Образование Великорусского государства.Очерки по истории

78

Ср. Goetz E. K. Der Titel Grossfürst in den aeltesten russischen Chroniken // Zeitschrift für Osteuropäische Geschichte. T. I. Кн. 1 и 2).

79

Лаврентьевская летопись. С. 400–401. Вероятно, братья провожали Константина часть пути (до реки Шедакши?), а их «послы» и далее?

80

Там же. С. 402.

81

По предположительному мнению A. B. Экземплярского, это были: Кснятин, Углич, Молога, Ярославль и Белоозеро (Великие удельные князья Северной Руси. Т.П. С. 66. Примеч. 215).

82

Лаврентьевская летопись. С. 412.

83

ПСРЛ. Т. VII. С. 117; и кратко в Типографской, изд. 1784 г. С. 3.

84

Этот текст (ПСРЛ. Т. X. С. 63) осторожно ставит альтернативу: либо Владимир к Ростову, либо Ростов к Владимиру; так же осторожно выражается С. М. Соловьев (История России. Кн. I. С. 580): Константину «непременно хотелось получить и Ростов и Владимир». В. И. Сергеевич ловит книжника-летописца на слове «к Ростову» и видит мотив Константина в стремлении вернуть Ростову его прежнее преобладание над Владимиром; то же понимание этого выражения и в Никоновской летописи. Однако оно может и не иметь такого глубокого смысла, а могло быть подсказано просто тем, что в Ростове Константин и до того княжил, а также стилистическим влиянием фразы «и инех 5 городов да ему к Ростову». Вопрос о том, какому из двух городов быть резиденцией князя, мог, однако, и даже должен был, казалось бы, возникнуть в связи, если не с политическим «старейшинством» Ростова (Сергеевич) или «старинными притязаниями ростовцев» (Соловьев), то с церковно-административным значением Ростова. Соединить стольное значение Владимира с утверждением в нем центра церковного управления было мыслью князя Андрея Боголюбского. Весьма вероятно, что фактически митрополиты Ростовско-Суздальские часто пребывали во Владимире, где жил великий князь. Что эти вопросы поднялись с новой силой во время раздоров между Всеволодовичами, видно из того, что в 1214 г. «Иоан, епископ Суздальский, отписася епископьи всея земля Ростовьскыя», и тогда князь Константин провел поставление на Ростовскую епископию своего духовника игумена Пахомия, а князь Юрий – поставление игумена Симона – «епископом Суждалю и Володимеру» (Лаврент. лет. С. 416). Однако в 1217 г., когда Константин добился старейшинства над Юрием, он садится «в Володимере на столе», сохраняя за собой и Ростов; Юрий перешел в Суздаль.

85

Летописец Переяславля Суздальского (изд. князем М. А. Оболенским во Временнике Московского общества истории и древностей российских. Кн. IX и отд. М., 1851. С. 110) сообщает о «ряде» Всеволода детям: «Тогда же в животе своем розда волости детем своим – большему Костянтину Ростов, а потом Гюргю Володимер, а Ярославу Переяславль, Володимиру Гюргев, а меньшею, Святослава и Иоанна, вда Гюргю на руце река: ты им буди в отца место, а имей я, яко же и аз имех я». С перестановкой в этом тексте Ростова и Владимира (Константину – Владимир, Юрию – Ростов) запись, по-видимому, точно передавала бы первоначальный «ряд» Всеволода, но текст изменен применительно к позднейшим отношениям – в момент смерти Всеволода. На это указывает подчеркнутое старшинство Константина и поручение Юрию только младших, еще малолетних, Святослава и Ивана Всеволодовичей.

86

ПСРЛ. Т. VII. С. 117.

87

Новгородская летопись по харатейному списку. Изд. 1888 г. С. 437.

88

Лаврентьевская летопись. С. 353.

89

Там же. С. 360.

90

«А сама князя молода бяста, слушая боляр, а боляре учахуть я на многое именье» (Там же. С. 355).

91

«А боляре князю тою держахуся крепко» (Там же. С. 356).

92

Там же. С. 361–362.

93

Там же. С. 415.

94

Всеволод предлагал Мстиславу Ростиславичу помириться на том, что уступал ему Ростов, куда того привела «старейшая дружина», а себе (с братом) сохранял Владимир; «а Суздаль – буди нам обче, да кого восхотят, тот им буди князь» (Там же. С. 361).

95

См. выше.

96

Словом «дворяне» книжник XVI в., вероятно, передал слова «и всю дружину» или «гридьбу и пасынки». Слово «купци» имеет часто в старых летописных текстах широкое значение – горожане (ср. формулу новгородских договорных грамот: «кто купец тот в сто, а кто смерд а тот потягнет в свой погост»; «ни смерда, ни купцины» значит: никого из населения земли).

97

Так понял это известие и составитель Никоновской летописи, пересказав его по-своему: «Князь велики Всеволод Юрьевич созва вся бояре свои и начя смышляти о сыне своем Констянтине, и много о сем словес быша, и но може како уставити о нем; таже посла по отца своего Ивана епископа и много советовавше о сем, но убо князь велики Всеволод восхоте дати Володимер другому сыну своему князю Юрью. И тако посла по сына своего по князя Юрья и даде ему град Владимер со всеми бояры и со всеми людьми и всех укрепи к нему крестным целованием и даде ему и вся дети своя, а его братью» (ПСРЛ. Т. X. С. 64). Ср. Княжое право. С. 149–152.

98

Ср. для Киевской Руси: приглашение Святополком Изяславичем и Владимиром Мономахом Олега Святославича приехать в Киев: «Да поряд положим о Русьстей земли пред епископы и пред игумены и пред мужи отец наших и пред людьми градскыми» (Лаврентьевская летопись. С. 222) или рассказ о передаче Всеволодом Ольговичем киевского стола брату Игорю (Ипатьевская летопись. ПСРЛ. Т. II. С. 320).

99

Слова в кавычках – Ключевский В. О. Курс русской истории. Т. I. С. 410.

100

Там же. С. 414.

101

При суммарной характеристике «внутреннего состояния русского общества от кончины князя Мстислава Мстиславича Торопецкого до кончины великого князя Василия Васильевича Темного» (Соловьев С. М. История России. Т. IV. Гл. 3) С. М. Соловьев пришел к иному заключению о судьбах поволжской торговли в татарскую эпоху: «После утверждения татарского господства, ханы и баскаки их для собственной выгоды должны были благоприятствовать торговле русской… притом же, по прошествии первого двадцатипятилетия, тяжесть ига начинает уменьшаться, и после видим значительное развитие восточной торговли и волжского судоходства; даже с достоверностью можно положить, что утверждение татарского владычества в Средней Азии, также в низовьях Дона и вступление России в число зависящих от Орды владений – очень много способствовало развитию восточной торговли» (История России. Кн. I. С. 1234). Однако временем «самым благоприятным для восточной торговли» С. М. Соловьев признал «время от Калиты до Дмитрия Донского» и приводит пример, указывающий на торговую значительность Нижнего Новгорода. Некоторый подъем русской восточной торговли (как и начало возрождения колонизационного движения на восток и русской боевой силы на восточной окраине Великороссии) связан – ко второй четверти XIV века – с образованием Нижегородского великого княжества (тот же пример – характерен для недолговечной его самостоятельности). Но подъем этот – вне связи с татарским покровительством торговле, и едва ли есть у нас основание говорить о столь последовательной экономической политике ордынских властей.

102

Ф. Ф. Горностаев («Очерк древнего зодчества Москвы» – в «Путеводителе по Москве», изд. Московским архитектурным обществом) отмечает, что «за это время перерыва» известны лишь постройки – Святого Спаса в Даниловом монастыре под Москвой (в 1272 г.) и Святого Спаса в Твери (в 1280–1290 гг.).

103

Особняком стоит известие: «Приехаша численици, исщетоша всю землю Суждальскую и Рязаньскую и Муромьску, и ставиша десятники и сотники и тысяицники и темники». Об этой организации больше нет сведений (Лаврентьевская летопись. С. 451; ПСРЛ. Т. VII. С. 161).

104

ПСРЛ. Т. VII. С. 140 и 152.

105

Лаврентьевская летопись. С. 447. Быть может, лучше чтение: «рассудив им комуждо свою отчину», как например, в Рогожском летописце (ПСРЛ. Изд. 2-е. Т. XV С. 31).

106

Конец Ярослава связан с глухим известием о каком-то доносе на него: «Обажен бо бысть царю Федором Яруновичем» (ПСРЛ. Т. VII. С. 156). С. М. Соловьев (Кн. I. С. 832–833) приводит рассказ Плано Карпини о том, что Ярослав был отравлен ханшей, и ставит его в связь с доносом Федора Яруновича, объясняя смерть Ярослава «наговором родичей, следствием родовых княжеских усобиц». В «Истории отношений между русскими князьями Рюрикова дома» (с. 262–263) Соловьев подозревал интригу ростовских Константиновичей. Но мы ничего не знаем о какой-либо вражде с ними Ярослава. Больше было бы поводов (хотя тоже недостаточно для определенного заключения) сопоставить эту темную историю с враждой Ярославичей против дяди Святослава и с тем, что, судя по нашим летописям, донос Яруновича совпал с первым приездом в Орду Святослава, когда князья все вместе предстали пред ханом. Ср. ниже – о неопределенности известий относительно владений Святослава.

107

Лаврентьевская летопись. С. 420. При великом князе Юрии Всеволодовиче Василько и Всеволод сидят на своих вотчинных столах послушными подручниками дяди – великого князя, участниками его походов; о временном раздоре в 1229 г. упоминалось выше.

108

Судя по известию, как в 1229 г. Ярослав Всеволодович «отлучи от Гюргя Константиновича три – Василька, Всеволода, Володимера», Владимир Константинович (15-летний) считается участником политических выступлений; вероятно, что он тогда же занял углицкий стол по «ряду» с братьей; может быть, согласно предуказанию отца, о котором говорят некоторые родословные (ср. Экземплярский. Великие и удельные князья Северной Руси. Т.П. С. 15 и 125).

109

Так в 1229 г. (см. выше); так в 1230 г. «благовернии князи Василько и Всеволод и Володимер послаша к отцю своему Гюргю и к епископу Митрофану но Кирила, игумена и архимандрита манастыря святые Богородица Рожества, дабы и пустил на епископство к Ростову» (Лаврентьевская летопись. С. 431).

110

Книжник-составитель Никоновской летописи так истолковал это выражение: Батый, «розслушав их о сем и разсудив, даде им вотчину их» (ПСРЛ. Т. X. С. 129).

111

ПСРЛ. Т. IV. С. 34. Текст так наз. «Летописи по Академическому списку» (изд. при Лаврентьевской летописи. С. 495): «отда Ростов, Суздаль брату Святославу» явно испорчен из: «отда Ярослав, Суздаль брату Святославу».

112

О нем крайне скудны упоминания. Владимир умер в 1249 г. во Владимире, «везоша его в его отчину на Углече поле и положиша и в церкви Святого Спаса» (ПСРЛ. Т. VII. С. 159). «На Угличи» умер сын его Андрей в 1261 г. (Там же. С. 162), а в 1285 г. умер «Роман Володимеричь Углечский» (Там же. С. 178). Об этих князьях ничего, кроме дат их смерти, не знаем.

113

ПСРЛ. Т. VII. С. 118.

114

Лаврентьевская летопись. С. 444; ПСРЛ. Т. VII. С. 144; возможно, что Иван и раньше княжил в Стародубе, что так представлял себе дело автор данной записи в Лаврентьевской летописи: «отда Ярослав Ивану Стародуб» вместо обычного «дасть», как выражаются (поправляют?) позднейшие тексты (например Воскресенская летопись).

115

Столь необычное выражение Лаврентьевской летописи (с. 447) как бы передает по своему татарскую фразеологию?

116

Быть может, в глухих указаниях летописной традиции о причинах гибели Ярослава Всеволодовича можно усмотреть намек на эту опасность. Но в истории Александра Невского увидим и другую сторону тех же русско-татарских отношений: политика ханов с ранних времен вступает на путь попыток утвердить ордынское владычество над русским улусом усилением великокняжеской власти в руках единого представителя Руси перед ханом Золотой Орды.

117

В 1206 г., когда Ярославу пришлось уйти из Переяславля южного, Всеволод «посадил» его в Переяславле-Залесском (Лаврентьевская летопись. С. 406); он участвует в отцовских походах во главе переяславцев (Там же. С. 410).

118

Там же. С. 110.

119

B. Экземплярский отмечает ту же особенность и для XII в.: «Нельзя не заметить, что Переяславль, по образовании великого княжества Владимирского, был как бы необходимой принадлежностью последнего: великие князья сажали в нем или сыновей своих или самых близких родичей», а по временам Переяславль примыкал «к личным владениям великого князя» (Указ. соч. Т.П. С. 4).

120

B. Экземплярский полагает, что Святослав владел Суздалем до самой смерти, то есть до 1252 г.; считает, что Суздаль по смерти Святослава присоединен к великому княжению, как «выморчный удел», хотя тут же сообщает о переходе Юрьева-Польского к Святославичу Дмитрию (Т.П. С. 257–258); говорит и о какой-то «принадлежности» Юрьева к Суздалю (С. 23. Примеч. 57).

121

Ср. Княжое право. С. 80–81; ср. о Всеволоде Ольгович (Там же. С. 89–91).

122

Представляется вероятным видеть тут черту ханской политики, искавшей способа утвердить за собой господство и над Южной и Западной Русью; однако форма могла быть подсказана только русскими людьми, но, конечно, не Александром Ярославичем.

123

Лаврентьевская летопись. С. 448.

124

Александр при дальнейших событиях – в Новгороде, а татарское нападение в 1252 г. настигает Андрея у Переяславля, и тут, в Переяславле, захватили и убили жену князя Ярослава Ярославича и его воеводу Жидислава, а детей его захватили в плен; по-видимому, князь Ярослав примкнул к планам брата Андрея (Лаврентьевская летопись. С. 449–450; ПСРЛ. Т. VII. С. 60). Ср. замечания С. М. Соловьева (Кн. I. С. 839).

125

Лаврентьевская летопись. С. 449. Никоновская летопись, а за ней историки XVIII и XIX вв. приняли сопоставление этих известий за основание приписать самое нападение татар на Андрея – проискам Александра. Однако поход Неврюя лишь часть предпринятых татарами операций: в 1253 г. Куремса начинает наступление на Даниила Галицкого, законченное затем Бурундаем. Татары в этот момент опасности для их владычества на Руси отнюдь не орудие княжеского соперничества.

126

Лаврентьевская летопись не говорит о битве, позднейшие своды смягчают впечатление обидной беспомощности, вводя в рассказ «сечу велику» (ПСРЛ. Т. VII. С. 159).

127

Лаврентьевская летопись. С. 450. Сама терминология этого известия вызывает на сопоставление отъезда Ярослава с бегством Андрея.

128

Там же. С. 450–451. Полнее ПСРЛ. Т. VII. С. 160–161.

129

Неясно, кто эти советники князя Василия. Новгородская I дает такой текст: «Князь Александр выгна сына своего из Плескова и посла в Низ, а Александра и дружину его казни: овому носа урезаша, а иному очи выимаша, кто Василья на зло повел» (С. 278; то же Воскресенская летопись – ПСРЛ. Т. VII. С. 161); Никоновская летопись (т. X, с. 142) выпускает непонятного «Александра», и потому «дружина» стала в ее тексте дружиной князя Василия. Не новгородцы ли этот Александр и его дружина? Указатель «Новгородская летопись по синодальному харатейному списку» превратил этого Александра в «начальника дружины князя Василия Александровича»!

130

Полный горечи «менших», рассказ с жалобой на бояр, что при установлении дани они «творяху себе легко, а меншам бе зло» (ПСРЛ. Т. VII. С. 162). Хронология этих известий сильно спутана и несогласованна в разных летописных компиляциях.

131

Разногласия эти глубоко захватили влиятельные общественные группы: князь Андрей Ярославич «здума со своими бояры», что лучше покинуть княжение и родину, чем служить ханам; Ярослав бежал из «отчины» – «с боярами своими»; в Новгороде борются две партии: одна склоняет новгородцев к покорности требованиям хана и великого князя Александра, другая – наводит князя Василия Александровича на «зло» сопротивления политике великого князя-отца.

132

Крайняя скудость наших сведений о русско-татарских отношениях XIII и начала XIV в. (едва ли случайная, так как замалчивание или, по крайней мере, смягчение фактов, тягостных или противоречащих воззрениям и тенденциям книжника-летописателя, – характерная особенность наших летописных сводов) не дает возможности учесть результаты татарской политики Александра Невского. Быть может, ими объясняется отсутствие иных, кроме одного, приведенного выше, следов татарских десятников, сотников, тысяцких и темников? Вопрос о времени, когда сбор дани и выплата татарского «выхода» ордынским властям перешли в руки князей, неразрешим с достаточной определенностью. Не знаем, в чем состояла «ослаба от насилья татарскаго» по смерти хана Берке (ум. в 1266 г.), отмеченная в летописных записях (ПСРЛ. Т. X. С. 145). С. М. Соловьев отметил, что после 1269 г. (когда упомянут Амраган, великий баскак Владимирский) нет больше помина о баскаках; что после переписи 1275 г. – «не упоминается больше о перечислении – ясный знак, что ханы, по разным причинам, начали оказывать доверенность князьям и что последние взяли на себя доставку дани в Орду», что князь Андрей Александрович обвинял перед ханом брата, великого князя Дмитрия, в уклонении от уплаты дани. Соловьев говорит об «удалении баскаков, численников и сборщиков дани» без возможности датировать и различить моменты этого освобождения Руси от постоянного и непосредственного воздействия ордынских властей. Однако terminus post quem для этого процесса – время Александра Невского. Надо признать, что активная роль княжеской власти в удовлетворении татарских требований и постепенное вытеснение прямых агентов власти хана с Руси начались с его времени (см. Соловьев С. М. История России. Кн. I. С. 1158). Русская письменность сохранила память об Александре Невском как о «хранителе и заступнике» Русской земли (Мансикка В. Й. Житие Александра Невского. С. 101).

133

Новгородская I летопись. С. 274, 277 и 281; ПСРЛ. Т. V. С. 190; Т. VII. С. 163.

134

Никоновская летопись разделяет Ростовское и Белозерское княжение с 1238 г., переделав запись своего источника: «А в Ростове седоста Васильковичи Борис да Глеб на княжение» (см. ПСРЛ. Т. IV. С. 34) в такую формулу: «А князь Борис Василькович сяде в Ростове, внук Констаньтинов, правнук Всеволож, праправнук Юрья Долгорукаго, препраправнук Владимера Маномаха, пращур Всеволож, прапращур Ярославль, препрапращур великого Владимера, а брат его князь Глеб Василькович сяде на Беле езере» (ПСРЛ. Т. X. С. 113). Книжник, ее составитель, не согласовал этого с сохраненным и в его труде известием 1251 г.: «Князь Глеб Василькович [внук Константинов, правнук Всеволож, преправнук Юрья Долгорукого] иде на Белоозеро, в свою отчину» (Там же. С. 138; ср. Лаврентьевская летопись. С. 449; Т. VII. С. 159). A. B. Экземплярский полагает, что Белозерский «удел мог существовать даже ранее 1251 г., хотя Глеб и жил пока в Ростове» (Указ. соч. Т.П. С. 155, примеч. 455); понимать это надо так, что, возможно, предназначение князю Глебу Белозерского княжения – по «ряду» отца, если он успел его сделать, или по «уряженью» князей – родичей с великим князем относительно малолетних ростовских князей, когда они «посажены» на Ростовское княжение.

135

Лаврентьевская летопись. С. 451. Перед тем Глеб ездил в Монголию к великому хану. В 1276 г. братья ходили в Орду с другими князьями по зову хана Менгу-Темура в поход против Ясов. Борис умер в Орде перед походом, а Глеб вернулся на Ростовское княжение.

136

Лаврентьевская летопись. С. 451: в 1256 г. «князь Борис поеха в Татары, а Олександр князь послал дары; Борис же быв у Улавчия, дары дав и приеха в свою отчину с честью». Никоновская поняла по-своему: «Князь же Борис Василькович Ростовский иде в Татары со многими дары; также и Александр Ярославич посла послы своя в Татары со многими дары» (ПСРЛ. Т. X. С. 140–141).

137

Лаврентьевская летопись. С. 452. Возможно, что великий князь Александр нашел опору своей политики в духовенстве. Митрополит Кирилл, ставленник Даниила Галицкого, был, по-видимому, посредником в сношениях своего князя с Андреем Ярославичем, но затем остается в течение ряда лет на севере. В решительный момент – 1251 г. – оба Кирилла, митрополит и епископ Ростовский, ездили к Александру в Новгород, а затем митрополит встречает Александра «со кресты у Золотых ворот» во Владимире, когда тот вернулся из Орды ханским ставленником на великое княжение, и участвует в обряде посажения. Упоминается он во Владимире и в 1255 г., а в 1256 г. сопровождает Александра в Новгород (ПСРЛ. Т. VII. Т. 161; впрочем, известие это весьма сомнительно и не подтверждается другими летописями). Предположение Голубинского, что митрополит Кирилл, быть может, «после 1252-го и 1256 гг. не уходил из Северной Руси и провел в ней сподряд все время с 1250-го по 1263 г.» (История Русской церкви. Т.П. С. 57), – вероятно, тем более что в 1261 г. по его благословению решено дело об управлении Ростовской епархией, в 1262 г. состоялось поставление нового ростовского епископа Игнатия, а в 1263 г. митрополит Кирилл совершает обряд погребения тела великого князя Александра. Е. Е. Голубинский указывает и на то, что митрополит Кирилл только в 1274 г. поставил нового епископа во Владимир на место убитого татарами в 1228 г. Митрофана и склонен приписать Кириллу мысль если не о перенесении во Владимир митрополии, то об оставлении Владимирской епархии за митрополитами. На севере должно было состояться поставление епископа Митрофана на новую Саранскую епархию в 1261 г. – быть может, также момент в татарской политике великого князя Александра.

138

Так, например, в деле назначения архимандрита Игнатия в помощь престарелому епископу Кириллу (Лаврентьевская летопись. С. 452); по кончине епископа Игнатий стал его преемником.

139

Экземплярский А. В. Указ. соч. Т. II. С. 73–75. В Никоновской летописи (ПСРЛ. Т. X. С. 153–154) находим любопытную справку по поводу неожиданного появления под 1277 г. ярославского князя Федора Ярославича: «Подобает же о сем ведати како сей глаголется князь Федор Ростиславич Ярославский». Перед нами, очевидно, не воспроизведение какого-либо источника, а сводка сведений и соображений книжника-летописца, источники коих нам неизвестны и не поддаются проверке. Приемлемыми их можно считать только потому, что ничто в других источниках им не противоречит, а они пополняют пробел в истории Ярославского княжества. Предположительно можно источником этой «справки» считать данные о родословии ярославских князей, собранные в пору составления Никоновской летописи для Государева Родословца. Эта «справка» была, впрочем, известна и составителям Воскресенской летописи, которая дает краткую выписку (т. VII, с. 173) из ее редакции, еще не стилизованной в манере Никоновской летописи.

140

Этот брак, видимо, связан с западнорусскими отношениями ростовских князей. Василько Константинович был женат на дочери черниговского князя Михаила Всеволодовича; Всеволод Константинович женился в 1227 г. на дочери Олега Святославова, по-видимому князя Курского (ПСРЛ. Т. VII. С. 134; Т. X. С. 94; на с. 157 Никоновская летопись сообщает ее имя – Марина); Всеволодова княгиня надолго пережила мужа (скончалась, по Никоновской летописи, в 1279 г.) и могла играть роль в этом деле. Обручение малолетней четы (Марии было, по весьма вероятному расчету Экземплярского, года четыре, так как ее отец умер 20 лет, едва ли более, от роду; Федор Ростиславич до 1276 г. не выступает в летописных известиях, что дает некоторое основание считать его весьма юным; умер он в 1299 г.) фактически имело, а могло иметь и в намерениях старших князей, политическое значение, быть может, в связи с замыслами князя Андрея Ярославича, который искал объединения русских сил против татар. Вокняжение в Ярославле можайского отчича приводило Можайск в связь с великим княжением Владимирским, а с 1279 или 1280 г. Федор, хоть ненадолго, владел и Смоленском, оставаясь, однако, деятельным участником владимиро-суздальской политической жизни. Связи Федора Ростиславича с обеими половинами Руси закреплены и замужеством его дочерей: одну он выдал за галицкого князя (Давида Константиновича), а другую – за белозерского (Михаила Глебовича).