Полная версия
Мо
Станция находилась в постоянном движении, требовались все новые источники энергии. Вообще во всех лабораториях подход был комплексный, с химиками совместно работали инженеры, математики, физики, техники. Они моделировали различные ситуации, проводили сложные расчеты. Опыты проводились в отдельном помещении, иногда в специальном костюме, все они требовали внимания и тщательной записи всех показателей. Но по большей части работа все равно была у мониторов компьютеров. Общими усилиями результат был, и в целом неплохой, лет десять назад за это бы даже наградили, но не сейчас. Не прорыв.
Новые трофеи и неизведанные материалы могли сдвинуть с места их забуксовавшую команду.
Глава 3. Алекс
Почти все лаборатории тоже были под его контролем.
Боевики – хорошие ребята, его проверенная и тщательно отобранная команда выручала всегда.
Но он должен был знать, что и где брать, и хотя бы в общих чертах понимать, как это работает. Или как может сработать в дальнейшем. Многие часы Алекс проводил с профессорами и учеными, некоторые из них смогли доступно объяснить непрофессионалу свои, нередко безумные, идеи. С годами он начал больше разбираться, искал не просто ресурсы, а материалы с определенными параметрами, «под заказ».
В этот раз они привезли многое, требовалось все обсудить с профессором, подписать бумаги для передачи материалов. Несмотря на полную цифровизацию, некоторые добытые трофеи передавались только под личную подпись.
Беглым взглядом Алекс окинул лабораторию, отметил, что прибавились новенькие – интерны, как он их называл. Три парня, две девушки. Вообще команда была в основном мужская, физика и химия женщинам давались плохо. Вот в медицинском корпусе женщины встречались чаще, хотя и там науку в основном двигали мужчины.
В небольшой лаборатории у иллюминатора сидела новенькая, он особо не рассматривал, привык, что беглого взгляда достаточно для того, чтобы сделать выводы. Да и времени при его работе на долгий осмотр нет, начнешь рассматривать детали – останешься без конечностей или с очередной дырой в теле. Зашитых дыр у него было много, Алекс уже перестал их считать. Но пока проносило, Антон говорил, что он родился в рубашке. Алекс и сам со временем стал в это верить, слишком часто баловала его судьба. Некоторые после первой же вылазки попадали в отсек инвалидов без рук или ног.
Тема инвалидов была предметом постоянных споров с Антоном. Вчерашние соратники Алекса или его подчиненные оказывались за бортом жизни, как космический мусор, сильно покалеченные вообще быстро умирали под чутким наблюдением врачей, Станция не могла тянуть на себе всех безногих и безглазых. Те, кто поживее, обслуживали Станцию, те, кто поумнее, шли в программисты, немногие могли переквалифицироваться в пилотов, если позволяли протезы и соображала голова. Но большинство покалеченных военных все равно шло в утиль. Станция забирала любые ресурсы, из которых возможно было извлечь энергию, мощные сопла извергали огонь днем и ночью.
Обычное население было не в курсе проблемы, отсек с инвалидами располагался отдельно. Антон считал, что простым обывателям незачем знать, какой ценой даются трофеи и победы, да и рекрутов новых не наберешь с такой безногой историей.
Смотритель вообще был тонкий психолог, умело разводил и в нужный момент объединял людские потоки, нутром чуял, когда населению нужен праздник, а когда надо затянуть гайки, что можно озвучить, а о чем лучше промолчать. И народ его боготворил, люди пели гимны, плакали от радости и рукоплескали до покраснения ладоней.
А вот в части судьбы инвалидов Антон пока был несгибаем: только полная изоляция от общества для сохранения душевного покоя остальных подопечных.
В общем, Алексу беглого взгляда хватило.
Девочки не ученые, толку от них будет мало, максимум лаборантки, а вот к ребятам надо присмотреться. Та, что у окна, выделялась, несмотря на безликий серый комбинезон. Среднего роста, тонкие руки, узкая спина, русые волосы собраны в хвост. Порода другая, надо запросить характеристику, может, генетика неплохая, и надо ее отправить в селекционный отсек. Такой как раз недавно создали для выведения отдельной человеческой породы, покрасивее и поумнее остальной массы. Антон дал распоряжение, чтобы всех наиболее удачных особей мужского и женского пола отбирать для селекции, он любил такие эксперименты. Хотя, глядя на лаборантку, Алекс понял, что та не выживет среди отобранного материала, цинизма у нее не хватит для таких дел. Многие не выдерживали, вечная беременность, постоянные роды, некоторые женщины начинали рефлексировать по поводу отобранных детей, заканчивалось все истериками и суицидами…
Он поморщился.
Нет уж, пусть Антон сам разбирается со своей идеей создания идеального человека, у Алекса другие задачи. Ничего страшного, будет еще одна бестолковая лаборантка.
Вечером у себя в кабинете Алекс просматривал личные дела новых сотрудников. Он никогда не ленился делать это сам и ни разу не пожалел.
Первыми смотрел новых боевиков, кадры были неплохие. Пятерых отмел сразу, интуиция его никогда не подводила. Не смогут они таскаться без воды и еды неделями, а потом стрелять в мирных жителей и спать при этом спокойно, слишком морды у них холеные. А истерички ему в таких вылазках не нужны, пусть идут в полицаи. Он сам всегда спал спокойно и крепко, штука под названием «совесть» его никогда не беспокоила, независимо от того, в кого приходилось стрелять накануне. А совесть потерялась еще при первой высадке на Уран, когда они выжигали целые деревни всяких уродов.
Медиков он выбирал по характеристикам Градусника – так за глаза они с Антоном звали профессора, курировавшего медицину, за высокий рост и худое телосложение. У Градусника был глаз-алмаз, старый проходимец всегда выбирал полезных людей, ненужных сразу отсеивал.
В последней электронной папке была краткая информация о новеньких в отделе энергетики. Первой шла лаборантка у иллюминатора.
Зовут Ана, уроженка Земли, двадцать два года, выпускница Академии научных разработок, химический факультет. Отец известный химик, даже Алекс знал о нем много. Гений погиб при налете на Землю банды с планеты Рана, их всех потом убрали. Кстати, поторопились, в таких делах надо сначала узнать причины уничтожения объекта, заказчика, а потом устраивать публичные казни.
Химик был умный, но несговорчивый, уперся с этой Землей. Ведь сколько раз ему предлагали работу на Станции, а он ни в какую, так и не согласился. С такими учеными Антон все же еще церемонился, против воли к себе не притаскивал. Тем более папаша-химик все свои новые разработки честно отдавал, денег взамен не требовал, сам сидел на своей долбаной планете, вечерами копался в огороде. Досиделся, идиот! Хотя дочь отослал подальше от Земли, видимо, предполагал, что идет охота, не полный дурак.
Ладно, девочка ничего, может быть полезна, если мозги пошли в папу.
Алекс захлопнул ноутбук и закрыл глаза.
Усталость навалилась резко, как будто у него выключили энергогенератор. Пить не хотелось, хотя редкий экземпляр коньяка – подарок Антона стоял на столе. Он и сам был не против побухать с Антоном пару дней, и все эти фуршеты с продолжениями тоже любил.
Но не сейчас.
Глава 4. Ана
Если бы Ана была старше или если бы она жила работой, как отец, то, возможно, интересные задачи заполнили бы всю ее жизнь на сто процентов. Но сейчас процентов двадцать мыслей оставались невостребованными, а там пустота. Нет ничего, как космос за стеклом, пустая бездна, жизни нет.
Девчонки из соседних капсул бегали в кино или клубы по интересам. Рисование, рукоделие, лепка, танцы – все под строгим присмотром профессионалов.
Танцевать Ана не любила, все эти рукоделия тоже не вдохновляли. Одно время стала рисовать, но после вызова на беседу с психологом по поводу ее зависимости от ее прежнего места обитания это желание полностью пропало. Если один и тот же сад с пионами так настораживает специально обученных людей, то не будет им ни сада, ни пионов. Космические мотивы, черные дыры и портреты Смотрителя она рисовать точно не станет.
После того как она еле отбилась от психологов из-за картины, встал вопрос, чем же заниматься вечерами, не привлекая внимания. Пойти заказать себе у дизайнеров очередной серый комбинезон? Полное безразличие к этой теме тоже могло насторожить, все девчонки радовались новому серому уроду.
Как же их тут всех дрессируют, в чистом виде тюрьма.
Ана посмотрела на себя в зеркало в общей душевой: умная такая собачка с голубыми глазками. И ошейник новый, модный… «Все, хватит! Так нельзя. Живи с тем, что есть, и радуйся», – она в очередной раз одернула себя.
Кстати, ошейники у них тоже были. Не на шее, конечно, чтобы избежать угнетенного состояния у носителя, а модные неснимаемые часы на руке, черный глянцевый экран, черный ремешок. Измеряют пульс, давление, частоту сердечных ударов. Наверняка сигнализируют о местоположении носителя, записывают все разговоры. Хорошо хоть, мысли не читают, а то ее давно бы увезли в профилакторий, никто даже не заметит пропажу. А стройные ряды одинаково одетых и идейно накачанных людей сомкнутся и пойдут дальше строить светлое будущее уже без нее.
В результате самым любимым занятием для Аны стал бег. И еще километровые заплывы в бассейне по вечерам.
Спортивных залов и бассейнов в их отсеке предусмотрели несколько, а на ее этаже бассейн построили просто шикарный. С приглушенным светом, чтобы снять усталость после напряженного рабочего дня, и большими кадками с растениями. Растения, правда, были искусственные, все насквозь пропитаны формалином и только внешне производили впечатление живых, но лучше уж так, чем вообще ничего.
Этот спортзал посещался редко, то ли соседи попались неспортивные, больше пели и танцевали, то ли предпочитали ходить в другие залы, где играла бодрая музыка, а в большом отсеке плескалась веселая зомбированная толпа. Сам бассейн был небольшой – метров двадцать в длину, в помещении с темным полукруглым потолком и тусклым светом, спрятанным в нишах. Одной стороной он упирался в огромный плоский иллюминатор, и если руками опереться о тонкий бортик из темного металла, то появлялось ощущение, что паришь в невесомости, за стеклом открывалось бесконечное черное небо с миллионами звезд. Естественно, по углам спортивного зала за всеми плавающими внимательно следили камеры наблюдения, все ради безопасности.
Камеры на Станции были везде. Правда, сообщалось, что в спальных капсулах, душевых и санузлах камер нет, ставить их там запрещено из уважения к частной жизни обитателей, но верилось в это с трудом. Зоркий глаз надзирателей ни на минуту не мог оставить подопечных без пристального и заботливого внимания.
Именно в бассейне Ана проводила почти все вечера, плавать она любила с детства, отец даже шутил, что она родилась русалкой, в воде ей было гораздо комфортнее, чем на берегу.
Несколько раз всей семьей они даже выезжали к океану…
Воспоминания из прошлого были обрывочные, как рваная кинопленка старого цветного фильма. Голубое небо, огромные синие волны с белыми гребнями, мягкий песок. У маленькой Аны в руках ярко-лимонный мяч. Следующий кадр: мама улыбается, в углах глаз мелкие морщинки, она протягивает к ней руки… Ана была поздним и любимым ребенком, у талантливых ученых наконец родилась спокойная рассудительная девочка. Кинопленка оборвалась…
Перед глазами были только пустой бассейн и черная звездная бездна за стеклом. Браслет на руке в очередной раз выдал информацию о чрезмерных нагрузках и вреде длительного нахождения в воде, пора вылезать. Скоро отбой, опаздывать в спальную капсулу не разрешалось.
Глава 5. Алекс
Камеры стояли везде, весь этот треп про частную жизнь – разговоры в пользу бедных. Правда, доступ к полному наблюдению был далеко не у всех. У Алекса такой доступ был. Был, само собой, у Антона, у главы безопасников, медики тоже могли приглядывать за вверенным контингентом, но в соответствии с полномочиями и получив специальное разрешение. В жилых отсеках у самого Алекса и всех членов Совета камеры, конечно, не ставились, прослушка тоже была исключена. Максимум просматривались коридоры в целях безопасности. И браслеты они тоже не носили – хозяева ошейники не носят.
Праздного любопытства к личной жизни других у Алекса не было. Своя собственная жизнь была слишком насыщенна, забита под завязку разными задачами, которые требовали концентрации внимания и просчета разных комбинаций.
Они неделями могли обсуждать с Антоном новые идеи, разрабатывали всякие многоходовочки – честные, а чаще не очень. Для решения текущих вопросов вроде наведения порядка, бесперебойного снабжения, сопровождения уже налаженных торговых сделок – для этого у Антона были другие заместители или помощники.
Но с Алексом они обсуждали основную стратегию, так сказать, политику партии. На время решения всех этих интересных задач оба максимально концентрировались, не пили, ели немного, не замечая вкуса, отвлекать их в это время по текущим вопросам было строго запрещено.
Когда комбинация была полностью разыграна, оба позволяли себе уйти в полный отрыв. Бухали не один день с большой компанией приближенных, женщин особо не запоминали, могли спьяну играть в баскетбол, швырять пустые бутылки в экран кинотеатра или вылезти на тросах повисеть за бортом Станции. Как говорил Антон, «поблевать в открытом космосе». Романтик хренов! Благо охрана вовремя разгоняла свидетелей, чтобы не ронять авторитет Смотрителя в глазах простых обывателей. Среди жителей Станции он был идеалом: всегда собранный, умный, справедливый, в отлично сидящей военной форме. Отец нации, пример для подражания молодежи, тайная мечта молодых женщин.
Алекса тоже уважали, женщины на него заглядывались. Многие готовы были провести только ночь и потом всю жизнь вспоминать. Правда, вспоминать тихо, не делясь подробностями – с такими женщинами всегда грамотно работала служба безопасности, немного шантажа, запугивания – и все детали оставались за дверями элитных отсеков.
Алексу было интересно наблюдать, как вытягивались их красивые мордашки, когда герой их грез оказывался не героем, а совсем наоборот – чувство власти и страх в их глазах давали ему больше кайфа.
Были на Станции и специально обученные красотки для разных развлечений. Жили такие отдельно, благо начальников, любящих досуг, на огромной Станции было немало. Вроде элитных гейш для высших чинов, красотки первого разряда. Алекс, кстати, их не очень любил, весь этот профессионализм лез впереди красивых глаз и длинных ног, становилось неинтересно. Как манекены, все одинаковые, штамповка, да и с психологической обработкой космическим гейшам явно перегнули.
А вот приблизить кого-то посимпатичнее из обывательниц Станции было ему гораздо занимательнее. Новая игрушка, чаще одноразовая, поиграл и убрал в дальний ящик до лучших времен. Правда, лучшие времена для забытых игрушек никогда не наступали.
Новенькая из лаборатории привлекла его внимание. Не настолько, чтобы забыть про свои основные задачи, но вызвала некоторое любопытство. Скорее всего, игрушка будет не простая, головоломка. Тем интереснее.
Многие дела он разрабатывал, глядя в плоский тонкий планшет, иногда выводил проект на идеально белую стену.
Несколько раз смотрел по камерам, чем занимается новая игрушка, это отвлекало от текущих задач, когда проблема не решалась и надо было ненадолго отключить мозги.
Жизнь ее особо интересной не назовешь. Строем в столовую, потом лаборатория, вечерами бег и часовые заплывы в бассейне. Но, видимо, что-то в голове у нее там крутилось, раз такие километры наматывала, что-то гнало ее вперед. Он сам часто бегал, когда казалось, что впереди тупик и задача не решается.
Через пару недель Алекс знал про лаборантку все. Ну, почти все.
Видел первые тесты, где она сидела, как камень, но результаты выдала отличные. За это ее сразу взяли на Станцию, все эти гении-психологи быстро поняли, что сильный стресс от потери отца и дома на умственных способностях девчонки не сказался, а это очень даже хорошо. Истеричные бабы при их задачах тоже не нужны. Алекс видел снимки ее дома на Земле: довольно скромный, но вокруг рос большой цветущий сад. Знал в общих чертах биографию, вкусы, привычки. Хотя последних почти не было, и постоянно возникало ощущение, что это маскировка. Лаборантка не так проста и примитивна, как хочет казаться, а интуиция его никогда не подводила.
В пользу того, что игрушка не простая, говорили и восторги ее наставника, старого профессора Баннера.
Алекс по камерам видел его довольную физиономию, когда тот утыкался с девчонкой в очередные расчеты.
В принципе, чем заинтересовала его новая игрушка, Алекс не понимал, по правде говоря, и понять особо не старался. Расслабляли его прямые трансляции вечерних заплывов и ее мирный сон в капсуле. Как они вообще спят в этих гробах?
Алекс любил большие пространства, жить в норе не для него, хотя по долгу службы приходилось спать в самых разных местах. Но то было временное пристанище, а здесь его дом, просторный пятый сектор был целиком отдан в его распоряжение.
Алекса окружало большое светлое пространство, грамотно продуманный минимализм, когда он смотрится невероятно стильно и дорого. Вещей мало, но все – единичный экземпляр, все красивые и на своем месте. Это Антон тащился от ретроштучек, захламил все свободное пространство старыми артефактами. Причем собирал без какой-либо системы, видел что-то редкое и ценное – забирал себе, загребущие руки не могли остановиться.
Алекс, наоборот, любил простые, современные и практичные вещи. Среди почти пустых комнат выделялся только кабинет, там было огромное количество старых книг на разных языках. Какие-то он читал в подлиннике, какие-то через специальный переводчик, скользящую по страницам плоскую машинку. Многие книги были настолько старые, что страницы рассыпались в пыль. Все они были оцифрованы и компактно помещались в небольшом плоском планшете, но Алекс любил работать с подлинниками, получать информацию из первоисточников.
Привычка никому не доверять и постоянно быть настороже срабатывала даже при чтении книг.
Антон терпеть не мог его пятый сектор, называл его операционной, ворчал, что даже пить не может в таких стерильных условиях. Однажды он заказал Алексу доставку формалинового куста, чтобы хоть как-то разбавить белое пустое пространство. Куст прижился, стоял в углу, создавал атмосферу праздника, Алекс назвал его тоже Антоном.
Но все основные гулянки проходили в секторе «А», личном секторе Смотрителя, обставленном с изысканной роскошью. Там были и бассейны с фонтанами, и спальни с гостиными в разных стилях, и выставочные залы раритетных вещей, и длинные картинные галереи, но особая гордость Антона – своя личная оранжерея.
В отличие от оранжерей для общего пользования, где были только растения, у Антона росло множество живых цветов самых различных форм и размеров. Даже Алекса, равнодушного к цветам, оранжерея немного поражала. Восторгаться он не умел, в основном говорил каждый раз примерно одно и то же:
– Ничего себе эта хрень у тебя разрослась!
Антон и такой восторг ценил. Он вообще мало кого пускал в оранжерею, при всей своей щедрости рвать цветы никогда и никому не разрешал.
Конкуренцию его цветущему оазису мог составить только невзрачный домик на бывшей планете Земля с пышным садом.
Глава 6. Ана
Ана нашла еще одно любимое место на Станции.
Большая оранжерея с буйно цветущими растениями, папоротниками гигантских размеров и даже небольшими деревьями с толстыми мясистыми листьями. В оранжерее пахло влажной землей и, что самое приятное, все растения были живые, а не мертвые формалиновые монстры. Правда, голоса птиц шли из динамиков, но зато были небольшие пруды и даже маленький водопад. Оттого, что весь воздух в оранжерее был теплый и влажный, каждый камень покрывал зеленый мох.
Для жителей Станции в рамках обязательного досуга после работы была предусмотрена возможность обрабатывать растения, пропалывать их от сорняков, подкармливать и удобрять. Желающих копаться в саду не находилось, людей родом с планеты Земля на Станции было мало, обилие зелени и пруды ни у кого не вызывали какой-либо ностальгии или приятных воспоминаний.
Ана стала приходить сюда через день, быстро подружилась с молчаливым стариком-садовником. Тот тоже был землянин и отчаянно пытался сохранить хотя бы маленький кусок потерянной планеты в пустом космическом пространстве.
Стариков на Станции было мало, оставляли только самых нужных, заслуженных профессоров, врачей или ученых – этим было уважение и почет. Остальных с помпой провожали на пенсию, направляли в особый отсек для встречи достойной старости, где они подозрительно быстро умирали.
Старик-садовник чудом дожил до восьмидесяти, и то только потому, что не было желающих копаться в земле и выращивать этот красивый сад. Жители Станции могли иногда прийти, посидеть на скамеечке, подержаться за руки, потрогать живые листья, но не более.
Ана приходила помочь, садовник давал ей задания, и каждый из них молча копался в своем углу.
Иногда Ана была там совсем одна и чувствовала себя прекрасно, словно ненадолго попадала домой. Она наконец стала понимать отца, который после смерти мамы с головой ушел в свой сад, разговаривал с цветами, поливал их, подкармливал, как маленьких детей.
В один из таких дней, ползая на четвереньках среди листьев, она не заметила человека, сидящего на лавочке под небольшой финиковой пальмой. То ли он там уже давно сидел, то ли подошел очень тихо, но его неожиданное появление заставило ее вздрогнуть.
Человек из лаборатории без опознавательных знаков.
Хотя Ана уже знала, кто он, – правая рука Смотрителя, легендарный Алекс, бесстрашный герой, кумир молодежи и мечта соседок из спальных капсул. Все эти характеристики прозвучали в ее голове с сарказмом. Этот человек ей не нравился от слова «совсем».
На общих сборищах он не выставлялся, был всегда в тени Смотрителя, в основном молчал. Знаки отличия и регалии не носил, про его подвиги рассказывали ребята в лаборатории, а те вроде узнавали от военных. Внешне был доброжелателен, вежлив с персоналом, всегда внимательно слушал их профессора в лаборатории, часто делал себе пометки об их исследованиях. Старый профессор Баннер его ценил, еще бы, он столько сделал для всех экспериментов. Рискуя жизнью, Алекс притаскивал все новые образцы, зачастую ученые вообще не могли понять, что это такое и как было добыто.
Но и профессор, и все, кто его окружал, всегда были немного напряжены, когда молчаливый покровитель приходил в лабораторию. Алекса выдавали глаза. Слишком быстрый и внимательный взгляд острым лезвием полосовал собеседника. Резал от головы вдоль туловища, а потом внимательно рассматривал, что же там у тебя внутри. Во всяком случае, у Аны было именно такое ощущение, она всегда старалась избегать встреч с ним. На общих сборищах она пару раз ловила на себе этот неприятный взгляд, но особого внимания к своей персоне не замечала. Алекс на всех так смотрел, идеальная машина для сканирования, просто препарировал всех вместе и каждого по отдельности.
Сейчас он смотрел не так внимательно и напряженно, поза расслаблена, опять это внешнее обманчивое спокойствие. Он заговорил первым, спросил, чем она занимается, нравится ли ей на Станции. Даже подвинулся немного, кивком предлагая сесть.
Ей ничего не оставалось делать, как сесть рядом, нельзя же просто так уйти от правой руки Смотрителя. Пришлось поддерживать ни к чему не обязывающий разговор, хотя внутренний голос просто орал, что надо уносить ноги. Все эти разговоры с небожителями из особых секторов ни к чему хорошему не приведут. Она искренне не понимала, почему девчонки из соседних капсул так отчаянно желают обратить на себя его внимание. Такой сожрет и не подавится.
Оказывается, он запомнил ее тогда в лаборатории, радовало, что не только ее одну. Всех помнил по именам, знал, кто и чем занимается, был очень хорошо осведомлен обо всех экспериментах и разработках. Может, он всех так прощупывает? Все же развитие энергетики сейчас в приоритете. По финансированию их направление обошло в этом году даже военных.
Алекс спросил про родителей, Ана ответила, что отец погиб. Про отца он знал, Ана сразу поняла. Про смерть мамы и затяжную эпидемию чумы явно слышал в первый раз. Расспрашивал про Землю, но без особого интереса, просто собирал информацию, как компьютер.
Ана сама не поняла, зачем сказала про нехватку солнечного света здесь, на Станции, реакция Алекса была странной – он долго над этим смеялся. Потом, правда, объяснил, что последние несколько месяцев жил на планете, где средняя температура плюс шестьдесят и солнце жарит по шестнадцать часов в день, даже показал ожоги на руке. А потом пообещал, что, если найдет планету, похожую на Землю, поговорит с профессором Баннером об отправке ее туда.