Полная версия
Князь Тьмы и я. Книга вторая
Он меня сломал.
Меня…
Жестоко, безжалостно, цинично.
«Каиль, ты была права, я не зверь, я хуже».
Чего я могла ожидать, после таких слов? Всего чего угодно. Всего. Того, что обратится монстром, как княжна Мортем, что станет уродом, каким он являлся даже среди своих, что причинит боль, изнасилует тело…
Я ждала всего чего угодно, всего, что только можно было ожидать от этого зверя, твари и чудовища.
Всего…
Кроме того, что зверем, уродом, тварью и чудовищем он заставит меня почувствовать себя саму.
Лучше бы он меня изнасиловал. Лучше бы он просто меня изнасиловал, но… князь Даркан после допроса Навьена уже знал, что мои клыки всего лишь результат умелой стоматологической манипуляции и я ни на грош, ни на каплю, ни на йоту не вампир… а калечить меня он не желал.
И физического изнасилования не было.
Было хуже.
В сотни, в тысячи, в десятки тысяч раз хуже…
Я только тогда поняла, от чего меня пытался защитить Навьен, решившись на все это лицедейство с клыками и подставившись по полной программе сам. Он просто знал. Он знал, на что способны князья в отношении людей. Простых, не ставших даже свежеобращенными вампирами людей…
На всё.
Абсолютное манипулирование телом, желаниями, ощущениями и даже эмоциями. И на фоне всего этого безусловное, основательное, сокрушительное осознание всего происходящего. Я хотела секса больше, чем дышать, и я превосходно осознавала все, что делала, все, что он заставлял меня делать.
А после все, что делал со мной он.
Я ненавидела себя за каждое произнесенное слово, за каждый крик, за каждое движение к тому, кто умел ласкать так, что я сходила с ума от удовольствия, и одновременно проклинала себя за то, что получаю удовольствие в руках князя.
Князя подобные мелочи не волновали.
Но целовать… целовать меня князь мог, лишь снова беря под ментальный контроль – иначе я не давалась. И мне было плевать, сколько раз он заставлял целовать его со страстью опытной путаны, а сколько раз целовал сам, пробуждая внутри меня первобытный голод, от которого пульсировало все тело, но как только контроль ослаблялся, я прерывала поцелуй и отворачивалась…
Идиотская попытка сохранить хотя бы остатки гордости… возымевшая закономерные последствия.
Даркан отпустил ментальный контроль, схватил за подбородок, грубо заставил посмотреть в свои глаза и прошипел:
– Гордая значит? А надолго ли хватит твоей гордости, Каиль?
И на мое лоно опустились не его губы, а ладонь.
– Показать тебе звезды, Каиль? – хриплый насмешливый шепот.
Я могла бы сгореть от одного прикосновения, и Даркан уже проделывал это со мной, но на этот раз его целью был вовсе не оргазм. Он хотел иного. И ласкал, целенаправленно и умело, с опытом мужчины изучившего мое тело сверху донизу за всю эту проклятую ночь, касаясь каждой чувствительной точки, то осторожно, то грубо, то почти невесомо, скользя по краю пропасти и не давая мне в нее рухнуть.
Я стонала, искусав губы до крови и фальшивыми клыками и зубами, я срывалась на крик, хриплый, гортанный, я срывалась на вой и почти скулила, едва он останавливался. Мне хотелось разрядки. Мне нужна была разрядка. Мне жизненно необходимо было получить удовлетворение, но каждый раз Даркан останавливался, когда до желанного экстаза хватило бы и касания¸ одного лишь касания, но вместо него я слышала:
– Попроси.
По лицу давно текли слезы, я захлебывалась от криков, все мышцы дрожали, вместе и по отдельности, я давно не контролировала собственное тело, в порыве отчаяния подаваясь пульсирующей плотью к вампиру, едва он убирал пальцы… Я умоляла телом, но слов Даркан не дождался.
Победил в другом – я ответила на его поцелуй…
Если бы знала, чем это обернется, я бы лежала не двигаясь. Я бы не сопротивлялась. Я бы даже не дернулась.
Но я не знала… Я просто не знала… Я…
– Княгиня, хватит. Вы должны быть сильной.
Голос Грэи, отдаленный, словно звучавший сквозь туман и болезненный укол в мое предплечье. Какой уже по счету? Я не помню. Я перестала считать уже после второго.
Первый вколол князь, клеймя поцелуем мои распухшие пересохшие израненные губы, и не скрывая ни торжествующей усмешки, ни полного удовлетворения насмешливого взгляда.
Да, поимел он меня по-полной…
А звезды? Они были ослепительны… Теперь я ненавижу звезды.
Второй укол сделала Грэя, когда я после ухода Даркана пыталась разбитым стеклом перерезать себе вены. Стекло, правда оказалось пластиковое, и тупое, но я была в таком состоянии, что с удовольствием выгрызла бы вены и зубами, только бы перестать слышать в своей голове свои собственные крики.
Новый укол она сделала, когда я все же предприняла попытку выгрызть себе вены… и после этого укола наступило отупение. Просто полнейшее отупение. Я не видела ничего, кроме капель воды, срывающихся из не до конца завинченного крана. Я не слышала слов. Я не чувствовала собственного тела… и я не хотела в нем быть. В этом теле не осталось ничего моего. Ни гордости, ни чести, ни достоинства… ничего. Я ненавидела это тело. Я хотела из него выйти. Я ненавидела эти руки… мне хотелось их сломать. Я ненавидела свои губы… слишком отчетливо помнила все то, что их заставили сделать…
Мне хотелось помыться. Снова, снова, снова и снова. Но Грэя отобрала губку, увидев, что я содрала кожу почти до крови… Она все отобрала. Остались только я, вода которой недостаточно было чтобы утопиться, и кран из которого падали капли. Словно он плакал вместо меня, потому что у меня не осталось даже слез.
Звонок телефона.
Приглушенный завесой апатии, которая медленно накрывала – видимо последнее лекарство было вконец убойным, или дозу уже увеличили до максимума.
Грэя ответила, и я услышала голос, кажется отца Малисент:
– Как она?
Дернувшаяся было к выходу вампирша, все же не рискнула оставлять меня одну, и ответила, на пороге ванной комнаты:
– Плохо, господин.
Пауза и вопрос:
– Насколько плохо?
Меня начало клонить в сон до такой степени, что глаза как-то органично закрылись сами. Грэя быстро подошла, и, придерживая меня, готовую сползти вниз и уйти под воду за плечо, тихо ответила:
– Хуже самого худшего из вариантов.
Еще одна пауза в трубке телефона и вопрос:
– Навьен?
– Мертв, – едва слышно ответила Грэя.
И я оглохла.
Просто оглохла.
Во мне умерло не что-то, во мне умерло абсолютно всё.
5
Утро…
День…
Ночь…
Утро…
День…
Ночь…
Утро.
День.
Ночь.
Снова утро.
Я открывала глаза, смотрела, как солнце безрадостно выкатывается из-за горизонта, и закрывала глаза снова. Я не хотела просыпаться. Не хотела вставать. Не хотела жить. Странно, впервые в жизни я поняла свою мать. Все эти годы в детском сердечке, которое оставалось какой-то отдельной кровоточащей раной даже в моем взрослом сердце, билась эта горечь непонимания, эта обида, это наивное «Почему мама не хотела жить?». Что ж, теперь я могла честно сказать ей – «Прости, мама, теперь я поняла, я уже все поняла».
Между мной и мамой существовало только одно незначительное отличие – я любила утро. Я любила каждое утро. Потому что по утрам князь уходил…
Когда работаешь в полиции, сталкиваешься с одним интересным феноменом – человек привыкает ко всему. Жертва, рано или поздно, признает созданный мучителем порядок вещей как единственно верный и приспосабливается к нему. Психика пластична, и у нее всегда одна цель – позволить человеку выжить. Обычно бывает так, да.
Обычно.
Я не знаю, была ли я обычной, или же все разговоры о моей уникальности имели под собой какие-то основания, но… того, что случилось в первую ночь, больше не происходило. Да, я хотела секса каждый раз, когда Даркан желал, чтобы я этого хотела, но мое сознание больше не плавилось от неистовой потребности, я больше не целовала князя, поддавшись неконтролируемому желанию прикоснуться, прижаться губами к его коже, я больше не хотела его так, как это было в первую ночь.
Человек ко всему привыкает?
Что ж, в каком-то смысле я привыкала. К сопротивлению. К ненависти. К ярости в его глазах, которые устали вглядываться в мои, в поисках отклика. Хоть какого-то эмоционального отклика. Но не находили ничего.
Забавно, но князь считал себя вправе рассчитывать на… признательность, благодарность, заботу?
Между нами все так же не было секса в том понимании секса, который имеет родопродолжательную функцию. Сам князь ни разу не расстегивал свои брюки. Ни разу не срывался, удерживая свое собственное желание в тисках железного контроля. Ни разу не менял свою форму, оставаясь в пределах вампирского облика. И он считал, он был уверен, что я должна быть признательна ему за терпение, благодарна за сдержанность.
Но нет!
Не на ту напал!
Не на той женился!
Не ту, выбрал себе в жертвы!
Быть благодарной? За что? За ночи, в которых он пока еще был красавцем, но все равно стал для меня худшим из всех кошмаров? За неизбежную перспективу встречи с его формой «чудовища»? За убийство Навьена?
Мне не за что было быть ему благодарной, я слишком хорошо понимала, что все это такая «игра в благородство», в безумной и не понятно на чем еще держащейся надежде, что однажды я полюблю его. Что-то типа «Любовь зла, полюбишь и козла… в смысле князя».
А потому Даркан сдерживался каждую ночь. Забавно, неужели он действительно верил, что монстр в нем может сделать его еще более отвратительным в моих глазах? Или он все еще считал, что я возненавижу себя до такой степени, что его стану ненавидеть меньше? Зря. И когда-нибудь он это поймет.
Надеюсь, этот момент станет моментом моей смерти.
6
Все изменилось в один день. В один из дней, которым я потеряла счет. В день, когда от созерцания того, как солнце поднимается по небосклону вверх, меня отвлек разговор между Грэей и вторым тысячником князя.
– Мне нужно с ней поговорить, – произнес Тэранс.
– Княгиня должна спать! – не согласилась с ним Грэя.
– Испарись! – разъяренно прошипел тысячник.
– Нет! – прошипела Грэя.
И я как-то интуитивно поняла, что либо я вмешаюсь, либо от моей горничной сейчас мало что останется. Повернулась, села на постели, обнимая колени и вопросительно глядя на стоявшего в проходе тысячника. Он был выше Грэи на голову, а потому прекрасно меня видел. И он был старше Навьена, соответственно отлично себя контролировал, но даже он содрогнулся, увидев меня.
– В чем дело? – мой голос стал каким-то бесцветным, чужим…
Я даже не помню, сколько времени не разговаривала, и сейчас просто не узнала свой голос.
Тэранс посмотрел на меня так, что стало ясно – он уже пожалел о своем решении поговорить, и вообще с удовольствием собирался смотаться, но… что-то его останавливало. Не то, чтобы мне было интересно, что именно, и все же.
– Княгиня, – тысячник как-то гулко сглотнул, странно глядя на меня, – мне известно, что перед смертью Навьена, вы пытались что-то разведать. Вы вдвоем. Вввы помните что… именно?
Естественно я помнила. Из минут проведенных с Навьеном, я могла бы вспомнить, наверное, каждую.
– Лорд Тэранс, – Грэя быстро оглянулась на меня, а затем разъяренно зашипела уже ему, – все, что удерживает князя на грани сейчас – униженная просьба его бывшей невесты княжны Малисент, не причинять вред княгине. Я понимаю, что вы заботитесь о доме Даркан, но кто позаботится о княгине?! Я…
Я молча поднялась с постели. На мне было платье, темно-синее, струящееся шелком, сверкающее каплями драгоценных камней… На меня каждое утро натягивали очередное платье, чтобы во время завтрака с князем я выглядела максимально достойно. Но аппетита мне это не добавляло вовсе, я давно перестала есть. В мой рацион вернули все, включая углеводы, даже разок пиццу приволокли, но есть я больше не хотела. Ничего и никак. Так что я теперь была максимально достойным приведением – смотреть на себя в зеркало я давно перестала, однако вены проступившие под истончившейся кожей на руках говорили о многом.
Но один плюс у всего этого театра абсурда с ежеутренним одеванием и все более старательным макияжем имелся – в таком виде я могла встать и подойти к тысячнику… второму из тысячников…За то, чтобы подойти к первому, я, наверное, отдала бы князю все остатки своей гордости… я бы отдала все, вообще все.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
