Мигранты. Писарчуки

– Нормальные люди помогают другим не в расчёте на их, или свыше откуда-то, благодарность, а просто не могут хотя бы не попытаться помочь тому, кто в помощи нуждается.

– Брось ты, Артамонов, моралистикой меня пичкать! Она не для меня, и вообще не для сегодняшнего дня. Не пойму, чего ты злой-то такой… К Мормышкину, что ли, неудачно съездил? А вот на него-то, как раз, эмоций тратить следовало бы меньше всего.

– Ну, как же не тратить эмоций, если это – главная, экономически ключевая сегодня для газеты фигура, кормилец-поилец. К делу нашему относится с душой… да и ко мне лично…

– С какой душой, опомнись, друг ты мой ситцевый! Газета для него – сиюминутная прихоть, денег на определённом этапе девать стало некуда. А лично на тебя ему плевать, да настолько глубоко, что затоскуешь, если узнаешь всю правду.

– И насколько же она горькая, эта твоя правда?

– Артамонов, если ты меня не сводишь сегодня же вечером, или, согласна – в ближайший выходной в хороший ресторан, а после него не покажешь, наконец, давно тайно влюблённой в тебя женщине, что ты настоящий мужчина, способный удовлетворить её во всех отношениях, то наживёшь в её лице вместо ценнейшего друга смертельного врага, ибо получишь от неё сейчас такую информацию, каковая продаётся только за деньги или другие не менее ценные услуги, поскольку опасна подобная информация для продающего. Опасна, быть может, даже смертельно. А попутно – поговорим, хотя бы кратенько для начала, о сокровенном… самом-самом…

– Луиз, а может, лучше воздержаться пока от такого серьёзного разговора? Как бы он роковым не оказался… И о сокровенном этом… семья у меня хорошая, не заслуживает она двусмысленности, недоговорённости по отношению к ней, попросту обмана, даже с такой великолепной, – я не иронизирую, – женщиной, как ты.

– Что, испугался? А влюбить в себя бабу и не уделять ей даже щепотки мужского внимания – порядочно? С тех пор, как ты поставил, прости Господи, раком всю эту нашу шайку-лейку в «Мастере», не одна бабёнка из редакционных отдалась бы тебе по малейшему зову хоть на тротуаре. А ты –

ноль внимания даже на меня, подлец… лучшую из лучших.

– Я не ловелас и никого в себя влюблять не пытался и не пытаюсь. Да ты посмотри на меня – невзрачный мужичонка без особых внешних достоинств, каких толпы на улице… таких в народе ботаниками прозывают…

– Ладно прибедняться, ботаник со спрятанными достоинствами! Стерженёк, я всегда чувствовала, – а меня обмануть в таких делах трудно, – в тебе тот ещё… не то что вся эта размазня моих соучредителей по «Мастеру», среди которых ни одного стоящего мужика. Всё импотенты или педерасты, если вообще не гермафродиты.

– Судишь об этом компетентно?

– Без твоей интеллигентской деликатности этот вопрос звучал бы: «А ты что, всех их перепробовала-перещупала?» Тьфу! И ещё раз тьфу! Да ну их… Короче, слушай… Кое-кто из моих реальных ухажёров-воздыхателей служит, не чета тебе, гастарбайтеру залётному – в настоящих силовых ведомствах, то есть в спецслужбах. И любую оперативную информацию о любом незасекреченном гражданине нашей необъятной страны добыть мне, вследствие этого, как понимаешь, что в туалет, извини, сходить.

– Серьёзная ты девушка…

– А то! Слушай, значит, дальше. Ну, что ты есть приезжий провинциал, сумевший благодаря своей личной незаурядности и неплохим мозгам недурно зацепиться в столице, я и без силовиков знаю – все твои анкетные данные ещё с той нашей работы помню. А вот высокочтимый тобою меценат-газетолюб Мормышкин знаешь, кто на самом деле?

– Удачливый бизнесмен, миллионер, глава единственного в своём роде межрегионального нормативного центра. И – неплохой при этом человек, компанейский парень. Не жадный, кстати, что является раритетной редкостью среди богатых.

– Ну-ну… а если я тебе скажу, что Михал Михалыч – полное фуфло, самая обыкновенная шестёрка у крупных бандитов?

– Так уж и обыкновенная?

– Весь его шик-блеск на самом деле гроша ломаного не стоит. Понимаешь, есть люди богатые, то есть имеющие прочный, устойчивый легитимный капитал, который работает на них из поколения в поколение и законно переходит по наследству, что является распространённым явлением в цивилизованных, как правило, странах. И выпендриваться, рисоваться таким людям совсем ни к чему – живут, как им удобно и комфортно, поскольку все вокруг и так знают, что они из себя представляют. А есть… как у нас, в России – люди, заимевшие вдруг много денег происхождения чаще всего неизвестного. И, в отличие от истинно богатых, бесятся такие людишки, кто во что горазд – шикуют сверх всяких разумных пределов, чудят, швыряют демонстративно, особенно на отдыхе где-нибудь за границей, подальше от всевидящего ока отечественных фискальных органов и спецслужб, деньгами этими шальными направо и налево, как перед концом света. Любой из таких людей в любой момент может быть разоблачён с разными вытекающими… Миша твой – из последних, с деньгами именно шальными, не системными, хотя система кое-какая в его делишках и просматривается… по объективной оценке не капиталист, а жалкий примитивный нувориш.

– И какое это имеет отношение к нам с тобой?

– Не к нам, а к тебе, Артамонов. Ты по своей наивности готов служить верой и правдой человеку, по сути заведующему заурядной прачечной, то есть конторой по отмывке криминальных денег, и денег больших, тебе даже во сне не снилось, каких.

– Хм-м…

– Вот тебе и «хм-м»… Скажу больше: банду эту криминальную, что через Мормышкина грязные деньги отстирывает, а вместе с ней и самого Мишу давно уже «ведут» оперативники, и не торопятся брать их всех пока, только чтобы отловить более серьёзную рыбу. А может, не отловить даже, а отследить по настоящему крупные нелегальные денежные потоки, их пути из России за рубеж. В любом случае, печальный конец тут, увы тебе, Артамонов, неизбежен как сегодняшний заход солнышка, а завтрашний восход…

– Какие страсти ты, Луиза Аркадьевна, рассказываешь, аж прямо мороз по коже. Но что-то не похож, ей-бо, не похож Мормышкин на прирождённого бандита. Душа-человек…

– Душа… когда выпьет. А заметил, как он пьёт? Так жрут водку, будто перед смертью, обычно в стрессовой ситуации, и у него, похоже, стресс перманентный. Рос Миша в бедной, пьющей семье и с детства горячо мечтал выбиться в солидные люди. Да как-то не удавалось. Образования приличного не получил, отслужив армию где-то в стройбате нормировщиком, работал скромным чертёжником в мелкой проектной мастерской. Но внешне парень он видный, заметный, и как-то приглянулся некой персоне, связанной с крупным криминалом. Пригласили его на беседу, результатом которой явилось определённое предложение. И вот он – глава отмывочной конторы под её сегодняшней вывеской. Дело денежное, но опасное, да и зависим он от любой прихоти той персоны, которая его заприметила. В любую минуту лафа может закончиться скоропостижно, так же молниеносно, как и началась. Отсюда и нервоз-психоз…

– А можешь поподробнее, в чём и как лафа?

– Да ты сам давно заметил, поди, что в вашем чумном до идиотизма, провонявшем квашеной капустой офисе продаж товарооборот – насквозь липовый. Подсчитай как-нибудь, сколько в течение рабочего дня фактически распродаётся мало кому нужных брошюрок с нормативами, а вечерочком выясни, на какую сумму закрыта касса. И всё станет ясно. Наличные деньги привозятся чемоданами, проводятся по кассе как розничная выручка и сдаются через инкассацию в банк. Потом перечисляются куда надо всяческим будто бы партнёрам по бизнесу уже как законные платежи…

– А откуда могут быть целые чемоданы денег? Сказка прямо…

– Да ты что, Андрей, дурачок совсем, или прикидываешься? Проституция, наркотики, игорный бизнес, пункты обмена валют, платёжные терминалы, плюс работающие частенько мимо кассы кафе-рестораны в проходных местах … столько статей колоссальных неучтённых доходов у мафии, да и у отдельных жуликов-одиночек! Взятки, наконец, которые чиновничеству тоже регулярно отмывать как-то надо… вот и ищут либо готовые, либо создают с нуля пореспектабельнее с виду конторки, где истинную выручку посчитать сложно или совсем невозможно. Вариант с теми же мишиными брошюрками, где тираж какой хочешь, такой и рисуй в отчётах – просто прелесть в этом плане.

– Н-да-а…

– За пару лет счастья, неожиданно свалившегося на его голову, Мормышкин, имея проценты от этого чёрного оборота, буквально объелся деньгами. Ну и, ошалел… накупил-нахапал всего, на что только мозгов его недалёких хватило, наездился по дорогим заграничным курортам, туристическим маршрутам и тому подобное, а деньги лезут и лезут. Куда их девать? Вот, газету захотел собственную, в политику собрался, куда всё никак не пролезет даже с деньгами… А ты ему в редакции нужен, – не обольщайся, Артамонов, – только лишь в качестве организатора первого, наиболее сложного этапа. Как только газета заработает более-менее устойчиво, по накатанной, и с руководящим постом в спокойной стабильной обстановке сможет справиться любой средний мозг, он тебя просто-напросто выкинет на помойку, а на твоё место поставит свою смешную тёлку-массажистку.

– Диану-то?

– Диану, Диану, не ухмыляйся. Ту самую, выкупленную им когда-то за

неадекватные деньги у бандитов-сутенёров из борделя… которая по матери, язык сломаешь – полуукраинка-полутуркменка, а по отцу полунемка-полуказашка, косящая под уроженку Таиланда с австралийско-норвежскими корнями. Команду она, естественно, обновит, и тебе, и мне места в ней вряд ли найдётся. Так что, справедливости ради нам с тобой, как умным людям, не воспользоваться благоприятной пока что ситуацией и не срубить здесь максимально возможные бабки, пока они есть – значит быть полными

идиотами…

– И, тем не менее, я дал слово сделать Мише хорошую газету, и сделаю её. А «бабки» я не «рублю» в принципе. Не умею и не хочу… Предпочитаю зарабатывать деньги прямыми открытыми способами. Пусть меньше – зато спокойнее.

– Даже понимая, что ты для него на самом деле ничего не значишь, и он, более чем вероятно, поступит с тобой в итоге как последняя сволочь?..

– Я не предаю в принципе. Даже тех, кто, с какой-то долей вероятности, может предать меня…

– А что ты, ботаник провинциальный, вообще можешь знать о предательстве? Тебя предавали хоть раз в жизни по-настоящему? – надрывно втянула в себя воздух и машинально полезла в сумочку за сигаретой женщина. – Боже мой!..

– Сдержав слово, я сохраню уважение прежде всего к себе самому.

Неважно, кому я его дал – хорошему человеку или не очень, но давал слово я. Понимаешь, я?

– «Я» – последняя буква в алфавите, Артамонов. Ну, гляди, как знаешь…

– У тебя есть ещё вопросы?

– Да. Тебя устраивает в целом работа моего департамента?

– Ты хотела сказать – отдела?

– Не придирайся к словам…

– Ну, если в целом, то вполне.

– Тогда дай кредит всем четверым моим сотрудницам, в том числе и очень даже способным двум новеньким девчонкам, которых я представила тебе на планёрке?

– Насте и Оле? Действительно способные девушки, не спорю, как и те другие, что не присутствовали. Только аморальны в корне, и если ты собираешься использовать их в том русле…

– Опять мораль, Артамонов… умоляю тебя…

– Но, даже убрав вызывающую у тебя оскомину мораль в сторону, я ведь не банк, и кредитов, увы, не выдаю.

– Ну, авансом, что ли… Понимаешь, им очень нужны деньги. Подошли сроки оплаты съёмного жилья, а зарплата ещё не скоро, да её и недостаточно, чтобы полноценно прожить в Москве приезжему человеку. Сам ведь мыкался, снимал до недавнего времени квартиру, знаешь, какая это каторга с небольшим заработком, живёшь всё время как на вулкане…

– Я и сейчас пока ещё снимаю – в своей новой ремонт никак не закончу. А девчоночки твои пусть, в крайнем случае, едут домой, к себе в деревню. Там за жильё, если и платить, то копейки.

– Издеваешься? Ты сам-то не удрал обратно в провинцию, уцепился за Москву зубами и когтями, готовый на что угодно, хоть Родину продать, чтобы выкарабкаться из нищеты. А девахам, красавицам и умницам, которые газете могут какую хочешь прибыль сварганить, в помощи отказываешь.

– В том-то и беда, что «сварганить»… Только, вот, насчёт Родину продать, это ты, милая, замахну-улась – не всякий на такую крайность решится даже за шикарную квартиру в столице… В общем, пой, не пой ты свои жалобные песни, а живых редакционных денег, поскольку нарушать кассовую дисциплину не собираюсь категорически, девкам твоим я не дам, разве что – из собственных карманных, когда сам зарплату получу. Документально помочь, то есть без волокиты выдать необходимые справки для оформления кредита в банке, если без этого никак не обойтись – пожалуйста. Но я слышал, что в банке физическое лицо может получить кредит, если только проработало на последнем месте не менее полугода…

– Хорошо, справки с другого места работы и телефонные подтверждения оттуда на случай проверочных звонков из банков я им обеспечу, обойдёмся без тебя, если так уж трусишь. Ну, а поручителем-то хоть можешь выступить, если им где-то вдруг реально засветит?

– В крайнем случае – да. Хотя сомневаюсь, что реально засветит.

– Наивный ты, всё-таки, человек, Артамонов! Блаженный какой-то… Забыл, в какой стране и в какое время живёшь. У нас ничего невозможного нет.

– Я живу в своей стране и в своё время. Но, повторяю: в крайнем случае, на поручительство можете рассчитывать, не более того.

– И на том премного благодарны! Жук ты навозный, Андрей Петрович… и чем такой проигрышный во всех отношениях экземпляр мог завлечь такую супер-бабу, как я?… Но, как ни есть, а с рестораном и естественным апофеозом романтического ужина мужчины и женщины я с тебя, дружок, не слезу, не успокаивайся! Сам спасибо потом скажешь, когда достойно оценишь наше с тобой общение…

***

И – началось…

Назавтра утром, не менее чем за полчаса до начала общего рабочего дня

в дверь кабинета тихо постучали.

– Разрешите, Андрей Петрович? – это был Давид Георгиевич Дзтракая.

– Слушаю вас внимательно, Давид Георгиевич.

– Я слышал, Андрей Петрович, что вы помогаете нашим сотрудникам с кредитами… вплоть до поручительства…

– С чего вы взяли?

– Ну, народ говорит…

– Я не кредитный брокер, извините, и не близкий друг председателя Центробанка, чтобы помогать кому-то в этой сфере. Вы, наверное, имеете в виду моё вчерашнее обещание кое-кому тут просто не препятствовать в получении кредитов, с возможным поручительством с моей стороны лично, а не как должностного лица? Быстро же у нас сарафанное радио срабатывает… Но я, наверное, поторопился. Мы ещё не выпустили ни одного номера, и неизвестно, кто в коллективе останется после его успешного или неуспешного выхода. И останется ли кто-то вообще… настроение учредителя-инвестора предсказать трудно, а вдруг он захочет после первого же номера закрыть газету. Где кого потом искать в таком случае мне как юридически закреплённому поручителю, с которого, в случае чего, банкиры с первого спросят?

– Лично я уверен в лучшем результате, Андрей Петрович. Газете, по моему мнению, предстоит долгая плодотворная жизнь.

– Мне нравится ваш оптимизм, Давид Георгиевич, но какое вы-то имеете

отношение к ещё не начатой по существу кредитной теме?

– Прямое, Андрей Петрович. Понимаете… как вам сказать… вы помните первый наш с вами разговор, в тот день, когда мы познакомились?

– В общих чертах…

– Помните, я рассказывал, что собираюсь совершить обмен своей квартиры в другом городе на Москву?

– Что, процесс затягивается?

– Не то слово. Гораздо хуже. Губернатор бессовестно надул меня,

подсунул квартиру со скрытыми подводными камнями, то есть с не совсем чистой историей. Бывшие владельцы сейчас судятся между собой, и моя регистрация в ней может быть аннулирована. А значит, я не могу пока ни приватизировать её, ни продать.

– И…

– Мне нужен ипотечный кредит в Москве, для чего необходимо собрать кучу документов, в том числе о работе не менее полугода на одном месте и о достаточно высокой для получения такого кредита зарплате. Ну и… некоторая денежная сумма на первый взнос.

– Выражаясь проще – помимо единовременного получения нескольких месячных окладов вперёд, требуется документальное подтверждение задним числом факта вашей работы у нас и плюс фиктивная справка о заработной плате?

– М-м… в общем, что-то в этом роде…

– Но, помилуйте, все эти данные легко проверяются, тем более что газета официально существует всего-то чуть больше месяца. Нет, отбой! Извините…

– Ну, а хотя бы кое-какие документики в свободной форме типа справочки о не такой большой, как для ипотеки, зарплате для получения маленького потребительского кредитика?

– Тюрьма одна за мошенническое получение хоть «миниатюрненького кредитика», хоть авантюрных деньжищ в особо крупном размере… сроки лишения свободы только разные. У вас всё?

– А, простите за назойливость, если уж так сложно с банковскими кредитами подсобить… то, внутри предприятия, из кассы нельзя ли каким-то образом ну хоть что-то вперёд получить? – чуть не плача, с бледным трясущимся лицом продолжал попытки решить свои финансовые проблемы Дзтракая. – У меня, к вашему сведению, из-за хронической недоуплаты сложилась тяжелейшая конфронтация с хозяевами арендованной квартиры, и семью мою – жену с маленькими детишками могут в любую минуту выгнать

на улицу…

– Ладно, идите, работайте. Я сегодня же поговорю с представителем учредителя, может быть, что-нибудь придумаем для вас.

– Спасибо, Андрей Петрович! Я отработаю, верой и правдой, вот увидите!

Артамонов открыл окно, глотнул всей грудью прохладного ещё, влажного весеннего воздуха с улицы. Прав был Михаил Михайлович по поводу скрытой дороговизны приезжей рабочей силы – обойдётся, похоже, она в копеечку. Но не отказываться же от эксперимента, набрав на работу больше москвичей, ухудшив тем самым экспериментальную базу для выполнения служебного задания, в которое столько вложено не только твоих, псевдо-редактор, сил, времени, нервов… А доверие к тебе командования, а доверие к твоему командованию ещё более высокого командования? И, в свою очередь, доверие к высшему командованию первых лиц государства… Нет, браток, терпи и выкручивайся в самом критичном штатном составе.

Всего за этот день у него на приёме по данному вопросу побывало не менее половины дружного, оказывается, когда приспичит, коллектива. Больше он принять не мог, иначе на выполнение даже самых неотложных прямых обязанностей по работе энергии не хватило бы…

***

И вот – торжественная пирушка по поводу выпуска первого номера газеты. Во главе стола – сияющий Михаил Михайлович Мормышкин. Он праздновал настоящий триумф: вопреки мрачным прогнозам и скрытому саботажу Никиты Гапоненко и всей камарильи его деревенских родичей-сотрудников газета удалась. Номер вышел удачный во всех отношениях. Дизайн – великолепный, по-европейски стильный. Содержание – богатое и безупречное даже в сравнении с популярнейшими общероссийскими и международными изданиями. Вышедший повышенным тиражом номер удалось распространить так широко в рядовых читательских кругах и высоко в инстанциях, как и не мечталось, и везде газета воспринималась и читалась с повышенным интересом. В общем, если описывать данное событие специально, то вышел бы настоящий панегирик, что и подтверждалось речь за речью, тост за тостом за богато накрытым (тут уж г-н Мормышкин не поскупился особо) столом.

По правую от учредителя руку сидел, согласно чину, главный редактор Андрей Петрович Артамонов, по левую – «полномочный представитель газеты в Центральном федеральном округе специальный заместитель главного редактора» Диана Иоахимовна Цецебелле-Кляймер, название должности и полные фамилию-имя-отчество которой никак не могли уразуметь и запомнить все без исключения члены коллектива. Далее места распределились свободно, без оглядки на чины и звания.

Из сотрудников московского офиса продаж спонсирующей фирмы не было никого, включая и самого Гапоненко… Бойкот ли это данного мероприятия с их стороны, или какая-то техническая накладка, не позволившая ни одному из них присутствовать, никого за столом сегодня не интересовало – о них просто забыли. А зря, как выяснится позже… как раз в это самое время в офисе Гапоненко шла интенсивная коллективная умственная работа родственных во всех смыслах душ – за вряд ли менее обильно накрытым, чем праздничный в редакции, столом проходило решающее заседание так называемого чрезвычайного штаба по искоренению такого всесторонне накладного безобразия, как газета «Статус».

– Один только главвред съест на зарплате за полгода, предполагаемые для выхода газеты на рентабельность, если этот сомнительный выход состоится, конечно, тридцать тысяч долларов, или девятьсот тысяч – около миллиона родных наших полновесных российских рублей, – подсчитывала, яростно жестикулируя руками, помощник главного бухгалтера, она же племянница её мужа Райка Дармостукова. – А вся его орава? А аренда офиса, а текущие затраты на содержание машины с водителем, а расходные материалы, а типографские. Да на эти деньги каждый месяц кто-то из нас мог бы покупать новую приличную машину, а не ездить на том старье, которое имеем.

– За такие немыслимые деньжищи, которые положены в жалованье этому главвреду, – вторил Райке, шумно захлёбывая из огромной персональной деревянной ложки производства родной деревни почерпнутое в ещё более огромной миске густое горячее варево вроде борща, её родной брат Стёпка Дармостуков, которого с детства односельчане звали просто Степашкой, – я бы с радостью сутками, не вылазия, ломался на тракторе, и пахал бы, и сеял, а между делом ещё и коров доил и овец пас… А чё он-то, жучара навозный, такого сделал? Подумаешь, сварганил за чужой счёт газетёнку мукулатурную!

– Макулатурную, Степаша, а не му… В общем, если дело так пойдёт и дальше, то придётся всем нам, родные мои, – резюмировала обсуждение финансовой стороны дела главбух Лидия Львовна Дармостукова, урождённая Гапоненко, или, среди своих, просто Лида, – затянуть потуже поясок для начала, а потом и вовсе положить зубы на полку.

– Это как – на полку? – опрокинув стопку водки и смачно закусив куском солёного сала с крупным зубчиком чеснока вдогонку, не понял Степашка.

– Поговорка такая. В преддверии голода старики вынимают вставные челюсти и кладут их подальше на полку за ненадобностью. Уразумел смысл, балбес? – взял слово глава сего собрания Никита Гапоненко. – Но, кроме материальных тягот, свалившихся на нас по прихоти нашего друга Миши, есть ещё вопрос политический. Мы с вами по значимости для Миши начинаем конкретно отходить на второй план. А на первом, то есть изначально нашем законном месте у него скоро так же конкретно обоснуется главвред, хотя через нас денежные потоки идут внутрь, а через главвреда – наружу. И с каждым месяцем такая диспропорция увеличивается. Непроизводительных затрат всё больше несём мы, а степень непонятного мишиного доверия всё больше растёт по отношению к нему.

– Но мы же всё сделали политически грамотно, чтобы эта заведомо ошибочная изначально, не нужная ни человечеству в целом, ни нам с вами минутная прихоть-игрушка нашего добрейшего Михал Михалыча, претендующая на громкое звание федеральной газеты, не состоялась как средство массовой информации, – подал голос интеллигентный с виду очкарик, бывший заведующий сельским клубом Сёма Гапоненко, двоюродный племянник Никиты Гапоненко. – Внедрили своих людей на ключевые руководящие должности, полных профанов провели на большинство должностей творческих… Каким же образом хитрюга главвред умудрился вообще выпустить вовремя первый номер, не говоря уже о том, что номер получился вполне профессиональный?

– Во-первых, подвела эта шлюха Кобылкина, которая была призвана, как основная боевая единица, помочь нам развалить газету изнутри, – Никита налил и залпом выпил, забыв в сердцах закусить, и теперь занюхивая рукавом, почти полный двухсотграммовый стакан водки. – Страсть к авантюрным деньгам переборола в ней все остальные мотивы: натащила рекламы, большей частью левой, с первого же захода столько, что и без нас бы обошлись в финансировании номера, если что. Даже без левых, которых у этой сучки Кобылкиной не меньше, чем легальных в бюджете газеты… А на неплановые легальные деньги, которые, как мы знаем, Миша разрешил главвреду тратить на своё усмотрение, это уже во-вторых, тот привлёк по своим знакомствам столько матёрых, тёртых внештатных корреспондентов, то с содержательной частью газеты проблемы вообще исчезли, и наши ставленники оказались не при делах – почти всех, не давших в номер приличных материалов, он уволил. Вот так, братцы… обскакал он нас на первом этапе.

В глазах неустанно выпивающих и жующих присутствующих стоял мучительный немой вопрос: что же делать, чтобы не пришлось, подобно тем