про себя нынешний прокурор одного из крупных российских городов Сергей Харитонович Шпынь. – А что же никто из вас, ребятушки, в конце того памятного августа не отказался хотя бы от малой части своего более высокого по сравнению с соседними стройотрядами заработка? С каким удовольствием пересчитывали вы свои полученные денежки! И с каким неодобрением, граничащим с брезгливостью, смотрите сейчас на меня. Эх, братцы-отрядцы… Ну и ладно. Тогда-то ведь никто ни о чём лишнем не задумывался. Всем было хорошо. А настоящие подвиги настоящих героев, тому в истории примеров тьма, далеко не всегда бывают справедливо оценены общественным мнением».

В ту же раннеавгустовскую субботу всем присутствовавшим на шумевшей и гремевшей свадьбе в зале столовой одной из ремонтируемых студентами городских школ Невьянска действительно было хорошо – весело, сытно, пьяно.

Только вот… за сотню километров от этого доброго пира, в областном

городе – «столице Урала» Свердловске кому-то было совсем не до веселья.

***

– Ох, ну и чудо-о-вище же этот твой зятёк, Счастливцева! – усердно пыталась отпоить валерьянкой, корвалолом и ещё какими-то попавшимися под руку микстурами Изольду Павлиновну её ближайшая подруга Ника. – До та-а-кого даже мой гадёныш вряд ли додумался б…

– Заткнись, Ник… – болезненно морщилась пребывающая в состоянии только что застреленного из-за угла, но не совсем ещё мёртвого человека Изольда.

– Молчу, Павлиновна, молчу…

– Ну, на что способны все ваши так называемые зятья по сравнению с этой вот напастью?.. – изо всех сил сдерживаясь, чтобы не закричать, «тёща поневоле» брезгливо держала в дрожащих от негодования руках пачку совсем свежих цветных фотографий с изображением всех этапов загсовского

ритуала бракосочетания её любимой дочери Виктории с самым отвратительным из всех ублюдков человечества.

И ведь умудрилась же какая-то мерзопакость ходячая из работников фотоателье за считанные часы изготовить эти оскорбительные для глаза снимки, несколько минут назад издевательски-нагло врученные ей вульгарно ухмыляющимся нарочным прямо в руки в конверте, перевязанном ярким бантиком. Да ещё с приложенной не менее оскорбительной, чем сами снимки, телеграммой с грифом «Срочная», способной разбить сердце любой уважающей себя женщины-матери: «Дорогие мама папа от души поздравляем вас нашим бракосочетанием состоявшимся точно срок когда вы получите фотографии свадьба будет самом разгаре извините что не пригласили вас это сделано во избежание публичного скандала целуем дочь Виктория зять Кирилл постскриптум надеемся на понимание прощение всё будет хорошо постпостскриптум ваши сватья хоть и тоже не участвовали в подготовке свадьбы и не попали на неё благодаря чьей-то очень умной телеграмме но на курорте как сообщили вчера по телефону отдохнули хорошо передают вам пламенный привет».

– Нет, ну хотя бы для приличия должны они были пригласить вас, а, Счастливцева? Втихаря-то ведь зачем… И что это за идиотские подозрения в способности таких солидных людей, как ты и твой супруг, затевать публичные скандалы. Вот я бы ужо…

– З-заткнись, говорю!!! – Изольда Павлиновна обессилено упала в кресло и протянула в сторону подруги руку:

– Коньяку!

Ника с готовностью сноровисто набулькала «под склень» объёмный бокал:

– Ради Бога, моя хорошая, успокойся! Ну не стоит этот подонок даже капли твоего здоровья.

– Да замолчишь ты, наконец, тараторка глупая?.. – Изольда Павлиновна жадно глотнула терпко-ароматной обжигающей жидкости.

Неужели высшие силы способны всё-таки допустить этот треклятый апокалипсис?.. О-о-о… Нет… Мстить, мстить и только мстить!!!

– Изольд, а может…

– Последний раз прошу заткнуться, убью ведь!

– Ну, хорошо, милая, молчу. А всё-таки…

– Что всё-таки?! – вскочила Изольда Павлиновна с кресла. – Сейчас, в эту самую минуту, пока мы с тобой жрём тут корвалол вперемешку с коньяком, мою Вику, мою рождённую для жизни в исключительно высшем обществе доченьку…

– Родная моя, Изольдушка, не плачь ты так, пожалуйста… Не дари своих слёз этому выродку.

– Это простолюдинское убожество, это грязное рабоче-крестьянское быдло чёрт знает в какой дыре, в нечеловеческих условиях… по-скотски…

Изольда Павлиновна резким движением руки смела со стола всё что на нём было и поставила на освободившуюся поверхность только что опустошённый бокал. Забрав из рук подруги бутылку коньяка «Отборный», сделала посильный глоток прямо из горлышка.

– Изольд, умоляю, успокойся, – видя, что подруга уже явно не владеет собой, Ника осторожно взяла из её рук бутылку, достала второй бокал:

– Давай-ка лучше выпьем немного вместе и обсудим ситуацию. Может, не так уж всё и безысходно, как кажется?

– Он у меня ещё попляшет… иудино семя!

– Не сомневаюсь, Счастливчикова, попляшет, да ещё как, при твоём-то уме да при твоих связях.

– И правильно не сомневаешься, Ник… Но, связи здесь не понадобятся. Сама справлюсь. Даже мужу не дам встрясть в ситуацию. Пусть себе играет в домино во дворе, лопух, да молится на жену свою добытчицу и защитницу (Изольда Павлиновна считала себя и на самом деле являлась главой семьи по праву – при скромном муже-инженере с его мизерной зарплатой она занимала более чем уважаемую в теневых деловых кругах и очень «хлебную» должность – руководила крупным трестом ресторанов и кафе, имела обширнейшие знакомства вплоть до столичных и немало высокопоставленных покровителей, в большинстве своём павших жертвами её бесспорной неотразимости. Однажды в тенёта обольстительницы Изольды попался даже и долго потом не мог выпутаться ни много ни мало первый секретарь Центрального Комитета компартии южной союзной республики).

– Ну, вот и ладушки, Изольдушка… Давай ещё по маленькой и – баиньки. Утро вечера мудренее. Да и я тут у тебя, с твоего позволеньица, переночую, чтобы тебе не слишком тоскливо было одной да при таких делах – благоверный-то твой опять, как я понимаю, в командировке.

– Да-авай! – резко спьяневшая не столько от дозы выпитого, сколько от усугублённого коньячными градусами стресса, Изольда Павлиновна, ещё разочек хорошенечко приложившись к бокалу, тяжело поднялась с кресла и,

пошатываясь, двинулась в сторону спальни. У двери она обернулась:

– Я уже знаю, что делать. Только пока никому, Ник! Ч-ш-ш…

– Никому, никому, Из! Вот те крест! А о чём речь-то?

– А о том, что суп с котом! Клин клином вышибать будем. Слыхала, небось, о такой процедуре? Вот то-то же… – между делом в очередной раз продуктивно соприкоснувшись своими сверхъестественно красивыми порочными губами с коньячным бокалом, Изольда Павлиновна, начав сильно заикаться, ворочала языком уже не без труда. – Т-так г-где, г-говоришь, эта наша с-свадьба?

– А хрен ё маму знает! Гонец, притащивший фотокарточки и телеграмму, адреса не назвал.

– З-значит, с-свадьба, чтоб ей пусто было, п-пела и пляс-сала? А-ах, э-э-та с-с-с… – если бы Ника не успела подхватить Изольду Павлиновну под бока, та бы ухнула на пол прямо там, где стояла.

***

Ну а свадьба… Что свадьба?.. Свадьба в это время и впрямь, как положено, пела и плясала вовсю. И всё на ней было честь по чести. Даже самые продвинутые в части веселий стройотрядовцы какой-нибудь месяц назад такого себе даже представить не могли. А счастливым жениху и невесте, милостию тёщиной попавшим было в патовую ситуацию, такой поворот событий да с эдаким финалом и вообще казался верхом исполнения мечтаний.

Правда, счастливая невеста Вика, несмотря на всю романтичность и сказочность этой восхитительной к тому же и по смелости воплощения истории, как порядочная дочь в глубине души всё-таки жалела, что нет сейчас рядом пусть иногда излишне властной и строгой, но по-своему любящей мамы, пусть и слабовольного, но такого доброго папы… Не могла бесхитростная новобрачная при этом даже догадываться, что её совсем ещё не обтрёпанное в житейских перипетиях чистое дочернее чувство и, при всей спорности с некоторых пор, всё ещё в какой-то мере безотчетное доверие к самому родному на свете человеку – матери очень скоро сыграют далеко не лучшую в судьбе всего семейства роль. Именно эти святые чувства дочери помогут её родительнице осуществить свои замыслы, направленные, по разумению Изольды Павлиновны, исключительно во благо…

Счастливый жених Кирюха – от рождения неизлечимый легкомысленный романтик, а теперь на полном серьёзе взявший на себя ответственность за благополучие создаваемой семьи, тоже, как порядочный сын, немного сожалевший об отсутствии на свадебном пиру его простодушных, бесхитростных, далёких от элементарного понятия о каких-либо интригах родителей, на следующий же после свадьбы день без колебаний отпустит свою возлюбленную для поправки немного пошатнувшегося из-за предсвадебных волнений здоровья на курорт, куда пригласит свою дочь нежданно-негаданно свалившаяся как снег на голову Изольда Павлиновна. Отпустит не только ради душевного равновесия самой жены, но в большей мере ради сохранности здоровой основы для физического и психического благополучия будущего малыша. А сам останется в отряде мужественно отрабатывать денежные издержки, связанные с такой удавшейся свадьбой, которая запомнится не только ему с

с Викой, но и всем его друзьям-студентам, наверное, до конца жизни.

И лишь спустя годы, уже после официального развода, который, несмотря ни на что, не помешает Виктории и Кириллу остаться добрыми друзьями, узнает он и истинную причину нерождения «самого настоящего ребёнка», о котором влюблённые так мечтали, и вообще о многом, что помогло злодейке судьбе изящными руками Изольды Павлиновны разрушить их только-только начинающееся семейное счастье.

Вика без малейшей утайки расскажет Кириллу, что пока тот в поте лица трудился последние недели на самых трудных, а потому и высокооплачиваемых объектах своего стройотряда, чтобы с честью выйти из материально зависимого положения, в которое ввергли его расходы на женитьбу, красавица-тёща изощрилась в своем коварстве по высшей, как говорится, планке. Изощрилась настолько, что спустя некоторое время самой станет не по себе. Это когда ей, уже пенсионерке, растерявшей свои былые влиятельные связи, поблекшей внешне и не совсем здоровой телесно, вдруг неудержимо захочется прижать к груди крохотное живое существо – мальчика или девочку, – хоть капельку похожее если не на неё самоё, то хотя бы только на Вику, а прижать окажется некого…

Изнывавшая поначалу от так полностью и не удовлетворённой жажды мести, прозреет «фаворитка дьявола» (как называли её некоторые завистницы) Счастливцева слишком поздно, когда увидит и поймёт, что сотворённое её собственными усилиями женское бесплодие дочери не только не убило чувство Вики к своему первому и, видит Бог, единственному по-настоящему любимому мужчине Кириллу, но и лишило дочь возможности исполнить главное предназначение женщины и в последующих, всё менее и менее удачных браках. Когда похоронит тихоню-мужа, в душе всегда стоявшего за истинные интересы дочери, глубоко страдавшего морально из-за некрасивых «антизятьевых» и прочих подобных проделок неукротимой жены, но так за всю совместную с нею жизнь и не осмелившегося хоть раз «вякнуть» против, в результате не выходя из хронической депрессии спившегося и скоропостижно скончавшегося от не такого уж и внезапного, вполне ожидаемого сердечного приступа. И – когда, в предназначенный ей Богом час умирая, обнищавшая и измученная болезнями сама, не увидела рядом ни единого близкого человека (дочь в эту минуту находилась на очередном лечении от бесплодия). Их, близких, у чрезмерно горделивой дамы увы, не получилось.

***

В августе же того неблизкого уже года, когда Вика послушно сменила свадебные наряды на курортные, видение её матерью жизненной правоты было иным. Безоглядно отдаваясь сладкому чувству мести «супостату-совратителю невинной девочки, коварно пробравшемуся в зятья туда, куда его не звали, злостно и цинично надругавшемуся над интересами и честью порядочной семьи», мстила мама-тёща изощрённо, цинично, хладнокровно.

Для начала Изольда Павлиновна высмотрела среди курортников респек-

табельного кисловодского санатория «Красные камни», а затем и на территориях соседних цитаделей здоровья нескольких наиболее симпатичных лицом и стройных телом и при этом достаточно высокого с виду уровня жизни молодых людей, как бы невзначай перезнакомилась с каждым сама и, запросто потом с ними со всеми общаясь, поочерёдно представила их своей дочери.

Одновременно с этим она, как хороший знаток и тонкий ценитель изысканного образа жизни, начала исподволь, помимо прочих прелестей южного курорта, приобщать Викторию к умеренному, согласно её возраста, но регулярному согласно конечной цели, употреблению хороших вин. И дочь, после досадной предсвадебной заминки опять всецело доверяя жизненному опыту матери и её здравому уму, делала всё так, как та ей советовала. Испытывая от этого, впрочем, естественное и немалое удовольствие.

Ну а дальше – как по писаному. Кто-кто, а уж Изольда-то Павлиновна,

хотя бы благодаря профессии, знала толк в организации ресторанных и иных застолий и как никто другой умела во время этих застолий сводить и знакомить между собой нужных друг другу или общему делу людей!

Как мы уже отметили, опять исключительно доверяя своей матери, Виктория послушно вдыхала изумительные букеты винных ароматов и пробовала, пробовала, пробовала… Сначала робкими мелкими глоточками, а через считанные дни уже достаточно смело. При этом её несколько удивляло и отчасти даже настораживало, почему с первых же глотков вина вся её воля как-то непонятно размягчалась и вскоре исчезала вовсе, и ей до изнеможения страстно хотелось тут же отдаться своему любимому Кирюхе.

Но Кири, как ни обидно, рядом не было. Он добросовестно и самозабвенно «строил коммунизм» в далёком уральском Невьянске, ничуть не опасаясь ненужных всплесков прятавшегося до поры до времени сверхпотенциала викиного женского темперамента. Темперамента не менее необузданного, оказывается, в отдельные способствующие тому моменты,

чем темперамент её матери.

«Как жаль, Кирюшенька, родненький ты мой, ненаглядный, ласковый, – шептала, постанывая от сжигающего низ живота нестерпимого желания отведавшая очередной поднесённой матерью порции хорошего вина Вика, – что ты так далеко, что не здесь сейчас, не со мной. Как легко ты променял свою любимую на кирку и лопату! А ведь, по словам, всё чаще повторяемым в последнее время мамой, свято место пусто не бывает…»

И «свято место» в мягкой тёплой постели рядом с тоскующей молодой женой трудяги-стройотрядовца, ничего в этом неестественного нет, было, в

конце концов, занято. Одним суперменом, вторым… и так далее…

Изольда Павлиновна, и сама ещё как не чуждая плотских наслаждений, извиваясь очередной ночью в горячих объятиях очередного кавалера в своём номере «люкс», больше чувствуя любящим материнским сердцем, чем слыша ушами сладострастные чуть ли не вопли дочери из другого номера, азартно нашёптывала, иногда забывшись, непозволительно громко, вводя в

недоумение собственного постельного партнёра:

– Давай, доча! Давай, родная! Так ему! Так, свинёнышу, сосунку голозадому… Пусть знает, как с грязным рылом да в калашный ряд, как жениться без спросу не на своей ровне!

Дней за пять до окончания санаторного отдыха Изольда Павлиновна, отмечая в карманном календарике дату положенного по графику начала викиной менструальной трёхдневки и с чувством величайшего удовлетворения не заметив ни малейших внешних признаков изменения в самочувствии дочери, которая обычно в такие дни тяжко страдала, была на седьмом небе от счастья – неужели строптивица, так неосмотрительно выскочившая замуж за человека низшего сорта, забеременела в разлуке с ним? Как хорошо! Неважно, от кого из сегодняшних ухажёров будет у неё ребёнок – за любого из них, по оперативно наведённым Изольдой Павлиновной справкам, незазорно выйти замуж даже дочери министра. Главное – развод с ненавистным плебеем 3Кирькой гарантирован!

– Доченька, – необычайно ласково ворковала за ужином в санаторном ресторане наедине с Викой мать. – Сегодня тебе бы пораньше лечь спать. Вы уж извините, Майкл, – улыбнулась она подошедшему в этот момент к столику безупречно одетому молодому человеку, – у нас тут кое-какие женские секреты.

– Мама, ну какие секреты, о чём ты? Не хочу я рано ложиться. Мы с Мишей собрались в гости в одно интересное место, – с лёгким недоумением отвечала матери Вика. – Хотя, Михась, ладно, подожди меня в машине, мы с мамой сейчас закончим.

– Вик, но у тебя же сегодня должны были начаться…

– А-а, вот оно что! Должны, да не обязаны… Мам, ну имеет же право замужняя женщина быть элементарно беременной?

– О-о-й, умница ты моя! Неужели? Я так рада! У-ф-ф…

– Странно, мамуля, ведь ты так не хотела нашей с Кирей женитьбы.

– Че-его? С каким Кирей? Ты что плетёшь, доча?..

– Как что? Ладно уж, сознаюсь. У нас будет ребёнок. Примерно месяцев через шесть с половиной.

– Не-е-ет!!!

– Мамочка…

– От кого угодно, от азиата косоглазого, от негра чернопузого, если они королевских кровей, конечно, но только не от… – задохнулась в рыданиях глава семьи Счастливцевых.

– Ма-ам…

***

На следующий день, когда Вика, расслабленная очередным материным винным угощением, на этот раз, несмотря на обнаружившуюся беременность, почему-то в чересчур повышенной дозе, крепко-накрепко уснула, приглашённая Изольдой Павлиновной знахарка споро взялась за привычное, на редкость щедро оплаченное красивой властной женщиной-заказчицей дело. В результате умело проведённого почти безболезненного сеанса брюшного массажа молодая жена нежеланного зятя Изольды Счастливцевой исторгла ближайшей ночью из своего чрева два кровавых комочка, два совсем малюсеньких только ещё намека на подобие «хомо сапиенс», двоих не рождённых, а по сути убиенных человечков, один из которых мог бы стать мальчиком, второй – девочкой.

И хотя сама Вика, никогда до этого даже в мыслях не допустившая бы подобного греха перед Богом и Природой, в силу своей полной в тот момент беспомощности не могла воспрепятствовать этому детоубийству и формально не является соучастницей преступления (грех Вики состоял лишь в согласии принять из рук матери бокал-другой коварного вина, которое и усыпит её накрепко, как иногда уже случалось), но наказанной на всю оставшуюся жизнь оказалась именно она. Несмотря ни на какие последующие усилия самых дорогих врачей и колдунов, вопреки статистике, согласно которой подобные массажные аборты, в отличие от хирургических, практически не влекут бесплодия даже для «отяжелевших» впервые, эта наивная красавица не забеременеет больше никогда. И прекратит на этом своё цветение одна из ветвей старинного рода Счастливцевых. Рода, в основе своей состоявшего из добрых людей, да «проморгавших» проникновение в среду свою вируса гордыни в лице женщины неописуемой красоты. Красоты, которая иногда – от лукавого.

***

В последующие, тяжёлые для большинства жителей страны «перестроечные» девяностые годы уходящего двадцатого столетия, одинокая после похорон «недотёпы-мужа», отблиставшая своё Изольда Павлиновна, оставшись без средств к существованию вследствие потери обширных былых любовных знакомств и деловых связей, без хоть какой-то работы ввиду полной неспособности уживаться в коллективах в качестве не царицы, а обыкновенной труженицы, и, главное, без здоровья по причине слишком сладкой без малейших ограничений жизни многие годы до этого, существовала очень и очень нелегко. Периодически оставаясь совсем без денег, которыми её не очень баловали ни государственный пенсионный фонд, выдающий крошечную пенсию, ни часто меняющиеся зятья – никчемные как один мужья дочери Виктории, Изольда Павлиновна вынуждена была распродать не торгуясь, порой за сущие гроши всё ценное из нажитого в лучшие времена имущество. И кабы не периодически оказываемая, на первый взгляд случайно-спонтанная, но на самом деле достаточно внимательно-регулярная материальная и прочая всесторонняя помощь разбогатевшего и выросшего в довольно крупного общественного деятеля её так нелюбимого бывшего зятя Кирилла Геннадьевича Бубнова, не помнящего зла по натуре своей «простолюдинской», жизненный путь этой горделивой женщины мог оказаться значительно короче…

Возникшее было в душе бывшей королевы красоты чувство унижения от вынужденности принимать жизненно важную помощь из рук «плебея ублюдошного» начало постепенно сменяться на что-то незнакомое, похожее на человеческое, почти доброе… и уже готово было, подавив непомерную свою, искусственно культивируемую все свои сознательные годы гордость, вот-вот перерасти в слезливое чувство искренней благодарности к этому не обозлившемуся за прошлые обиды человеку. Увы… безжалостная и мало предсказуемая в своих визитах, редко ждущая специального приглашения смерть оборвала этот запоздавший процесс.

***

Но всё это будет потом, позже. А в ту, лучшую субботу их жизни молодые брачующиеся чувствовали себя по-настоящему счастливыми. Ведь это в их честь, из чистых дружеских чувств именно к ним стольких представителей славного студенческого сообщества, из праведного протеста человечности против корыстного расчёта и снобизма шумело это весёлое и радостное, искреннее и доброе свадебное застолье.

И трепетно-нежные уста жениха с невестой Кирилла и Вики под неумолчное скандирование «Горь-ко, горь-ко!» снова и снова сливались в бесконечно-сладком поцелуе…

Примечания

1

Свердловский институт народного хозяйства

2

Неофициальное «междусобойное», не утверждённое парткомом института название студенческого строительного отряда, числящегося во всех ведомостях, по воле институтского начальства, как «Законник». Возникло в честь знаменитой «падающей» наклонной 60-метровой ярусной дозорной башни, построенной в городе Невьянске нынешней Свердловской области в 1725 г. По преданию, наклон башни произошёл в результате негласно санкционированного «свыше» затопления её подвала вместе с работавшими там в это время людьми. Работники эти (по тому же преданию) под началом знаменитых освоителей Урала промышленников Демидовых чеканили золотые червонцы, качеством не уступавшие царским, что, в свою очередь, и явилось причиной уничтожения «антигосударевых» и мастерской, и мастеров «одним ударом» (период правления Екатерины II)

3

В Др. Риме представитель народа – плебса (латин.); в Зап. Европе в средние века и позже плебс – широкие слои городской бедноты. В современном употреблении – нечто вроде понятия «простолюдин».