Формула

Я уловил взгляд Чунь и воздел вверх правую руку. Надеюсь, получилось не совсем по-идиотски… хотя как иначе это могло получиться? Речь идёт только о степени идиотизма. Причём в отношении всей этой ситуации.

Почему-то мне стало весело. Этакая бесшабашная удаль в меня вселилась.

Между тем толпа поклонников бодро двинулась в нашу сторону.

Только не бал Маргариты. Я не смогу вынести прикосновений всех этих людей. Или смогу? Да и насколько они люди?

Они идут.

Я проснулся, нащупывая свою принцессу.

Она немедленно встала. Сварила мне кофе.

Выпив его, я понял, что это был не сон.

– Я не жалуюсь, Отто, нет. Но иногда…

Магда Штайнер курила, сидя на дальнем от меня краю кровати. К началу этой истории ей исполнилось двадцать – сейчас было под пятьдесят. Впрочем, выглядела она всё ещё хорошо – сухощавое тело, прямая спина. Аккуратные груди не рожавшей и не кормившей женщины. Да, наши доктора так и не смогли решить эту проблему. И даже не нашли ей объяснения.

В течение нескольких лет нам не удавалось сохранить ни одного ребёнка, и поначалу это казалось цепью совпадений. Видимых причин не было – важнейшим условием для участия в экспедиции было идеальное здоровье. Незначительные отклонения разрешались только узким специалистам – по степени их значимости. Буквально единицы из них действительно страдали какими-то хроническими болезнями – но эти болезни не имели отношения к деторождению.

Собственно, как производителей, этих людей никто и не рассматривал.

Со временем стало очевидно, что проблема не только существует, но и не имеет решения.

В какой-то момент мы почти одновременно потеряли нескольких женщин. Обширные кровотечения на исходе срока. После этого попытки заселить Новую Швабию были прекращены. Эта земля противилась нам. Ей больше нравились пингвины.

Для фюрера это стало ещё одним ударом. Ещё одним крушением его планов.

Не исключено, что тогда он уже начал к этому привыкать.

Магда докурила, потянулась к пепельнице, тщательно затушила сигарету.

– …Впрочем, нет. Какое это может иметь значение? Там нас никто не ждёт.

Она встала с кровати, подошла к зеркалу. Потянулась, рассматривая себя с разных сторон. Да, Магда сохранилась неплохо. В сущности, как и все мы – те, кто остался в живых. Размеренная жизнь, физические нагрузки, хорошее питание. Или эти вечные льды? В конце концов, все мы, включая уже умерших, вмёрзнем в них навсегда. Словно какие-то причудливые доисторические твари. Впрочем, нет. Сценарий у нас другой.

– Я хочу спросить…. Ты не хотел бы другую женщину, молодую?

– Скажи уж сразу, что тебе хочется мужчину помоложе.

Смеясь, Магда вытянулась по стойке «смирно». Голые пятки стукнулись друг о друга в соответствии с уставом.

Что ж, ещё разок мы успеем. После чего меня будет ждать доктор Рудель. Какого чёрта ему, кстати, понадобилось?

– Никак нет, господин генерал. Разве что в те дни, когда вы слишком заняты делами нашего маленького рейха.

– Нашего великого маленького рейха, капрал. Разумеется, все мы здесь передохнем, но, по крайней мере, одна победа нам ещё по силам. Пусть и последняя.

…Мы похоронили фюрера рядом с Евой, – на той глубине, которая нам только поддалась. Честно говоря, я испытал некоторое облегчение. Уж слишком непохож на себя стал он в последнее время. Не интересовался делами, почти не ел, мог просидеть полдня, просто глядя перед собой. Разумеется, мало кто видел его таким – но мне надоело натыкаться на вопросительные взгляды. И отгонять от себя мысль, что исполнить волю фюрера будет проще без него.

Любопытно, удастся ли кому-нибудь когда-нибудь найти его тело?

Разумеется, если наш план не осуществится – а он может не осуществиться, что ни говори, такое уже случалось.

Какова будет реакция? Догадаться нетрудно – они постараются всё скрыть. Как и многое другое. В большом мире мало что меняется. По крайней мере, не в такие сроки.

Магда посерьёзнела, присела на край кровати и приблизила ко мне лицо.

– И всё-таки, иногда я думаю, Отто…. Конечно, это всего лишь минутная слабость. Но …так ли это необходимо? Я имею в виду – умереть здесь?

Чувствуя её губы на своём животе, я подумал о том, что насчёт плана надо поторопиться.

Или придумать новый – в конце концов, лет через десять здесь просто некому будет исполнять какие бы то ни было планы.

– Что это было? На какой шабаш ты меня затащила?

Следуя привычке, мы не говорили вслух. Чунь улыбалась, вид у неё был самый безмятежный. Мимо полуоткрытой двери на цыпочках прошествовала девушка Зина. Сама деликатность в наброшенной сверху простыне.

– Ты ничего не хочешь мне объяснить?

Чунь быстро приложила палец губам. Очевидно, последнюю фразу я произнёс-таки вслух. Ни шагу без конспирации – и на черта тогда, скажите на милость, все эти наши замечательные способности?

– Ты понять сам. Позже.

Ага, акцент вернулся. Утро явно начинается с хороших новостей.

– Теперь я, видимо, должен на тебе жениться?

Чунь продолжала улыбаться.

– Ты иметь в виду – как принято у вас? То есть здесь? Необязательно. В мире Посвящённых…

– …Есть такой мир?

Чунь стала серьёзной. По крайней мере, так мне показалось. Обычно, невзирая на свой более чем почтенный возраст, принцесса постоянно порхала – возможно, это и делало её такой неотразимой.

– Я пытаться его создать. Долго. Непросто. Многие хотят жить в привычном мире – хотят богатства, власти, признания. Многие хотят быть сами по себе. Но этот мир – не для нас.

Всё так. Тамсанарп говорил об этом часто – правда, в своей обычной уклончивой манере, так что, в основном, приходилось догадываться.

– Ты хочешь сказать – в конце концов, они зарываются и вступают в противоречие с Принципом? И теряют свои силы? И помирают простыми смертными? И …что же из этого следует?

Чунь пожала плечами.

– Я не знать. Просто искать таких, как ты.

– И каких же?

В сущности, я понимаю, о чём речь. Нетребовательных.

На самом деле, – мне ни разу всерьез не пришло в голову заполонить своей особой ТВ или стать президентом чего бы то ни было. Да, я дал втянуть себя в игры Самсонова – и, пожалуй, это даже начинает мне нравиться. Но… как-то отстранённо. И я никак не стремлюсь увидеть себя в первой роли.

Мои походы в прошлое…. Это совсем другая история. Да и здесь я, скорей, наблюдатель. Если вдуматься, странное это занятие – наблюдать тобой же придуманные события.

Впрочем, действительно ли они придуманы? И если так – мной ли?

– И что же ты… что же мы будем делать? У тебя есть план?

Чунь опять развеселилась.

– Ты говорить, как в кино. Плана нет. Пока.

И действительно, куда торопиться? Чего-чего, а времени у нас навалом.

Но не в этой реальности. Здесь у нас имеются посетители, а затем – масса дел. Нечего было шляться полночи невесть где.

Я спрыгнул с кровати, прошлёпал к зеркалу, удовлетворился увиденным. Постучал в дверь, вспомнил, что Зина вышла, и вошёл, не дожидаясь ответа.

Политтехнолог сидел на диване – уже частично одетый и даже достаточно свежий. Увидев меня, он приветственно взмахнул рукой.

– В этом заведении похмеляют?

– Да, но не тем, о чём вы подумали.

Зина внесла два стакана своего фирменного пойла. Штука, доложу вам, удивительная. Как бы она пригодилась мне на протяжении всей жизни – а вот на тебе, попалась в тот момент, когда нужды в ней нет никакой. Тем не менее, пить, в основном, приходится.

– Гадость редкостная, состав держится в секрете. Но минут через двадцать поймёте, в чём дело. Начинать по новой, однако, рекомендуется не раньше, чем через час.

– Через час, или через час двадцать? – Эдгар слегка подавился, но выцедил свою чашу до дна. Зажмурился. Покрутил головой.

– Как будто, мы переходили на ты?

– Ничего не имею против.

Эдгар открыл глаза. Нашёл сигареты, и прикурил практически недрогнувшей рукой. Посмотрел на меня.

– Интересный ты парень, Эдуард. Чем дальше, тем интересней. И, я бы сказал, непонятней.

Я уселся в кресло, снял с ручки пепельницу и подвинул её гостю.

– Вчера ты уже об этом пытался… Чего во мне может быть непонятного?

Эдгар задумался. Судя по глазам, лекарство действовало на него необычно быстро. В общем, опыт и закалка у политтехнолога имелись – и немалые.

– Собственно говоря, непонятно всё. Откуда ты взялся, как попал в команду Самсонова. И, главное, – чем там на самом деле занимаешься.

Не то чтобы раньше Эдгар казался мне дураком. Но тут налицо уже явный перебор. Если и дальше меня продолжат так запросто спаливать, то имеет смысл что-нибудь предпринять. Попросту дистанцироваться из окружения шефа? С другой стороны – что реально они могут мне сделать? И кто вообще поверит?

Если не имеет на службе парней, вроде меня.

– Впрочем, всё это ерунда, – Эдгар отмахнулся. – Я же сюда не журналистское расследование пришёл проводить. Я пришёл продаться. И что-то не пойму, как у меня это получилось.

– Разве это не ответ? – я сделал круговой жест. – Тебе здесь рады. И будут рады ещё больше, когда дойдёт до дела.

– А до него дойдёт?

– Несомненно. Может быть, быстрей, чем мы думаем. Это я по секрету, разумеется. И совсем по большому секрету – с чего ты взял, что тут работают бесплатно?

Эдгар зачем-то посмотрел на часы.

– Ни секунды не сомневался, что это так. Вы же реальные люди. Просто хотел обозначить степень своей готовности. …И когда мне приступать?

– Ты уже приступил. Делать пока ничего не нужно. Главным образом – думать. Потолкаться среди наших. И, пожалуй, занять мой кабинет.

Я оставил поражённого политтехолога. По пути в спальню позвонил Самсонову и изложил свои, свежепришедшие на ум, соображения. Он тоже слегка удивился, но возражать не стал. Что и говорить, в последнее время, мы, похоже, сработались.

Принцессы Чунь Ю в спальне, разумеется, уже не было.

В телефоне запела Сэм Браун. Эта мелодия у меня настроена на Строеву.

Ритка – человек уникальный. Из тех дамочек, что могут дать тебе всеми известными способами, а при следующей встрече вести вполне светскую беседу. И – опять дать, причём способы окажутся другими. Подозреваю, что её девичья фамилия была что-нибудь вроде «Меир». Разумеется, я мог бы разузнать это наверняка – но к чему?

Журналисткой она была классной – всегда на грани фола, что для мямлящей провинциальной печати необычно. По слухам, её не раз зазывали в Москву, но Рита предпочитала быть первой в деревне. Собственно говоря, не вижу, что могло бы ей помешать занять это место в Риме. Со временем, разумеется. Возможно, в этом и заключалась проблема.

В наши ряды она завербовалась запросто; денег не просила, но и не имела привычки отказываться, если их давали.

Судя по звукам, в данный момент Рита находилась за рулём. И крутила его одной рукой, держа в другой телефон. Я машинально зажмурился; образовал вокруг неё кое-какую систему защиты. Это проще, чем оживлять человека внутри смятого автомобиля. И менее травматично для окружающих, которые склонны верить в чудеса, но, по привычке, всегда хотят найти им рациональное объяснение.

– Я надыбала чудесную старушку. Живёт в ржавой «ракушке».

– Бомжовка?

– Не пьёт, если ты это имеешь в виду. Продала квартиру, чтобы купить сыну недостающую почку.

– Естественно, потом он и думать о ней забыл. Кстати, этого хватило?

– Четырёхкомнатную квартиру со всем содержимым. Насчёт сына – что-то вроде этого. Но бабушка не горюет. И весьма популярна среди местных. Таскают ей жратву, ходят посоветоваться.

– Местная отшельница? Очень трогательно. Позвони своему однофамильцу Гольдману. Пусть выдаст денег и подыщет жилплощадь.

– Не уверена, что она так уж этого захочет. Насчёт однофамильца, – ты сука. Я всю жизнь крашу волосы.

– Но операцию по пересадке носа так и не сделала? Бери пример с бабушки.

– Подумаю. Чем тебе не нравится мой нос? Иду писать материал. Конец связи.

– Подожди. Позвони, когда разродишься.

– Звони сам.

– Не хочу помешать процессу.

– Принято. Не знала, что ты поклонник моего творчества. Отбой.

Ритка отключилась.

В последний раз мы занимались любовью в её потрёпанной «девяносто девятой» – примерно неделю назад. Отсосав, она имеет обыкновение долго вылизывать член, и, как правило, меня тут же настигает повторная эрекция. Это приятно, но, в конце концов, становится непонятно, кто кого трахает. Или даже слишком понятно?

Эдгар позвонил на проводной.

– Что-то с сетью – всё время занято. Сижу в твоём офисе. Точнее, занял его и брожу по коридорам. Знакомлюсь с обстановкой, так сказать.

– Правильное решение.

После разговора с Ритой я почувствовал сильное возбуждение. Впрочем, в чём проблема – Зина, как будто, где-то рядом?

– И как эта самая обстановка?

– В общем, нормально. Не без шероховатостей, но об этом можно и потом.

– И всё же?

– Я понимаю генеральную линию, но …вы явно перегибаете с этим мышиным гардеробом. А также гарнитуром. Народ не любит чужой роскоши – и, тем не менее, она его впечатляет.

– Ты хочешь сказать, нам понадобится десяток стульев из дворца?

– Возможно, и вся дюжина.

– Я подумаю.

– Галстуки поярче, юбки покороче. Ты понимаешь, это всё-таки не странноприимный дом. Деньги у вас есть, и все об этом знают. Следовательно, признают и ваше право быть привлекательными.

– Несомненно. Мне это в голову почему-то не пришло.

– Охотно верю. Иначе моя была бы вам без надобности.

– Не преувеличивай. Точнее говоря – не преуменьшай свои таланты.

– Это просто навыки, Эдуард. Все мы знаем, у кого здесь талант.

Пожалуй, стоит позвонить Самсонову. Парень уже начал отрабатывать своё жалованье – а оно ещё даже не назначено.

Дверь распахнулась. Их было несколько, но первым, разумеется, вошёл Шеффер. С «Калашниковым» наизготовку. (Да-да, мы постоянно перевооружались, благо возможности для этого пока были. Конечно, в основном, это распространялось на стрелковое оружие). Магда нырнула под кровать. Возможно, она сделала это даже на секунду раньше?

Я посмотрел в сторону тумбочки, перевёл взгляд на Шефера. Он всё понял и шагнул вперёд, перекрывая полуоткрытый ящик и не переставая целиться.

– Не вздумай дурить, Отто. Иначе…

Иначе – что?

Я выстрелил в него из-под одеяла, Карла отбросило назад. Автомат он тут же выронил и схватился обеими руками за живот. Да, ты мне никогда не нравился. И я испытываю удовлетворение, видя, как ты сучишь ногами и зажимаешь свою брюшину пальцами в красных перчатках.

Им не следовало действовать так топорно. Им не следовало забывать, с кем они имеют дело. Разумеется, мои рефлексы не те, что прежде. Но у кого из нас они за это время улучшились?

Шеффер продолжал корчиться, остальные благоразумно скрылись. Магда оставалась под кроватью.

– Послушайте, генерал!

Доктор Рудель. Похоже, наша встреча состоялась досрочно. Терпением они не отличаются.

Кто такие «они» и сколько их? Нас оставалось от силы четыре десятка – включая экипаж последней субмарины. Должен ли я считать, что взбунтовались все?

И так ли необходимо подавлять этот бунт?

– Генерал, мы хотим уйти. Всё это потеряло смысл. Что касается наших испытаний…

– Продолжайте, герр профессор.

– Мы практически закончили. Осталось нажать кнопку. Вы же сделаете это?

На ложь непохоже. Впрочем, профессор может добросовестно заблуждаться. Я мало что знаю о его исследованиях. Кроме того, что на них ушли десятки лет и бездна ресурсов. Так или иначе, у меня появился повод.

– Вам придётся её показать.

– Разумеется. Вы отпустите нас?

– И какой в этом смысл, если я действительно нажму кнопку? В том случае, если она сработает, разумеется.

Рудель задумался.

– Не делайте этого сразу. Подумайте – сколько нам осталось? Несколько лет? По крайней мере, большинству из нас. Мы хотели бы прожить их другой жизнью – и подальше отсюда.

В разговор вмешался Клейст – командир субмарины.

– Генерал, я способен гарантировать от силы один рейс. Вы можете присоединиться. Знаю, вы не захотите. Но разве это причина, чтобы угробить нас всех?

Шеффер затих. Его глаза ещё жили, но в них не было ничего, кроме боли и недоумения. Он считал себя крутым парнем. Наконец, стал лидером. И не мог понять, почему смерти вздумалось сбить его на взлёте. Я мог бы объяснить это – но ради чего?

– Здесь достаточно припасов. На несколько лет. Системы работают штатно. Вы можете оставаться.

– Желающих исполнить волю фюрера больше нет?

Разумеется, я лукавил. Воля фюрера истаяла в его умирающем теле. Все мы были свободны. И достаточно богаты, чтобы начать новую жизнь. Достаточно короткую, разумеется.

Например, Шеффер уже практически умер.

– Бригаденфюрер, не вынуждайте нас пойти на крайность.

О чём он говорит? Я могу перестрелять их в течение считанных минут.

Но, разумеется, не стану этого делать.

– Хорошо. Отойдите от дверей. И приготовьтесь показать мне эту кнопку. Надеюсь, она действительно существует.

Под шорохи отступающих заговорщиков, я достал второй пистолет из тумбочки. Естественно, не той, на которую пялился Курт.

Постучал по кровати.

– Вы можете выходить, фрёйляйн.

– Уважаемый учитель! Меня опять хотят использовать?

Тамсанарп отвёл глаза в сторону. Кивнул.

– В определённом смысле…. Но, поверьте, соблюдая ваши интересы. Как она их понимает, разумеется.

– Это не может не утешать. …Что такое «Мир Посвящённых»? Или к данной теме у меня тоже нет допуска?

Гномон неохотно посмотрел на меня.

– Можно подумать, что вас это сможет остановить.

Понятия не имею. В последнее время мне вообще сложно определять границы своих возможностей. А также – степень уязвимости. Прибавьте к этому путаницу реальностей – и станет ясно, что живётся мне нескучно.

– Как вы уже, несомненно, поняли, Посвящение приносит не только новые возможности, но и принципиально новые искушения. Весьма опасные искушения, должен я сказать. Зачастую, разрушительные.

– То есть, со смертельным исходом?

– Необязательно. То есть – почти всегда нет. Но кому от этого легче? Потеря способностей, даже слабо выраженных… Вы можете себе представить, насколько это, не побоюсь этого слова, болезненно?

Пожалуй, да. Вообще-то, и до появления этого дара, жизнь не давала мне особых поводов повеситься. Но это – до того. После вернуться назад, и в самом деле, как-то не хочется.

Точнее сказать, даже мысль об этом более чем отвратительна.

А что, если я сейчас возьму и проснусь? И обнаружу, что визит гномона и все дальнейшие события – не более чем алкогольный бред?

Нет. Слишком банальная концовка.

– Понимаю. Но… почему так происходит?

Гномон пожал плечами.

– Трудно сказать. Точнее, трудно обобщить в нескольких словах. Если очень коротко, то…. Как вам известно, людям свойственно всеми силами добиваться признания у себе подобных…

Я кивнул. С чего бы он так затруднялся, выдавливая из себя настолько общие места?

– …Многим этого оказывается мало. Им хочется поражать воображение. Вызывать изумление, граничащее с боязнью. Поверьте, это очень опасно. Особенно, если вы слишком привыкли к своим способностям и перестали воспринимать их как часть некоего договора.

Тамсанарп сделал паузу и вздохнул.

– Однако устоять перед соблазнами практически невозможно. Разумеется, кроме тех случаев, когда они отсутствуют.

– А так бывает?

Гномон потупил глаза.

– Очень редко. Понимаете, встречаются такие …самодостаточные люди…

– … Которым на всех наплевать?

– И это тоже.

– Например, я?

– Да. Вы удивительным образом умеете воспринимать жизнь, как, не побоюсь этого слова, данность.

– То есть, без усилий к ней приспосабливаться. Другими словами, я ленив, малопредприимчив и неприхотлив.

– …В хорошем смысле слова. Что касается принцессы…

Так-так. Очень рад, что мы к ней вернулись.

– …то, с момента Посвящения, она просто радуется жизни.

– Беззаботно порхает с цветка на цветок?

– Что-то вроде этого.

– И ей не надоело – за все эти годы?

– Насколько я могу судить, нет. Да вы и сами это видите.

– Тем не менее, некая идея у неё имеется. И эта идея – Мир Посвящённых. Кстати, мы никак до него не доберёмся.

Гномон десятого разряда вздохнул.

– Не то чтобы это была личная идея принцессы. И не то чтобы она была так уж всецело ей поглощена. Однако…

Он сделал паузу и, вроде бы, прокашлялся. Иногда эти гномоны бывают удивительно похожи на нас с вами. Хотя… точнее будет просто сказать – похожи на людей.

– В общем, как мы уже выяснили, существование любого Посвящённого не так уж безопасно – при этом угроза исходит, не побоюсь этого слова, от него самого. Теперь представьте себе некую вновь созданную реальность, в которой он сможет находиться постоянно. И лишь время от времени являться в человеческий мир.

– Под той или иной личиной удовлетворяя свою низменную тягу к возбуждению масс?

– Да.

– После чего всегда можно безопасно скрыться, оставляя за спиной вопящих от ужаса и восторга простецов.

– Совершенно верно.

– Никак не нарушая наш грозный и вездесущий Принцип?

– Вы всё правильно понимаете. Однако, для создания такого, назовём его убежища, необходима очень высокая концентрация способностей.

– И некто, обладающий этой концентрацией единолично. То есть, похоже, я. …Принцесса спит со мной из-за этого?

Если я хотел его подловить, то ничего не вышло.

– Разумеется, нет. Из-за этого она вас нашла. Принцесса, э-э-э, занимается любовью только с теми, с кем ей хочется.

– И она в состоянии понять это с первых минуты знакомства?

– Понятия не имею. Наверно. Разве это так необычно?

Я призадумался. Не над тем, что и как бывает. Я попытался вспомнить, кто за последнее время спал со мной просто так. Назовём это, по причине личной симпатии. Ритка и принцесса? Разве что. Но и эти имеют на меня какие-то виды. …Собственно говоря, разве так бывает не всегда и не со всеми?

Если вдуматься, в моём случае исключение, вроде бы, имеется только одно.

В общем, надо позвонить бывшей жене.

И слетать к ней в эфирном образе; посмотреть как дела, не надо ли чего.

Гномон поднялся. Принял какой-то официальный вид и стал заметно выше ростом – иногда с ним такое происходит. Причём исключительно по особым случаям.

– Вообще говоря, я и сам собирался к вам с визитом, Эдуард Сергеевич. Дело в том, что…

Кажется, я понимаю, о чём он. Судя по вполне доброжелательному виду…

– …вы удостоены десятой степени. Она же – высшая и последняя. Примите мои поздравления.

Я кивнул.

– И что это для меня означает? …То есть, спасибо и так далее…. Но это что-нибудь меняет?

Тамсанарп сощурился, как мне показалось – не вполне одобрительно. Вероятно, следовало взять глубокомысленную паузу, а не лезть вот так с расспросами. Но интересно же, зараза…

– Это меняет многое, Эдуард Сергеевич. Но, если вы не против, поговорим об этом позже. Тем более что кое-что вы скоро сможете понять и так.

Он приветливо помахал мне и начал таять.

– Рит?

Нет ответа.

– Рит?

Тишина.

Куда же подевался этот негодный мальчишка?

Ритка не очень похоже на мальчишку. Сиськи у неё маленькие, но достаточно задорные.

И вот она появляется, держа в одной руке сигарету, а в другой две чашки кофе. Естественно, растворимого.

Журналист Строева не слишком заморачивается в быту – я бы сказал, даже слишком не заморачивается. Не будучи большим авторитетом в этой области, вынужден заметить, что такое количество беспорядочно разбросанных предметов на квадратный дециметр площади встречалось мне в жизни считанные разы.

С другой стороны, сама Ритка каким-то образом прекрасно разбиралась во всём этом хаосе. Вот и сейчас, она сунула мне в руку горячую чашку одновременно с какими-то распечатками, извлеченными, вроде бы, из-под дивана.

«Частный фонд удваивает социальный бюджет региона…. Хотелось бы верить, что это не новая пирамида…. Некоторые факты биографии господина Самсонова… Председатель фонда согласился на интервью, но не сказал практически ничего…. Удивительное единство бизнесменов… Намерен ли «Фонд Сопричастности» открывать филиалы по стране?».

Две московских газеты, пять региональных. Несколько сайтов.

– Насколько я понимаю…

– …Должна же я отрабатывать ваши бабки.

Ритка села полулотосом, отхлебнула из своей чашки.

– Конечно, мы скромные провинциальные писаки, но кое-какие знакомства у нас имеются.

Я кивнул.

– Продолжайте в том же духе, миледи. Вас ждёт блестящее будущее в лучших столицах мира.

Ритка скривилась.