Ину-Лат. Диверсия в городе

– Что скажешь? Командор стоял за моей спиной. Так близко, что я ощущала тепло его тела.

А что тут сказать. Парень нежилец. Если не остановить заражение, он не протянет и суток. В деревне случалось всякое, раны и порезы, если не прижечь сразу, можно складывать погребальный костёр. Но это мы. Наш мир. Опасный. Здесь то чего? Они ж вон какие умные. Понастроили всего, а лечить не умеют?

– Неужели нельзя помочь?

Я посмотрела на Командора, и тот кивнул, подтверждая мои мысли.

– Можно. Конечно, можно спасти. Но никто не станет этого делать. Таков указ Императора. Арлисс, тот парень в камере, позволил себе неосторожный памфлет в сторону императора. Тот счел это оскорблением. Больше памфлетов ему не писать. Идём дальше.

И мы пошли. Несколько камер пропустили, не стали заглядывать, ни тем более, открывать. Но у последней в этом ряду Командор остановился сам. Нажал кнопку и дверь открылась.

На кровати, спиной к нам, сидела женщина. Голова обрита налысо, простая серая рубаха, худые позвонки выступают сквозь тонкую кожу так, словно одно движение, и пропорют ее, выпуская, толи плавники, толи крылья. Женщина раскачивается в такт только ей одной слышимой мелодии. Женщина поворачивается к нам и улыбается. Я невольно, спиной назад, отпрыгиваю, натыкаюсь на Командора.

– Тише ты. Он подхватывает меня за локоть, держит крепко.

– Да. Она слепа, уже, и безумна к тому же. Так наш Император карает непокорных. А ведь когда-то она была его любовницей и слыла первой красавицей двора. И ты права, я читаю твои мысли, он – чудовище. Мы все – чудовища. Лицо Командора бесстрастно, но я вижу, как застыли все мышцы, как вздулись вены на лбу, как дергается кадык. Он отталкивает меня и идёт прочь, не оглядываясь. Дверь закрывается сама.

Совсем забыла, что обещала молчать, догоняю. Смотрю в глаза:

– Разве так можно?! Это жестоко! В чем вина бедной женщины? Неужели настолько серьезна?

– Оставь свое возмущение при себе, девочка. Мир жесток. Все миры жестоки. И твой – не исключение. У вас разве нет слуг или рабов? Разве ваши шаманы не приносят кровавые жертвы. Животных и пленников.

Он смотрит теперь с насмешкой.

– В нашем селении не приносили кровавых жертв уже очень давно…

– У вас? Возможно… И то только потому, что не было засухи или потопа, или еще чего. А как ты можешь отвечать за другие деревни и тем более города. Мир чуть больше, чем твоя деревня. Я слышал, что, когда заболел ваш раджа, ему сделали ванну из крови 12 девственниц. И то не особо помогло. А вина этой женщины велика. Она разочаровала Императора. Я показал тебе, как не надо делать. Урок номер 2.

Я растерялась. Сжала кулаки. Хотелось броситься на него и бить и бить кулаками по этой спине. Стереть эту равнодушную маску с лица. Вызвать что угодно, какие угодно чувства, только не это равнодушие.

– Не дури. Это жизнь. И это правда. Либо ты научишься принимать ее, либо погибнешь.  И да, животные у нас в другом месте. Там твой слон. Живой. Пока.

Коридор вывел нас в большое круглое помещение. Здесь пахло едой. Стояли длинные столы. За столами сидели, ели, пили и болтали разные люди и человекоподобные существа. Я увидела краснокожего шасса с рогами, гориллу с серьгами в ушах и ожерельем из костей, были здесь и ящерицы, но не те, что водятся у нас в джунглях, те маленькие. А эти же ходят на двух ногах, и ростом почти со взрослого человека. Они держались отдельно, сидели за одним столом не разговаривали ни с кем, кроме друг друга. Чудно. Был народ и как я. Я увидела Аннет и ее брата, и с ними странного человека с синей кожей. И огромными рыбьим глазами. На шее у него был прозрачный воротник, заполненный водой. Вода переливалась и булькала, а человек улыбался. Не кому-то, а как будто сам себе. Анетт уже махала мне рукой.

– Иди. Поешь и да, пусть Анетт покажет тебе, где тут моются…

С этими словами Командор вышел, а я пошла к бородатой женщине и карлику.

Глава 4

Рабыня старалась. Нежные пальцы аккуратно разминали стопы, старясь не задеть и не повредить тонкую чувствительную перепонку между пальцами. Атавизм, не несущий никакого практического назначения. Дети Воды не плавают в океане, как пращуры. Они изобрели батискафы, подводные катера и личные скоростные капсулы. Их дома надежны и прочны. Что под водой, что на суше. Они научились делать самое совершенное оружие, спускаться на дно океана, и покорять другие миры. А перепонка – все одно, осталась и требовала тщательного ухода, чтобы ни песок, ни грязь не повредили тонкую кожу. Рабыня была умела и смотрела правильно. С восхищением. И, казалось, была готова на большее, нежели уход за стопами. Они все готовы. Всегда. Постель – это шанс. Шанс выбраться из рядов Обычных и стать Особенной. Нет. Не женой, разумеется, она не настолько глупа, и даже не любовницей, но кем-то, кто может попросить о Ходатайстве. Рабство среди Детей Воды – в порядке вещей. Не сумел выплатить долг Империи, отдавай свое время и тело в пользование, служи верно, и тогда, быть может, лет через двадцать, тридцать дослужишься до права подать прошение о списании долга. Заманчивое предложение и многие ведутся. Набирают кредитов, покупают ненужные вещи и думать не думают, чем и как станут отдавать. Продают сами себя рабским Корпорациям, а те уже отдают деньги и распоряжаются должниками по своему усмотрению. Чаще всего сдают в аренду как слуг. Выгодно? Должно быть. Иначе бы не было этой всей навязчивой рекламы «Купи сейчас – отдай потом». Цивилизация, мать ее. А замашки то дикарские. Или вот «Ходатайство о свободе» – документ, о котором мечтают все рабы. Подать его может только свободный. Прямо в Высшую Канцелярию Его Императорского Величества. Но такое бывает нечасто. Кто захочет избавиться от дармовой раб силы?

Рабыня была красива. Стройное тело с белой, почти прозрачной кожей, синие глаза, длинные ресницы и ротик, маленький, аккуратный. Слегка приоткрыт, так чтобы показать белые зубки и язычок, словно ненамеренно скользнувший по верхней губе. Умело? Пожалуй. Всё, как он любит. Она знает пристрастия этого господина и в любой другой раз он бы позволил. Скользнуть пальцам чуть выше, провести по голени, бедру, коснуться паха, а там и… Но не сегодня. Не теперь.

Командор отпихнул рабыню и встал. Тотчас же вода из бассейна закружилась вокруг его ног и с мягким шелестом скользнула в отверстие внизу. Купальни их раса, даже выйдя на сушу, почитала больше прочих помещений и проводила там достаточно много дневного времени. Жабры должны дышать, хотя бы время от времени. И потому свои купальни все более-менее приличные горожане обставляли с размахом, чтобы и бассейны были, личные, индивидуальные, и диваны мягкие, на которых не грех и развалиться после омовения, а то и гостей принять, обсудить деловые или семейные вопросы, столики тоже, с напитками, винами и редкими плодами, вкусными закусками из водорослей и рыбы. Командор перешагнул через скользкий холодный край купальни и направился к столу. Налил вина. Еще. Пятый или шестой бокал? Он не считал. Выпил залпом. Плохо. Не то что, больше меры, а то, что даже вкуса не ощутил.

– Что с тобой, Далий? Ты сам не свой.

Риан сидел поодаль. Тонкий шелковый халат укутывал его с головы до пят. Вот уж кто не страдал. Просто не умел страдать. Другая, такая же услужливая рабыня растирала ему ноги смесью из десяти ароматических масел. Эту процедуру Риан любил. Как и вообще жить красиво. С комфортом и со всеми удобствами. На несколько лет моложе и несколько легче самого Командора, темноволосый, улыбчивый, темноглазый. Словом, смазливый и бабам нравится. И всегда нравился. Беспечный, беззаботный, готовый развлекаться и увлекаться, где и кем захочется.

Но это только на первый взгляд. Риан – первоклассный юрист. Лучший не только в столице Шасмире, но и на всем континенте. Они и сдружились в высшей юридической школе, куда поступили по настоянию отцов. Но Далий после пошел в армию, и там дослужился до Командора. Сам. Без всяких протеже и взяток. Риан же вёл самые сложные дела, работал на крупные торговые корпорации, а в свободное от работы время прожигал жизнь, как умел. Тем не менее знал Далия, как свои пять пальцев. И сейчас видел, насколько другу плохо. Но ведь не скажет же. Командор – стальные яйца, твою мать. Надо ждать, пока сам решится. Но ведь позвал друга, значит приперло. Далий не спеша допил очередной бокал. И жестом отослал рабынь. Дело слишком личное, не для посторонних ушей. Только дураки думают, что рабов можно в расчет не брать. Так и поступают. Болтают по чем зря, не замечают ни слуг, ни рабынь. А между тем, это глаза и уши. Им частенько приплачивают враги или конкуренты. Те и шпионят помаленьку. А Командор – слишком лакомая добыча для многих при дворе Императора.

– На. Прочти. Командор открыл личный терминал и выдернул вирт письмо. Протянул Риану.

Повисла тишина. Потом Риан схлопнул сообщение и откинулся на диван.

– Ну и что? Обычное донесение. Что в нем особенного? Ну мятеж. Их по десятку на неделе. Ты что не привык? Да тем более годовой давности.

Далий поморщился. В том то и дело, что привык. Ко многому привык за время службы. Кровь и боль, смерть, и слезы врагов Его Императорского Величества, допросы. Ничто уже не вызывало эмоций. И солдаты, глядя порой на своего Командора, особенно новобранцы, искренне полагали, что у него сердца. Среди войск даже был слух, что давным-давно Командор решился на модификацию и заменил живое сердце на механическое. Он не опровергал и не подтверждал эту информацию, не потому что это было правдой, а потому что большинство его побед строилось на личном авторитете. Авторитет же такая вещь, которая приобретается годами, а рушится в одно мгновение.

– Не о том речь. Посмотри на список заговорщиков. Только. Внимательно. Никто не кажется тебе знакомым? Знакомой?

Риан прочитал сообщение еще раз. Медленно улыбка сползла с загорелого лица.

– Погоди… Ванесса Матис… Это не та случайно, которая… Твоя последняя пассия и не состоявшаяся фаворитка короля?

Далий промолчал. Отвернулся к окну. За большими прозрачными стеклами раскинулся обычной для акватории подводный пейзаж. Долину устилал мелкий желтоватый песок, тут и там качались в такт течению высокие пучки разноцветных водорослей, пятна света переползали с места на место, мелькали стайки рыб и медленно скользили огромные туши боевых дельфинов. Иногда тут и там проносились серебристые тела личных катеров. Но в целом улица была почти пуста. На соседнем здании завис робот-уборщик. Из-за того, что эта часть города находилась под водой, их услуги нужны были постоянно. Дома и стекла быстро покрывались слизью и налётом песка. Приходилось чистить ежедневно. Дом Командора располагался на окраине. Он ценил тишину и уединенность. А в центре, говорят, дурдом. Движение такое, что и корьке не проплыть.

– Да ну бред какой-то, – Риан подошел, встал рядом, – неужели Ванесса могла податься к заговорщикам? Как так то? Насколько я ее помню, она и медузу не обидит. Да и мозгов у нее не больше, чем у той же медузы. На уме тряпки, побрякушки, подружки.

– Риан, не будь дураком! Дело вовсе не в ней! Какая из нее заговорщица? Это месть! Месть мне. Нам. За то, что посмели… А я и не понял, думал, что он простил, ведь Ванесса не особо занимала его. У него таких на вскидку штук двадцать. Грызутся за право подать ему халат в купальне. Надо было догадаться! Это поручение дурацкое. Обеспечить Императорский Цирк новыми артистами и номерами. Что за бред!? Теперь я понимаю… Ему просто надо было услать меня на год или больше…Командор сжал кулаки так, что побелели костяшки.

– Не вини себя. Риан обнял бы друга, но понимал, что тот не любит и не терпит слабости. Ни в себе, ни в других. Поэтому просто налил ему очередной бокал вина.

– Я думал, что лучше знаю его. Он всегда производил впечатление неплохого мальчика. Избалованного да, и слишком уж любящего развлечения. Но я вписывал это на молодость и неопытность. Так было до коронации. Мы не дружили, но… Я хорошо знал его отца. И служил ему правдой. А теперь… Он издает законы, от которых стонет вся Империя. Налоги повысил в два раза. В два! Далий зашагал по комнате, чтобы хоть как-то сдержать эмоции.

– А эти заговоры? Они ему мерещатся на каждом шагу. Но удобно ведь. Всех неугодных объявить заговорщиками и списать, как отработанный материал. Допросные полны людьми, которые согласятся со всем, чем угодно, лишь бы не попасть в лапы палача. Ты знаешь, я не святой, но мне противно видеть то, что я видел. Я вообще сомневаюсь в его адекватности… Коронация была только два года назад, а он… Раздул двор, собрал вокруг себя кучку дармоедов и прихлебателей. Народ голодает. Стаи промысловых рыб откочевали неизвестно куда. В Нижнем городе завелись неизвестное чудовище, которое жрет детей и баб. Это как вообще?! Не чудовище, а гурман какой-то!

Донесения приходят со всех концов страны. Малые пески норовят отделиться и основать свою собственную Империю. Клан Черной Каракатицы изводит прошениями о суверенитете. А у них самое большое месторождение соли и жемчужные плантации…

А этот сидит у себя в спальне, трахает очередную фаворитку, упивается своей властью и казнит недовольных…

– Брось, –  Риан усмехнулся, – народ всегда недоволен, ты же знаешь. Проблемы? Они были, есть и будут, но я понимаю тебя, Ванессу, конечно, жалко…Риан, следуя своей жизненной философии, попытался смягчить удар, но понимал, что друг прав. Он тоже налил себе вина, опустился на мягкий диван, погладил спинку. Командор любил комфорт, и дом его был хорошим, просторным, светлым, с видом на долину. Вот только бывал он здесь редко. Дела. Заботы.

– И что ты предлагаешь? Ты же что-то предлагаешь? Иначе не распинался передо мной столько времени…

– Нужен новый Император. И претенденты есть. Взять хотя бы двоюродного братца из династии Летучих рыб… Атлаиса. Сволочь, конечно, но сволочь разумная. Эта сволочь понимает, чтобы доить коров, коровы должны быть сыты.

Друг подавился вином и закашлялся. Алые капли вина полетели на белый ковер.

– Ты же не серьезно?

Далий промолчал.

– Ты знаешь, – Риан подошел к другу, похлопал по плечу, – революция – дело хлопотное и дорогое. И говорят, за него убить могут. С особой жестокостью. Ты готов? И не надо на меня так смотреть! Нет, нет и нет! Я на это не подпишусь! Я жить хочу, и хотя бы еще лет тридцать-сорок, а не два дня.

– Ванесса была беременна… Лицо Командора на миг исказилось, а в глазах мелькнула такая боль, что Риан пошатнулся. Он редко видел эмоции друга, так уж тот был воспитан. Но сейчас, словно маска сползла вдруг с лица, открыв истинную суть.

– Вот чёрт!

– Да. Он самый. Они дали ей родить и только том разыграли фарс с заговором и прочим. И ведь даже не убили ее. Нет… Она жива. Но лучше бы убили, честное слово… Лекарь Его Величества признал ее душевно больной. Ибо только такая станет замышлять против своего императора…

– И?

Голос Командора дрогнул:

– Нейромодуляция.

– О, нет!

– Да. Она теперь просто овощ. Я видел ее там, в тюрьме. Благо у меня туда свободный доступ. Мне даже ключи дали, как Верховному главнокомандующему. И главное то. Мне ни слова. Ни одного обвинения, ни одного косого взгляда. Это месть. Жестокая, холодная, изощренная. Извращённая даже, как и все они там…

– А Ванесса?

– Нейромодуляция далась ей тяжело, она действительно сошла с ума и ослепла.

– Вот твари! Риан побледнел. Нейромодуляция – последнее, о чем думает любой житель Акватории. На нее решаются только самые отчаянные психи или больные, кому уже нечего терять. Процедура внедрения в мозг наноимплантов помогает скорректировать работу тела, избавиться от опухоли, к примеру, но… Часто возникает отторжение и тогда человек либо погибает, либо… Смерть и то лучше того, что происходит с неудачниками…

– А ребенок?

Командор судорожно вздохнул, сжал бокал так, что тот хрустнул.

– Честно? Не знаю… Скорее всего мертв, по крайней мере ни в одном приюте я его не нашел.

– Да ну. Это не показатель. Не станет же он убивать Дитя Воды. Древний закон свят.

– Да, я помню. Любой младенец, от кого бы он ни был рожден, свободен от рождения и является полноправным гражданином Акватории. Но знаешь… Я теперь ни в чем не уверен. И ты не прав. Мне не нужна Революция. Не сейчас.  А только одна маленькая диверсия. Маленькая, маленькая диверсия, во имя мести.

Глава 5

Госпожа Мари Ас Сарам управляла этим приютом уже более 20 лет. Через ее руки прошли сотни и сотни младенцев. Пищащих, хнычущих, но будущих подданных Империи, а поэтому бесценных. Даже если они дети рабынь, даже если родились в самом бедном квартале или вообще в Пустошах, какой бы расы не были, заботились о них самым должным образом. Первый закон Империи гласит: жизнь священна. Дети Воды рождаются свободными по праву крови, и до совершеннолетия, если родителей нет или они не могут позаботиться о своем потомстве, их растит государство. Это потом уже они сами выбирают свой путь. Некоторые поднимаются, другие в силу своих дурных наклонностей наоборот падают на дно. Одинаковые права для всех детей акваторианцев. И вот сейчас эта достойная женщина шла по коридорам приюта, в последний раз перед сном проверяя все ли в порядке. Заглянула в одну комнату, другую. Дети спали. 50 мальчиков и девочек из тех, кто совсем уж никому не нужен. Как правило с врожденными патологиями или умственно отсталые. К сожалению, даже у столь высокоразвитой расы все равно рождаются уроды. Немного, ибо ранняя диагностика еще на стадии беременности позволяет скорректировать дефекты плода, но все же бывает. И то в основном у тех, кто не может себе позволить генную модификацию потомства. В основном это дети бедняков, сироты. Здоровых детей Воды здесь, конечно, не встретишь, их быстро разбирают родственники или знакомые. И даже если у ребенка совсем никого нет, его рады будут взять хоть соседи, хоть посторонние. За сирот платят и платят неплохо. И у приемных родителей и мысли не возникнет хоть чем-то обидеть малыша. Закон суров. Можно лишиться всего имущества, да еще и свободы. Однако есть и исключения. На Острове Погибших Кораблей бывает всякое. Младенцев там никто не регистрирует, а полиция если и заглядывает туда, то очень и очень редко. Местные не любят посторонних лиц. А уж представителей власти так и подавно. Вот она последняя комната. Здесь находятся как раз те, кого полиции удалось обнаружить и изъять во время последнего рейда. Тощие, грязные, и полудикие. Совершенно не приученные к элементарным правилам поведения. В начале кидались на всех, рыбу раздирали руками, бегали ночью на кухню и воровали припасы. Сырую рыбу, хлеб, мясо. Съедали тут же, ворча и причмокивая. Дикари. И спали не в кроватях, а в углу, сбившись в стайку для тепла. Сейчас уже, спустя два месяца, детишки немного адаптировались. По крайней мере поняли, что такое туалет и что пища вкуснее вареная, а не сырая. Еще несколько месяцев и можно будет говорить об усыновлении. У нее прорва бездетных пар, мечтающих о малыше. Приют находился в верхней части города и это было разумно. Дети, жившие здесь, иногда имели распространенные патологии: редуцирование или отсутствующие жабры. А стало быть им нет хода вниз. К сожалению, такая патология встречается все чаще. Еще пару веков и дети Воды смогут жить только на суше. Женщина вздохнула, поправила темные волосы, выбившиеся из высокой прически, и пошла к центральной двери, чтобы погасить уличный фонарь. Все сотрудники были давно уже отпущены домой, но Мари жила здесь, она и выросла здесь. Это был ее единственный дом, а потому к своим воспитанникам и обязанностям относилась трепетно. Фонарь был старым, как и все здесь, и потому требовалось подходить к нему вплотную и выключать рубильник, чтобы свет не привлекал мелкий гнус, в многообразии своем обитавший в этой части города. Мари наклонилась чтобы нажать рубильник, но тут ее внимание привлек небольшой сверток, лежавший у стены. Скорее даже кулёк из тряпок и одежды. Женщина осторожно приблизилась, но не спешила поднимать это неизвестно что. Тут и там сообщали об очередных акциях повстанцев. С них станется провернуть какой-нибудь взрыв. Но тут сверток слабо зашевелился, а после и захныкал.

– Отец мой, что же это такое? Неужели подкидыш? Мари осторожно развернула пеленки и вгляделась в детское личико. Да, совершенно точно, подкидыш, – кивнула она сама себе и подхватив ношу, побежала будить лекаря.

И госпожа директриса, и лекарь вот уже второй час пребывали в шоке от случившегося. Подкидыш накормленный до молочных пузырей уже спокойно дул в люльке, а они все никак не могли успокоиться. Это был совершенно уникальный случай. Уникален он был тем, что ребёнок был абсолютно, тотально здоров. Легкие дышали как надо, жабры раскрылись, стоило только опустить его в ванну, глаза, ноги, руки, перепонки все было на месте и работало как надо. Тогда отчего же его бросили? Судя по качеству пеленок, он определённо был из самых родовитых семейств Люции, столицы Акватории. Да, там бывали внебрачные дети, как и везде, во всех мирах, ибо такова природа мужчин и женщин, но их старались родить в тайне и тут же подыскивали кормилицу или новый дом, заботились о них до совершеннолетия, ибо аборты были запрещены на уровне Закона. Так отчего же конкретно этот младенец оказался никому не нужен. Впрочем… Директриса немного подумала:

– господин Ласс, вы, кажется, просили меня о переводе?

– Да, госпожа директриса. Лекарь насторожился. Честно говоря, о переводе он просил уже 5 раз и то, только за этот год. Дражайшая его супруга родом была с Пустошей и там недавно получила в наследство дом и небольшой рыболовный бизнес, и пара давно бы уже переехала, но вот клятая начальница супруга никак не подписывала нужную бумагу. А она никакая не клятая, просто кого заманишь сюда на минимальную ставку? Правильно. Никого. Таких идиотов поискать еще. Этот самый Ласс и держался здесь поскольку ни на что другое был абсолютно не годен. Ни способностей, ни амбиций. Но вот пригодился же. Выходит, не зря держала.

– Я готова подписать вам бумаги хоть сейчас, если вы забудете об этом ребенке?

– Но почему? Мужчина протер очочки и нахмурился, засаленный его пиджачок и такие же брюки производили удручающее впечатление, невыразительное лицо с пухлыми губами и высоким лбом казало умным, если бы не маленькие близко посаженые к носу глаза. Мари вздохнула. Естественно, что он не нашел себе другого места…

– Не задавайте глупых вопросов, Ласс. Мне он нужен и точка. Я же не спрашиваю, отчего у вашей супруги такие финансовые активы. Торговля корюшкой, конечно, приносит доход, но вряд ли, чтоб настолько большой. Лекарь стушевался. Он и сам думал, откуда у покойного тестя доходные дома в Пустоши, лавки, лодки, но никак не мог понять. И потом он действительно не разбирался в торговле, и у ж тем паче в контрабанде. А вот жена была хитрее, он вообще полагал женщин довольно хитрыми и коварными созданиями, а потому сделал то, к чему давно привык, отдал инициативу в более хваткие руки. Документы были подписаны, и счастливый лекарь побежал радовать жену скорыми переменами.

Убедившись, что он ушел, директриса уселась поудобнее и несколько раз выдохнула прежде, чем набрать этот номер. Если все выйдет, как надо, можно будет… Да много чего можно будет. Например, перекрыть крышу, которая вроде бы еще неплоха, но протекает в особо дождливые ночи, купить новое оборудование для кухни, оснастить класс виртэкранами, пополнить библиотеку да и для себя что-нибудь тоже останется.

– Слушаю.

Голос собеседника был отрывист и быстр. Этот голос привык командовать и повелевать, как и его обладатель.

– Господин, вы просили сообщить, если у нас появится подходящий младенец. Вот сегодня ночью нам подкинули одного…

– Я кажется дал четкие указания на этот счет. Прошло слишком много времени, почему вы думаете, что это то, что мне нужно.

– Но, господин, – женщина замешкалась, – у него нет патологий, он абсолютно здоров и…

– Это не показатель. Здоровых младенцев хватает…

– Но он не совсем, чтобы младенец, на вид ему около трех месяцев, или чуть больше…

– И что?

Женщина занервничала. Не ужели же она ошиблась. Неужели. Собеседник собирался уже отключится, когда она вспомнила и просияла:

– Но его пеленки, господин… Они слишком дорогие, чтобы он был обычным младенцем и на них есть вышивка, может это что-то значит…

– Вышивка? Покажите!

Директриса развернула экран так, чтобы можно было рассмотреть люльку, а еще край тонкой белой простыни с нежными голубыми цветами в углу. Изящные стебли вились и свивались, переплетались между собой листья и бутоны чтобы образовать одну только букву «А», с бабочкой над верхней точкой.

Собеседник умолк. Смотрел долго внимательно. Женщина даже перестала дышать на это время.

– Хорошо, – наконец ответил мужчина, – я пришлю кого, чтобы забрали. Вы будете вознаграждены, как договаривались.