Возмездие

Питер медленно закивал и произнес с нажимом:

– А теперь ты меня послушай. – Он отлип от стены и широкими шагами стал приближаться к сестре. – Ты вышла из одного замечательного места три дня назад. Это место называется «запой». Двухнедельный запой. И я не планирую пускать тебя туда обратно. Уяснила?

Элис, сдерживая слезы, ответила:

– Хорошо.

– Только не нужно этого, – простонал Питер. – Дешевые манипуляции со мной не пройдут. Тем более, так плохо отыгранные.

Элис перестала притворяться, что хочет заплакать и закатила глаза.

– Ступай к себе, – сказал ей брат.

Они поднялись на второй этаж, Питер шел за ней. Было темно. Горел один единственный ночник в конце коридора. Питер во тьме нащупал ручку своей двери, чуть повернул ее и, не разворачиваясь лицом к сестре, поинтересовался у нее:

– Кошмары?

– Да, – ответила Элис и ничего не добавила, как бы ей этого ни хотелось.

            Питер не стал донимать ее расспросами, кивнул, провернул дверную ручку до конца и скрылся в своей комнате. В ней он ничего не обновлял. Даже плакаты с рок-группами, висевшие на стене еще со школьных времен, их он тоже оставил. Не покупал новое постельное белье вместо старого, которое когда-то было черным, но спустя время выцвело в серое. И ковер, ярко-красный ковер, который отец просто не выносил видеть в прихожей. Даже ночник стоял на своем месте, хотя он уже сто лет как им не пользовался, да и вообще не был уверен, что он в рабочем состоянии. Если бы не гложущее его чувство ностальгии, он бы счел эту комнату полной безвкусицей и давно все переменил.

Зайдя в комнату, Элис легла на кровать и подождала, пока брат уснет. Она знала (думала, что знала), что ему нужно не так много времени, как ей. Спустя десять минут она снова встала, взяла с полки книгу, раскрыла ее и достала оттуда, из вырезанного в ней тайника, маленькую бутылочку Джеймсона, из тех, что продают в продуктовых супермаркетах и ларьках на кассе, и, открутив крышку, прошептала сама себе:

– Видимо, сегодня мы и вправду «просто уснем».

Залпом она выпила все и легла спать.

Уильям Кайзер был владельцем собственного бара на окраине города, где собирались местные пьянчуги (или честные работящие люди) и приносили ему неплохие деньги. Аманда же была прокурором, соответственно, постоянно в разъездах и командировках, что в целом никак негативно не сказывалось на их отношениях. Но, кроме того, Уильям был еще и ценителем музыки своей молодости, и хоть он не навязывал свой вкус детям, Питер все же перенял его у отца. У Билла дома хранилась целая коллекция пластинок всевозможных музыкантов, даже тех, кого он не очень любил. Например, Боба Дилана. Бог знает, чем он ему не угодил. А вот Аманда Дилана просто обожала.

Все эти пластинки – а их было свыше ста – Питер поместил в стеллаж в своем магазине пластинок, который он заручился открыть еще с тех пор, как отец ушел из их жизни. И открыл.

Бар унаследовала Элис, потому что ее брат не желал заправлять местом, где каждая пятница оборачивается очередной дракой и битыми стаканами. По этой же причине Элис не позволила ему оформить бар в стиле кафешки из “Криминального чтива”, хотя он очень хотел.

“Не будешь работать – не будешь развлекаться,” сказала она тогда. И весьма справедливо. Так что Питер развлекся путем оформления своего магазинчика, с виду больше напоминавшего сувенирную лавку, хотя, в какой-то мере ею он и являлся. Там не выстраивалось огромных очередей, а иной раз бывало, что за весь день вообще никто не приходил. Все же времена винила прошли давно, у всех появились смартфоны и диски. Никто не видел в виниловых пластинках того очарования, какое видел в них Питер Кайзер.

И хоть на кафе из «Криминального чтива» этот магазин далеко не походил, Саймон, посетив его однажды, заметил, что у его молодого друга превосходное художественное чутье. Больше всего пастора впечатлило обилие зеленых растений и большое (в силу размеров самого магазина) лимонное дерево, стоявшее у входа. На нем даже росли лимоны.

Саймон предложил однажды расписать одну пустую стену, но Питер сказал, что не хотел бы утруждать его, да и стена эта была предназначена для особого вида пластинок. Для пластинок, ранее принадлежавших ему отцу. С ними он обращался особенно бережно.

          Чайник вскипел. Питер отложил «Полное собрание сказок братьев Гримм» (он как раз закончил читать «Гензель и Гретель»), встал со стула, заварил себе чай, сел обратно, закинул ноги в начищенных до блеска кедах на прилавок, и продолжил читать.

          Дверь магазина распахнулась, зазвенели колокольчики и вошла Грейс Чемберс, вторая работница магазинчика и подруга Элис, по совместительству.

Питер оторвался от книги и с некоторым презрением и негодованием проследил за девушкой, которая в это время направлялась к прилавку, чтобы поставить чайник, но, обнаружив, что чайник недавно вскипел, она сразу же стала заваривать себе растворимый кофе.

Питер снова уставился в книгу, поднес чашку к губам и как можно безразличнее произнес:

– Ты опоздала. – Вышло как-то со злобой. У него никогда не выходило говорить беспристрастно, эмоциональный темперамент не позволял.

– Надо же, – отозвалась Грейс равнодушно. – А я и не заметила.

– Я не люблю, когда опаздывают.

– Держи меня в курсе.

Она обхватила негорячие края чашки с кофе, поднесла к губам, подула, а затем аккуратно отпила. Питер тоже отпил из своей чашки. Грейс наблюдала за тем, как его злобное выражение лица медленно сменяется спокойствием, знала, что он не произнесет ни слова, пока не справится с гневом. Они молча переглядывались какое-то время, а затем парень произнес:

– Не опаздывай больше. – И снова уставился в книгу.

– Не буду. – Она дружелюбно улыбнулась ему, но он не ответил ей тем же.

Грейс допила свой кофе и подошла к стеллажу с «особенными» пластинками.

– Не против, если я поставлю какую-нибудь?

– Валяй. Только не Боба Дилана.

            Грейс начала работать у Питера недавно, потому что ему стало скучно работать одному. А так, он бы и сам мог справиться. Работы было немного – только поддерживать чистоту, да обслуживать клиентов.

– Почему? Мне он нравится. – Девушка принялась листать их.

– Просто не нравится, вот и все.

– Почему? – со смехом повторила Грейс.

– Не знаю, – не отрываясь от книги, ответил Питер, – некоторым людям, например, не нравится Уитни Хьюстон, но я же не устраиваю им допрос с пристрастием.

– Но он же признанный гений! Ты еще скажи, что тебе не нравится актерская игра Джонни Деппа.

– Мне и не нравится актерская игра Джонни Деппа. У него везде одно и то же амплуа безумца, или грустного мальчика, или наркомана. Он переоценен.

– Да ты поехавший!

– Ты хочешь с этим поспорить? Эдвард руки-ножницы, Шляпник, Джек Воробей, Вилли Вонка, Суини Тодд, Плакса, Рауль Дюк, Джордж Джанг. Мне продолжать?

– У него есть хорошие роли!

– Давай просто остановимся на том, что мне не нравится Боб Дилан.

– Тебе не нравится Боб Дилан, – повторила Грейс. Для нее люди, которым не нравился Боб Дилан были просто плохими слушателями или людьми без вкуса, но она не ожидала узнать такое о Питере, потому что знала, что слушатель он хороший. Да и вкус у него имелся.

– Мне не нравится Боб Дилан, – подтвердил Питер. – О вкусах не спорят. Есть люди, которым даже “Титаник” не нравится. Они странные, но я их видел воочию.

– Тогда зачем ты хранишь у себя его пластинки?

– Он нравился маме, – грустно улыбнувшись, сказал Питер. – Папа тоже не очень любил Дилана, но покупал ей его пластинки. На одной даже стоит его автограф. Подлинный.

– Что? Да ты издеваешься!

– Нет, честно, посмотри на «Desire». – Он указал рукой на верхнюю полку стеллажа.

Грейс пролистала пластинки и вытянув нужную, недоверчиво взглянула на нее. Повертела в руках, увидела автограф. Отодвинула край конверта. В него был вложен сертификат, подтверждающий подлинность.

– Твою же мать! – Воскликнула она, увидев сертификат, и тут же стала донимать его расспросами: – Он был на концерте? Где он его встретил?

– Нет; и нигде.

– Тогда как он достал его автограф?

– О, это весьма странная история. Отец искал подарок маме на Рождество, и один коллекционер из Атланты узнал, что папа как раз готов был выложить деньги за какую-нибудь подписанную пластинку.

– И что было дальше?

– Коллекционер отправил эту пластинку по почте. Папе повезло, тому чуваку нужно было срочно продать пластинку и уехать куда-то. Мама успела послушать этот альбом только два раза. – Питер снова грустно улыбнулся и прикусил губу.

– Ей не понравилось?

– Наоборот, ей очень понравилось. Поэтому она и не хотела, чтобы песни ей быстро надоели. Она тогда только начала увлекаться всеми этими старыми музыкантами, подхватила от папы.

Грейс перевернула пластинку, и прочла надпись, оставленную музыкантом:

– “НАДЕЮСЬ, МЫ КОГДА-НИБУДЬ ВСТРЕТИМСЯ ВНОВЬ. БОБ.” Как мило…

– Да. Но они так и не встретились. А она так мечтала побывать на его концерте.

В магазин вошел покупатель, и Грейс принялась за работу, а Питер поднялся со стула и доброжелательно сказал:

– Добрый день. Могу я вам чем-то помочь?

Перед ним стоял полный мужчина лет тридцати пяти, запыхавшийся и потный, тут же согнувшись над полом, опершись о колени.

– Да, можете, – все еще тяжело дыша и сглатывая, ответил мужчина. – У жены сегодня день рождения, а я совсем забыл про подарок. Можете что-нибудь посоветовать?

– Разумеется. Что она обычно слушает?

– Чего?

– Музыка. Кто ее любимый певец? – уточнил Питер. Он заметил, как капли пота бисером собрались на шее толстяка и чуть не скривился, но, собрался, и продолжил вежливо улыбаться.

– Ну… Она это… Как же ее… Эми Йоханссон или…

– Эми Уайнхаус, – подсказал Питер резковато.

– Да, да! Уайнх… Короче, она. Но понимаете, у жены уже есть оба ее альбома.

– Это не проблема, – улыбнулся Питер, подошел к стеллажу слева от покупателя, несколько секунд оглядывал его, затем пробормотал себе что-то под нос, потянулся на верхнюю полку и достал оттуда пластинку со сборником песен Ареты Франклин под названием «Aretha’s Gold» 1969 года. Протянув ее мужчине, он спросил, нет ли уже у его жены такой. Мужчина ответил, что нет, расплатился и ушел.

Грейс закончила разгребать нижние ящики и снова подошла к стеллажу, начав выбирать пластинку. Она пробежалась рукой по верхней полке и остановилась на альбоме «Solitude» Билли Холидей. Поставив винил на проигрыватель, девушка стала перематывать, пока не заиграла песня «I Only Have Eyes For You».

Питер полил лимонное деревце, и только начал протирать проигрыватели и поправлять ценники на них, как в магазин снова кто-то зашел. Это была девочка лет пятнадцати на вид, с черными волосами, в кожаной куртке со всевозможными нашивками и значками на ней (несмотря на летнюю жару, стоящую на улице). Ее глаза были броско накрашены черными тенями, а на губах красовалась темно-розовая помада. Макияж выглядел немного грузно, взрослил ее, но озорство детских глаз выдавало ее.

– Кто же к нам явился! – прощебетал Питер. – Грейс Слик? Джоан Джетт?

– Он хоть на минуту заткнуться может? – спросила вошедшая. Озорство в ее взгляде сменило презрение.

– Не думаю.

– Брось, я же сделал комплимент. – Питер очаровательно улыбнулся, но на девочку это не подействовало. Она проигнорировала его.

– Отца дома нет, он уехал отвезти лошадей. Я иду на ночевку к Саре. Вот ключи, ты забыла.

– Спасибо, Лили. Я бы пролезла и через забор.

– Не пролезла бы, он утром поставил эту колючую проволоку, чтобы те идиоты, Стив и Говард, снова не стащили у него сидр из амбара.

– Стой, – прервал их Питер, – если ты пришла сюда днем и не знала, что твой отец устанавливал колючую проволоку на заборе, то где ты была до этого?

– Не твое собачье дело, – ответила Грейс.

– Понял.

– Мистер Насмехательство-над-детьми, а сам-то, под кого подростком косил?

– Под Стиви Никс.

– А если без шуток?

– А кто сказал, что я шучу?

– Под Кита Ричардса, – вставила Грейс, не желая терпеть спор длинною в жизнь. – Он косил под Кита Ричардса. Сам говорил.

Лили громко рассмеялась.

– Это продолжалось всего полгода, – оправдался парень. – И под него все тогда косили.

– Ты не настолько старый, Питер. В то время все перестали подражать даже Экслу Роузу.

– Зато выряжались как участники эмо-групп. Уж лучше косить под Кита Ричардса.

            Лили прекратила смеяться.

– Есть покурить? – спросила она.

– Даже не думай.

– Мой тебе совет, – сказал Питер, медленно вытягивая сигарету из кармана, и, пока Грейс не видела, протянув ее Лили, – бросай с этим как можно скорее.

            Лили нравилась ему, пусть это было и не взаимно. Он считал ее смышленой не по годам, да и часто видел в ней себя в свои подростковые годы.

– А то что? Раньше сдохну? – спросила девочка, кладя сигарету в карман куртки.

– Раньше разоришься.

Тем временем, Элис приехала в бар, навестить своих подчиненных и посмотреть, что там, да как. В полдень в нем обычно собирался народ, пообедать или выпить – каждому свое. За барной стойкой никого не было, значит, пьяницы пока еще не подоспели.

– Дэнни, это бокал для вина, – сказала она, наклонившись над барной стойкой, и смотря на бармена сквозь стекло бокала.

– Ну да.

– Так какого черта ты налил сюда колу? Виски пьют из стакана для виски. – Она ударила подчиненного по затылку, но слабо, вышло не больно.

Тот почесал ее и сказал:

– Простите.

            К стойке подошла усталого вида официантка, поздоровалась с Элис, и поторопила бармена, чтобы он быстрее налил ей кока-колы для посетителей. Он подсуетился, сделал все как надо и поставил стаканы на поднос. Официантка ушла, под провожающий ее взгляд Дэнни.

            –Нравится она тебе? – равнодушно спросила Элис, но с некоторым задором в глазах. В ответ на ее вопрос бармен смутился. – Так позови ее куда-нибудь.

– Она не пойдет со мной на свидание никогда в жизни, – расстроенно произнес парень.

            Элис закатила глаза, развернулась на стуле, подозвала официантку к себе, та подбежала к ней. Красивая, большеглазая, кожа цветом – словно бронзовая статуя. Неудивительно, что Дэнни на нее запал.

– Саммер, ты пойдешь с Дэнни в ресторан? Он угощает.

            Саммер оглядела бармена оценивающим взглядом. Тот стоял как истукан. Затем, немного погодя, произнесла:

– Ну, раз угощает, пойду. – И побежала дальше принимать заказы.

            Дэнни подождал до тех пор, пока официантка отойдет и взвинченный, возбужденный полушепотом сказал:

– Но у меня нет денег!

            Хозяйка бара порылась в карманах, достала оттуда сто долларов и вложила ему в руку, сказав, что это премия и возвращать не надо. Ей внезапно захотелось выпить, она скривилась, попыталась прочистить горло, голос ее стал гнусавым.

– Налей мне воды, а то в горле пересохло. – Она хотела было сказать “виски”, но сдержала себя и тут же мысленно похвалила.

Рядом с Элис присел небритый мужчина лет сорока, в полицейской форме, и у бармена попросил бутылку пива.

– А, инспектор! – воскликнула Элис, словно позабыв о пересохшем горле и развернулась к пришедшему. – Как настроение?

– Было лучше, пока ты пищать не начала.

Перед инспектором поставили бутылку светлого пива.

– Бедная ваша жена. Была бедная. – Она злобно сделала акцент на этом слове. – Сейчас-то она ушла от вас, да? К кому же?

– К какому-то сладенькому бесхребетному пацану, вроде твоего братишки.

Элис презрительно улыбнулась, опустила взгляд на бутылку, стоявшую на столе, из которой шериф только что сделал глоток. Она задержала взгляд на бутылке. Затем снова посмотрела на инспектора.

– А кем он работает? Не полицейским ли?

– Им самым.

– Было бы очаровательно, если бы он был похож на вас. Пьянчуга, не следящий за собой. Представляю, как бы тогда разрослось ваше эго.

– А знаешь, что было бы еще более очаровательно? Если бы ты заткнула свою пасть.

            Элис снова опустила взгляд на бутылку инспектора. На этот раз долго раздумывать она не стала.

– Тварь! – вскочив со стула, завопил мужчина, облитый пивом. Всюду валялись осколки. Все сидящие в зале обратили свои взоры на барную стойку.

– Знаете, может мой брат и бесхребетный, – она ударила его меж ног, инспектор согнулся пополам и еле слышно выругался, – но никто не может говорить так про него кроме меня.

            В самом же деле Элис больше разозлилась на приказ замолчать от какого-то жалкого пьяницы, а не на оскорбление брата. Она просто воспользовалась случаем выставить себя благородной девой.

– Тебе повезло, что твой бар – единственный в этой дыре, – прокричал шериф, уже стоя в дверном проеме. – В противном случае, я бы сюда и ногой не ступил.

– Вам повезло, что вы все еще можете ступить сюда ногой, инспектор Уоттс. Понимайте это в любом смысле, они оба верны. – Она впервые угрожала, – пусть и нелепо, безобидно, – сотруднику полиции.

– Погоди, я еще приеду за тобой! Никуда ты не денешься! Просидишь в камере пятнадцать суток!

– Как же!

Мужчина злобно всплеснул руками и умчался из заведения. На недолгое время там воцарилась тишина: молчали и работники, и немногочисленные дневные посетители. Затем, тишину прервала сама Элис:

– Дэнни?

– Да, мэм.

– Он реально может упечь меня в обезьянник?

– Если я не ошибаюсь, у него есть все основания это сделать.

– Вот же дрянь.

            Спустя несколько часов декорации бара сменились на декорации полицейского участка, откуда Питер приехал забирать свою сестру.

– Поверить не могу, что мне пришлось оторваться от работы и вносить за тебя залог, – сказал он, везя Элис домой на машине. Они проезжали винный магазин, затем – товарный ряд с одеждой.

– На своей работе ты только и делаешь, что сидишь, – заметила девушка. – Он оскорбил тебя. И меня тоже, немного. Что я должна была делать?

– Промолчать, Элис. Промолчать и уйти.

– В тот момент, когда я била его по яйцам, я молчала.

– Ты выпила, да? С утра! – воскликнул он.

– Я не пила, – возразила Элис.

– Дыхни!

            Она наклонилась к нему и дыхнула. К своему удивлению, Питер ничего не почувствовал. Они уже подъезжали к дому.

– Ладно. Но я откладывал на новую машину!

– Можешь взять, что потерял, из моей ячейки.

– Ты же не думала, что я не собирался этого сделать? – насмешливо спросил он. Машина остановилась у подъездной дорожки. – Выходи, мы приехали. Глотнешь хоть каплю – будешь спать на улице.

– А воды? – Она нарочито сделала голос утрированно-умоляющим. – О, мастер, не оставите же вы меня, вашу верную слугу, ссыхаться от жажды! Прошу, помилуйте, Господин!

– Не смешно. – Но уголки его губ заулыбались, этого она и добивалась.

Элис открыла дверь и вышла из машины, захлопнула дверь и проследила за удаляющимся братом. Затем, убедившись, что он скрылся из виду, она направилась не в сторону дома, а в сторону ближайшего продуктового магазина.

Встав у стеллажа с пивом, она перебрасывала взгляд с алкогольного на безалкогольное и обратно – с безалкогольного на алкогольное. Элис стояла неподвижно на одном месте так долго, что консультант в магазине поинтересовался, все ли у нее в порядке. Она ответила, что все в порядке. А потом тихо сказала, что пошло оно все к чертовой матери, развернулась к стеллажу с газировкой, схватила банку колы и направилась к кассе. На кассе она взяла шоколадный батончик и сухие салфетки, а потом заскочила в аптеку за аспирином.

Вернувшись домой, Элис тут же уселась на диван, включила телевизор, положила таблетку аспирина в рот, открыла банку с газировкой и запила. Внезапно, что-то на экране привлекло ее внимание. Новости. По ним показывали цензурные фотографии убитых людей: молодого парня и пожилой леди. Элис прибавила звук и услышала голос телеведущей: Из психиатрической лечебницы в Мидленде сбежал пациент с садистскими наклонностями, бывший уголовник и убийца. Рядом с лицом телеведущей всплыла очень некачественная фотография: безобразного вида, бородатого, лохматого мужчины. Трудно было разглядеть его черты лица, но с такой характерной стрижкой трудно было бы спутать его с кем-то. Имя сбежавшего – Роберт Уорнес. В день его побега было совершено два убийства, и по подозрениям полиции, они были совершены Уорнесом. Скорее всего, преступник движется по направлению к Гленни. Будьте бдительны.

– 3 –

ЗЛОВОННЫЙ СИГАРЕТНЫЙ ДЫМ

– Мне трудно, Питер, – заныла Элис. – Меня так и норовит сорваться каждый раз. Ты не представляешь, насколько сильно это походит на пытки.

– Поэтому ты хочешь, чтобы я тебя поддержал? – Этот вопрос звучал, скорее, как утверждение.

– Да.

– Что-ж, – Питер приподнялся с кресла, улыбнулся сестре, – я пойду, пожалуй.

– Лицемер!

– Да неужели. – Парень стоял у раковины, спиной к Элис, и наливал воду в чайник. – Я вот, например, не замечал за собой распития чего-то крепче чая.

– Глупо. Кофе крепче чая.

– Я пью без кофеина.

– Еще ты пьешь колу.

– И ее тоже без кофеина.

– Питер!

– Что? – Он поставил чайник на плиту, подошел к креслу и уселся снова. – Элис, мне нечем тебе помочь. Могу только чай с сахаром предложить. Или без сахара – как тебе угодно.

– Ты куришь.

– Канье Уэст отстойный.

– Что?

– Я думал, мы перечисляем очевидные факты.

            Элис с враждой посмотрела на него. Он вздохнул, сел обратно в свое кресло, откинулся и предположил:

– Ты хочешь, чтобы я бросил курить.

– Знаешь, ты вроде говоришь правильную вещь, но с таким лицом, будто она неправильная.

– Этого не будет.

– Ты заставил меня бросить пить, а сам не можешь сделать то же самое с сигаретами. Ну и кто ты после этого?

– Сигареты – не то же самое. Скажи, тебе из-за того, что я курю, приходилось когда-нибудь ехать в соседний город, чтобы забрать меня и отвезти домой?

– Нет.

– А вот мне – да.

– Здесь дело не в том, что это не причиняет мне неудобств. Разве тебе не хотелось хоть что-нибудь в своей жизни поменять с тех пор?

            Не было нужды объяснять, с каких именно пор. Насколько память их не подводила, ко всем скверным вещам они как раз и пристрастились с тех самых пор. И оба много чего они хотели поменять с тех пор.

– Да, – задумчиво сказал Питер и заметил, как чайник начал посвистывать. – Но все, что я хотел поменять в своей жизни сводилось либо к тому, чтобы прикончить себя, либо к тому, чтобы прикончить кого-то другого. Моим единственным желанием первые лет пять после этого было повеситься. Сейчас оно немного поутихло, правда, признаю, время от времени соблазн это сделать нарастает с большей силой. – Он увидел, как лицо сестры стало меняться. Ее поразило то, с какой легкостью он об этом говорил, будто шутил, но она знала, что его слова были абсолютно правдивы. – Не беспокойся, я отгоняю от себя эту мысль, как только подумаю о том, что люди на виселице опорожняются себе в штаны после того, как откинут коньки. Премерзко.

Пока Питер возился с чаем, над кухней нависла гробовая тишина, прерываемая, разве что, стуком чайной ложки о стенки кружек. Этот стук отдавался эхом по всему дому, и тут же бил обратно, вызывая звон в ушах. Элис думала о том, что ее алкоголизму положила начало смерть родителей. Видимо, у вредных привычек все же есть одно полезное свойство: они неплохо заглушают боль. Но вдобавок к этому доставляют еще и массу неприятностей.

       Питер снова присел на кресло, молча протянул сестре кружку с чаем, какое-то время просто пил его, сидя в тишине. И наконец, заговорил:

– Знаешь, почему именно я закурил?

Элис покачала головой, настороженно глядя на брата. Она догадывалась, что это началось из-за сдающих нервов, но что-то в лице брата подсказывало ей, что дело совсем не в этом.

– Ты помнишь то время, где-то спустя месяц? Когда нас уже опекала бабушка. Я приходил со школы, не говорил вам ни слова, запирался в комнате и включал музыку на полную. – На самом деле, эта картина повторялась изо дня в день еще до смерти Уильяма и Аманды Кайзер. Разве что, музыка играла куда тише. – Вас я уверял потом, это было для того, чтобы вы не слышали моих рыданий. Помнишь?

– Да. Ты еще сбросил килограмм десять, потому что почти не ел и…

– Я похудел не из-за этого, – перебил ее Питер и сделал глоток. – Вообще-то, я ел нормально, как обычно, просто не ужинал. Я и до сих пор не ужинаю, привычка. А ты помнишь, как у меня начали портиться зубы тогда?

– Честно сказать, тебя бы и сейчас в рекламу зубной пасты не взяли.