Тысяча ступеней

Женя Онегина

Тысяча ступеней

Пролог

Кристин

Я сидела на кухне своей маленькой квартирки и не могла осознать простой факт. Он сбежал. Сбежал именно сейчас, оставив меня один на один с тем, что произошло. Прикурила от плиты его горькую сигарету. Затянулась. Закашлялась. Вытерла выступившие слезы. Затянулась еще раз. Голову изрядно повело. Пинком ноги отбросила трехногую табуретку. Вскочила, теребя кончик перекинутой через плечо косы. Подошла к окну, все еще надеясь, что это глупая шутка. Что его «Зид» сейчас затормозит у крыльца, и Клим взбежит по ступеням, на ходу стаскивая шлем. Вот непослушная челка падает на глаза, и он отбрасывает ее рукой. Улыбаясь. Смеясь… Незнакомую машину во дворе я заметила не сразу. Темную, с огромными колёсами и мордой, напоминающей оскал. На крыше виднелись крепления под багажные боксы. Сзади наверняка торчал крюк лебедки. Инспектор из егерей? Внутри похолодело. В этот момент за моей спиной раздалось тихое покашливание, и мужской голос произнес:

– Кристин, я полагаю?

Я обернулась, слегка кивнув.

– С кем имею честь беседовать?

– Инспектор Лерой Фальк, – представился мужчина, – простите за вторжение. Я стучал. Вы не отвечали. А дверь была открыта.

Довольно высокий, но ниже Клима, зато значительно шире его в плечах. Короткие темные волосы немного вились. В карих глазах то и дело вспыхивали искры, когда он осматривал сначала кухню, где взгляд его чуть задержался на упавшем табурете, потом меня.

– Чем могу быть полезна? – нарушила я затянувшуюся тишину.

– Вы готовы сейчас отвечать на мои вопросы? – его голос звучал ровно, но столько в нем было… сочувствия, что я поспешила отвернуться.

Неопределенно повела плечом, снова уставившись в окно:

– У меня есть выбор?

– Выбор есть всегда, – послышалось за моей спиной. А потом, практически без перехода, инспектор произнес: – Что он был за человек?

– Почему был? – прошептала я, не оборачиваясь. – Он есть.

– Он объявлен в розыск, – уточнил Лерой, – и есть все основания считать, что он не выходил с территории Заповедника, а значит, практически не имел шансов выжить… в одиночку.

– Он жив, – повторила я, – пока есть его письма, он жив.

И протянула инспектору сложенный вдвое листок.

«Прости, мой храбрый друг! Я мог бы написать ещё много слов, но уверен, что ты даже не станешь их читать. Просто поверь и прости. Поверь, как всегда верила мне во всем. Прости, как прощала меня всегда. Даже когда я был сотни тысяч раз неправ. Меня охватывает ужас от осознания того, что ты могла нафантазировать, когда проснулась. Прости, что снова ушёл. Поверь, я слишком долго ждал тебя, чтобы трусливо сбежать. Я не смог остаться, Крис! Это какая-то насмешка судьбы, получить тебя в тот момент, когда пришлось потерять все! Прости».

Подписи не было.

– Это написал егерь Ручинский? – уточнил Лерой.

– Он самый, – буркнула я.

– Когда вы видели его в последний раз?

– Мы уснули вчера на рассвете, – прошептала я и снова отвернулась к окну.

      На кухне воцарилась тишина, а затем я услышала звуки лёгких шагов и закрывшейся двери.

Часть первая

Глава первая

Четыре года назад

Впервые я увидела Клима, когда официально выросла из коротких штанишек и юбочек, едва прикрывающих ягодицы. В наш продвинутый век девочка становилась девушкой, когда родители замечали, что дальше тянуть уже некуда и пора приобретать гардероб, достойный взрослого человека. То есть вступать в зрелость. Длинные брюки, блузы и платья, фуфайки и пальто. Сапожки вместо тяжелых ботинок, практичные, но изящные туфли на лето. Это было неимоверно дорого, поэтому как правило совпадало с праздником в честь дня рождения, когда девочка официально признавалась взрослой и приглашалась на обед к столу общины, а потом вливалась в стройные ряды молодёжи. С этого времени можно было подавать заявление на прохождение тестирования в школу. С мальчиками же все обстояло немного сложнее. Они доказывали свою зрелость походом в Заповедник, и лишь потом их представляли обществу.

Для меня все началось в четырнадцать. Я плохо помню чопорный ужин в общине, после которого младшая сестра моей мамы, Лиз, утащила меня переодеваться. Помню, как я примеряла у зеркала в полный рост новые темные брюки длиной ниже щиколотки, изящные лодочки и фуфайку с высоким горлом цвета морской волны. Как распустила темно-русую косу и собрала немного вьющиеся волосы в свободный хвост на затылке. Помню, как щелкнула застежка-молния на новой кожаной куртке, как я надевала шлем, залезала на байк позади Лиз, и мы поехали к клубу. Из окон приземистого одноэтажного здания начала прошлого столетия гремела музыка. У входа стояли многочисленные байки и несколько машин – большая редкость в нашей общине, особенно у молодёжи. Несколько парней курили, сидя на ступеньках старой каменной лестницы, ведущей в зал. Лиз остановилась почти у самого входа, лихо заложив вираж. Стащила шлем, позволив золотистым кудрям рассыпаться по спине.

– Ребята, встречайте Крис! – закричала она, перекрывая грохот музыки.

Все разговоры мигом прекратились, музыка стихла, сидящие на ступенях парни поднялись.

Я сползла с сиденья старенькой «Савы» и стянула шлем.

– Приятно познакомиться, Крис, – раздался мужской голос.

Передо мной стоял парень лет двадцати, не меньше. Если судить по форме – уже окончивший юнкерский корпус. Высокий. Довольно узкий в кости, но жилистый, как натянутая стрела. Светлая косая челка падала на глаза, приглушая их глубокую синеву. Длинные волосы забраны в хвост, в мочке уха несколько колец. На руках плотные перчатки, в петлице форменной куртки жетон с номером К9940. Егерь. Тот, кто охраняет границы Заповедника от нас, или нас – от Заповедника.

– Клим Ручинский, – представился егерь и широко улыбнулся.

А я утонула в глубине его глаз.

– Клим! – завизжала Лиз, подпрыгнув, обняла его за шею и поцеловала.

Я невольно отвела взгляд.

– Привет, малышка Лиз, – промурлыкал Клим, обнимая ее за талию и вновь обращаясь ко мне: – С днём рождения, Крис. Теперь ты стала взрослой! – он подмигнул и протянул руку, приглашая в зал.

В ту ночь мы втроем веселились до утра, танцевали, болтали на улице обо всем на свете и снова шли в зал. На рассвете Клим подсадил меня в седло «Савы» позади Лиз, аккуратно застегнул на мне шлем и прошептал:

– До завтра!

А днем я получила своё первое письмо.

«Здравствуй, мой маленький друг! Я очень надеюсь, что ты не выбросишь знакомство со мной из своей головы тотчас, как проснёшься. Потому что мне неимоверно хочется иметь в хороших знакомых (читай в друзьях) такое милое создание. Надеюсь, вечером ты присоединишься к нашему с Лиз походу в кино. С нами будут еще ребята из моего корпуса, так что не переживай, ты не испортишь нам свидание. Клим».

В кино я так и не попала. У кинотеатра выяснилось, что часть компании гораздо больше хочет уехать на пляж, чем сидеть в душном зале. Лиз с воодушевлением поддержала эту идею, и мне ничего другого не оставалось, кроме как согласиться. Вернуться без нее домой я не могла, да и если честно, очень хотелось попасть на побережье. Так что, собравшись у кинотеатра, компания устремилась прочь из города.

Берег моря встретил нас вечерней прохладой. Соскочив со своей «Савы», Лиз тут же скинула ботинки, закатала брюки и побежала к воде. Я подняла шлем, небрежно брошенный на песок хозяйкой, закрепила у седла, сняла свой и устроила рядом. Поправила юбку (я же в кино собиралась). Поежилась, кутаясь в куртку, жалея, что не надела фуфайку, и направилась следом. Очень скоро туфли наполнились песком, и пришлось разуться. Море обдало ступни мягкой прохладной волной, я зашла в воду по щиколотку и направилась вдоль берега, наблюдая, как молодые люди скидывают куртки и рубашки, с криками несутся к морю, а Лиз и ее подружки шепчутся, поглядывая на них.

– Привет, – Клим догнал меня и теперь шел рядом.

– Привет, – улыбнулась я.

– Давно я не был на берегу.

– Я люблю море в это время года, – ответила тихо.

Мы бродили по прибою, пока не зашло солнце. Сразу стало зябко. Вспомнилось вдруг, как когда-то давно мы ездили с родителями в отпуск на океан. Стояла осень. С воды дули постоянные ветра, а берег заканчивался обрывом. И вот на самом его краю каждый вечер собирались люди и ждали заката, а потом громко аплодировали, когда солнце садилось в океан и сразу наступала ночь. Было что-то мистическое в том, чтобы потом идти в этой густой темноте к нашему домику. В тишине. Когда в ушах еще раздавался гул прибоя и аплодисменты.

Тем временем, вдоволь нарезвившись в воде, ребята разложили высокий костер, и в опустившихся сумерках казалось, что пламя достаёт до самого неба, а столп искр летит еще выше. Клим потянул меня к огню. Завидев нас, Лиз поспешила навстречу. Обняла Клима за талию, другой рукой прошлась по его щеке, покрытой чуть заметной светлой щетиной. Он перехватил ее запястье и нежно поцеловал ладонь. Мне стало неудобно, и я отвернулась, разглядывая компанию у костра. Кроме нас с Лиз здесь было всего две девушки, совершенно точно старше меня, и десяток парней разных возрастов; некоторые скорее всего недавно прошли тесты, а двое уже были в форме егерей, как и Клим. Одна из девушек, кажется Поля, махнула мне рукой, предлагая присоединиться к ним. Я подошла и села на импровизированную скамью из валежника, прикрытого сверху чьей-то курткой. У одного из ребят постарше в руках появилась фляга, раздались радостные возгласы, и ёмкость пошла по кругу. Я обернулась в поисках своей тетушки и Клима и увидела, как они удаляются за дюну, где стояли байки. Поежилась, застегивая курточку. Ребята вокруг гомонили, встречая каждую шутку громким хохотом. Вот одна из девчонок приняла руку черноволосого егеря, и они направились в сторону воды. Сама не поняла, как в моих руках оказалась фляга со спиртным. Подняла глаза. Совсем ещё зелёный мальчишка, немногим старше меня, широко улыбался:

– Ну попробуй, Крис! Ты же Крис, да? – я кивнула, а он продолжил: – Классная вещь, у Павла мать сама варит из диких ягод.

Я улыбнулась и поднесла флягу к губам, в нос ударил резкий запах спиртного пополам с чем-то терпким, горьковатым. Захотелось сделать глоток.

– Тим! – раздался рассерженный голос Клима. – Сам мал пить, тем более девчонок спаивать! А ну брысь! А это, – он указал на флягу и подмигнул мне, – я конфискую.

Тим надулся, но флягу отдал. Потоптался немного, тяжело вздохнул и направился к ребятам. Клим устроился рядом со мной на песке, облокотившись на мои колени. Я замерла, разглядывая его профиль в отсвете костра. Он словно почувствовал мой взгляд и обернулся, глядя снизу вверх. Я покраснела, а он засмеялся. Негромко. Немного хрипловато.

– Боишься меня, Крис? – я мотнула головой. – Ну и правильно! Я не ем маленьких детей, – шепнул мне в губы, резко поднимаясь. Сердце пропустило удар, в ушах странно зашумело, а когда я нашла в себе силы посмотреть ему вслед, Клим уже вовсю целовался с моей тетушкой. Лиз заливисто смеялась, обнимая его за шею.

Ближе к полуночи громкий смех вокруг костра сменился гулом неспешных разговоров. Ребята разбились на небольшие группы, парочки разбрелись вдоль берега.

– Отвезти тебя домой? – Клим снова оказался рядом, набросив мне на плечи тяжелый китель. Жетон егеря при этом звякнул в петлице, и я машинально сжала его пальцами.

– А Лиз?

– Тетушка твоя ушла в загул, – засмеялся парень, кивнув куда-то в сторону. – А мне не тяжело, не беспокойся.

Я проследила за его взглядом: Лиз и ещё одна девушка действительно были там, о чем-то яростно споря с черноволосым сослуживцем Клима. Домой хотелось. Стало совсем холодно. Лиз же явно не спешила уезжать.

– Тебе правда не трудно?

– Нисколько, – ответил Клим, протягивая шлем.

Дорога до нашего дома заняла чуть более получаса. Мы жили вдали от основных поселений, почти на окраине пустоши, что начиналась сразу за нашей оградой. Клим заглушил мотор перед съездом на подъездную дорожку, вдоль которой разрослась живая изгородь из шиповника.

– Дальше пешком, – проговорил негромко, помогая мне спешиться. Оказавшись на земле, протянула ему шлем. Потом китель.

– Спасибо. Дальше я сама.

– Нет уж, до дома так до дома, – сказали мне в ответ, обняв за талию.

«Я не ем маленьких детей» звучало в моей голове. У калитки Клим остановился, развернул меня к себе лицом, неторопливо убрал за ухо выбившуюся прядь. Я задержала дыхание. Мягко скользнул пальцем по щеке, очертил скулу. Шепнул «Спокойной ночи!» и отступил в темноту.

Вопреки ожиданиям, уснула я быстро. А утром первое, что я увидела, был китель егеря на стуле рядом с кроватью и записка:

«Мой храбрый друг, спасибо за чудесный вечер. И я действительно не ем маленьких детей».

Кристин

С момента исчезновения Клима прошла неделя. Неделя бесконечной тоски и отчаяния. Неделя пустоты. Я не могла дышать в мире, где теперь не было его. Говорили, что не было. Но я не верила. Инспектор Лерой появился у меня лишь однажды. Окинул хмурым взглядом, попросил подписать протокол. Я пробежалась по ровным безликим строчкам: «…находился в служебном отпуске… последний месяц проживал по адресу… в ночь перед происшествием находился рядом с фройлен Кристин Нибо… на связь не выходил, границы Заповедника повторно не пересекал». Поставила подпись, личный код.

– На границе напали на свежий след, – сказал инспектор вместо прощания и покинул мой дом.

А я отправилась на пляж. На берегу было холодно, громыхал прибой. Я стояла на дюне, скинув капюшон штормовки и подставив лицо ледяному ветру, от чего щеки заметно покалывало. И перед яростью стихии отступала моя собственная боль. Ей на смену приходила решимость. Клим, каким бы он ни был легкомысленным негодяем, не мог бросить меня вот так. Одну. Я нужна ему. Так же сильно, как и он мне. Или в тысячу раз сильнее. Ведь именно он год за годом, изо дня в день привязывал меня к себе, приручал. Не для того, чтобы потом бросить.

– Гуляете, Крис? – раздалось за спиной.

Лерой припарковал свой егерский «танк» рядом с моим байком. На фоне огромной машины моя маленькая «Сава» смотрелась игрушкой.

– Захотелось искупаться, инспектор? – усмехнулась я.

Лерой промолчал. Мы постояли на вершине дюны ещё некоторое время, а потом все так же молча направились вниз.

– Как насчет кофе, Крис? – спросил он, когда я уже застегнула под подбородком шлем и потянулась к забралу.

– В городе?

– На въезде заметил небольшое кафе. Буду ждать там.

Я кивнула, уже выводя «Саву» на дорогу. Лерой тронулся следом.

В кафе я заходила продрогшая, промокшая и злая. Дождь, висевший над городом с самого утра, застал меня уже на парковке, но этого хватило, чтобы настроение испортилось окончательно. Лерой сидел за столиком на двоих в углу небольшого уютного зала, и его довольное, а главное сухое лицо вызвало почему-то новую вспышку раздражения.

Направилась к нему, на ходу стаскивая мокрую куртку. Швырнула ее на небольшой диванчик рядом со столиком, следом полетели перчатки. Отодвинула стул. Села. Инспектор невозмутимо спросил:

– Кофе? – и после моего кивка отправился к стойке. За время его отсутствия я успела одновременно отогреться и остыть, мысли вновь потекли спокойно и взвешенно, и я, наконец, задумалась. А что я, собственно, могу ему рассказать?

Лерой вернулся минут через пять, неся две дымящиеся кружки.

– Извини, не уточнил, какой ты любишь. Взял черный, как себе.

– Сойдёт, – махнула рукой. Почему-то, глядя на выдержанного, спокойного инспектора, я неожиданно для себя начинала нарочито огрызаться. Так ведут себя подростки, зная, что накосячили. Но я не косячила… или все-таки да? Чтоб отвлечься, принялась рассматривать сидящего передо мной мужчину. На вид – не больше тридцати пяти, довольно высокий, крепкий в кости. Темноволосый. Темноглазый. Сейчас эти карие глаза уставились на меня, и взгляд потемнел еще больше. Я быстренько переключилась на кофе.

– О чем вы хотели поговорить, инспектор? – спросила, чтоб нарушить затянувшееся молчание.

– Совместно выпитый кофе позволяет перейти на «ты», нет? – улыбнулся мужчина, хищно так. – Можно просто Лера.

– Лера, – покатала на языке имя. – Так о чем ты хотел поговорить?

– О том, почему ты оказалась в шторм на побережье. Одна к тому же.

– Это важно? Я давно окончила школу, не говоря уже про пору зрелости.

– Почему ты не замужем? – вопрос прозвучал так внезапно, что кофе пришлось отставить.

– А должна? – приподняла бровь.

– Одинокая девушка твоего возраста – редкость для Северной общины.

– Так получилось.

– Само? Или помогли?

– Конечно, помогли, – я хмыкнула. – Мир не без добрых людей. Я сбежала. Оставим эту тему, ладно?

– Без проблем, – вскинул руки Лера в примиряющем жесте. – Последний вопрос. Почему ты не замужем за Климом?

– Наверное, потому что он не звал.

– А он не звал?

– А я обязана отвечать?

– Нет.

– Ну и отлично. Так о чем ты хотел поговорить? – я снова потянулась за кофе.

– Ты знаешь, где его искать?

– Конечно нет, – произнесла вслух и тут же продолжила еле слышно: – Иначе бы уже давно кинулась на поиски.

– Ты уверена, что он жив? – Лерой пристально посмотрел на меня.

– Да.

– Почему?

В ответ я протянула ему конверт, который сегодня утром нашла на полу в гараже.

«Мой храбрый друг! Самый важный на свете человек! Закрываю глаза и вижу твою улыбку. В ушах звучит твой смех, а ребра еще помнят силу твоих объятий (и любви), когда мы неслись под откос на байке с отказавшими тормозами. Ты же любишь меня, Крис? Признайся себе! Скажи себе самой твердое «да»! И тогда, когда я вернусь, я наконец смогу сделать тебя своей. Перед людьми, а не только в мыслях. Клим».

Глава вторая

Четыре года назад

Спустя пару недель после поездки на пляж Лиз отправилась получать профессию картографа в Восточную общину. Моя горячо любимая тётушка только что удачно сдала выпускные тесты после пяти лет учёбы в школе и теперь рвалась покорять мир дальше. Я погрустила пару вечеров после ее отъезда, поругала себя за то, что не успела сойтись с ее подругами поближе и теперь вынуждена сидеть в одиночестве дома. Согласно правилам нашей общины, без сопровождения я не имела возможности покидать дом родителей. Потом вспомнила о предстоящих вступительных тестах и о том, что неплохо бы получить права на управление байком. Старая «Сава» Лиз осталась стоять в нашем гараже, и я была не против сесть за руль. В общем, вечера я проводила на веранде за чтением книг, пока однажды не услышала удивлённый голос матери:

– Клим?

– Добрый вечер, Лара, – послышалось в ответ. – А Крис дома?

Я поспешно поднялась, одернула юбку. Мгновение подумав, распустила собранные в свободный хвост волосы и направилась к крыльцу.

Клим Ручинский стоял, облокотившись на свой байк. В джинсах и черной байкерской куртке, распахнутой на груди. Увидев меня, парень широко улыбнулся:

– Поедем кататься, Крис?

Я нерешительно взглянула на маму. Она ответила взглядом, полным сомнений, но все же кивнула.

– Под твою ответственность, Клим.

– Разумеется, Лара, – серьезно ответил егерь и обратился уже ко мне: – Не хочешь переодеться? В брюках будет удобнее. И теплее.

Мы неслись по ночному шоссе в сторону заброшенного рыбацкого посёлка. Он расположился в устье реки Ледяной, сразу за ним начиналась длинная песчаная отмель. Клима, как и меня, тянуло к морю. Он остановил свой «Зид» у здания полуразрушенной школы, спешился, стянул защитную перчатку, предлагая мне руку. С наступлением темноты заметно похолодало, и мои пальцы заледенели.

– Замёрзла, – проговорил он со смешанным чувством досады и нежности.

Снял вторую перчатку, взял мои ладони в свои и поднес ко рту, согревая дыханием. Я смотрела на его губы, не в силах пошевельнуться. Клим же смотрел на меня. Я чувствовала его пристальный сканирующий взгляд каждой клеточкой своего тела, попыталась отстраниться, но парень лишь усилил захват, прижимая мои ладони к своей щеке. Немного колючей, прохладной.

Потом мы долго гуляли по берегу, увязая в мокром песке. Клим рассказывал о юнкерском корпусе. Я, в свою очередь, о том, как идёт подготовка к тестам. О том, что не хочу переезжать в город, но еще не получила водительские права, так что скорее всего придётся жить в общежитии. Потом Клим читал стихи и вспоминал, как красивы ночи в Заповеднике. Как тяжело находиться среди людей первые дни после окончания дежурства. Как не хватает воздуха и кружится голова от резкого звука или запаха, ведь с каждым разом Заповедник затягивает все больше и больше. Я слушала, не перебивая, пытаясь представить этот совсем незнакомый мир, который на самом деле совсем рядом. Мир, где нет людей. Машин. Электричества. Есть только лес, горы и те, кто в них обитает. Я помнила, как отец рассказывал, что вырубку леса в Конфедерации запретили чуть ли не два века назад, постепенно закрывая людям доступ к нему. Сейчас же повсюду были пустоши.

Мы возвращались домой. Когда выезжали на шоссе, я несмело обхватила Клима за пояс, и парень молча спрятал мои ладони в карманах своей куртки. В тепле я обняла его крепче, жалея, что шлем не позволяет прижаться щекой к его спине, почувствовать уже ставший привычным горький запах его сигарет. Как и в прошлый раз, Клим заглушил мотор у подъездной дорожки, но вместо того, чтобы сразу проводить меня к дому, мягко притянул к себе спиной, устроив подбородок на моей макушке. Я стояла тихо, боясь спугнуть ощущение покоя, и даже не сразу заметила, как объятия ослабли, и меня мягко подтолкнули к дому. За окном на лестнице над входом мелькнул силуэт. Это мама покинула свой пост. А я не торопилась входить. Стояла на крыльце и слушала, как постепенно стихает шум мотора.

В течение следующей недели Клим каждый вечер приезжал за мной. Мы катались на его «Зиде», и однажды он даже пустил меня за руль. Ходили на танцы, вместе с ребятами сидели вечерами у костра, и я то и дело ловила на себе их осторожные взгляды. Однако на людях Клим вёл себя безукоризненно. И только прощаясь в тишине у подъездной дорожки, он обнимал меня снова и снова, скользил щекой по моей щеке, осторожно гладил по волосам перед тем, как отпустить. Я точно знала, что мама не спит, лежит, вслушиваясь в тишину, возможно, считая минуты, ловя звук отъезжающего байка или моих шагов на лестнице.

В тот вечер Клим долго не отпускал меня, по обыкновению уткнувшись в макушку. А потом зашептал на ухо:

– Завтра я заступаю на дежурство, сегодня пришел приказ, – я попыталась отстраниться, но Клим не пустил, продолжая немного сбивчиво: – На месяц или даже больше. К твоему тестированию скорее всего не вернусь.

– Не страшно, – прошептала в ответ. – Я справлюсь. Родители меня проводят.

– Дело не в этом. Я хотел дождаться результатов, какой-то определённости, но теперь не могу, – он снова замолчал.

А я наконец высвободилась из объятий и теперь ждала продолжения, глядя ему в глаза. Клим взгляда не отвёл, не попытался снова обнять меня, а только сжал мою ладонь, уже таким привычным жестом поднес к губам и произнес:

– Я хочу на тебе жениться. Как только закончишь школу.

А потом он меня поцеловал. Его губы были сухими и твёрдыми. И их недолгое прикосновение к моему рту отдалось незнакомым странным чувством в груди.

– Дыши, – прошептали мне в губы. – Твое согласие мне пока не нужно. Просто знай, что я тебя не отпущу.

      Он ещё раз прижал меня к себе и подтолкнул к дому. В этот раз я не остановилась на пороге, чтобы послушать, как удаляется «Зид». Я поднялась к себе, прижимая руку к пылающим губам, и ещё долго не могла заснуть, пытаясь подобрать название тому чувству, что разлилось внутри.

«Расти быстрее, мой маленький друг!» – гласила записка, которую на утро я нашла в кармане куртки.

Кристин

В тот год, когда я поступила в школу, на побережье у заброшенного рыбацкого посёлка вдруг решили поставить маяк. Хотя сюда, в устье реки Ледяной, суда заходили редко. Скорее даже не суда, а небольшие рыбацкие лодки под парусом искали по старой памяти место переждать непогоду. Маяк возвели быстро. Черно-белое строение с жёлтой железной крышей. На самом верху, куда вела шаткая лестница, установили прожектор, рядом небольшой домик смотрителя. В тот же год к устью Ледяной потянулся неиссякаемый поток любопытствующих. Побережье ожило от стихийных кемпингов, которые все разрастались и разрастались. Так продолжалось несколько лет, пока домик смотрителя не сгорел. Восстанавливать его не стали, прожектор погас, а сам маяк начал постепенно ветшать. Но от этого стал ещё более притягательным для любопытствующих. Подняться по скрипящей, дрожащей на ветру лестнице на самый верх, а потом найти люк в прожекторной и пробраться на площадку, расположенную под потолком внутри маяка, стало излюбленным развлечением мальчишек. Внутри же все ещё можно было укрыться от дождя, даже разжечь костёр, отсвет которого не будет виден на побережье.