Статус: все сложно

Дарья Белова

Статус: все сложно

Глава 1

Четыре года спустя…

Глеб.

Секретарь ставит на стол чашку кофе. Это будет третья за день. Последнее время слежу, чтобы количество не превышало две чашки в день. Сегодня лажаю. Потому что еще далеко не вечер, а глаза так и закрываются.

Рано утром мы с Ритой прилетели после небольшого путешествия по Испании. Она поехала домой отсыпаться, мне же нельзя. Я начальник, как никак. Сел в машину и поехал в салон. И теперь мечтаю уже оказаться дома, закрыть глаза и выспаться.

Гипнотизирую эту самую чашку, что третья.

– Может, ну ее нах*р и домой? – разговариваю я сам с собой.

– Вы что-то спросили? – не заметил, что секретарь так и не успела скрыться за дверью.

Только отрицательно машу головой и делаю первый глоток. Вкусный. Это радует.

Кирилл заходит без стука. Впрочем, как и всегда. Неимоверно раздражает это, но мои просьбы он упорно игнорирует, будто специально.

– Я тебя сколько раз просил хотя бы стучаться?

– А что?

– Вдруг, я тут трахаюсь? – на лице непроницаемая маска.

– Тогда я выйду, – он проходит и садится напротив меня.

– Да, но настрой ты собьешь.

– Ну я извинюсь, – улыбается широко.

– Че хотел? – прикрываю глаза, веки слипаются, что даже третья чашка не помогает.

– Слушай, у меня есть один парень. Хочет тачку для дрифта. Подыщем?

– А из того, что есть, его ничего не устроило?

– Придирчивый, засранец, – Кирилл берет фотографию со стола.

На ней мы с Ритой год назад. Отмечаем ее День рождения в Париже. В те дни я ходил и озирался по сторонам. Надеялся встретить ЕЕ? Искал ЕЕ глазами? Уже не вспомню. Рита устроила пикник на Марсовом поле. Она прочитала, что лучший вид открывается на Эйфелеву башню именно с него. Очень уж она ей нравилась. Половина фотографий из Парижа именно с этим видом. По мне – нелепое сооружение. Спорить не пытался, получил бы только укоризненный взгляд или, еще хуже, – обиды и молчание. Не самое приятное сопровождение, учитывая, что это был ее День рождения, и я сам пригласил ее в Париж.

Кирилл рассматривает эту фотографию, улыбается, как-то хитро. Мне не нравится. Вырываю эту фотографию и ставлю на место. Он приходит в себя и смотрит так, будто не было этого нелепого жеста.

– Ну так что? Поможем этому засранцу?

– Чем сможем, – киваю я.

Он уходит, на прощание помахав мне рукой.

Три года назад, с помощью отца, мы открыли автосалон по продаже спорткаров. Закупаем в Европе, а последний год и в Китае, уж больно поднялись они за последнее время, и реализуем здесь. Как оказалось, спортивные машины очень даже пользуются спросом.

Встаю, чтобы немного размяться. Спина затекает от постоянного сидения. Вытягиваюсь и хрущу костями. Почему-то вспомнилась Мила, как каждое утро она просыпалась и делала разминку. Улыбаюсь, как дебил.

Последний раз, когда мы виделись, была весна. Последние дни смешались в один. Все сумбурно, непонятно и неясно. Помню, что я замкнулся в себе, было полное равнодушие к происходящему. Как будто потерял вкус к жизни. Ничего не радовало, ничего не веселило, но и грусти тоже не было. Одна сплошная боль и разочарование.

В тот вечер она ушла, а я не стал останавливать.

Звонок выдергивает из воспоминаний, которые нет да нет, но дают о себе знать.

– Да, Рит?

– Эй, Маквин, – дурацкая кличка, которую она мне дала, один из героев не менее дурацкого мультика. – А ты когда приедешь? – голос сонный, она только что проснулась. Слегка завидую.

– Скоро. Сейчас пару дел закончу. Меня все-таки неделю не было. Накопилось, знаешь ли, – Рита скорее всего меня не слушает. Все, что касается машин и автосалона, ей неинтересно.

– Может, вечером выберемся в ресторан?

– Может. Забронируй что-нибудь.

– Я уже соскучилась, – томление в голосе, легкая хрипотца. Я представляю ее в нашей постели, разнеженную, с растрепанными волосами. И хочется все бросить и ехать домой сломя голову, нарушая правила и ограничения, как когда-то мог в другой жизни.

– Ты сейчас в постели?

– Угу

– А в чем?

– На мне только трусики. Которые ты так на мне и не разорвал, как обещал…

Шумно делаю вдох. Ее тело сводит меня с ума, ведьминские глаза околдовывают, ее губы дарят такое наслаждение, что готов исполнить любой каприз.

– Я всегда выполняю свои обещания, искусительница.

– И как ты собираешься их разорвать?

Звонок по второй линии. Незнакомый номер. С удовольствием бы не брал трубку, но по работе могут звонить новые заказчики. Автосалон последний год на слуху. Всем хочется уникальный спорткар.

– Бл*ть!

– Что? Глеб Навицкий, не поверю, что ты быстро кончил, – издевательские нотки, за которые хочется ее наказать. Она это знает и провоцирует.

– Вторая линия. Перезвоню, – сбрасываю и как-то остервенело нажимаю на вызов. Нажимаю, конечно, громко сказано, имея на руках современный смартфон.

Цифры красивые, будто из владелец долго подбирал эту комбинацию. Блатной? Мажор? А может, так совпало?

– Навицкий, – сходу отвечаю я.

– Привет, Глеб, – сердце делает пару кульбитов высотой в несколько этажей, а потом паузу, смертельную для организма.

– Мила?

Глава 2

Глеб.

– Мила? – голос свой не узнаю. Чужой, отстраненный, но вместе с тем теплый.

На том конце тишина. Хочется спросить, почему молчала все это время? И почему звонишь сейчас? Но я также упорно молчу.

– Не отвлекаю? – режет пространство. Голос тот же, но стал уверенней, звонче.

– Минута есть.

– Как… как дела? – хочется все высказать. Или просто сбросить вызов. Звонок из прошлого никогда не предвещает ничего хорошего.

– Замечательно. У тебя?

На мой вопрос не отвечает, игнорирует. Это ранит, словно не она мне звонит, а я. Делает одолжение. Это точно Мила?

– Мы можем встретиться?

– Когда? – хотел сделать паузу, но выплюнул этот вопрос слишком быстро.

– Через час сможешь подъехать в центр?

Конечно же нет. Меня дома ждет женщина, которая любит меня, ждет моей ласки и прикосновений. А вечером у нас забронирован столик. Мы проведем вечер вместе, а потом вернемся домой и займемся умопомрачительным сексом, как и все предыдущие три с половиной года.

– Ладно. Скинь локацию, – сбрасываю звонок и откидываю телефон.

Руки потряхивает, а дыхание частое. Третья чашка кофе лишняя. Смотрю на пустую посуду и корю, что дал слабину.

Меряю шагами кабинет. Он у меня большой. С одной стороны вид на новый квартал с красивыми домами, будто район в Даунтаун Манхеттен. Стильно. С другой – Набережная. Хожу от одного окна к другому. Пытаюсь взять себя в руки и успокоиться.

Беру ключи от машины. Не прощаясь с секретарем, выхожу. Слышу в спину полетели какие-то вопросы. Встреча? Совещание? Да черт с ними. Лечу, как обезумевший. А почему? Потому что позвонила она? Или просто хочется взглянуть в ее глаза?

Одни вопросы. Снова. А ответов нет. Только Мила сможет мне на них ответить. Но вот нужны ли мне сейчас ее ответы?

Подъехал к указанному месту быстро, хотя по городу не гнал. Нигде не гоняю. Теперь.

Но так и остался сидеть в машине. Захотелось проследить за ней. Не из окна кофейни, а как сыщик какой-то, тайный детектив. Засмеяться бы от этих идей. Я просто сошел с ума, вот и все.

Где-то на задворках моей памяти маячит красным огоньком, что у меня вечером планы, я занят. Пути назад нет.

Сдаюсь и выхожу на улицу. Безумно хочется курить. Смотрю на парня. Он стоит около двери в кафе и вкусно курит. Затягивается сигаретой и выдыхает дым. Может, просто подойти и стрельнуть сигарету? Как вообще надо курить правильно? Никогда этим не занимался. Или стоит постоять рядом и побыть пассивным курильщиком? Где-то читал, что для здоровья это хуже, чем быть самим курильщиком.

Открываю дверь кофейни. Здесь стоит терпкий аромат кофе и выпечки – ваниль, корица и, мать ее, шоколад. Мила словно знала, куда меня звать. Ругаюсь про себя. На секунду мелькает мысль плюнуть на все и уехать.

Но я выбираю столик, с которого открывается замечательный вид на вход.

– Что будете заказывать? – милая официантка, темные кудряшки, сама как куколка. Стараюсь ей улыбаться и казаться добродушным. Внутри же кошки раздирают меня. – У нас замечательная новинка – шоколадно-маковый рулет. Попробуйте. К кофе отличное дополнение.

– Благодарю. Американо. – Четвертая чашка за день.

Она уходит, а я не отрываясь наблюдаю за входом. Дорога пустая, только моя машина. Поэтому я с легкостью пойму, если Мила приедет на машине. Я как сталкер, что следит за своей жертвой.

Удары сердце частые. Но это же просто волнение?

– Пожалуйста.

Официантка ставит большую чашку американо. Приступ тошноты накатывает от запаха. Снова волнение? И шоколадно-маковый рулет. Какого черта? Не успеваю я отказаться, она уже удалилась, оставив передо мной довольно аппетитную выпечку. Слюна скапливается, хочется надкусить. Может, стоит попробовать хоть маленький кусочек?

Любуюсь этим рулетом. На секунду только возвращаю взгляд за окно. Удар, сильный, будто пронзили насквозь.

Она выходит из машины, поставив ее на сигнализацию и идет в сторону кафе. Обычный седан. Каких сотни по Москве. Но номера только запоминающиеся. Думаю, папочка постарался, чтобы отличить синюю Киа Рио из множества. Синяя… Перед глазами мой Ягуар. И снова взрыв, пожар и пелена перед глазами. Сердце замирает, а потом бьется снова, будто ничего и не было.

Милу я узнал сразу. Каким-то чудом. Потому что внешность другая. Сейчас длинные темные волосы заплетены в какую-то замысловатую косу. Безразмерная толстовка кислотного цвета с ярко-розовыми полосами, джинсовые шорты. Если она повернется ко мне спиной, я увижу границы ее ягодиц. Сжимаю челюсти, даже слышу их скрип. Смешные длинные носки с галочками и спортивные кеды.

Где тот ангел в голубом платье и вечным пучком на голове?

Она уверенной походкой проходит к двери. Тот парень, что еще почему-то стоит у входа, помогает ей открыть тяжелую дверь. Мила улыбается. Теперь ее улыбка другая. Она соблазняющая, нет уже тех милых черт, аккуратных уголков губ, что слегка взмывают вверх. Правильная улыбка? Бред. Сейчас это улыбка женщины, что знает себе цену и пользуется этим.

Она заходит в зал. Очки опускает вниз. Теперь они висят на груди, благодаря цепочкам. Мила оглядывается, а потом находит меня глазами. Улыбки больше нет. Я не заслуживаю, чтобы мне также улыбнулись?

Огибает столики, доходит до нужного. Сумку спортивную кладет на стул рядом. А сама усаживается напротив меня.

– Привет, – улыбается. Осторожно. Не соблазняет, как того парня. Но и в этой улыбке нет и толики правильности. Потому что пропитана дерзостью. Кто ты?

– Привет.

Глаза темные, в них тот же огонь, что и был, когда эмоции выходили за грань. Пожалуй, это все, что осталось от моей Милы. Длинные ресницы теперь подведены тушью, а на щеках румяна, довольно яркие надо признать. Губы… Черт!

– Ну и зачем ты это сделала?

– Что? – приоткрывает наглый ротик.

– Губы зачем накачала?

– А, ты об этом, – отмахивается от меня, – я слегка. Зойке было страшно одной делать, а у Сони и так свои хорошие. Ну я за компанию, так сказать.

– Дура!

– Что?

– Дура говорю. Они у тебя и так были, – какими? Охрененными? – неплохими. – Ставлю точку и опускаю взгляд на кофе. Пей, пей Глеб, сердце и так отбивает уже не свой ритм. Слишком часто и быстро. Того и гляди выпрыгнет.

Та официантка снова подходит. Теперь обращается к Миле. Та лишь повторяет мой заказ и нагло мне улыбается.

– Рулет и правда вкусный. Мы с девчонками пробовали его на днях.

Мила не сводит с меня глаз. Тоже изучает. Наши глаза встречаются. На секунду я вижу ту Милу, что была влюблена в меня с детства. Ту хрупкую и ранимую девушку. Но она в мгновение исчезает, словно ее и не было. Никогда. Взгляд опускается к моим губам. Я ей улыбаюсь. Своей чарующей улыбкой, как она раньше говорила, которая не оставляет никого равнодушным.

Наши поцелуи всегда рвали крышу. На пределе. Когда жесткость кажется спасением. На нее падать приятно. Нежности никогда не было. Эмоции вырывались на первое место, с ревом, с шумом. Словно ударил на газ еще на старте. Я помню эти ощущения. Глядя на ее губы, я вспоминаю, как это – ехать все триста по прямой. Давно забытое чувство, что пробуждает эта девчонка.

А она помнит?

Нам приносят такой же заказ и ставят его перед Милой. Она берет маленькую вилочку и отламывает кусочек. Отправляет в свой аппетитный ротик. Я слежу за этим движением, они гипнотизируют, завораживают.

– МММ, правда вкусно, – она отламывает второй кусочек. Собирается отправить снова себе в рот, но вспоминает про меня, – ой, прости, хочешь, – тот шоколадный кусочек оказывается у моих губ. Пару сантиметров, как перед поцелуем. Я же, когда ее целовал, думал, что сжираю шоколад. Такой же сладкий и запретный.

– Мне нельзя. У меня аллергия на шоколад.

Она хлопает глазками, невинно так, я бы сказал очаровательно. Но это просто игра, не больше.

– Ой, прости. Я забыла. А зачем тогда ты… – показывает на мой рулет.

– По ошибке принесли.

– Тогда не отдавай. Я его съем.

– Потолстеешь от такого количества. И тебя выгонят из твоего Большого, – вилка Милы падает. А на лице гримаса боли. Игры больше нет, я завершил нашу партию. Ее поражением. Но отчего-то больно не только ей, но и мне. Только не понимаю, почему.

– Ты… в порядке?

– Да, извини, – Через пару секунд вернулась та Мила, что вернулась. Вот такая тавтология.

– Ты хотела поговорить. О чем? – демонстративно смотрю на часы. Понимаю, что уже никакого ресторана сегодня, никаких встреч. Просто домой. Забыться. Вычеркнуть этот день, если удастся.

Мила выпивает свой кофе до дна. Он был горячим, но она не поморщилась. Словна всегда любила обжигающие напитки. Взгляд опущен, а глаза бегают из стороны в сторону. Ей тяжело решиться на что-то. Начинаю ерзать на стуле. Пауза затягивается.

– Глеб, – короткая улыбка, просто растянула свой немного подкачанный бантик. Его бы сложить, снова поцеловать. Он такой же на вкус? Лучше. Сейчас там двойная доза шоколада. Убийственная.

– М?

– Мне нужен развод.

Глава 3

Мила.

– Мне нужен развод, – пытаюсь придать голосу уверенности. Чтобы каждое слово звучало четко, отбить его молоточком, как когда-то давно я свои пуанты.

Прячу руки в широких карманах. Чувствую, как потеют ладони от нервов – я сильно волнуюсь. На кончиках пальцев покалывание.

В его глазах не отражается ничего. Глеб просто застыл, словно готов слушать продолжение моей реплики. Ничего не значащая речь.

Больно понимать, что ему все равно. Сколько бы не настраивалась, сколько не готовилась – видеть равнодушие болезненно. Сердце не берегу. Оно нещадно бьется в истерике, просит помиловать его. Оно и так настрадалось знатно. Я хозяйка неблагодарная, потому что до сих пор смотрю в его глаза, силясь увидеть хоть грамм сожаления. Его нет.

Глеб отпивает глоток своего американо и тихо опускает чашку на блюдце.

– Как интересно получается, Мила, – голос холодный, как глыба льда. Нотки ненависти, пренебрежения. Режут своим острым краем, – ты четыре года не давала о себе знать, а тут вдруг… Просто любопытно, чем вызвана твоя такая, – он подбирает слова, ищет, как бы задеть меня. Заслужила. Признаю. – Спешка?

Я выдавливаю из себя улыбку. Последний прыжок. Он должен быть лучшим. Я буду достойна аплодисментов. Пусть они и звучат в моей голове.

– Пора закончить то, что я начала. У каждого из нас теперь своя жизнь, – отворачиваюсь на секунду, вспоминая, как Зойка рассказывала о ее встречи с Глебом и, как ее, Ритой. Глаза прикрыла. Сейчас бы не расплакаться, будет фиаско. Эту партию я должна отыграть как нельзя лучше.

– Ты права.

Глеб всматривается в меня. Изучает. Вытягивает душу, ответы, мысли. Все же отражается в глазах, поэтому снова прикрываю их. Должно выглядеть, будто я устала и этот разговор должен уже меня утомить. И только я знаю, что это далеко не так.

Он опускает свой взгляд, двигается вниз. Губы – на них задерживается чуть дольше – шея, грудь, что спрятана под толстовкой, руки, они сложены на столе, и я позорно положила локти.

– Ты другая.

– Тебя это удивляет?

Хочется признаний, что скучал, думал, вспоминал. А потом перед глазами та плохо сделанная фотография из клуба, где Глеб довольно откровенно прижимает к себе ту блондинку. Маргарита – такое сильное имя. Моя любимая героиня в классической литературе. Маргарита, что подруга мастера. А теперь я ненавижу это имя. Оно пошлое и безобразное. Ни капельки не царское.

– Нет. Нисколько.

До меня доносится аромат его туалетной воды. Там снова нотки сандала. В прошлой жизни они мне нравились. Тяжелый, грубый аромат, но проникал с каждым вдохом и осваивался в каждой моей клетке. Намертво. Бесповоротно.

Я помнила его долго. А потом… забыла.

А сейчас он вроде бы такой же, но нет. Нет уже той грубости, что была. Там есть что-то нежное и мягкое. Пушистое. Только пока не могу понять, что это. Не цветок и не фрукт.

Поднимаю руку, чтобы официант рассчитал нас. Те пятнадцать минут, что мы здесь сидим, уже кажутся вечностью. Наваливается на меня, пытается придавить. Я сопротивляюсь из последних сил.

Чек маленький, положенный в какую-то странную коробочку, словно это сокровище. Всегда забавляла такая подача.

Глеб берет этот сундучок и, не глядя, расплачивается карточкой.

– Я могу сама за себя заплатить.

– Это лишнее, – меня не удостаивают даже мимолетным взглядом. Высокомерный и самоуверенный Глеб Навицкий.

– И все же.

– Отдашь потом, – язвительный изгиб губ.

Мы выходим вместе. Чувствую его взгляд у меня на спине. Хотя сначала на затылке. Рассматривает косу. Возможно, удивляется. Он никогда не видел меня такую и с такой прической. Потом опускается вдоль позвоночника, цепляет ягодицы. Шорты очень короткие.

На крыльце никого уже нет. Тот парень ушел. Он хотел со мной познакомиться, но мне сейчас точно не до новых встреч. Разобраться бы со старыми.

Полный вдох грудью. Сейчас я совершила практически невозможное. Я решалась на эту встречу несколько месяцев.

Зойка предлагала поехать со мной. Оказать поддержку. А Соня – сесть за соседним столиком и все контролировать. Но девчонки мои рядом, даже если я их не вижу.

– Задница отпад стала, балеринка, – остановка сердца, дыхание прерывается. Все замедляется на мгновение, а потом снова движется в привычном темпе. Но ритм сердца никак не восстановится. Чертит свои зигзаги, показывая аритмию.

– Нравится? – слетело с языка. Ругаю себя, ведь не должна была. Полная засада.

Глеб подходит чуть ближе. Аритмия ощущается сильнее, зигзаги острее и выше. А я понимаю, что та мягкость и нежность ничто иное как мята.

Глеб отворачивается и ухмыляется. Словно хочет скрыть свои истинные эмоции. В груди бьется надежда, что не все потеряно.

Он наклоняется ко мне, что мята улавливается сильнее. Охлаждает мой пыл. Щекочет своим дыханием. Ноги подводят. Еще секунда, и я упаду, потому что опоры под ногами нет. Только если он возьмет меня. Глеб всегда был моей опорой.

– Нравится.

Отстраняться не спешит. Слышу его вдох. И кажется, что он носом проводит вдоль щеки. Но это только игра воображения. Не истинная картинка.

А потом отходит от меня на безопасное расстояние, словно ничего и не было.

– Развод, значит, – заключает он.

– Угу.

– Хорошо. Скинь тогда, куда надо подъехать.

Глеб поднимает руку, смотрит на часы. Демонстрирует мне свои AUDEMARS PIGUET с титановым браслетом. Такие же холодные и стильные, как и Глеб сейчас.

– Спешишь? – снова вырывается из меня вопрос.

Взгляд острый, он убивает. Без предупреждения и шанса на выживание. Пронзает насквозь.

– Спешу.

– Тогда не смею больше задерживать.

Я отхожу к своей машине. На спине чувствую все тот же прожигающий взгляд. И снова он опускается на мои ягодицы. Не выдерживаю и оборачиваюсь. Последний раз выдавливаю из себя улыбку. Доигрываю партию до конца, до последнего аккорда, последнего вздоха, последнего движения. Ровно, аккуратно, выкладываюсь на полную.

Музыка в голове. Она громко отбивается от стены. Звуки повсюду, окутывают меня, что хочется двигаться, выплеснуть все, что внутри. Танцевать на пальцах, голыми ногами. Душа моя на кончиках этих пальцев. Такая хрупкая, что сильный удар по клавишам может ее разбить.

Просто улыбка. Ничего не означает. А может, сказать все, что гнетет меня все это время. Мысль мимолетная, но хочется увековечить ее.

Легкий взмах руки, перышко.

Глеб повторяет мой жест и отходит к своей машине. Противный писк сигнализации, мягкий и плавный ход, и вот он уже встроился в крайний ряд, что уносит его от меня. К ней.

– Передавай привет Рите, – говорю я себе тихо под нос.

Сажусь в машину и даю волю слезам.

Глава 4

Мила.

Плачу долго. Не заботясь о том, как буду выглядеть потом. Размазываю тушь, помаду. Эти слезы рвут мне душу. Но остановиться не могу. Они переходят в истерику. Такую, от которой начинаешь выть, будто самая сильная боль мира обрушилась на тебя.

Смотрю вдаль, где некоторое время назад скрылась машина Глеба.

Сейчас у него красивый черный Порш Кайен. Не такой дикий и свирепый, как ярко-синий Ягуар. Тот еще долго являлся мне во снах. В том пламени, что и поглотил его. А еще Марат. Он никогда мне ничего не говорил, просто улыбался и подмигивал. После таких снов я всегда просыпалась в слезах. Они вообще за последние четыре года были частым спутником.

Телефонный звонок доносится из моей сумки. Трясущимися руками пытаюсь расстегнуть молнию. Движения резкие. Я боюсь не успеть. Вдруг, это звонит он.

Мистер М бы меня в первую очередь попросил взять себя в руки и выровнять дыхание. Его голос всегда успокаивал. Вспоминаю приятный тембр, что вибрирует, когда он говорит, и снова считаю про себя. Такой банальный совет от мамы, но сколько раз он меня выручал.

Как только я дошла до цифры семь, телефон нашелся. Лежал в боковом кармане. Почему я сразу не догадалась, что положила его туда.

Это не Глеб. И не Мистер М, хотя от него получить звонок было бы странно, особенно в это время.

Зойка.

– Ну? – без приветствия начинает выспрашивать Зойка.

Я только всхлипнула. Воспоминания снова накрыли. Его Порш, его аромат, что теперь смесь сандала и мяты. Он назвал меня дурой, и сказал, что нравится моя задница. Да, именно так он и сказал. Сквозь слезы прорезывается смех. Дикий немного, похожий на истерический.

– Эй, Милка? Он что, тебя обидел?

– Нет, все в порядке.

– Не очень-то и похоже. Ты где? – беспокойные нотки в голосе.

– Рядом с тем кафе, где назначила встречу.

– Ясно. И давно там сидишь?

– Не знаю, я не засекала.

– Как все прошло?

– Ну… он сказал “хорошо”, – слово, что должно радовать, на деле вызывает тошноту.

– Значит, скоро ты станешь свободной, Апраксина. Ты же вроде за этим к нему ездила.

– Мистер М сказал, что перед тем как решиться на такой шаг, нужно понять, что я чувствую.

– И что ты чувствуешь?

– Что я чувствую, – повторяю я за ней, словно сама превращаюсь в Мистер М. – Опустошение… разочарование… теплоту…

– Вот последнее не поняла.

– С Глебом всегда так. Чувства на пределе. Нервы накалены. Все очень контрастно. От этого всегда подбрасывает вверх и опускает вниз. Словно на американских горках. Но… мне это нравится. Всегда нравилось.

Мы еще молчим несколько секунд. Я перевариваю, в чем только что призналась, а Зойка пытается осмыслить мой ответ. Такие эмоции, которые у меня возникают при виде Глеба Навицкого тяжело описать. Он сам смесь всех полярных чувств, что возможны. Радость – отчаяние, веселье – грусть, томление – злость, гнев – вожделение. Он всегда был таким. А сейчас я увидела в нем немного мягкости. Он словно сгладился, как морской камешек. Я всегда мечтала быть его волной. Но не стала.

– И какой он сейчас? – Зойка не столько любопытно, сколько просто решила меня поддержать. Мистер М говорит, что замыкать чувства в себе нельзя. Они могут вылиться в не вполне приятную форму. И уж я то об этом знаю непонаслышке.

– Он стал немного другим. Внешне практически такой же. Только если морщинки появились. И взгляд стал более серьезным. Но внутри него все тот же огонь, пламя, что подпалил крылышки мотылька. Мне так показалось.

– Ты мотылек?

– Не знаю, Зойка, уже не знаю. Быть им уже не хочется, но кто я сейчас тогда. Для него?