Сказки при луне. Часть первая

И это был страшный удар. Вдвойне ужасный для меня: я потерял брата и учителя. Мудрость оставшихся чародеев воплотилась в создании совета, где все дела вершились теперь путем тщательного обсуждения и голосования. Я же, раненый дважды, скрылся ото всех, не желая больше участвовать во всем этом. Мне нужно было время, чтобы прийти в себя и вновь вступить на защиту королевства. Мои соратники чародеи понимали это, поэтому не стали искать меня.

Так, вернувшись в мир маленьких смертных людей, я совершил то, что после ещё долго казалось мне ужасной ошибкой. Я влюбился.

Моей избранницей стала Альма. Милая, добрая, отважная Альма, не побоявшаяся выйти замуж за волшебника. Тогда многие считали, что волшебники жестоки, расчётливы и не умеют любить, что они мудры, но черствы, как старый хлеб. Однако Альма, встретив меня, очень скоро перестала верить во всё это.

Мы поженились. У нас родилось трое детей. Окруженный любовью, заботой, бытом и детским смехом, я почти забыл, кем являюсь на самом деле. Я был счастлив. И удивлён тем, что счастье моё – вот оно: не в великих делах и защите королевства, а в небольшом домике на вершине холма возле гор, рядом с любимой женой и детьми.

Моя великая магия тогда превратилась в бытовые чудеса и детские фокусы. Мне не нужно было сушить реки и испепелять замки. Всё, что от меня требовалось, – быстро разжечь огонь в камине, поднять мебель, чтобы можно было помыть пол, поиграть с детьми. Я стал забывать…

И вспомнил только тогда, когда заметил, что Альма стареет. Теперь она выглядела почти на тридцать лет старше, чем я. А я внешне был таким же, как и мои старшие дети, разве что прибавлял себе возраста, отращивая бороду.

Раненый горьким осознанием, я вновь сбежал. Только теперь путь мой был определён: я возвращался туда, где должен был быть все эти годы. Соратники чародеи встретили меня весьма радушно, они уже давно ожидали моего возвращения. Но когда они узнали, что я осмелился завести семью, то огорчились.

– Привязанность к семье помешает твоей великой цели, – сказал Огастин, выглядевший старше и мудрее всех остальных.

– Я понимаю это, – ответил я покаянно, – но мне хотелось бы узнать, существует ли хоть малейшая возможность сделать мою жену и моих детей бессмертными, такими же, как и я?

Все маги одновременно покачали головой.

– Дать годы жизни и отнять их мог только верховный чародей. Он не раскрыл своей тайны, и никто из нас до сих пор тоже не смог узнать этот секрет, – ответил Огастин. – Так что люди и молодые волшебники обречены оставаться смертными, а мы, великие маги, напротив, обречены жить слишком долго, пока не будем убиты, не иссохнем или пока не появится тот избранный, что откроет секрет овладения временем жизни.

И вот тогда я подумал, что вполне могу оказаться тем самым избранным, о котором говорил Огастин. Я начал изучать и экспериментировать. Обратился к древним свиткам, к тёмным и светлым тайнам, к запретным знаниям. Пробовал, рисковал своей жизнью, делал всё, что было в моих силах, а в моих силах было очень многое.

Это были тяжелейшие годы моей жизни: я вернулся в семью, принимал участие в обсуждениях совета и пытался открыть величайший секрет на Земле. Пару лет я держался, не давая себе позволения оставить без внимания хоть что-то из этого. Но потом мой разум предал меня. Сказалась усталость, напряжение и хаос магической энергии, царящий вокруг меня. Сказывались мои небезопасные эксперименты. Так, в один не самый удачный день моей жизни я напортачил с заклинанием и обрядом, не сумел верно сконцентрировать свои мысли и обратился в кота. Очевидно, виной тому была неправильная манипуляция с магической девяткой и знаком жизни… Но это уже неважно. С тех пор мои возможности экспериментировать оказались сильно ограничены. Многие заклинания требуют, чтобы их произносили вслух, а говорить я уже не умел. Кроме того, для обрядов нужны руки и пальцы, но они превратились в мягкие лапы и острые когти.

Мои соратники, узнав о том, что произошло, пытались помочь, но не смогли. Я зашёл в своих экспериментах так далеко, как никто из них ещё никогда не заходил. Постепенно их энтузиазм уменьшился, и я понимал, что в этом нет ничего странного: тратить магические силы и время на одного, пусть даже очень сильного мага, чтобы вернуть его в совет, – не приоритетная задача. Конечно, они не оставили меня. Я всё так же принимал участие в обсуждениях. Нередко помогал в каких-либо заданиях, особенно если они были связаны со сбором информации и наблюдением. Случалось, что кому-нибудь из магов приходило в голову решение моей проблемы, он пробовал, осторожно, не желая никому навредить, но ничего не получалось. Так я и остался котом. И конечно, перестал думать, что я избранный.

Впрочем, как я понял, кое-чего мне всё-таки достичь удалось: я, кажется, стал не просто долгожителем, но бессмертным. Как маг, при особой концентрации я могу ощущать и анализировать каждую клеточку своего тела. Определённо, процесс старения замедлился настолько, что я перестал замечать его вообще! За всё то время, что я пробыл котом, маги, которых я знал, стали старше по обычным меркам лет на сорок, Огастин и вовсе теперь похож на старика. Я же до сих пор ощущаю себя тридцатилетним.

Тогда, когда я только более или менее научился справляться с новым моим положением и быть человеком в теле кота, я вернулся к Альме и детям.

Я поведал своей жене обо всём, что со мной произошло. Тяжёлая грусть в её глазах стала ещё тяжелее. Она не прогнала меня, смирившись со своей и нашей бедой. Каждый раз, когда я приходил, мы говорили. Я играл с детьми и внуками – они знали, кто я и почему такой, не было смысла скрывать. Я спал рядом с женой на нашей кровати, прижавшись к её теплому боку, она гладила меня. И хотя мысль о том, что я не могу быть по-настоящему мужем и отцом угнетала, я понимал, что деваться некуда. Остаётся лишь принять то, что есть.

Альма умерла, когда у нас уже появились правнуки. Я был рядом с ней до конца. В доме остался жить старший сын со своей женой и внуками. Семьи двух дочерей жили неподалеку. Я старался не упускать из виду никого из них, тем более что к моим детям перешла моя магия и мне необходимо было учить и направлять их. После магия перешла к их детям, а потом к внукам… И для всех я пытался оставаться мудрым учителем, наставником. Но наконец их стало слишком много. Да и магический дар проявлялся не всегда в достаточном количестве и не у всех, а иногда передавался через одно или два поколения.

Понимая, что за всей семьёй мне всё равно не уследить никогда, я стал выбирать тех, в ком магия пробуждалась особенно сильно, и оставался с ними, учил, рассказывал историю нашего рода.

– Вот почему я пришёл к тебе, – закончил свой рассказ кот.

При этих словах медленно, как из тумана, реальность вновь проступила перед Ладой. Некоторое время она просто сидела, не говоря ни слова и пытаясь осознать, что всё сказанное для неё значит. Затем всё-таки задала вопрос:

– Значит, ты мой прапрапрадедушка и пришёл, чтобы обучать меня магии. Неужели во мне она есть?

Кот недовольно дернул усами. Его голос вновь зазвучал, только теперь не так плавно, как прежде, а резко и ворчливо.

– Ну вот, опять! Кажется, первое, что мне предстоит сделать, – избавить тебя от этого ужасного комплекса неполноценности. Сказал, что есть, значит, есть. Не надо занижать свои способности. И да, я твой прапрапра… Так что отныне, – взгляд его стал хитрым, – я на твоем полном обеспечении: корми меня, ухаживай, расчёсывай. Дважды в неделю я буду принимать ванну. Поэтому мне нужна ароматная пена с запахом лаванды, своё полотенце, лучше два. Кошачий корм я не ем – гадость та ещё. Предпочитаю курицу, можно овощи. Люблю зелёный чай. Когда мне понадобится, я буду уходить: совет до сих пор существует, и я остаюсь одним из его членов. И да, туалетом пользоваться я умею, если это тебя беспокоит.

Пока он говорил, Лада пыталась понять, каких чувств в ней больше: возмущения, любопытства или паники. Тогда она ещё долго приходила в себя. Затем как-то всё само собой уладилось. Родители приняли кота спокойно, не без помощи, правда, как позже узнала Лада, некоторых приёмов скрытой телепатии. В семье просто стало на одного человека больше, как будто бы у Лады появился очень умный младший брат: его надо было кормить и купать, но зато он мог дать совет, наставление, мог рассказать что-то полезное и интересное, знал много особенностей того волшебного мира, с которым сама Лада столкнулась совсем недавно. Нередко, услышав какую-нибудь историю от Силла, она просила рассказать её же у кота. И тогда получала сюжет с двух разных точек зрения, что позволяло ей лучше его понять.

С родителями Пат не разговаривал. Они считали, что он просто кот. Мама Лады не обладала достаточной магией для обучения. Она не знала о своих способностях, но зато вспомнила, что у её бабушки когда-то тоже жил такой большой чёрный кот.

– Когда ты уйдёшь? – вновь прозвучал голос.

– Как можно скорее, – ответила девушка. – Разберусь с учёбой и побегу. Ты ведь поможешь?

В полнолуние она почти не могла контролировать своё тело. Волчьи инстинкты становились сильнее с каждой минутой наступления темноты. До полуночи ещё можно было терпеть. После – сознание гасло, как при обмороке, от переутомления и возвращалось только тогда, когда она уже мчалась, ступая белыми лапами, по какому-нибудь парку или, что хуже, по улицам города.

Не желая никому навредить в эти ночи, Лада заранее уходила из дома, превращалась в волка по собственной воле и, сохраняя сознание как можно дольше, бежала в сторону полюбившегося и ставшего родным леса. К Силланту. Чтобы не тревожить родителей, раньше она дожидалась, когда они уснут, и тихо-тихо выходила из квартиры. При этом ужасно боялась, что кто-нибудь из них всё же услышит, как она уходит, или вдруг решит заглянуть к ней в комнату, когда её нет. Теперь же, когда появился Патрик, проблема исчезла: кот мог успокоить их сознание, сделать так, чтобы они крепко спали и видели хорошие сны и чтобы им и в голову не пришло посреди ночи заглядывать в комнату дочери.

Он придерживался мнения, что не стоит скрывать свой дар от родных, но Лада всё же боялась, что родители не поймут. Конечно, сам Патрик жил во времена, когда магия была привычной каждому, поэтому не боялся рассказать о своих способностях жене и детям. Но сейчас магия не вызывает доверия и является редкостью. Меньшее зло, если тебе просто не поверят. Но если поверят, то наверняка не оставят в покое и придумают, как использовать. Конечно, последнее к родителям не относилось, но зато неверие с их стороны как раз было возможно. Неверие и страх. Никто не знает, к чему это могло бы привести, и проверять Ладе пока не хотелось.

Поэтому всё оставалось на своих местах. Поэтому сегодня, как и раньше, Патрик «успокоил» сознание родителей Лады, когда они вернулись домой после работы. Мама и папа, чувствуя приятную усталость, поужинали, а затем, обнявшись, устроились перед телевизором, даже не обратив внимание на то, что мимо их открытой двери, завёрнутая в одно лишь старое полотенце, прошла дочь. Прошла и вышла на улицу. В ноябре.

Вообще, можно было бы и не брать полотенце: мама и папа всё равно бы не обратили на неё внимания, а на улице она сразу бы превратилась в волчицу. Но ей так было спокойнее. Да и гулять голышом перед прапрапрадедом, пусть и видавшим едва ли не всё на свете, ей тоже не хотелось.

Поэтому она выскользнула за дверь в одном полотенце, прислушавшись, не идёт ли кто в подъезде. Затем, ёжась от холода, спустилась по лестнице, прошептала самое простенькое заклинание, которому успел научить её дед, стала невидимой на какие-то несколько десятков секунд, за которые успела раздеться, выйти во двор, обернуться волчицей и, радуясь теплу, силе и ощущению свободы, забежать за угол дома.

Держась теней, кустов и деревьев, прикидываясь большой белой собакой, она торопилась выбежать из города. Путь предстоял неблизкий, но быстрые лапы приведут её к заветному лесу примерно через час, если не придерживаться дорог и оббегать деревеньки. В лесу можно будет спрятаться и дать инстинктам полную волю. Лес убережёт от бед.

Глава 10. Силлантий

Потом полетайте над городом, чтобы попривыкнуть, а затем на юг,

вон из города, и прямо на реку. Вас ждут! (с)

М.А. Булгаков, «Мастер и Маргарита»

К югу от города. В лес.

Я бежала, ведомая странной силой. Скрывалась в тени домов и деревьев, пока была в городе. Широкие улицы перебегала как можно скорее, чтобы прохожие и водители, которых даже сейчас было немало, заметили не волка, а большую собаку. Чем дальше я уходила от центра, тем меньше становилось людей. Холод и тьма загоняли всех в тёплые уютные дома. Лишь те, кто не знал или не понимал радости домашнего очага, блуждали, как и я, прячась в тенях.

Наконец, город кончился. Дороги, и без того ужасные на окраинах города, стали совсем невыносимыми. По обочине бежать было легче, чем по разбитой машинами и замерзшей в ночи грязи проселочных дорог. И я бежала. По обочинам, полям, полянам, просекам, мимо лесков, речушек, холмиков. Бежала, и всё никак не могла насытиться скоростью и свободой. Я понимала, что это уже не столько человеческая радость, сколько животное чувство. Я ощущала себя собакой, спущенной с поводка впервые за долгий срок.

«Надеюсь, мама не зайдет ко мне в комнату ночью и не заметит моего отсутствия…» – с тревогой думала я, пока и эту мысль не вытеснил хаос волчьего сознания. Это были не оформленные в слова мысли, но безымянные порывы, действия, желания. Глубоко внутри я понимала, что это ненормальное поведение. Я словно потеряла разум и почти не могла себя контролировать.

В какой-то момент моё тело метнулось в сторону маленького лесного зверька, учуяв его запах и желая схватить и растерзать его. С огромным трудом я сумела отказаться от этого, заставляя себя бежать лишь в указанном направлении.

Мне казалось, что путь длится уже долгие часы, что я никогда так далеко не уходила от города на собственных ногах. Последнее было вполне вероятным. Как-то мы с мамой и папой ходили за грибами. Пешком от конечной остановки автобуса. Шли очень долго, а потом ехали обратно на транспорте чуть меньше часа. Вероятно, сейчас я ушла ещё дальше.

И что странно: темнота и открытое неизвестное пространство не пугали меня. Я всегда боялась теней и одиночества, но теперь не испытывала страха ни к тому, ни к другому. Даже наоборот: всё это меня радовало. Обратная сторона темноты и одиночества – свобода – пересилила мучающую долгие годы боязнь. Всё моё существо было переполнено каким-то спокойствием, умиротворённостью, необъяснимой лёгкостью, пока сильные лапы несли меня вперёд.

Нос чуял множество доселе неизвестных мне запахов, глаза видели дальше и лучше. Через толстую шкуру не чувствовался холод осени, морозный ветер не мешал свободно дышать при беге. И вот, наконец, я очутилась на вершине холма, с которого была видна небольшая деревушка, где сейчас, на пороге полуночи, светилось всего пару окон. Дальше, за деревней, был ещё один холм, на котором темнела неровная полоса елового леса, а ещё выше, над ним, ярко сияла полная луна. В этот лес мне и нужно было попасть.

Предчувствуя скорое освобождение от контроля, зверь, сидящий внутри меня, возбуждённо рванулся вперёд. Я попыталась унять его порыв, отчего наши сознания спутались: тело потеряло координацию, лапы заплелись и в какой-то момент не нащупали нужной опоры. Я повалилась на землю и кубарем, тщетно пытаясь вернуть контроль над собственными конечностями, покатилась вниз с холма. Торчащие голые ветки маленьких кустиков, камни и корни неприятно били по бокам. Пришлось зажмуриться, чтобы случайно не лишиться глаз.

Наконец спуск кончился ударом о широкую стену без окон. Наверное, это был сарай или конюшня. Послышалось жалобное скуление. Я испугалась, не сразу сообразив, что оно исходит от меня. Некоторое время мы обе: я и волчица – приходили в себя, навалившись на бревенчатую стену и тяжело дыша. Затем я встала и рысцой побежала по улочкам.

В первую минуту мне удалось рассмотреть деревеньку. Она была добротная, аккуратная, достаточно современная. По пути встретилось лишь пару домов, построенных много лет назад из елового сруба. Другие, тоже из дерева, выглядели новее. Попался и совершенно современный дом, сделанный из кирпича.

Все дома были огорожены забором. Улица, по которой я бежала, оказалась мощёной. Конечно, не такой, как в крупных городах, но сделанной на славу, крупными камнями, по которым удобно было идти и ехать.

Вот всё, что я успела приметить до того, как волчица вновь почуяла скорую свободу и попыталась вытеснить меня из моей же головы. Теряя контроль, я сосредоточила все мысли на конечной точке – первых деревцах леса – и ускорила бег.

Вот, наконец, холм. Подъём. Теперь коренья и камни служат удобными ступеньками, позволяющими быстрее подниматься. Вот и ели, тёмные и холодные. Спасительные, если верить голосу, наставлявшему меня. Лапы ступили на жёсткую, устеленную опавшими иглами землю под деревьями.

На мгновение мир закружился перед глазами. Затем я провалилась во тьму.

Сознание приходило медленно, как после обморока или глубокого сна. Оно появлялось, затем я снова на несколько секунд проваливалась в темноту. Потом оно снова появлялось. И так несколько раз. С каждым пробуждением мысли становились всё яснее.

И вот я уже понимала, что лежу в небольшом овражке, в колючих кустах и боюсь пошевелиться, так как телу не хочется больше испытывать боли. Я всё ещё в образе волчицы, но теперь её сознание утомлено, оно отступает.

Я открыла глаза, уставилась в ночной сумрак и прислушалась. Вокруг были ветки колючего кустарника. Они упирались мне в бока, лапы, шею, морду. Где-то сверху слышался шелест ветерка и далёкое уханье совы. Я попыталась понять, цела ли: подвигала лапами, глубоко вздохнула. Кажется, всё в порядке, не считая нескольких царапин.

Нужно было выбираться. Я медленно поднялась на лапы и начала карабкаться вверх, стараясь ступать в промежутки между ветками, на землю. Идти оказалось больно: правая передняя лапа, кажется, была вывихнута, или я её растянула.

«Не волчица, а глупый щенок! – недовольно подумалось мне. – Дали свободу, так используй её с умом. А она – нет. Лучше сломя голову будет носиться по еловому лесу, чтобы потом свалиться в овраг и что-нибудь себе сломать!»

Я устала и была раздражена тем, что моё тело использовали так неаккуратно. В пасти ощущался неприятный привкус железа и чего-то ещё… Я поняла, что это, только когда выбралась из оврага. Точнее, каким-то образом вспомнила, как будто сон, как волчица, мчась по лесу, схватила на бегу какого-то мелкого зверька, не успевшего спрятаться в норку, и проглотила целиком.

От этой мысли меня страшно замутило. Я попыталась абстрагироваться и не думать о том, чем может быть заражён съеденный зверек и где он ползал, пока моя волчица его не поймала.

Я стояла на краю овражка, оглядываясь. Стволы деревьев возвышались передо мной, ветви почти скрывали небо. Земля темнела, тут и там вздымаясь холмиками, кустиками, упавшими стволами сухих деревьев. Всё та же неведомая сила потянула меня в сторону от овражка, и я пошла, осторожно ступая и не понимая, как волчице вообще пришло в голову тут бегать. Впрочем, скоро и я привыкла к поверхности. Перестала обходить тонкие веточки и маленькие кусты, шла прямо по ним или перепрыгивала, если хватало сил. Иначе пришлось бы ужасно долго петлять.

Минут через десять я вышла на аккуратную полянку, окружённую со всех сторон деревьями. Слева у самого леса стоял небольшой деревянный домик. Свет в его окнах словно бы был живым: он переливался, как от костра, и заливал танцующими тенями тёмно-синюю ночную поляну. Были ещё какие-то небольшие постройки, обрамлённый забором участок и колодец. Сам дом не был отгорожен от мира ничем, кроме стены леса.

Справа от домика гармонию стройных стволов нарушало поваленное дерево. На нём, что-то перебирая в руках, сидел человек. Заметив меня, он выпрямился, отложил своё занятие и поднялся навстречу. Когда он вышел на свет, падающий из окна, я увидела, что глаза у него зелёные, волосы каштановые, а лицо заросло бородой так, что нельзя точно было сказать, сколько ему лет. Мне показалось, что где-то около сорока. Сам он был высоким, но крепко сложенным мужчиной. На нём был надет свитер, на ногах – старые потёртые джинсы и удобные ботинки. Он был достаточно красив собой, его вид и его тёплый взгляд не отталкивали, а притягивали, возникало желание познакомиться поближе, поговорить.

– Я ждал тебя, – сказал он, подходя ко мне, и я тут же узнала голос, который этим вечером успокаивал и наставлял меня.

Я осторожно пошла навстречу, пока не зная точно, можно ли ему доверять. Но мне очень хотелось.

Наконец мы приблизились друг к другу. Он присел прямо передо мной и протянул руку. Я, вспомнив традицию мужчин пожимать руки, приветствуя, протянула ему лапу. Он улыбнулся и крепко, но осторожно пожал её.

Я заскулила от боли. Совсем забыла про то, что именно эта лапа повреждена! Шла всю дорогу, хромая, а теперь, отвлечённая встречей, забыла.

Мужчина тут же перехватил лапу, взяв её обеими руками так, что теперь она лежала у него на ладонях. Легчайшими движениями крепких пальцев он прощупал суставы. Когда я снова заскулила, произнёс:

– Все кости на месте. Вероятно, просто растяжение. Это пройдёт. Я наложу тугую повязку и привяжу мешочек со льдом, чтобы не было отёка. Когда доберёшься до города, обратись к врачу, пусть посмотрит твою руку в человеческом виде.

Он встал и направился в сторону домика. Заходя, оставил дверь открытой, видимо, приглашая и меня последовать за ним. Но я не рискнула. Через некоторое время он вышел с бинтом, ножницами и небольшим платяным мешочком, вновь сел передо мной, взял лапу и занялся её спасением. Он действовал ловко, словно имел большой опыт в лечении животных или людей. Я молча и с любопытством смотрела на его действия, а он говорил:

– Нелегко, наверное, пришлось сегодня, – его голос был спокойным, добрым, даже ласковым. – Тебе придётся привыкнуть. То, что с тобой произошло, уже никак не исправить.

На секунду он заглянул мне в глаза. Взгляд его был серьёзным, но в нём не было ни жалости, ни отвращения, ни осуждения. Лишь понимание и желание помочь.

– Месяц назад тебя оцарапал оборотень. Как ты уже, наверное, догадалась, последствий избежать не удалось, – он слегка улыбнулся. – Теперь ты тоже оборотень, но это не значит, что ты превратилась в монстра, который каждое полнолуние жаждет людской крови и плоти. Всё не так.

Я в этом очень сомневалась. Не знаю, сумел ли волчий взгляд передать мои сомнения, но, похоже, человек, сидящий передо мной, умел заглядывать в самую душу.

Он закончил перевязывать лапу, отпустил её и теперь снова внимательно смотрел мне в глаза, продолжая свой рассказ:

– После заражения внутри тебя пробудился зверь, волчий дух. Это не болячка, не бешенство. Это нечто совсем другое, связанное, скорее, не с физическим миром, а с духовным. Волчий дух, подчиняющий сознание человека, связан с кровью. Ты, наверное, знаешь, что самая сильная магия – магия, основанная на крови? – он вопросительно посмотрел на меня, я промолчала, ожидая продолжения. – Так вот, в тот момент, когда оборотень оцарапал тебя, твоя кровь связалась с его волчьим духом и тело твоё образовало новое существо. Новое существо внутри тебя. Твоё второе сознание, второе Я, пробуждающееся только в часы наиболее сильного магического влияния: ночью, в полнолуние.

Он сделал паузу, чтобы у меня было время обдумать услышанное. Объяснение про второе Я настойчиво напоминало мне истории о шизофрении. Но я старалась не зацикливаться на этой мысли. Уж слишком человеческой она была, чтобы обдумывать её, сидя в образе волка рядом с Магом в странном лесу. Впрочем, может быть, нет никакого Мага и нет никакого леса вокруг, лишь белые стены, старая пружинная кровать и старушка-санитарка за дверью…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.