Вечность без Веры

– Чего стоишь, садись, – бросил Радий через плечо.

Вера представила себе, как на ее белоснежной юбке остаются жирные пятна. Повертевшись и не найдя другого стула, она присела на самый краешек, на деревянный ободок.

На столе у Радия стоял компьютер – допотопная штуковина с толстыми кабелями и экраном на широкой ножке. «Он тут, наверное, еще с прошлого столетия», – подумала Вера. Радий должен был кого-то прогневать, чтобы застрять среди этой беспросветной нищеты.

– Вот. – На стол перед носом Веры опустилась толстая стопка исписанных от руки листов. – Я тут всех собрал, кто может подойти. Матерей мы пока не предупреждали, но детей всех протестировали. Есть очень интересные экземпляры.

На слове «экземпляры» Вера вздрогнула, но Радий, похоже, этого не заметил.

– Передай Сати, вот тут я отметил самых здоровых, – он ткнул пальцем на страницы, отмеченные зелеными круглыми наклейками, – а вот тут самых интеллигентных. – Другие страницы были помечены красными. – Как и договаривались, все с IQ не меньше 170. Исследования проводили новым прибором. Все-таки двести пятьдесят шесть ядер лучше, чем сто. Прибор мне очень понравился. Определяет все буквально за считаные секунды. Дети даже пикнуть не успевают. Можно тестировать в первый же день.

Вера уставилась на десятки страниц с красными кружками. Откуда в зоне столько людей с высоким IQ? И это только из тех, кого протестировали. Значит, возможно, их гораздо больше. Почему же они продолжают отказываться от бессмертия? Почему не грезят о нем? Это же просто безумие. Любой мало-мальски думающий человек захочет убраться отсюда поскорее!

– А вот тут, – как ни в чем не бывало продолжал Радий, опуская на стол очередную страницу – на ней отсутствовали любые наклейки, а записи были сделаны таким корявым почерком, что Вера не могла ничего разобрать, – как Сати и просила, я нашел потенциального кандидата. Мальчик только что родился. Думаю, Сати будет довольна. Передай ей, что я очень старался.

– Кандидата? Для чего? – переспросила Вера, окончательно теряя нить разговора. Информации поступало слишком много, чтобы успеть ее взвесить и разложить по полочкам.

– Сати знает. А теперь забирай все. Ты свободна.

Он указал ей на дверь, а сам отвернулся к окну. Плечи его опустились. Вере он казался расстроенным. Может быть, он ждал Сати, чтобы похвастаться своим уловом? Но вместо высокопоставленной Вечной сегодня к нему явилась Вера.

Поддавшись импульсу, она сказала:

– Я передам Сати ваши слова и подчеркну, какую важную работу вы проделали.

Радий обернулся и кивнул. На его лице отразилась благодарность. Наверное, он хотел получить заслуженную награду в виде повышения и возможности вернуться в первый округ.

Снова оказавшись в коридоре, Вера выдохнула. Зря она так волновалась, все прошло очень даже хорошо и совсем без происшествий. Она прижала папку к груди и направилась к выходу. На скамейках продолжали сидеть женщины, правда, были ли это те же, она сказать не могла. Вдруг кто-то истошно закричал, заставив Веру замереть на месте.

– Нет! – разнеслось по коридору. – Не отдам!

Какая-то женщина. Вера обернулась. Жалобная интонация отозвалась в сердце. Как будто она уже слышала когда-то подобный крик. Вера постаралась отыскать в памяти этот случай, но не нашла. Зияющая пустота. Вера попятилась, но неведомая сила тянула ее обратно.

– Нет! – снова прокатилось по коридору.

Откуда доносится этот крик? Он будто когтями впивался в сердце. Ругая себя на чем свет стоит, Вера направилась обратно вглубь роддома, мимо замерших на скамьях рожениц. Балетки мягко ступали по растрескавшемуся кафелю в ржавых пятнах. Папка в руках казалась щитом.

«Тебя это не касается. Уходи», – призывал внутренний голос.

«Не могу, – шептала Вера в ответ. Она и правда не могла. Внутри все переворачивалось от душераздирающего крика. – Кому-то нужна помощь».

«Что ты собираешься сделать? Ты понятия не имеешь, что происходит. Не вмешивайся», – голос становился настойчивее.

Игнорируя внутренний голос, Вера шла по коридору туда, откуда доносился крик. По левую руку находилось три двери. Первые две были из фанеры, покрашенной пожелтевшей от времени белой краской, третья – из исцарапанного металла со стеклянным окошком на уровне глаз. Вера дернула ручку первой – не заперто. Палата с одиноким родильным креслом пустовала. За следующей дверью было точно так же. Приблизившись к третьей, Вера заглянула в окошко и ахнула. В палате, стоя на коленях боком к двери, дрожала молодая женщина. Светлые влажные волосы ниспадали на лицо. Больничная сорочка была распахнута на груди. Двое охранников в черной форме развели и заломили назад ее руки. А третий охранник нависал над ней, держа в руках замотанного в белые пеленки младенца. Тот трепыхался и кричал.

Святая Вечность, что здесь происходит? Вера содрогнулась от паники и ужаса. Захотелось поскорее убежать отсюда, но тело не могло пошевелиться. Как заколдованная, Вера продолжала смотреть на женщину, дергавшуюся между двумя седовласыми охранниками с бластерами на бедрах. Были ли они Вечными? Имело ли это какое-то значение?

Любые движения причиняли женщине боль: при каждой попытке вырваться лицо ее перекашивалось. Она пыталась добраться до плачущего ребенка.

– Я не подпишу отказ! – закричала она. – Я хочу вырастить его сама!

– Не будь идиоткой. Ребенку будет лучше в первом округе, – безапелляционно ответил тот, который держал трепыхавшийся сверток.

Малышу было от силы пару дней, а может быть, и пару часов. Точно Вера не могла сказать. Она с трудом разглядела крохотное раскрасневшееся личико в пеленках. Не этого ли малыша назвал «интересным экземпляром» Радий?

– Для него лучше остаться с матерью, которая его любит! – закричала женщина, вновь дернулась и, ничего не добившись, разрыдалась.

Что говорит эта сумасшедшая? Лучшее место для детей – это ПЭЦ. Но малыш плакал, и Вера, не в силах больше выносить это, схватилась за ручку и распахнула дверь. Все разом обернулись к ней. Только теперь она заметила, что в дальнем правом углу, не видном через окошко, стоял Радий с папкой в руках, похожей на ту, которую Вера прижимала к груди. Глаза его расширились.

– Что ты тут делаешь? – спросил он, откладывая документы на столик с медицинскими инструментами.

На краю сознания Веры проскользнула мысль, что теперь их придется снова дезинфицировать, если тут вообще хоть что-то дезинфицируют.

– Я услышала крик, – предельно вежливо сказала она, поражаясь спокойствию в собственном голосе, хотя душа ушла в пятки при виде бластеров и испепеляющих взглядов охранников.

– Тебе запрещено здесь находиться. Уходи. Немедленно, – потребовал Радий.

Вера не привыкла спорить. И сейчас, услышав приказ, она тут же сделала шаг назад.

– Стой! – взмолилась женщина, поднимая на Веру заплаканные опухшие глаза. – Помоги мне!

– Вам лучше успокоиться. Ваш плач пугает ребенка. – Вера перевела взгляд на крохотного малыша в руках охранника.

– Но они хотят забрать его у меня! – взвилась женщина.

– Святая Вечность! – разозлился Радий. – Он станет гениальным музыкантом. Ему место среди бессмертных.

Вера кивнула. Конечно, он был прав. Если у ребенка есть шанс на лучшее будущее, он должен его получить. Как его получила Кира и все воспитанники, которых знала Вера.

Обернувшись к матери, она сказала:

– Вы слышали? Он может жить в первом округе среде лучших из лучших. Вы должны радоваться, что у малыша есть надежда на счастливое будущее.

Женщина медленно моргнула и, вдруг обезумев, вырвала свои руки из цепкой хватки охранников. Она бросилась к своему малышу, но третий охранник оказался проворнее – он ударил ее ногой в живот. Со всего маху она налетела на Веру и толкнула ее назад. Затылком Вера со стуком впечаталась в металлическую дверь. Папка с документами для Сати выскользнула из пальцев, отдельные листки взлетели в воздух. Волна тошнотворной боли вспыхнула в голове и разлилась по Вериному телу. Захотелось скукожиться, но какое-то чутье подсказало ей, что сейчас не время прятаться. Женщина поднялась с коленей и сжала кулаки. Вера бросилась к ней со спины. Руки сомкнулись замком вокруг мягкого живота.

Однако остановить ее не вышло. Вместе с Верой мать ринулась вперед. К своему ребенку. Но охраннику, державшему его, видимо, надоели эти игры.

«З-з-з-зынь», – прожужжало в воздухе.

Обжигающая боль пронзила подмышку – и Вера отпрянула назад. Женщина ничком повалилась на пол, на спине в районе сердца зияла дыра. Не в силах поверить в то, что видит, Вера подняла глаза. Радий вжимался в стену. А прямо перед Верой высился охранник, который в одной руке держал притихшего младенца, а во второй – дымящийся бластер. В воздухе запахло горелой плотью.

Вера опустила взгляд – блузка была прожжена лучом бластера до кожи, запекшейся коричневой коркой.

Веру начало тошнить. Она пошатнулась и сползла по двери на пол.

Глава 3

Левая рука горела огнем, ледяными иголками кололо грудь. Но Вера хотя бы что-то чувствовала. Женщина с дырой вместо сердца не почувствует уже ничего.

Прошло три часа с того момента, как Радий выволок Веру из палаты и утащил в свой кабинет. Убрали ли охранники труп? И что сделали с младенцем? С ним наверняка обращались осторожно. Ведь это будущий гений. Вера закрыла глаза и надавила на веки подушечками пальцев правой руки. Забыть бы все, чему она стала свидетельницей.

В семнадцать часов она должна была вернуться в ПЭЦ. Но вместо этого полулежала на сальном стуле, на том самом, на который так не хотела садиться при первой встрече с Радием. Белую блузку заменила больничная сорочка. Окажись эта женщина не такой сильной и не вырвись она из хватки Веры, сейчас на полу лежало бы два трупа. Лазер прошел под мышкой, задев лишь кожу. Ей повезло. Пара сантиметров вправо и… Вера запретила себе об этом думать.

Час назад Радий вколол ей вторую дозу обезболивающих и наложил повязку из эластичных бинтов. На удивление Веры они оказались чистыми, их явно использовали впервые. Шок и лекарства притупили боль, и теперь она рассматривала Радия, который то мерил кабинет шагами, то выбегал в коридор, то вновь возвращался. Радий бросал на нее косые взгляды и нервно вытирал ладони о халат. И да, те бурые пятна на застиранной ткани действительно были пятнами крови. Точно такие же остались на папке с документами, которые Радий собрал с пола палаты и принес обратно в кабинет.

Веру передернуло от отвращения.

– Мне нужно возвращаться, – выговорила она с трудом. Во рту пересохло, язык наждачной бумагой царапал небо.

Радий резко остановился и бросился к Вере.

– Рано! Рано!

Голос его дрожал. На лице отражалось беспокойство.

– Дайте мне еще одну дозу обезболивающего. Дальше я разберусь.

Еще никогда Вера не говорила таким тоном со старшими. Всегда вежливая, послушная, она вдруг без робости выдвинула требование. Она даже внутренне приготовилась к тому, что ее немедленно за это накажут, но ничего не случилось. Радий обошел свой стол, выдвинул один из ящиков и вытащил ампулу с желтоватой жидкостью.

– Мне бы не хотелось, чтобы у Сати сложилось неверное представление о моей работе, – проговорил он, протыкая иголкой мембрану и наполняя шприц. Ему было плевать, сильный ли у Веры ожог, похоже, Радий боялся только за свою шкуру.

Вера еле сдержалась, чтобы не фыркнуть, но все-таки напомнила:

– Погибла женщина.

– Она была ненормальной, – возразил Радий с непоколебимой уверенностью. – Ее поведение только лишний раз подтверждает, что у второсортных стоит забирать одаренных детей. Она своими двумя извилинами не смогла увидеть, какие возможности открываются перед ее ребенком в первом округе, и мешала его счастью. Она хотела, чтобы он гнил в зоне! Разве я мог этого допустить? Мы должны были защитить его будущее.

Вера понимала. Конечно, в ПЭЦ ему будет лучше!

Но убивать мать? Какое у этого есть оправдание? То, как жили второсортные, не желая двигаться в ногу с прогрессом, буквально застыв в позапрошлом столетии, не отменяло ценности их жизни. Смерть ее нельзя было допускать и оставлять безнаказанной! Интересно, случалось ли подобное ранее? Может, и от матери Киры пришлось избавиться? Нет. Радий так испугался, когда охранник выстрелил из бластера… Наверняка видел такое впервые. Сегодняшняя трагедия стала исключением из правил. Вера кивнула своим мыслям.

Радий присел рядом с Верой. Иголка шприца вошла в плечо. По руке от места укола разлился благодатный холод, за которым последовало онемение.

– Боюсь, останется шрам, – пробормотал Радий.

Вера, заметив его взгляд на своей груди, отчетливо проступавшей под больничной сорочкой, резко встала. Радий, помогая ей переодеться сразу после случившегося и накладывая повязку, тоже не упустил шанса будто ощупать ее глазами. Вера почувствовала привкус желчи во рту. Радий потянулся, чтобы поддержать ее под руку, но она отстранилась и взяла со стола папку с документами. Испорченную блузку забирать не стала.

– Я пойду, – отчеканила Вера.

Голова кружилась. То ли от усталости, то ли от обезболивающих, то ли от голода. У двери Вера замерла, пытаясь собраться с силами, прежде чем выйти из кабинета.

– Может, тебя отвезти домой? – предложил Радий.

– Я справлюсь, – ответила Вера и взялась за дверную ручку, но после непродолжительного колебания добавила: – С ребенком все будет хорошо?

Лицо Радия вытянулось.

– Иначе и быть не может. Теперь он в надежных руках.

Вера кивнула и, выйдя в коридор, захлопнула за собой дверь. Стараясь не смотреть по сторонам и подавляя желание на всякий случай зажать уши, чтобы вновь чего лишнего не услышать, она покинула здание роддома, дошла под испепеляющими лучами солнца до соседнего дома и тут же привалилась к стене в тени балкона, выступавшего на втором этаже. По глубоким трещинам в бетоне создавалось впечатление, будто балкон в любой момент оторвется и свалится Вере на голову. Что ж, это было бы достойным завершением прекрасного дня.

Святая Вечность, как на самом деле могло произойти то, чему она стала свидетелем? Сопротивление матери не вписывалось в картину мира, который знала Вера. Второсортные должны были с радостью отдавать своих детей в ПЭЦ, а не бросаться на горящие бластеры. Чем больше Вера думала, тем крепче становилась уверенность: убийство сумасшедшей, но беззащитной матери – это исключение. Должно было им быть! Иначе… Ноги стали ватными. Нужно срочно возвращаться в первый округ, поговорить с Сати, удостовериться, что она разберется с Радием! Нельзя применять силу там, где достаточно слов. Вера слегка приподняла левую руку, стараясь не замечать неестественный холод под мышкой, посмотрела на коммуникатор и ужаснулась. Стекло экрана покрылось паутиной из трещин. Зажав папку между коленями, она принялась водить и даже стучать по дисплею пальцем. Никакой реакции. И что ей теперь делать? Как найти путь обратно к пропускному пункту? Как связаться с Сати, Максом и девочками? Прошло больше девяти часов, они наверняка себе места не находят.

Что ж, стоит попробовать вернуться тем путем, которым пришла. Кажется, вот за тем покосившимся домом нужно свернуть направо, а потом дойти до конца улицы.

Предположение оказалось неверным. В блужданиях по однотипным кварталам прошло не меньше часа. Обезболивающее переставало действовать, обожженную кожу вновь защипало. Вера остановилась. Сколько времени у нее осталось до начала комендантского часа? Слезы навернулись на глаза. Хотелось домой, спрятаться под одеялом и забыть этот день. Кто-то толкнул ее в спину, и она покачнулась.

– Эй! – крикнула она какому-то костлявому мужику вслед, но тот уже скрылся в толпе.

Вера поклялась, что больше никогда не вернется в зону.

Еще три квартала, и впереди наконец показался пропускной пункт. Металлическая решетка ворот выглядела черной. Из груди вырвался громкий вздох облегчения. Протискиваясь между прохожими, Вера надеялась, что гвардейцы пропустят ее без лишних вопросов. Однако, оказавшись в паре метров от них, она поняла, что ее надеждам не суждено сбыться. Военные смотрели на нее как на остальных жителей зоны – с отвращением.

Вера окинула себя взглядом. В бегах по злосчастной зоне она позабыла про заляпанную бурыми пятнами юбку, про медицинскую сорочку, про перепачканные в крови пальцы. Святая Вечность, она выглядит не лучше той женщины, которая осталась лежать в палате на полу! Паника сковала ноги. Теперь понятно, почему гвардейцы так на нее посмотрели. Нужно дать им как можно больше точной информации, чтобы развеять их подозрения.

Вера затараторила:

– Добрый вечер. Я воспитанница Первого экспериментального центра. Ездила в первый роддом по поручению заместителя директора Сати. Вот тут документы, которые мне нужно ей доставить. Случилась неприятность. Коммуникатор разбился. Но чип работает, пропустите меня к сканеру. Пожалуйста.

Вера протянула вперед папку, стараясь прикрыть пальцами пятна крови. Один из военных с переломанным в нескольких местах носом уставился куда-то поверх плеча Веры. Второй безразличным тоном заявил:

– Не загораживай проход.

– Что значит «не загораживай проход»? У меня есть разрешение! Допуск! Вот, смотрите, – сказала Вера и по инерции протянула запястье, под кожей которого слабо мигал красный огонек. От этого движения ее пронзила вспышка боли. Вера охнула и скривилась, обхватив себя за бок. – Я же говорю, я выросла в ПЭЦ. Пропустите меня!

– Не загораживай проход, – сказал второй гвардеец. – Думаешь, ты первая, кто пытается так проникнуть в первый округ?

– Так – это как? – опешила Вера.

Он смерил ее надменным взглядом. Ледяные глаза задержались на папке с документами.

– Можешь выкинуть свою папку. Я здесь сто лет служу. Меня таким не обманешь.

– Но я никого не обманываю! Посмотрите!

Вера распахнула папку, вытащила наугад одну страницу и сунула ее под нос охраннику.

Но тот не удостоил ее даже взгляда.

– Я тоже могу все что угодно написать и наклейки наклеить.

В знак того, что разговор окончен, оба гвардейца как по команде скрестили руки на груди, загораживая проем в стене для пешеходов. Находящиеся рядом ворота для автомобилей оставались закрытыми, так что бежать к ним под убийственными взглядами гвардейцев не имело смысла.

Вера беспомощно оглянулась. Как же так? Только из-за того, что она выглядит как оборванка, они думают, будто она второсортная? Это несправедливо! Но их двое, и у них бластеры. Память услужливо подбросила ей картинку из роддома, а в ушах раздался отголосок тошнотворного «ззззззынь». В этот раз Вера вряд ли отделается ожогом. Нужно кому-то пожаловаться, но кому? В зоне, кроме Радия, она никого не знала, однако к нему и его липким взглядам возвращаться не хотелось, да и дорогу она бы вряд ли нашла. Связаться с Сати или Максом не представлялось возможным.

Это что же, получается, она останется ночевать в зоне? Прямо тут, на земле? Даже если температура в июле ночью опускается не ниже пятнадцати градусов, в юбке и тончайшей больничной сорочке Вера околеет. А Кира? Она ведь обещала зайти к ней. А как же комендантский час? Если директор прознает про ее отсутствие ночью, ей несдобровать. Воспитанникам полагается спать ночью в ПЭЦ, а не шастать неизвестно где. С Веры снимут жизненно важные баллы, и тогда поминай как звали хорошее распределение и безоблачное будущее.

А если ее вообще не допустят до последнего экзамена? Если она в принципе не попадет на него? В животе замутило. Без экзамена по микробиологии ее учебная программа не будет считаться завершенной, а значит, она не получит разрешения на инициацию!

Восемнадцать лет она готовилась к бессмертной жизни. Восемнадцать лет планировала, как с высоко поднятой головой пойдет на инициацию на глазах у всего первого округа. Восемнадцать лет с волнением и восторгом смотрела в будущее, где у нее за облаками будут апартаменты, а на крыше – ждать личный винтокрыл. А теперь из-за какой-то нелепой случайности и гвардейского произвола она должна этого лишиться?

Ужас, какого она еще ни разу в жизни не испытывала, сковал ее душу и тело. Ладони вспотели. Превозмогая себя, Вера попросила:

– Позвольте мне доказать, что у меня есть доступ. Вам же ничего не стоит. Дайте мне пройти к сканеру.

Она надеялась, что им будет лень с ней спорить и они пустят ее к светящейся рамке, но вместо этого гвардеец с кривым носом резким движением выхватил бластер из кобуры и навел его на Верину грудь. Бластер тихо зажужжал.

Вера вскрикнула, отскочила в сторону ворот и поскользнулась на неровном булыжнике. Взмахнув руками, она сохранила равновесие, но второй раз за день чертова папка выпала у нее из пальцев и шлепнулась на землю.

Пространство разорвал пронзительный визг тормозов. Вера обернулась, но было уже поздно. Удар пришелся на левое бедро. Вера отлетела и приземлилась на ягодицы, вовремя успев отвести руки, чтобы не повредить спину или голову. Острая боль пронзила поясницу. Рядом с Верой остановилась серебряная машина, и незнакомый парень, не захлопнув за собой откинутую вверх дверь со стороны водительского сиденья, бросился к ней.

– Господи, как ты? – спросил незнакомец, присаживаясь рядом. Его голос был мягким и успокаивающим.

Вера окинула незнакомца взглядом. На черной ткани его элегантного костюма были нашиты декоративные молнии. Они расходились серебряными змейками по его плечам, манжетам и лацканам пиджака. На груди в районе сердца была усыпанная изумрудами и бриллиантами брошка в форме лежащей на боку восьмерки, которая символизировала вечность. Пышные ресницы, такие темные и длинные, что они казались искусственными, обрамляли ярко-зеленые глаза. Такого цвета глаз Вера еще ни разу не видела. Словно кто-то подсветил изнутри изумруд. У нее перехватило дыхание. На пару мгновений она даже перестала чувствовать боль.

– Для человека, которого только что сбила машина, кажется, вполне неплохо, – наконец сказала она, напоминая себе, где находится и почему.

Незнакомец с заметным облегчением шумно выдохнул. Вера непроизвольно перевела взгляд на его четко очерченные губы, смутилась и тут же вновь подняла глаза. Вьющиеся каштановые волосы незнакомца отсвечивали медными бликами в лучах солнца. Локоны были уложены назад, но одна прядка спадала на высокий лоб. Идеальные пропорции, высокие скулы – такие лица высекали скульпторы эпохи Возрождения, стремясь создать совершенные произведения искусства. Вера с особенным трепетом изучала этот период истории, когда человек, наделенный разумом и бессмертной душой, стоял в центр мироздания. Незнакомец, склонившийся над ней, казался воплощением идеального человека эпохи Возрождения. Вера не могла оторвать взгляд, хотя для нее было совершенно несвойственно любоваться чьей-то внешностью.

– Может, я повредилась головой? – спросила она, вдруг засомневавшись в себе из-за странной реакции.

– Ты приземлилась на попу.

– У многих людей там находятся мозги.

Вера бросила взгляд на гвардейцев. Те даже не шелохнулись. То, как они отреагировали – или точнее, как не отреагировали – на происходящее, говорило о многом. Похоже, они правда могли выстрелить в нее. Интересно, скольких людей из зоны постигла такая участь? Как сильно нужно было задурить этим людям мозги, чтобы они вели себя по-звериному?

– Господин Аарон, – обратился к незнакомцу гвардеец, целившийся в нее из бластера, – да она специально под машину бросилась. Сбежать пытается.

– Не обращайте внимания. Садитесь в машину и поезжайте спокойно по своим делам, – добавил второй.

Вера почувствовала, как закипает от гнева. Мало того, что они ей не поверили, так еще и наговаривают! Только слепой бы не увидел, что под колесами автомобиля она оказалась случайно. А если они переубедят этого «господина Аарона»? Что тот сделает? Страх и злость с новой силой подстегнули ее, она начала судорожно придумывать, как доказать свою принадлежность к первому округу.

Аарон резко поднялся.

– Рты закрыли и вернулись на свои посты.

Голос его вдруг стал таким холодным и властным, что Вера невольно отпрянула. Если бы он заговорил таким тоном с ней, у нее бы сердце в пятки ушло. Но сейчас он защищал ее, и первоначальный испуг уступил место благодарности.

– Так точно, – отозвались оба гвардейца пристыженно и отступили ко входу.

Аарон проводил их тяжелым взглядом, а потом присел на корточки рядом с ней.

– Извини, – снова мягко проговорил он.

– За что?

– За этих двух идиотов. Они не имели права так с тобой говорить.

После нескольких часов боли, ужаса и страха было важно почувствовать чье-то неравнодушие. В глазах неожиданно защипало от подступивших слез.

– Спасибо, что заступились за меня.

– Нашла за что благодарить, – фыркнул Аарон. – И давай на «ты». Тебя как зовут?