Дург. В поисках королевы

Максимилиан, не поняв ответа, но, глядя на несчастный вид Нийдэ, взявшись за уздечку двумя руками, практически обнял девушку. Ему так хотелось в этот момент заботиться о ней, согревать и оберегать ее. И если Дург желал скорее уже проехать эту пустыню, где копыта лошадей, утопая в песке, не давали продвигаться с достаточной скоростью, Максимилиану хотелось, чтобы такая дорога длилась как можно дольше. Он рисовал в своем воображении, как закончится поход, все они вернутся домой, он отдаст Дургу деньги, уплаченные за Нийдэ, и они смогут сыграть свадьбу. Неизвестно, разрешат ли им обоим жить в университетской коморке. Скорее всего, придется идти на службу к Дургу. Любовь, будущая семья брали сейчас верх в воображении Максимилиана.

У Дурга были совсем другие мысли.

– Харон приходит в Пещеру потерянной души? – спросил он Нийдэ.

– Не каждый день. Бывает, обреченные проводят по несколько дней привязанными к столбу в том аду, прежде чем попасть в еще больший ад.

– Ты сказала «обреченные». К Харону отправляют и мужчин, и женщин, или только девушек? – пытался выведать как можно больше информации Дург.

– Харон подбирает пары людей и увозит их на остров, который находится глубоко под землей на большом озере. Он питается энергией человеческих душ. На своем острове он соединяет мужчин и женщин в единое целое, в один организм. От такого союза тел и душ, способных зачать новую жизнь, исходит огромная энергия. Харон упивается ею. Эти существа живут там до окончания своих дней, пока не иссякнет их жизненная сила. Харона боятся все, кто спускается под землю. Жители Думы, вся жизнь которых проходит в подземельях, стараются откупаться от него чаще других. Из своего племени они отдают подземному повелителю только преступников, а чтобы задобрить его, берут в плен жителей прилегающих равнин.

– Как ты попала к ним в плен? – Дурга все больше и больше увлекал рассказ собственной рабыни. Он понял, что совсем не зря отдал за нее деньги. Тем более что потом можно подарить ее Максимилиану. Тот явно имеет на нее виды как на будущую невесту. И тогда свобода Нийдэ, которую дарует ей Дург, будет одновременно свадебным подарком Максимилиану.

– Эрлахи ночами, как подлые шакалы, крадут людей из деревень. Меня украли, когда я спала, заткнули рот и потащили к своим подземельям. Мой жених бросился в погоню за эрлахами, но стаи гиен, которых они выпускают для охраны своих границ, не дали догнать нас. Я видела, как лошади испугались и остановились. Возможно, в том бою с этими жуткими зверями погибли все, кто пытался спасти меня, – речь и лицо Нийдэ стали еще печальнее после этих воспоминаний.

– Как тебе удалось спастись из Пещеры потерянной души? – продолжал задавать вопросы Дург.

– Я стояла у столба уже третий день, как вдруг из ответвления главной пещеры послышались шаги. Я подумала, что все, мой час настал. Но вместо Харона из темноты вышел человек с большой бородой, лохматый, в оборванной одежде. Он постоянно что-то безумно бормотал. А когда увидел меня, отвязал от столба, схватил, как охапку сена, и закричал: «О, Харон, приди и соедини меня с этой прекрасной девой!». Мне удалось вырваться из его объятий, и я побежала. После двух дней в пещере мне уже не страшны были все ее прелести. Я бежала без оглядки. Когда выбежала из пещеры, оказалась в незнакомой степи. Брела по ней два дня и две ночи, пока не упала от истощения. Очнулась в повозке какого-то старика, когда уже подъезжали к рынку рабов. Тот хозяин шатра, у которого я работала в услужении, купил меня дешевле, чем можно было купить барана, так плохо я выглядела, – после этих слов девушка заплакала.

Горячие слезы капали на руки Максимилиана. Он не понимал языка, на котором говорила Нийдэ. Лишь по интонациям можно было понять, что рассказ ее очень печален. Иногда Дург между своими вопросами девушке переводил, что она говорила.

– Не плачь, малышка, мы не дадим тебя в обиду, все уже позади, – решился заговорить Максимилиан.

После этого он крепко сжал девушку в своих объятиях и тихо проговорил ей на ушко, хоть она этого и не поняла: «Я теперь тебя никуда не отпущу и никому не отдам».

– Выходит, Нийдэ, что у тебя есть все основания ненавидеть эрлахов? – продолжил свой расспрос Дург.

– Да, мой господин, я ненавижу их всем сердцем, – сквозь слезы ответила девушка.

– Но тогда есть серьезные подозрения, что это ты перерезала ночью глотки тем трем эрлахам в шатре, из-за чего мы чуть было не лишились голов.

– Я очень хотела это сделать, господин, и уже решилась, взяла нож для разделки мяса, но кто-то опередил меня. Я не убивала этих вонючих подземельников. А если бы убила, то призналась бы в этом. Мы, эссийцы, честный и благородный народ, мы не способны на такие подлости, о которых вы подумали, – дерзко вздернув вверх подбородок, произнесла Нийдэ.

«Неужели герцог Нильберд оставил своих людей в столице Арханкизии, чтобы подставить нас? – мелькнула мысль у Дурга. – Хотя с таким же успехом лазутчики могли перерезать глотки и нам с Максимилианом, но их задача была именно подставить нас. На мое убийство король обязан был бы выставить претензию шаху. А вот если я буду уличен в тяжком преступлении, то претензия короля будет несостоятельной. Значит, те, кто разыграл этот спектакль, не хотят обострения отношений Ледонии с Арханкизией. Их задача – убрать меня со сцены. Инквизитор будет стараться всеми способами не дать мне настигнуть королеву с Нильбердом. Они где-то здесь. Надо опередить Хилакиуса. Тогда козыри будут у меня в руках».

С этими раздумьями Дург первым въехал в лирнийские горы.

Невысокие часто посаженные остроконечные холмы, высотой чуть выше всадника верхом на лошади, оказались труднопреодолимой преградой. Никакой дорогой здесь и не пахло. Не было ни одного плоского участка. Все четыре лошадиные ноги находились в разных плоскостях, отчего продвижение было не только медленным, но и чрезвычайно дерганным.

Дург дал команду спешиться. Так стали двигаться немного быстрее. Но все равно такая дорога была сплошным мучением. Разве что Максимилиан, держа за руку Нийдэ, был сейчас счастлив в любой обстановке.

Дург не выдержал, вскарабкался на вершину ближайшей так называемой горы глянуть, когда это все закончится.

Впереди, шагах в ста пятидесяти, уже начинались степи Думы.

– Ну вот и славно, – произнес Дург и развернулся, чтобы спуститься.

Вдруг верхушки гор взметнулись высоко в небо, а сам он еле удержался на носочках на краю глубокой пропасти.

– Ну вот, началось, не успели проскочить, – выругался Дург, глядя на оставшихся в глубине ущелья Максимилиана с Нийдэ и лошадьми.

Махнув им рукой продолжать движение, сам пошел по верху.

Вскоре Дург скрылся из вида. Максимилиан крепче сжал руку Нийдэ и, озираясь по сторонам, повел ее по утоптанной дороге, которая, петляя и извиваясь, шла через горы. До этого даже с высоты человеческого роста дорога была трудно различима, а с лошади ее вообще не было видно. Сейчас смешные, с точки зрения обычного человека, горы превратились в зловещие, пугающие своей мощью остроконечные пики.

– Сеньору Дургу, наверное, сейчас намного труднее идти, чем нам, – сказал Максимилиан, посмотрев на свою спутницу. С момента расставания с Дургом они не произнесли ни слова. И сейчас надо было как-то разрядить обстановку.

– Главное, нам не заходить ни в какие пещеры, правда? – произнес рыжий, глядя в глаза девушке, тем самым успокаивая не столько ее, сколько самого себя. Нийдэ все равно ничего не поняла. После этого они более бодрым шагом двинулись вперед.

Обогнув очередной выступ скалы, Максимилиан увидел зияющий черной дырой вход в пещеру. Сердце слегка екнуло. Он отвернулся. Темнота пещеры одновременно пугала и манила. В любой темноте может скрываться опасность, а в этой темноте скрываются кровожадные гномы со своими острыми лопатками. Возможно, сейчас они наблюдают из мрака за двумя путниками в надежде, что те зайдут в их обиталище.

Манила же пещера Максимилиана тем, что была надежда, что гномов рядом нет, а сокровища вот тут, рядом. Как бы он хотел заиметь сейчас немного золота. Для человека, прожившего всю жизнь в нищете, это давало возможность выкупить любимую девушку и жениться на ней, снять достойное жилье, хорошо питаться и одеваться. Он посмотрел на Нийдэ. Она шла, потупив взор, ведя лошадь Дурга. Если бы не вторая лошадь, сейчас взять бы ее опять к себе в седло, обнять, прижать покрепче. Безразличие к себе девушки Максимилиан объяснял для себя ее природной скромностью и осознанием своего статуса рабыни. Он был твердо уверен, что после того, как они поженятся и Нийде обретет свободу, она раскрепостится, и у них будет дружная крепкая семья.

Мимо огромной черной дырой прозияла еще одна пещера. Вход в нее был еще крупнее.

– Нийдэ, сядь на лошадь и жди меня здесь, – скомандовал девушке Максимилиан.

Она подняла на него глаза с ничего не понимающим взглядом.

– А, ты же не понимаешь меня, – раздосадовано произнес рыжий. Но потом он жестами объяснил девушке, чтобы она садилась на лошадь и ждала его у входа в пещеру, а он пойдет внутрь. На что Нийдэ в ужасе вытаращила глаза и замахала руками, показывая, что Максимилиану ни в коем случае не стоит ходить в пещеру.

– Давай-давай, не разговаривай много, для нашего же с тобой счастья хочу рискнуть, – с нотками бахвальства в голосе проговорил Максимилиан, подсаживая Нийдэ в седло. Но девушка, до этого молча шедшая рядом, покорно опустив глаза, сейчас отказалась подчиниться.

– В конце концов, я не твоя рабыня и не обязана выполнять твои приказания, – прокричала она на эссийском языке и пошла дальше по дороге, оставив ничего не понявшего Максимилиана стоять с двумя лошадьми.

В этот момент земля под ногами стала сотрясаться от громких последовательных ударов, словно шагов гигантского животного. Нийдэ остановилась. За склоном горы, там, где дорога поворачивала направо, послышался шум от посыпавшихся со склона камней, а еще через мгновение оттуда появилась громадная мохнатая звериная морда с огромными острыми клыками.

Максимилиан, увидев это, почувствовал, как его рыжая шевелюра пришла в движение и устремилась вверх.

Нийдэ в это время уже со всех ног неслась обратно. Лошади одновременно заржали и встали на дыбы. Максимилиан выпустил уздечки из рук и растерянно смотрел на приближающееся чудовище.

Подбежавшая Нийдэ ловко схватила за сбрую обеих лошадей и, ткнув головой в грудь Максимилиана, потащила всех троих к пещере.

Рыжий, придя в себя от удара в грудь, развернулся и стремглав побежал к теперь уже спасительной черной дыре в скале. Но, опомнившись, развернулся, выхватил из левой руки Нийде уздечку, схватил ее руку своей правой рукой и буквально втащил ее и лошадей в пещеру.

Только они пробежали несколько шагов от входа вглубь, как вслед им с громким сопением просунулась влажная волосатая морда.

Клацнув зубами, морда исчезла, но вместо нее длинная мохнатая лапа с острыми изогнутыми когтями с такой скоростью устремилась вслед беглецам, что чуть не достигла своей цели. Один коготь, зацепив новый камзол Максимилиана ниже воротника, разорвал его до самого пояса. Если бы не сбруя лошади, за которую он держался, то погиб бы бедный студент в пасти невиданного чудовища. А так отделался разорванной одеждой и поцарапанной спиной.

Дург с горы увидел, как огромный волосатый зверь погнался за Максимилианом с Нийдэ и приник к черной дыре в скале. Дург с облегчением выдохнул, когда длинная когтистая лапа вылезла из пещеры пустой.

Но зверь, упустив одну добычу, подняв нос вверх, учуял другую. Через несколько мгновений он уже карабкался вверх по склону под грохот камней, вырывающихся из-под его лап и с шумом летящих вниз.

Теперь уже Дургу пришлось искать убежище, чтобы избежать встречи с огромной клыкастой пастью.

Как назло, все это произошло в тот момент, когда он уже почти спустился с противоположного склона горы, на которой он оказался. Дург расчитал, что должен был спуститься к дороге в тот момент, когда идущие по этой дороге Максимилиан с Нийдэ, обогнув выступ скалы, подошли бы к этому месту. Но именно из-за этого выступа появилось чудовище. И теперь Дург лихорадочно карабкался вверх по практически отвесной скале в надежде найти хоть какое-то убежище.

Маленький грот, даже незамеченный при спуске, сейчас стал единственным спасением. Заскочив внутрь, Дург спрятался в небольшую нишу слева от входа. Это гарантировало, что зверь хотя бы не увидит его, да и вытащить из грота человека будет непросто.

Переведя дух, Дург с шумом и облегчением выдохнул. Поднял глаза и встретился взглядом с четырьмя парами неморгающих глаз. Огромный паук оценивал предполагаемую добычу. Дург медленно положил руку на рукоять меча. Шансы у охотника и добычи были практически равны. Дург прикидывал, сможет ли в таком тесном пространстве достаточно размахнуться для полноценного удара или следует воспользоваться кинжалом. Паук только ему доступными методами оценивал свои шансы.

У Дурга времени на раздумья уже не осталось. Удары лап и скрежет когтей по камням были настолько близко, что попытка найти новое убежище была уже неосуществимой. Следовало ждать развязки.

И она наступила. Жилистая волосатая лапа, пролетев мимо, на расстоянии вытянутой руки от лица Дурга, схватила паука и вытянула наружу. Хруст и чавкание оповестили об окончании его жизненного пути. После чего зверь спрыгнул вниз и отправился восвояси. Дург еще раз с облегчением выдохнул и сел на пол своего маленького убежища.

Корчиться от боли перед любимой девушкой было стыдно. Максимилиан стиснул гнилые зубы, чувствуя на вдруг оголившейся спине горячий след шириной с ладонь. Хорошо еще, что коготь был тупым, кровь выступила лишь маленьким капельками. Было ощущение, что по спине быстро прошлись большим шершавым камнем. От боли и жжения хотелось выть и извиваться, но Максимилиан попытался даже улыбаться, всем видом показывая, что рана его – полная ерунда.

Нийдэ, взяв рыжего за плечи, развернула спиной к входу в пещеру. Оттуда пробивались слабые лучи света. Она осмотрела рану. Ловким быстрым движением оторвала полоску ткани от своей нижней рубашки, подошла к стене пещеры и промокнула материей черную смолянистую жидкость, стекавшую вниз по ней.

Максимилиан был несказанно рад, что ранение он получил на спине, потому что, когда Нийдэ приложила тряпицу с черной жидкостью к его царапине, физиономия его исказилась в такой гримасе… Хорошо, что девушка этого не видела.

Нийдэ подула на то место, где приложила лекарство. Максимилиану нравилась такая забота о нем со стороны женщины. Жжение слегка прошло. Он расправил плечи и уже готов был произнести, что это всего лишь царапина, мелочь. Но в этот момент Нийде, нажав на тряпку, с силой провела ею сверху вниз по всей ране. И тут рыжий не выдержал. От сильной и неожиданной боли он заорал так, что в глубине пещеры послышался топот десятков ног. Гномы, наблюдавшие из темноты за парочкой незваных гостей, от неожиданности бросились наутек в панике от душераздирающего крика Максимилиана, чуть не передавив друг друга.