Интернатские. Мстители. Любовь и дети Ханум

Но вовсе не в этом главная твоя ошибка, Артемий, если вообще правомерно считать ошибкой то, что человеческому разуму никак не подвластно – допускать или не допускать к своему сердцу, принимать или не принимать дарованное Богом чувство. Нет, конечно, ничего тут от тебя, как и от любого иного, хоть трижды стойкого и порядочного мужчины, окажись он на твоём месте, не зависело бы ни при каких обстоятельствах. Промах твой – а вот тут уже от ума кое-что зависит! – немного в другом: негоже прилюдно целовать азиатскую женщину, да ещё в присутствии её собственного мужа. Даже – по такой уважительной причине и такому официально-торжественному поводу, как сегодня.

Ты не заметил, как почернел вдруг лицом Амирхан? А ведь следовало тебе, умудрённому жизненным опытом, знать, что кровь предков, текущая в жилах мусульманских мужчин, ой как сильна своей генетической памятью к тем временам, когда посторонний не имел права к чужой жене не то что прикоснуться, а даже видеть её лица. Ну, что ж, посмотрим, что будет дальше…

V

Счастливая Тамара не чуяла под собой ног от радости, когда они с мужем возвращались поздно вечером в ставший вдруг таким неинтересным барак. Неужели у них теперь есть свой угол – целая квартира, в которую они могут вселиться хоть завтра, прямо в праздничный день? И прямо с той же послепраздничной ночи она имеет полную возможность не спеша и досыта налюбиться со своим сладкоголосым красавцем Амиром, не стесняясь, как было до этого, громко (возможно – притворно) храпящих за тонкими стенами барачных соседей!

Не замечая какого-то необычного сопения непривычно молчавшего всю дорогу мужа, Тамара обернулась и крепко прижалась к нему:

– Ой, Амирка, как я тебя люблю! Теперь ты сможешь свободно и сколько угодно, хоть во весь голос, распевать дома песни, репетировать для своей художественной самодеятельности. А главное, деточек наших привезём… как только садик достроят. Как я по ним соскучилась!

– Поживём – увидим… – уязвлённая мужская гордость Амирхана, перед глазами которого всё ещё упорно стояла сцена их поздравления в Доме культуры, когда ставший отныне ненавистным большой начальник целовал ЕГО жену, пыталась бороться с нежной страстью к ней.

– Что случилось, Амирхан? – упавшим голосом, ничего не понимая, еле выговорила Тамара. – Тебе плохо?

– Да нет, всё хорошо, и даже очень. Особенно тебе и этому… Герою.

– А-а, вот ты о чём. Чудак! – облегчённо вздохнула она, убедившись, что муж, слава Аллаху, не заболел, а всего лишь нелепо ревнует к совершенно безобидному эпизоду. – Ведь не я же его обняла… а у них, наверное, так принято, когда поздравляют. Этот, как его – протокол.

– Меня такие протоколы не устраивают! Если без них не обойтись, давай уедем. Поживём пока опять у моих родителей, потом построим свой дом, будешь детей воспитывать. А я без дела не останусь, шофера везде нужны.

– Ты с ума сошёл? Интересная жизнь здесь, на целине, только начинается!

– Интересная для кого?

– Для нас с тобой и для детей наших, которых уже есть куда привезти. Ну, успокойся, пожалуйста. Пусть ещё кто-то ко мне только попробует приблизиться, хоть с медалькой обещанной, хоть с орденом… мигом забудет, зачем подходил! Я ведь только тебя одного воспринимаю как мужчину, и ты это прекрасно знаешь. Ну, пойдём скорее домой! Я так истосковалась по настоящей, ничем не сдерживаемой твоей нежности, Амирка, за время этой насквозь прослушиваемой и во все щели просматриваемой барачной жизни, не могу больше ждать… даже переезда в новую квартиру. Пошли же!..

Амирхан, как ни изощрялся подольше попроявлять мужскую суровость, всё же не устоял под ласками жены. Вспыхнувшая несколько часов назад в его душе жгучая ревность теперь и самому ему представлялась несерьёзной и, едва добравшись до своей комнаты в бараке, они наконец-то решились не обращать внимания на всё слышавших, как им не без причин казалось, соседей и на всю ночь отдались той сладчайшей страсти, с которой любили друг друга с первого мгновения их знакомства и хотели любить вечно.

VI

После новоселья Азимовы вплотную занялись ремонтом, приведением в

безукоризненное рабочее состояние своего грузовика, основательно

основательно потрёпанного в ходе уборочной и последующих осенних сельхозработ. Когда, наконец, был достроен и открыт давно обещанный властями детский сад с яслями для самых маленьких, съездили на несколько дней на родину в Узбекистан, где надарили кучу подарков родственникам и друзьям, забрали детей, нажитое за короткую супружескую жизнь небогатое добро и, вернувшись в свой целинный совхоз, некоторое время жили хоть и, будучи занятыми от зари до зари, нелегко, но – относительно тихо и спокойно.

Долго, однако, такое тихое спокойствие продолжаться не могло согласно элементарной логике: как интересные во многих отношениях, сильные, незаурядные личности, Амирхан и Тамара просто не могли быть не востребованы общественно-политической жизнью, особенно в стране, активно строившей коммунистическое завтра. Он, обладавший прекрасным голосом и абсолютным музыкальным слухом, был замечен руководством отдела культуры райисполкома и, получив соответствующее приглашение с обещанием всяческих льгот, стал все без исключения вечера пропадать на спевках патронируемого районным управлением сельского хозяйства хора, в составе которого исполнял нередко сольные партии, совмещая эти занятия с репетициями народного театра, где как талантливый, хоть и без специального образования, исполнитель различных, в том числе и заглавных, а то и главных ролей быстро набирал вес. Она – волевая, рассудительная и трезвомыслящая даже в сложных ситуациях работница, быстро выросшая до должности бригадира шоферской бригады, серьёзная мать, да ещё и обаятельная красавица, была избрана секретарём совхозного комитета комсомола. Одновременно оба вступили кандидатами в члены КПСС7. Жизнь сделалась ещё интенсивнее, без малейших просветов, которые можно было бы назвать досугом, свободным временем…

Однажды, нежданно-негаданно, Тамару пригласил на индивидуальную непротокольную беседу секретарь партийного комитета совхоза, по сути и традиционно в советской административно-управленческой иерархии – комиссар, второй человек на предприятии, и с некоторой грустцой в голосе повёл разговор, судя по интонации – явно не желаемый для него самого, но, видимо, обязательный как директива, спущенная негласно «сверху», и не просто сверху, а, как выявилось впоследствии – через районное руководство из высших эшелонов областной власти.

– Понимаешь, Тамарочка, жизнь – такая уж не совсем и не всегда справедливая штука… лучших людей из любой организации всегда стараются забрать себе организации вышестоящие. Вот и вы с Амирханом, что вполне закономерно и естественно, приглянулись там, в верхах. А мы, ваше тутошнее начальство, вложившее в вас душу и сердце, сами здесь в вас нуждаемся как в передовиках производства и способных общественниках, полюбили вас как родных. И товарищи по работе вас уважают, ценят.

– Спасибо, конечно, на добром слове, – насторожилась Тамара, – но, причём здесь какие-то верха? Да мы ж только обживаться начали. Нам здесь

нравится – работа хорошая, по общественной части очень даже нескучно, дети пристроены, соседи хорошие, которые всегда и с детьми, если надо побудут, и по хозяйству помогут, и вообще… кто кого забирает-то? И куда?

– Ну, с детьми вы и в городе не пропадёте, там ещё и получше для них условия будут.

– Какой город, о чём вы?

– Областной центр.

– А целина? Мы зачем сюда ехали? За романтикой, осваивать новые земли, давать стране рекордные урожаи хлеба и всё такое. А городов и в нашем Узбекистане полно – хороших, красивых и… каких хочешь.

– Да никто у вас целину не отбирает, Тамара. Областной целинный город – это тот же передний край борьбы за рекордные урожаи, и, надо полагать, значительно серьёзнее, чем наш маленький совхоз. А суть вопроса вот в чём. Твоего Амирхана на одной из репетиций слышали гости из области, и обнаружили в нём большое дарование. Хотят пригласить в город и, немного подучив, принять артистом в настоящий, может, даже, академический театр.

– А я?

– Не пугайся, никто тебя с любимым разлучать не собирается. Тебе могут предложить в том же областном центре работу на легковой автомашине «Победа». Квартиру, как семье с тремя малолетними детьми, дадут сразу. Благоустроенную, с ванной и тёплым туалетом, с газовой плитой на кухне. Бельё тебе будет стирать машина, а если не захочешь и на машинке – сдашь в прачечную, где мигом и дёшево отстирают-погладят, будь здоров… ну и другие удобства, не то, что здесь…

– А мне, всё-таки, и здесь неплохо…

– Не будь эгоисткой, Тамара, ты ведь не такая. Поговори-ка, лучше, с Амирханом.

– А почему вы сами ему обо всём этом не скажете?

– Дело в том, что он, как мы уже успели заметить, мягко говоря, ревнив. А возить на «Победе», как понимаешь, тебе придётся большого начальника – мужчину. Других вакансий на легковых машинах на сегодня, к сожалению, в этом городе нет. Предлагать же грубую работу на тяжёлых машинах не хотят, поскольку ты, как-никак, очень красива, и лучше бы подольше сохранила свою женственность – для своего же мужа и детей. Ведь грузовик, и ты, вероятно, чувствуешь это сама, постепенно, но неумолимо огрубляет. С годами женщина вообще становится похожей на мужика, делается своей, а вернее, что совсем уже ненормально, – своим в мужской рабочей среде. Таким, понимаешь, гибридом – жено-мужик. И любой, даже самый что ни на есть любящий муж в такой ситуации может со временем непроизвольно потянуться к более нежным представительницам вашего прекрасного пола.

– Да никогда в жизни! Вы плохо знаете моего Амира! Чтобы он за чужой

юбкой погнался?.. – готова была расплакаться Тамара, интуитивно, в то же время, понимая житейскую правоту старого коммуниста.

Парторг промолчал. Тамара восприняла эту паузу как сигнал к

окончанию разговора.

– Хорошо, я поговорю с ним, – грустно выдавила она из себя на прощание. – Только не торопите, пожалуйста. Дайте нам время созреть для такого решения.

– К сожалению, Тамара, времени на раздумья не так уж много. Неделя – максимум. Руководство театра, как и области в целом, может в любой момент поменяться, а у нового, как водится – новые заботы, новые люди… Амирхан же – артист, как говорится, от Бога. Грех своими руками лишать его правильной судьбы. Вот, видишь, партийный работник, атеист, а заговорил с вашими проблемами как поп: Бог, грех… ну, в общем, ступай и помни, что ваша более удачная судьба – в твоих руках.

VII

Через несколько дней, погрузив пожитки в ставшую уже почти родной полуторку, Азимовы переезжали на новое место. Управлявший машиной Амирхан, в котором подспудно боролись между собой страстное желание стать артистом и «упёртое», в связи с противоречивым характером, нежелание расставаться с профессией шофёра, был задумчив и рассеян. Тамара, готовая ради любимого хоть ползком ползти на край света, и не меньше его обожавшая езду за рулём любой, даже самой непритязательной автомашины, грустившая при расставании со своим первым в жизни собственным «углом», была, тем не менее, собранна и сосредоточенна – дети требовали недремлющего материнского ока.

На её плечи и легло, в основном, обустройство по приезде в город: налаживание семейного быта в непривычно просторной благоустроенной квартире, оформление детей в ясли. Пока Амирхан утрясал свои первоочередные творческие вопросы с руководством театра, она успела обежать и объехать полгорода и разузнать, в каких магазинах лучше покупать питание для детей, где и какие есть службы быта и заведения культурного досуга, способствующие всестороннему и гармоничному развитию женской личности. Помня разговор с совхозным парторгом, она меньше всего хотела теперь быть «своим среди шоферов жено-мужиком».

Незнакомого ей пока начальника, которого она в качестве персонального водителя должна будет возить на «Победе», перед самым их с Амирханом приездом вызвали на совещание в Москву, и у неё было три-четыре дня до выхода на работу, которые и потратила, само собой разумеется, с максимальной пользой для семьи – исключительно на домашние дела. Всё складывалось прекрасно. Но когда Тамара в назначенное время явилась по назначенному адресу, то испытала настоящий шок – её новым начальником оказался только что возглавивший обком партии Артемий Иванович Богатырёв. И ездить ей предстоит уже не на «Победе», а на более шикарном представительском автомобиле «Зим».

Нешуточным, причём, наверное, более тяжёлым шоком явилось это обстоятельство и для Амирхана, узнавшего о таком коварном повороте судьбы вечером же по окончании первого рабочего дня Тамары от неё самой.

– Ловко, ничего не скажешь! Заманили дурака театром… – Амирхан еле сдерживал ярость.

– Амирка, любимый, поверь, я тоже ни чуточки не знала, кого придётся возить. Ну, ради детей наших, не обижай меня подозрениями. Хочешь, я завтра же уволюсь, и уедем назад в совхоз? Нас примут.

– Да я не тебя подозреваю. Красивой шофёрки этому гаду захотелось! Чтобы в любое время, как приспичит, вызывать на работу якобы по служебной необходимости, и – наслаждаться. Ведь таким тузам не смеет отказать ни одна, если хочет в тёплом месте работать. У-ух, ненавижу!

– Пожалуйста, успокойся! Я ведь и на самом же деле считаюсь классным водителем. Вот, отдел кадров, чтобы обеспечить меня, к тому же и как многодетную мать, не очень тяжёлой физически работой, взял да и устроил сюда. Богатырёв даже сам вроде как удивился при встрече. Какая, говорит, приятная неожиданность!

– Приятная, говорит? Неожиданность, говорит? Ну, ладно, раз им в

обкоме нужен просто классный спец, то предложишь завтра же меня на своё место. А тебе подыщем другую работу, или, в крайнем случае, дома посидишь, с детьми – этот труд тоже нелёгкий, и не менее полезный для общества, чем возить толстопузых начальников.

– А как же театр? Ты что, Амирка?

– Театр подождёт. Буду, пока, по мере возможности, заниматься в художественной самодеятельности. Есть ещё народный непрофессиональный театр – как у нас в районе был, только посильнее, конечно. Надеюсь, смогу выкраивать время ещё и на учёбу, ведь у такого большого начальства, как твой Богатырёв, всегда найдутся сменные шофера.

– Ну, почему – мой? Опять ты… – выскочило у Тамары, но она тут же осторожно смолкла. Спорить с мужем в таком его настроении было бесполезно. Судя по накалу страстей, на карту, более чем вероятно, была поставлена их семейная жизнь. А жизни этой без Амирхана она для себя не мыслила. Тамара здраво решила не усугублять обстановку, и… согласилась – пусть муж займёт её место за рулём богатырёвской машины, если тот не будет против. Никто ничего в таком случае не потеряет – Богатырёв обретёт в лице Амирхана ничуть не худшего, а может, даже, и лучшего, чем Тамара, водителя. Тамара же, перейдя на какую-нибудь работу попроще, получит больше возможности быть с детьми. А за семьёй, если ничего по большому счёту не изменится, наверняка сохранятся и только что полученная прекрасная квартира, жизнь в которой казалась раем по сравнению со всем тем, что было раньше, и хороший детсад. Да и прочие, так неожиданно-удачно выпавшие на их долю блага, терять в одночасье не хотелось.

Богатырёв на удивление благожелательно и без лишних расспросов воспринял предложение Тамары заменить её Амирханом. И даже составил ей протекцию, благодаря которой она оформилась на необременительную работу водителем дежурной машины в одном из малозаметных, не отличающихся бурной деятельностью учреждений неподалёку от своего дома. И жизнь опять потекла своим естественным спокойным руслом.

VIII

Сидя вечером в своём огромном кабинете руководителя целинной области, который он занял всего пару дней назад, и нервно выкуривая без перерыва одну папиросу за другой, Артемий Иванович пребывал в расстроенных чувствах. Проработав всего-навсего одну смену, вдруг объявила, что не может больше быть его персональным водителем, Тамара Азимова. А ведь из-за назначения её на эту должность он рисковал потерять свою: слишком уж сильно хотел постоянно видеть рядом с собой эту фантастически красивую и невероятно чистой души женщину, для чего и использовал, впервые в жизни в личных целях, всё своё влияние как высокого руководителя и жизненно-дипломатический опыт некоторых нижестоящих работников идеологического фронта. И это, в свою очередь, наверняка не осталось незамеченным для недоброжелателей, каковых всегда достаточно у любого успешного политического или общественного деятеля, а уж у должностного лица его уровня – и подавно… и которые в удобный для них момент всегда подбросят «наверх» компрометирующую это должностное лицо информацию. Последствия таких доносов чаще всего предсказуемы – добром дело кончается очень редко.

А может, лучше было бы поручить в тот день поздравление Азимовых с вручением ключей от квартиры кому-нибудь из подчинённых по главку, и ничего бы этого не было – ни внезапно вспыхнувшего чувства, ни страха за карьеру?.. Ну уж, нет! То, что, помимо чисто прагматических душевных терзаний, он сейчас испытывал по отношению к этой божественной женщине, милее и дороже всего, чем только может одарить человека жизнь. Такими подарками судьбы нормальные люди не разбрасываются. А он – не безумец. В своих глазах, конечно. В мнении же окружающих – кто знает…

О причинах её отказа работать с ним бок о бок Тамара просила не расспрашивать, а вместо себя предложила «лучшего шофёра всей целины» – своего мужа Амирхана. Мгновенно смекнув, в чём дело, Артемий Иванович потому-то без лишних слов и распорядился уволить Тамару переводом на какую-нибудь необременительную шоферскую работу где-нибудь поближе к её дому, а в штат на освободившееся место зачислить Амирхана Азимова. Такой вариант развития событий был хотя и не из самых приятных для Артемия Ивановича, но всё же лучшим, нежели полное исчезновение Тамары из поля его зрения. Ревнивый Амирхан всегда будет рядом, за рулём персональной машины Богатырёва, и поводов для подпитки его подозрений не будет никаких хотя бы в рабочее время, занимающее практически весь день. А раз Амирхан здесь, то и Тамара – в этом городе, где-то недалеко, и можно будет, хотя бы иногда, видеть её… а если повезёт, то и – о, счастье! –пообщаться. Пусть редко, пусть накоротке, если уж сорвалась совместная работа из-за такого дикого нрава её мужа, но даже мимолётное общение с предметом обожания даст ему, Артемию, крошку счастья, о природе которого он до этого, оказывается, мало что знал по-настоящему.

Наиболее точным определением данного состояния Богатырёва было бы,

наверное, классическое «седина в бороду – бес в ребро» или, в более щадящем варианте, просто – «бес попутал». Хотя… если учесть его безупречное прошлое, классика тут, пожалуй, отдыхает…

Как многократно за послевоенное десятилетие писалось в газетных очерках о «настоящем коммунисте» Артемии Ивановиче Богатырёве, жизнь его состоялась и оценена обществом как поучительно-насыщенная, интересная, полезная для народа и даже героическая. За плечами – успешная учёба в университете, славный боевой путь, ряд ответственных должностей после войны, множество наград за заслуги перед Отечеством, а добропорядочная женитьба ещё до войны увенчалась рождением двоих детей – сына и дочери, теперь уже взрослых, с собственными сложившимися судьбами. После известия о трагической гибели жены под бомбёжкой в первые дни войны, Артемий (он думал, что вместе с женой погибли и дети) перестал быть осторожным, без особой необходимости лез под пули и однажды был тяжело ранен. Вынесла его с поля боя на себе и выходила медсестра Нина… но сама Нина в последующих боях, увы, не убереглась, и вот, теперь она, беспомощный инвалид, у него на руках…

Ну, ладно, судьба, если верить всем его общественно-политическим характеристикам, по большому счёту, если не считать некоторых тягот по женской части, удалась… а был ли он хоть чуть-чуть счастлив? Да и что такое «чуть-чуть»? Счастье – оно или есть, или его нет. Его благородная верность венчанной с ним кровью и так жестоко покалеченной на войне второй жене Нине, которую он не бросил и по сей день, казалась ему сейчас бледной потугой выглядеть лучше, чем он есть. А ведь этот акт верности раньше возвышал его в собственных глазах, и любые попытки даже интереснейших во всех отношениях женщин сблизиться с ним он категорично пресекал: об измене жене и речи быть не могло. Будучи прикованной к постели, она оставалась для него другом номер один.

Прежнее отношение ко всему этому, чем дальше, тем больше выглядело, по его собственной оценке, дешёвым фарсом. Любви на самом деле давно уже нет. Нет волнующей страсти, острого желания встреч… есть только сохранившееся уважение. И ещё – жалость, которая, как ни банально это звучит, никогда не заменит любовь. Любовь, пиком которой по рациональному замыслу земной природы является зарождение новой жизни. А процедура этого зарождения заключается в великом наслаждении от слияния разнополюсных тел, разных начал – мужского и женского. Всё остальное – миф. Ну, какая может быть любовь к немощному, измученному болями телу – этой уставшей от такой жизни, иссохшей умирающей оболочке души? Уважение к личности – да. Благодарность за всё хорошее в прошлом – да. Чувство сыновьего или родительского, супружеского, наконец, долга – да, да, да. А вот… любовь между мужчиной и женщиной как взаимное притяжение для продолжения рода – это нечто иное…

IX

Всё свободное от шоферской работы время Амирхан проводил в

народном театре. Домой возвращался чаще всего поздно вечером или даже за полночь, когда малыши уже давно спали. Спали они и рано утром, когда отец уходил, борясь с желанием перецеловать их личики, ручки и ножки, сдерживаемым лишь опасением нарушить сладкий безмятежный младенческий сон. Воскресные дни так же, как и будние вечера, были до предела заполнены бесконечными репетициями или концертными выступлениями. То есть, если рассматривать события объективно, то с детьми молодой родитель, можно сказать, и не общался. С женой же – только по ночам на супружеском ложе…

Тамара, наоборот, посвятила детям весь свой досуг, забирая их, здоровеньких и жизнерадостных, после работы из яслей, и ни на минуту не расслабляясь до следующего утра, когда скрепя сердце передавала их на целый день в руки ясельных нянечек. Иначе говоря – вкладывала в дочурок и

сына свои физические и душевные силы без остатка. На парикмахерские, ателье мод, библиотеки, кино и музеи, вопреки её наивным ожиданиям, не только ни капли сил, но и ни часочка времени уже не оставалось. А так грезилось после вынужденного переезда в город приобщиться к образу жизни современных культурных женщин, стать настоящей дамой, чтобы быть для своего любимого Амира привлекательной всесторонне, а не только в постели, как в последнее время!

Но… грёзы грёзами, а дети есть дети. Ради их здоровья и спокойствия она отказалась бы от отдыха совсем, готовая не только поступиться собственным здоровьем и красотой, но и без колебаний отдать свою жизнь, если это им хоть в чём-то поможет. А умный и любящий Амир это обязательно поймёт и оценит! И никогда не взглянет на другую женщину, чего когда-то необоснованно опасался добрый совхозный парторг, прощальный разговор с которым почему-то не выходил у неё из головы.

Как ни грустно, а парторг, в конечном итоге, оказался прав: если мужчине постоянно в течение трудового дня приходится общаться со многими женщинами, по роду своей работы и в силу образа жизни более ухоженными, холёными и интеллигентными, чем собственная жена, которую видишь лишь урывками, да и то в затрапезном виде – простеньком домашнем платьице, вечно невыспавшуюся и уставшую, у него почти неизбежно возникают какие-то побочные симпатии, соблазны, от которых не всякий способен отмахнуться. А если при этом ты ещё и сам хорош собой и поневоле возбуждаешь интерес к себе со стороны особ другого пола?.. Да если, вдобавок, с кем-то из таких особ, помимо чисто служебных контактов, у тебя есть какое-то общее хобби, совместное любимое занятие? Тогда – всё… пиши, пропал…

Словом, не миновала чаша сия и Амирхана. Возникло у него влечение к весёлой и общительной белокурой Риточке – одной из секретарш его начальника Богатырёва. По вечерам и в выходные дни Риточка вместе с Амирханом с упоением репетировала в народном театре и самодеятельном хоре. У них хорошо получалось пение дуэтом, и художественные руководители всё чаще задействовали их в совместных выступлениях в концертных программах и спектаклях. А поздними вечерами после репетиций или выступлений Амирхан, как истинный джентльмен, провожал Риточку до её дома.

Она жила одна в отдельной квартире, была обеспечена материально, недурна собой и хорошо воспитана. В то же время – довольно начитанна и остроумна, с ней было не скучно. Вдобавок ко всем прочим перелестям, от неё постоянно исходил сногсшибательный аромат дорогих духов. Этот аромат своей дурманящей силой затмевал даже, в моменты его ощущения, тот манящий природный запах тела красавицы-жены Тамары, который во все иные, не связанные с Риточкой, моменты жизни был для Амирхана приятнейшим из запахов, существующих в природе.