Механические птицы не поют

– Кто на нас напал-то?

– Сейчас капитан придет и наконец-то нас просветит. Каждый раз одно и то же, что такое! Неужели никак нельзя избавить нас от этой нечисти раз и навсегда?! – вдруг раздраженно отозвался полный мужчина с вислыми усами.

– Увы, – просто ответил Томас. – Скажите спасибо, что здесь не море, в котором, кроме пиратов, полно левиафанов.

– За поездами – будущее, – глубокомысленно отозвался мужчина, вешая на пояс пятый по счету нож.

– Изобретете поезд, ездящий по воде – напишите мне. К чему вам столько ножей?! – спросил Уолтер, глядя, как он пихает за пазуху шестой.

– Они ломаются, – кровожадно усмехнулся он.

Капитана и чародея Уолтер узнал сразу. Как он помнил из инструктажа перед полетом, капитана звали Фредерих Воррамайн, а чародея – Лимман ОʼШейли. Капитаном оказался пожилой мужчина в темно-синем кителе. Его лицо было густо усыпано веснушками, и на их фоне только сильнее была заметна смертельная бледность. Чародей выглядел так, будто его привезли прямиком с фермы – простое, широкое лицо, явно не раз сломанный нос-картошка. Черный комбинезон из грубой ткани только усугублял сходство с фермером.

– Господа, – обратился к собравшимся капитан, – вам нужно подняться на смотровую палубу и лично увидеть противника. Признаться, мы в некотором замешательстве.

Поднявшись вместе с остальными по короткой винтовой лестнице, Уолтер оказался в просторном помещении, полном белоснежного дневного света.

– По левому борту, господа, – сказал капитан, указывая на окна.

– Томас, вы такое видели?

– Никогда, – ответил он, и Уолтер не услышал в его голосе ни одной эмоции.

Корабль приближался медленно. Внешне он напоминал узкую и длинную гондолу обычного дирижабля старого образца. Но было два существенных отличия – вдоль бортов корабля располагалось с десяток «плавников», похожих на те крылья летательных аппаратов, что видел Уолтер на Альбионе, и над гондолой ничего не было.

– Как он летит? – ошеломленно спросил стоящий рядом молодой человек. Уолтер узнал своего соседа.

– Мы не знаем, господа, – холодно ответил капитан. – Мы нашли способ отпугивать пиратов еще на подходе – герр ОʼШейли искусно обращается с воздушными потоками. Он либо вызывает достаточной силы боковой ветер, либо просто помогал воспламеняющемуся снаряду попасть в цель.

Уолтер мало знал о магии, но знал, что существует множество школ, деление на которые было скорее вопросом национальности, потому что каждый чародей колдовал по-своему. Магия была силой, которую так и не удалось изучить. Точно было известно только одно – она деструктивна и подвластна немногим. И «немногие» почти всегда оказывались боевыми магами. Исследователи объясняли это тесной связью с определенными особенностями человеческой натуры, необходимыми для колдовства. Клирики давали ответ куда проще: сон Спящего, как и всякий сон, может быть абсурден и не все в нем поддается осмыслению. Исследователей это, конечно, не останавливало.

Но сейчас не имело никакого значения, почему на других дирижаблях не пользуются способами герра ОʼШейли. Имело значение только то, что эти способы бесполезны.

Корабль приближался, похожий на огромную, неуклюжую рыбу, плывущую прямо в воздухе.

– Наша радистка пытается связаться с ними… Они молчат. Не выдвигают условий.

– Значит, будет бой, – просто сказал Томас.

– А герр ОʼШейли не может сдуть от нас эту штуку? – спросил кто-то из пассажиров.

– Увы, форма судна такова, что не представляется возможным…

– А кроме как работать вентилятором герр ОʼШейли что-нибудь умеет? – раздался неприязненный голос.

– Послушайте, я лучший чародей, которого могло нанять воздушное судно! Кто же знал, что кто-то научится взлетать без мешка с газом?!

«А если я и правда умру – что станет с Эльстер? Останется на Альбионе? Что ее там ждет, кроме Нижних Кварталов?» – подумал Уолтер.

Он не боялся смерти. Каждый сон когда-нибудь заканчивается, и небытие, в которое уходят сны, не может пугать, ведь в нем нет никаких чувств. Но Эльстер, которой он обещал помочь, ждет сейчас в комнате для курения, и она должна его дождаться.

– А мы можем попытаться уйти? – спросил Уолтер.

– Мы подставим им спину, герр. Видите ли, над нами как раз есть баллон с газом, делающий нас уязвимыми.

Корабль подошел почти вплотную. Уолтер увидел, как на его бортовых экранах медленно появляется изображение.

– Надо же. Господа, если мы продадим весь корабль – у нас наберется такая сумма? – усмехнулся Томас.

– Выведите на экран «изумруд», – скомандовал капитан в небольшой микрофон в петлице кителя.

Четыре темно-зеленые полосы – переговоры.

На борту корабля заплясали языки пламени.

– Мы разговариваем с ними общепринятой знаковой системой, а эти недоноски общаются с нами метафорами и картинками. Интересно, есть готовое изображение хоть одной подходящей части тела, чтобы их послать? – задумчиво спросил стоящий рядом студент.

– Герр Томас, мы так воодушевленно похватали мечи, а вы не расскажете, как они в небе пойдут на абордаж? – спросил Уолтер, которому ситуация начинала казаться все более бредовой. Он ни разу не присутствовал при захвате дирижабля.

Вместо ответа Томас кивнул на противника. Из-под гондолы выдвигались длинные крюки.

– Они же попросту уничтожат наш корабль.

– И с добычей уйдут на свой. Скажу честно, я никогда не видел таких кораблей, и такую технику используют редко…

– Все на нижнюю палубу, в левое крыло! – приказал капитан после недолгого молчания. – Выключите сигнал тревоги на нижних палубах! Передайте в Монсек, что нам нужна их причальная мачта и команда для встречи!

Уолтер хорошо понял, что означает последний приказ. Если их не захватят, то корабль в любом случае будет нуждаться в ремонте и придется делать пересадку.

– Команда пойдет вниз, пассажиры будут ждать в коридоре, не хватало толкучки… – распорядился капитан.

В коридоре горел белый утренний свет, отражающийся от белых стен. Уолтер стоял, положив руку на эфес и ждал неизбежного. По левую руку от него стоял Томас, задумчиво разглядывающий дверь.

– Уолтер? Куда отвезти вашу сестру, если вас убьют?

– Подальше от Альбиона и Кайзерстата, – попросил он. – А вашу мать?..

– К доктору Харрису. Оттуда ее заберет моя труппа, они следуют за нами. Спасибо вам.

– И вам. Но мы переживем этот день.

С нижней палубы раздался треск. Лязг металла и свист ветра.

– Сейчас прорвутся сюда, – спокойно сказал Томас, доставая кутласс.

Уолтер не слушал. Весь мир сжался до двери, из которой должны были появиться противники. Весь мир потерял звуки и цвета, вокруг была только стерильная, белоснежная пустота, звенящая тишина и дверь.

Он не знал, сколько прошло времени, прежде чем дверь открылась.

Пираты зачем-то выкрасили лица белой краской, разделив лица пополам черными полосами. Уолтер часто слышал, что разбойники прячут лица, но никогда не понимал, зачем.

Он закрыл глаза, вытягивая саблю из ножен, чтобы вспомнить, как клинок становится продолжением руки.

Когда он открыл глаза, бой начался.

Мистер Берроуз, его последний учитель фехтования, учил драться в замкнутых пространствах. Привычная манера не подходила – сабля требовала широкого размаха. Значит, удары должны быть скользящими и короткими, а во второй руке должен быть нож.

Томас дал ему прекрасный клинок – мягко разделяющий ближайшее раскрашенное лицо пополам вдоль черной полосы – красной. Уолтер не думал о крови, которая брызгала ему на лицо и густо пачкала манжеты. Первый урок фехтования: о смерти думать после боя. Со временем Уолтер научился держаться ритма, который позволяет задать пространство. Смотреть на противника, и по глазам читать его следующее движение. Но главным уроком всегда оставался первый. О смерти – потом. Не думать о ней в тот момент, когда легко нашептать Спящему о собственном поражении.

Удар снизу – если бы не заметил, нож вошел бы у паха и закончил бы движение у горла. Он заметил. Чужой предсмертный булькающий хрип не коснулся сознания, потому что это уже не имело никакого значения. Этот человек перестал существовать, растворившись в белоснежной пустоте.

Рукоять ножа неудобной формы стала совсем скользкой. Но ни бросить, ни выпустить ее нельзя. Резкая боль обжигает левое плечо – прямо перед собой Уолтер видит чей-то желтый оскал и почти черные от бешенства глаза в белой краске. Нож входит прямо в зрачок человека перед ним раньше, чем тот успевает нанести следующий удар. Уолтер видит Томаса, который не стал вытаскивать свой клинок из трупа. Рукав горячий и мокрый. Уолтер не смотрит на руку, потому что о смерти думать можно будет потом. Он наклоняется к мертвецу и вытаскивает его нож из еще теплых пальцев. Лезвие красное от его, Уолтера, крови. Но какое это имеет значение в белоснежном мире, где нет смерти?

Все кончилось так же внезапно, как и началось. В один момент Уолтер закрыл глаза, а открыл их в реальном мире. В мире, где он стоит, тяжело дыша, посреди залитого кровью белоснежного коридора и не может разжать словно сведенные судорогой пальцы.

В плече разливалась раскаленная боль. Уолтер не мог заставить себя посмотреть на рану, только обводил ошалевшим взглядом заваленный трупами коридор. Встретился с синим взглядом Томаса – таким же спокойным, как и в начале боя. И улыбнулся ему, легко и весело, словно не было вокруг мертвых тел и узора красных капель. Словно смерти все еще не было.

Он обещал Эльстер вернуться и сдержал обещание.

Уолтер с трудом разжал пальцы. Оба клинка с глухим стуком упали на ковер и мир, вздрогнув, погас.

* * *

Уолтер очнулся почти сразу. С трудом приподнялся над влажным ковром. Вся левая половина лица была липкой, а сознание мутила дурнота.

– Уолтер! Я уже думал – вы умерли!

Томас стоял рядом с ним на коленях и все еще прижимал указательный и средний пальцы к его шее.

– Нет… пока нет, – с трудом улыбнулся он, вставая. – Все? Отбились?

– Да, среди наших даже небольшие потери. Но скоро заходим на посадку, кораблю нужен ремонт. А вам нужен врач, пойдемте со мной. Да держитесь же, глупый мальчишка! – в сердцах выдохнул Томас, видя, что Уолтер собирается идти сам. – Вечно с вами так! Молодые, бессмертные! Знаете, сколько я таких видел на войне?!

Какой-то мужчина орал на чародея, угрожая расправой и трибуналом. Несколько человек сидели на полу, меланхолично уставившись на мокрый от крови ковер. Два стюарда собирали с пола брошенное оружие. Остальные, кажется, уже разошлись. Видя, что рядом с раненым кто-то есть, люди отворачивались и больше не поднимали на них взглядов.

– Вы воевали с Гунхэго? – спросил Уолтер, чтобы только отвлечься от дурноты и боли звуками чужого голоса. Рана оказалась глубокой и длинной, но на счастье чистой. Он тоскливо наблюдал, как черная ткань сюртука Томаса начинает блестеть от крови.

– Да, чтоб им всем было пусто. Какого черта не сиделось на месте, можно подумать, что среди наших идиотов мало покупателей на дурь!

– Вы не знали Джека Говарда? Врача?

Мимо них прошел стюард, держащий завернутые в толстую шерстяную ткань клинки. Уолтер проводил его мутным взглядом. Можно было не сомневаться в том, какое оружие в следующий раз разложат на столах.

– Джека Говарда? Такого черноволосого, бледного и злющего, как стокер? Знал, как не знать – безумный был, но талантливый. Видел, как он орал на генерала. Мальчишке лет двадцать от силы, худой, как щепка, его будто щелчком можно перешибить. Вроде аристократик какой-то из столицы, никого не боялся. Стоит перед генералом, тот сидит за походным столом и пытается его успокоить. А Джек поднял трость и давай стучать ею по столу: «Если вы не в состоянии! Следить за своими людьми! Этим займется Комиссия по Этике, я вам это обещаю!». И только представьте, Уолтер, генерал Колхью, одного имени которого так боялись солдаты…

Томас хорошо понял, что от него требовалось. Он говорил спокойно и размеренно, и его бархатный голос действовал на сознание, словно колыбельная.

Почему-то врач принимал раненых не в столовой, как ожидал Уолтер, а на смотровой площадке. Доктором оказалась невысокая полная женщина в массивных очках с длинными окулярами. Уолтер часто видел такие у летчиков, ювелиров и чтецов – в них был комплект увеличительных линз.

– Простите, герр, здесь больше света и меньше пыли, чем в столовой, – тут же ответила она на незаданный вопрос, закатывая его рукав. – Прекрасная рана, просто замечательная…

Он поморщился. Женщина оказалась из той же породы, что и Джек – готова часами ворковать над увечьями и болезнями и искренне недоумевать, почему у кого-то они не вызывают такого же восхищения.

– Томас, вы же идете к матери?

Он кивнул:

– Я скажу вашей сестре, где вы. Фрау, когда зайти за вашим пациентом?

– Санитар отведет, – коротко бросила женщина, проводя по краям раны проспиртованным тампоном.

– Ах вы, паршивые выродки! – раздался полный ненависти возглас.

Капитан стоял у окна и, не отрываясь, смотрел на корабль противника. Уолтеру с его места было прекрасно видно окно и причину возмущения капитана.

«Плавники» безжизненно висели вдоль гондолы. А главное – над ней был отчетливо виден бурый баллон, самый дешевый, из промасленной ткани.

– Как такое… – ошеломленно прошептал Томас.

– Видимо, у них бы чародей, которого хватило на то, чтобы сделать баллон невидимым. Не удивлюсь, если эти штуки по бокам заставляли двигаться вручную. Поразительно: мы могли сдуть от себя эту мелочь, не замедляя хода и не меняя курса! – сказал ОʼШейли, тоже не отводящий взгляда от окна.

На соседней койке молодая санитарка бинтовала ногу студенту, соседу Уолтера. Парень был бледен до серости, но молчал, стиснув зубы, и упорно мотал головой, когда санитарка что-то ему предлагала.

Уолтер не выдержал. Ему было больно, и его все сильнее мутило, он боялся за Эльстер, а еще он искренне сопереживал людям, оставшимся лежать на нижней палубе и в коридоре, его раздражала вынужденная пересадка и потеря времени, но он ничего не мог с собой поделать. Ситуация была слишком абсурдной.

Сначала он сдавленно хихикал, когда ему вкалывали морфий, но смех давил на горло, прорываясь наружу. Нехороший, истерический смех, заразный, как и всякое безумие.

Доктор не приступала к шитью, только молча осуждающе смотрела на смеющихся мужчин. Впрочем, она хорошо знала этот смех – в нем было поровну горечи и облегчения. Так смеются люди, оставшиеся в живых.

Глава 8. Двери открываются

В ту ночь Уолтер не мог уснуть. Морфий уже не действовал, оставив после себя только тошноту и тяжелую пульсирующую боль. Доктор, фрау Хелен, сказала, что ему очень повезло и, хотя руку рассекло до кости, клинок не задел ни вен, ни сухожилий. Обещала, что останется тонкий и аккуратный шрам, посетовала на то, что он продолжал драться, получив ранение, и потерял больше крови.

Дирижабль приземлился в Монсеке спустя три часа после завершения боя. Пиратский корабль должны были отконвоировать на землю, продать и пустить часть средств на починку «Винсента», а часть предоставить городу на компенсацию расходов.

Пассажиров разместили в гостинице при аэродроме. Раненым предложили остаться в местной больнице и получить медицинскую помощь, но Уолтер отказался. Завтра утром «Майерлинг» отбывал на Альбион, и Уолтер собирался быть на борту за пару часов до взлета. Поэтому бессонница была даже кстати.

Эльстер спала на соседней кровати. Номер в гостинице был размером примерно со шкаф в любой комнате в Вудчестере, и Уолтер мог дотронуться до Эльстер, просто протянув руку. Поэтому даже очень тихий, приглушенный подушкой всхлип он расслышал отчетливо.

– Что с тобой? – тихо спросил он, приподнимаясь.

Подождал ответа почти минуту, с улыбкой прислушиваясь к слишком спокойному дыханию.

– Эльстер, я знаю, что ты не спишь.

– Прости… Я думала, ты не слышишь.

– Как ты плачешь у меня над ухом? Что случилось?

– Зря я к тебе пошла… не надо было…

– Почему? Я не брошу тебя на Альбионе, не бойся.

– При чем здесь Альбион?! А если бы тебя убили?! Я не знала, что путешествовать так опасно…

– Эльстер, мне все равно пришлось бы бежать из Лигеплаца, у меня нет никакого желания попадать в кайзерстатскую жандармерию. Альбионская, правда, еще хуже и там разрешены пытки, но на Альбионе никогда никому не было дела до иностранных преступников.

– Пытки…

– Никто никого не будет пытать. Скажи лучше, ты правда вчера не испугалась?

– Неправда… Уолтер, тебе не рассказывали про ребенка?

– Нет.

Дурнота не отступала. Уолтер достал из кармана висящей на спинке кровати шинели флакон с микстурой, который дала ему фрау Хелен. Взял с тумбочки, стоявшей между кроватями, стакан с водой и отмерил семь капель. По комнате расползся резкий запах лимона.

В полутьме между занавесками то и дело проскальзывал луч прожектора с аэродрома.

– Там была настоящая паника… В общем, нас заперли в комнате для курения. Видел, наверное – там такая герметичная дверь и стены обиты каким-то деревом, пахнет странно…

– Это специальная пропитка от возгорания. Наверное, ремонт делали недавно, вот оно и пахнет. На дирижаблях курилки и кухни раз в полгода ремонтируют.

– Я так и подумала. В общем, нас заперли снаружи. Сначала все было спокойно, кто-то плачет, Бекка четки достала и молится в углу, какие-то тетки обсуждают, как утку запекать, ну еще фрау… маддам Даверс пыталась со мной заговорить…

– Мадам, – поправил ее Уолтер. – Одно «д», короткое.

– Мадам… Мадам Даверс. В общем, начала мне какую-то чушь рассказывать, чтобы меня отвлечь, но я не слушала, все представляла, как тебя там убивают.

Уолтер почувствовал, как в душе всколыхнулось почти забытое чувство, которое так осуждал его отец.

«Бедная девочка, все время боится… неужели нельзя было лишить ее этих чувств и не мучить, если ее создали для таких ужасных вещей…» – подумал он.

– Ну вот, значит. Представляешь себе, курилка, там вентиляция хорошая, но запах от стен очень сильный, и табаком все пропитано. Я на полу сидела, так мне казалось, что на горе окурков. А сверху это все какими-то маслами залито, вроде апельсин с бергамотом. Полтора десятка человек… В общем, девочка маленькая, в детях не разбираюсь, но говорила еще с трудом… сначала что-то матери говорила, а потом плакать начала. Мы не обращали внимания – она была не единственная, кто плачет, ну и мало ли, что там ребенку… А потом она начала задыхаться.

Эльстер говорила медленно, но часто сбиваясь. Уолтеру казалось, что она хочет поскорее перейти к следующей части рассказа, но почему-то опасается это делать.

– Девочка была с матерью – такой дорого одетой, молодой, болезненного вида фра… мадам. Мать побледнела, за сердце как схватилась, что-то пытается сказать… а потом как закричит: «Люси! Она задохнется!..» И какую-то болезнь назвала, я не помню. И знаешь, что дальше? В обморок хлопнулась! Привыкла, видать, что стоит глазки закатить – и вокруг толпа услужливых мужчин. Только вся эта толпа там, в коридорах режется, им не до нас.

Уолтер расслышал в голосе Эльстер знакомые звенящие нотки. Его всегда удивляло, что она не ожесточилась и не приобрела того цинизма, который часто отличал девушек ее профессии.

– И что потом?

– Ну, эти курицы давай охать и ахать, кто-то пытается мамашу по щекам бить, кто-то ребенка схватил непонятно зачем, кто-то в дверь колотится и рыдает… натуральный курятник.

– А что делала ты?

– А что я могу сделать? Я встала перед креслом мадам Даверс, чтобы ее не задели, и смотрела. Я не доктор, Уолтер, понятия не имею, что делать. И произошло что-то… странное.

Он знал, что на корабле никто не умер, поэтому историю слушал отстраненно, чувствуя, как после микстуры отступает, наконец, тошнота.

– Дверь открылась, – сказала Эльстер и замолчала, словно закончив рассказ.

– Дверь… открылась?

– Да, Уолтер, закрытая, герметичная дверь, побери ее, открылась. Закрытая снаружи дверь. Девочку вроде отнесли к доктору.

– Может, кто-то снаружи…

– Коридор был пуст. Никого там не было. У двери крутились пять или шесть женщин, даже эта, Бекка, зачем-то с ними, хотя толку от нее…

– Она просто тоже пыталась хоть чем-то помочь.

– Как открыли дверь, Уолтер? Я потом проверяла – у нее снаружи замок, тугой вентиль. Он бы сам не открылся.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.