Дочь Туллы

44

Синни сидела на коленях, сгорбившись и опустив голову. Её руки с растопыренными пальцами бездвижно лежали на бёдрах как плети. Ненужный больше нож, практически весь от острия до навершия рукояти перепачканный липкой стынущей кровью, покоился рядом на земле. Она подняла взгляд и посмотрела на пылающее красное Солнце, торжественно восходившее над миром далеко-далеко на востоке. Его свет наполнял все эти пустые пространства вокруг, но внутри неё была ещё большая пустота и туда солнечный свет уже не проникал. Синни взяла нож и медленно, как старик, упираясь в колено, поднялась с земли. Поглядела по сторонам. Её взгляд равнодушно скользнул по мёртвой Брунгильде, чьё разрезанное горло зияло как уродливый багровый рот, по ещё шевелящейся, прижимающей к животу руки, Софи и затем остановился на Броне. Девочка побрела к нему, ощущая невероятно чудовищную тяжесть то ли в теле, то ли в душе, словно ей приходилось тянуть за собой огромный камень. Её мучил приступ дурноты, но как будто не физической, а какого-то иного свойства. Её мутило и она казалась себе оглохшей. Она упала на колени возле мертвого бездвижного Брона и из её глаз наконец потекли беззвучные слёзы, принося ей облегчение. Но вдруг она вздрогнула, едва не вскрикнула. Брон дотронулся до её ноги. Синни, распахнув глаза, с изумлением уставилась на него.

– Помоги… помоги сесть, – еле слышно просипел он, протягивая руку к её плечу.

Синни бросилась к нему, с трудом приподнимая его с земли и облокачивая спиной на себя. Она смотрела на него и чувствовала как ледяная пустота внутри неё становится меньше. Брон, медленно поворачивая голову, огляделся, остановив взгляд сначала на теле Брунгильды, затем на Софи. Заметив что девушка двигается, он проговорил, хрипя и прерываясь:

– Иди… добей её… чего доброго выживет и … и расскажет о тебе…

Синни, не отрывая от него взгляда, отрицательно покачала головой.

– Нет, – твёрдо и спокойно сказала она.

Бриган с трудом повернул голову и посмотрел ей в глаза.

– Надо…, – прошептал он. – Убей… её. Убей…

– Нет, – повторила Синни и начала осторожно укладывать его обратно на землю.

Она поднялась на ноги и огляделась. Нет, подумала она. Она устала от смертей. Устала до тошноты. Она хотела, чтобы все жили. Все. И её охватило сильное возбуждение от мысли что теперь она может заняться чем-то совсем противоположным, не убивать кого-то, а сделать всё что только в её силах чтобы он выжил. У неё задрожали руки от волнения при мысли что она может кого-то спасти. Не отнять, а сохранить жизнь.

Синни ещё раз огляделась и помчалась к лошадям, рядом с которыми были свалены мешки и дорожные сумки. Исследовав припасы и вещи норманнов, она развила бурную деятельность. Несмотря на пережитое изматывающее сражение, она ощущала себя бодрой, сосредоточенной и полной сил. Может в этом всё ещё была замешана какая-то исцеляющая магия Туллы, а может её наполняло энергией осознание того что она помогает людям. Она нашла две бутылки прекрасного италийского вина и чистые тонкие льняные ткани и много чего ещё. Но она очень хотела найти настоящие стальные иглы и швейные нити. Она надеялась, что у такой богатой женщины как Брунгильда это должно быть в поклаже. Синни понимала, что глубокие резанные раны необходимо зашить, она не раз видела в прошлом как это делали и даже помогала своей матери, когда та с некоторым брюзжанием врачевала отца и брата. Иглы она нашла в небольшом лакированном ларце вместе с чудесными брошами и заколками.

Всё необходимое она перетащила к Брону. Тот пытался что-то ворчливо возражать, мол, чтобы она оставила его в покое и дала ему спокойно умереть, но Синни его не слушала, тем более сейчас он говорил ещё глуше и невнятнее чем обычно. Она заставила его выпить немного вина и занялась ранами. И заодно между делом, нравоучительным тоном поведала историю о том как её отец однажды, спасаясь от медведя, спрыгнул с обрыва и распорол себе живот об острый сук и тем не менее выжил один в лесу и добрался домой только через месяц. Синни действовала очень уверенно, словно занималась врачеванием всю свою жизнь. Она распорола одежду бригана, осмотрела и промыла вином все его порезы, затем прикрыла чистой тканью и помчалась разводить костёр. Добыв огонь, она хорошо прожарила две иглы, умыла вином руки и весьма хладнокровно принялась сводить и сшивать человеческую кожу. Это у неё получалось скверно, она то захватывала слишком много кожи, то слишком мало, стежки выходили корявыми, сведение краёв раны очень неровным. Не говоря о том что она причиняла много боли Брону, но тот, стиснув зубы, молча терпел.

Синни трудилась без устали, словно заведенная. В какой-то момент, с облегчением понимая, что близка к завершению, она посмотрела в лицо лежащего Брона. И застыла с иглой в руке. Бриган был мёртв. Его черное лицо окаменело, а стеклянные глаза смотрели в никуда. Синни не могла пошевелиться. В один момент всё исчезло и оглушающая одуряющая пустота снова заволокла всё вокруг. Ей показалось что она падает в обморок. Невыносимое горе утраты сдавило сердце девочки с такой чудовищной силой, что она едва не закричала от боли. Ей стало до того тоскливо и одиноко, что её закачало и затошнило. Она выпустила из руки бесполезную иглу и согнулась будто её ударили в живот. Её всю корёжило, ей хотелось выть и кататься по земле, её разум, её тело отказывались принимать ещё одну смерть близкого человека, она достигла предела, она больше не могла этого вынести. Ей показалось что она сейчас тоже умрёт, её голова взорвется, сердце лопнет и всё исчезнет. И это было бы хорошо. Она схватила руку Брона и затряслась в беззвучных рыданиях.

Через какое-то время, вся в слезах, задыхаясь соплями, она медленно встала, также медленно подняла с земли топор Брона и шатаясь, направилась к девушке, убившей Брона.

Софи, увидев её, сильно перепугалась и даже принялась шарить по земле, стараясь нащупать свой дамасский кинжал. Не найдя его, морщась от боли, она повернулась на бок и начала пытаться подняться, словно намеревалась убежать. Синни несильным толчком ноги в плечо снова бросила её спиной на землю. Встала над ней. Софи, вся сжавшись, одеревенев, завороженно смотрела в страшное безумное лицо юной сигурн. Синни, взявшись за топор обеими руками, смотрела в ответ. Смотрела холодно, равнодушно. Она чувствовала, как нестерпимое желание убить, исходящее из самых сокровенных глубин её естества, растекается, расплескивается по всему её телу бурлящим гудящим пламенем и она готовила себя к удовольствию утолить это желание, напоить его кровью этой мерзкой подлой девки, медлила чтобы желание стало острее, а удовольствие слаще. Синни смотрела в распахнутые зеленые глаза и видела в них жизнь, которую сейчас уничтожит и это наполняло её злою радостью, сладкой дрожью, сейчас она отомстит за Брона. За Брона. За Брона.

Софи увидела в лице ребёнка неизбежную решимость убить. Отчаянье, страх, пронзительное сожаление об утраченной жизни комом встали в горле. Но задыхаясь, она всё же не могла оторвать взгляда от этого дикого лица с черными бездонными глазами. Она испуганно глядела на Синни, ожидая какой-то изощренной жестокости, не сомневаясь что та не просто убьёт её, а как-нибудь изуверски искалечит. Кроме того, гречанка испытывала и некий мистический ужас. Ведь она собственными глазами видела как Брунгильда разрубила девчонке грудь и любой нормальный человек непременно бы умер от такой чудовищной раны, но дикарка осталась живой. Софи ясно видела, что тело девочки совершенно невредимо и только разорванная, окровавленная, висящая клочьями одежда напоминала о том что удары топора действительно были. И вдруг она увидела такое от чего перестала дышать. Девочка плакала. По её испачканным кровью щекам безостановочно текли слёзы. Софи не выдержала и тоже заплакала, горячий комок в горле растаял и ей стало легче. Она протянула руку и осторожно прикоснулась к ноге кельтки. Синни едва не вздрогнула, не закричала от этого касания. Её затрясло, бросило в жар, перед глазами всё поплыло, она устала, безмерно устала, она больше не выдержит, душа её забилась как в припадке, хватит, хватит, пусть всё это прекратится, она больше не хотела ничего, ни мщения, ни прощения, ни смерти, ни жизни, только чтобы всё ушло, оставило её в покое. Синни резко развернулась и шагнула прочь, немного прошла и остановилась. Она тяжело глубоко дышала, тело её дрожало, сердце ставшее большим и пылающим болезненно билось в узкой груди и казалось вот-вот разорвет её. Но постепенно Синни успокоилась. Она постаралась по новой всколыхнуть в себе пламя ненависти к южанке. Синни припомнила как эта подлая девица схватила её сзади и услужливо подставила под топор жены ярла. И о чудовищной боли, заполнившей всё её тело и в конце концов погрузившей её во тьму. Синни была уверена, что она тогда умерла и только Тулла своей магией возвратил её назад. Она решительно вернулась к лежащей девушке и подняла топор. Софи, затрепетав, задрожав, обреченно вжалась в землю.

Злясь на себя, Синни устало опустила топор. Ей вдруг подумалось что Анвелл, на её месте, тоже бы не смог зарубить эту девицу и от этой мысли ей стало легче. Да, точно бы не смог. Южанка была его ровесницей и кроме того она бы явно понравилась ему. Мысль о брате вспыхнула в ней огоньком светлой грусти. Она медленно обошла Софи по кругу, хмуро рассматривая её. Затем опустилась на колени возле её живота, отложила топор и вынула из-за спины окровавленный липкий нож. Софи испуганно приподнялась, скривившись от боли:

– Прошу, просто убей меня, – сказала она, протянув к плечу Синни руку, – прошу не мучай!

Синни сердито посмотрела на неё и затем на её руку и угрожающе приподняла нож. Софи убрала руку.

Синни склонилась над животом девушки, разглядывая рану. Затем аккуратно разрезала платье гречанки и развела края ткани, осматривая живот. Синни припомнила как ударив девушку в живот, постаралась, следуя совету Брона, на обратному ходу сделать как можно более секущее движение, чтобы как можно сильнее разрезать плоть. Ей это определенно удалось. Рана была длинная, чуть не на полживота. Но большая её часть была поверхностной. Синни с досадой посетовала на то что не смогла убить южанку сразу и что та до сих пор сама не умерла от этой огромной раны. Сейчас бы не было никаких хлопот. Но досада скорее была надуманной, деланной, истинной ненависти девочка уже не испытывала.

Синни сходила к телу Брона и принесла вино и тряпки. Потом направилась к костру и еще раз прокалила иглу. Вернулась к гречанке и снова уселась на колени над её животом. Софи с тревогой следила за девочкой. Открыла было рот чтобы что-то сказать, но Синии в этот момент плеснула вино на рану и Софи дернулась и застонала. На её глазах выступили слезы.

– Перестань! – Сердито сказала она. – Мне не нужно этого.

Синни, не обращая внимания на южанку, продела в иглу шелковую нить, найденную в ларце жены ярла, и склонилась над самой раной.

– Я сказала не нужно, – настойчиво повторила Софи. Она приподнялась в сидячее положение, тем самым подняв свой живот и переместив рану в неудобное для шитья положение.

Синни посмотрела на гречанку и сказала на языке норманнов:

– Рана слишком большая. Нужно зашить. Иначе точно умрёшь.

– Тебе-то что за дело?!

Синни помолчала. Аккуратно положила иглу на кусок ткани и вытащила нож. После чего резко схватила Софи за платье на груди левой рукой, а правой приставила клинок к шее.

– Или дай зашить или убью, – холодно сказала Синни.

Софи гневно смотрела в темные глаза ребенка, остро чувствуя как заточенная сталь вдавливается ей в горло. Но затем девушка сникла, гнев растаял. Она очень устала, сил на какое-то противодействие уже не оставалось, живот горел и ныл, и она не могла сосредоточиться, не могла понять, чего хочет эта маленькая дикарка, которая несла какую-то парадоксальную ерунду: либо помогу, либо убью.

– Делай как знаешь, – тихо проговорила Софи.

Синни вгляделась в её глаза, убеждаясь, что южанка действительно сдалась, после чего отпустила её и приказала:

– Ложись на спину.

Софи легла.

– Будет очень больно. Терпи. – Сказала Синни. И на всякий случай для острастки мрачно добавила: – Если будешь мешать, зарежу.

Процесс зашивания дался Синни очень тяжело. Чужеземка дрожала, дергалась, было очень много крови, всё стало скользким, края длинной раны расходились. Но Синни упрямо продолжала начатое и сосредоточенно и упорно сшивала кожу. Она не заботилась о том чтобы причинять как можно меньше боли и тыкала иглой, пронзая кожу, без всякого сочувствия к девушке. Синни всё ещё была раздражена и злилась на саму себя, не понимая зачем старается спасти жизнь этой чужеземке. Что-то внутри неё подсказывало ей что она поступает правильно. И раз уж она не смогла убить её, то тогда надо попытаться спасти. Но Синни не понимала зачем. И сердилась на себя за то что не смогла убить. Ей даже приходило в голову что она поможет чужеземке выздороветь, а потом вызовет её на поединок. И вот тогда уже убьёт её без всякой жалости и сомнений. И ещё подумала о том что ведь все равно её нужно забрать с собой, иначе она, как сказал Брон, расскажет норманнам кто убил жену ярла.

Когда всё закончилось, Синни с облегчением отпрянула от живота девицы и критически оглядела дело рук своих. Шов был невероятно кривым и безобразным, топорщился и стягивал кожу. Если всё заживет, то шрам будет очень уродливым, подумала Синни, но подумала совершенно равнодушно. Она посмотрела на девушку. Софи лежала неподвижно, глядя куда-то в небо, вся в липкой испарине, бледная, осунувшаяся, с прилипшими ко лбу прядями волос. Ей явно было очень плохо. Синни взяла бутылку, подползла к голове чужеземки и сказала приказным тоном:

– Пей.

Помогла ей приподняться и поднесла горлышко ко рту. Софи сделал несколько глотков и посмотрела на девочку. Уже не испуганно, а с молчаливой задумчивостью. Она считала, что бриттка ведёт себя очень странно и эта странность казалась ей подозрительной. Она даже была готова поверить, что девчонка пытается сохранить ей жизнь чтобы затем принести в жертву в каком-нибудь ужасном кровавом ритуале, посвященном её жестокому лесному богу. Но всерьез не обеспокоилась. Она была совершенно измождена. Да и уже не верила, что выживет. Её живот словно весь пылал в огне и при любом движении где-то внутри в кишках возникала острая режущая боль. И сама рана, когда она глянула на неё во время осмотра дикаркой, привела её в ужас, рана показалась ей просто невероятно огромной и чудовищной, будто разрезан весь живот. Девушка не верила, что с таким ранением можно выжить.

Синни, заставляя девушку приподниматься, крепко замотала ей живот. Затем принесла два плаща, один подстелила под спину, другим укрыла. Встала и посмотрела ей в лицо. Та тоже смотрела на неё.

– Что тебе нужно от меня? – Спросила Софи.

Синни молчала, глядя ей в глаза, долго молчала. Кажется она переняла это у Брона. Затем развернулась и ушла. Порывшись в вещах норманнов, она нашла верёвку и вернулась. Села на корточки и принялась деловито обматывать ноги гречанки. Софи глядела на это скорее с удивлением, чем страхом.

– Руки! – Потребовала Синни.

– Зачем это?

– Руки.

Софи покорно протянула руки и Синни связала и их. Синни нужно было сходить за повозкой и Алатой и она опасалась, что в её отсутствие южанка может попытаться сбежать на одном из норманских коней. Хотя она и выглядела крайне ослабевшей, Синни не собиралась ей доверять.

Выбрав одну из лошадей, пегую кобылу, которая показалась ей постарше и поспокойней остальных, Синни съездила за повозкой и Алатой. И также повесила на себя наконец меч Анвелла, она тревожилась что заветный клинок может куда-нибудь пропасть.

Пригнав повозку, Синни энергично взялась за погрузку в оную тела Брона. Она ни в коем случае не хотела бросать его здесь. Она намеревалась увезти его подальше, выбрать хорошее место и без спешки похоронить. Но поднять тяжелого взрослого мужчину Синни была не в состоянии и потому ей пришлось сооружать конструкцию из двух досок, приставленных к торцу кузова повозки, обвязывать труп веревкой и затягивать его при помощи лошади. Синни совершенно вымоталась, но стиснув зубы продолжала свои труды. Ей не терпелось уехать отсюда.

Развязав Софи, Синни велела ей лезть в повозку. Для Софи, которая едва стояла на ногах, это также было непростой задачей. Но Синни как могла поддерживала её и помогала. Когда наконец Софи разместилась в кузове, Синни снова подложила под неё плащ и дала другой чтобы укрыться. Девушка искоса поглядела на лежавший рядом мужской труп. Потом посмотрела на Синни. И снова спросила:

– Что тебе от меня нужно? Почему просто не убьешь?

Синни замерла у заднего края повозки.

– Убью ещё, – твёрдо сказала девочка. – За то что ты убила моего друга. За то что ты помогала жене ярла убить меня. За то что ты подлая коварная чужеземка с юга. Все люди Юга – лжецы и негодяи.

Софи помолчала и спросила:

– Сколько тебе лет?

Синни не отвечала, угрюмо неотрывно глядя на гречанку. Софи стало неуютно под этим взглядом.

– Если убьёшь, то зачем всё это? – Она махнула рукой на свой живот.

Синни молчала. Ей определенно всё больше и больше становился по душе такой ответ и ей казалось что она начала лучше понимать Брона. Иногда слова бесполезны. А вернее очень часто.

– Я понимаю тебе сейчас очень тяжело, – отведя взгляд, очень медленно, будто бы аккуратно подбирая слова, проговорила Софи. – Твою маму убили, ты осталась совсем одна и ты… ты ещё очень мала. Когда злые люди, пираты и работорговцы, напали на мою деревню мне было всего девять лет. И я тоже осталась совсем одна. И мне было очень страшно, очень одиноко и тяжело. Я знала что уже ничего хорошего не будет в моей жизни… – Софи посмотрела на Синни, та внимательно слушала. – Никогда и ничего. И никто в целом свете больше не будет добр ко мне. А мне было только девять… Я знаю, что значит остаться одной. И мне жаль твоего друга. Но ведь вы напали на нас и мы… мы просто защищались.

– На тебя никто не нападал. Я пришла чтобы убить её, – Синни мотнула головой в сторону трупа Брунгильды.

– Твой друг убил всех мужчин. И я была уверена, что убьёт и меня. Что мне оставалось?

– Ты всё равно враг.

Софи устало покачала головой и тихо сказала:

– Бог учит прощать врагов. Может если ты попробуешь простить, тебе станет легче?

– Какой бог? – Подозрительно спросила Синни.

Софи пожала плечами.

– Бог один. Тот который сотворил весь этот мир и всё что есть в нём. Он подарил этот прекрасный мир людям. Но люди, совращенные злом, изуродовали и себя и этот мир, наполнив его злом и страданиями. Но бог очень любил людей. Любил очень сильно, как своих детей. И тогда он пришёл к людям и позволил принести себя в жертву, чтобы спасти их всех от зла. Он простил людей, понимаешь? Простил несмотря на все их злодеяния.

Синни слушала очень внимательно и Софи, заметив это, вдохновенно продолжила:

– Люди насмехались, издевались над богом, били его, всячески истязали и мучили. А он, хоть он и всемогущий и мог бы в один миг погасить Солнце или спалить всю землю, ничего им не сделал в ответ. Он твердил им только одно: сила в любви и прощении и когда вы поймете это, вы одолеете всё зло что существует в мире и станете свободны. Но люди не слушали его. Они боялись и ненавидели его, ибо в свете его доброты они особенно ясно видели насколько они порочны и мерзки. А они не желали этого видеть. В конце концов, кровожадные и жестокие, они убили бога. И в тот самый миг, когда он испустил свой последний вздох, все грехи человечества были искуплены. Прощение одолело всё зло. Прощение – это единственный путь способный вывести человека из царства зла. Понимаешь?

Синни не мигая холодно смотрела на Софи. Чуть помолчав, девочка сказала:

– Я тоже умею прощать. Как и твой бог. Тот огромный белокурый норманн, который убил моего брата, изнасиловал меня и с которым сражалась моя мать. Я простила его. Простила, когда он голый висел на дереве и мы с Броном, – Синни указала на труп, – целую ночь по кусочкам сдирали с него кожу.

Софи растерянно посмотрела на Синни.

– О чём это ты?

Но затем, вспомнив что случилось с тем, кто отвозил Хальфара к старой Габе, Софи потрясенно произнесла:

– Так это вы напали на возничего?

– Да. Брон камнем из пращи уложил возничего и мы забрали мерзкого норманна с собой. Повесили на дерево и целую ночь всячески пытали его, пока он не превратился в хнычущий кровоточащий ободранный кусок мяса. И вот тогда я простила его. Простила и милосердно подарила ему смерть, вспоров ножом его брюхо. – Синни указала на труп Брунгильды. – И я простила её. Когда перерезала ей горло. – Она посмотрела в зеленые глаза Софи. – И я прощу тебя. Понимаешь?

Лицо девушки окаменело, а взгляд стал ледяным. Она отрицательно покачала головой.

– Нет. Тебе нечего мне прощать. Но вот я может и прощу тебя, когда ты подступишься ко мне со своим ножом. Ты вспорешь мне живот или перережешь горло? Или может будешь сдирать с меня кожу?

– И твой бог никакое зло своим прощением не одолел. Зло как было так и осталось. Если он вообще кого-то там прощал. Вы, люди Юга, умышленно рассказываете нам это враньё, надеясь безнаказанно властвовать над нами, надеясь что мы станем покорны вам и будем прощать вам все ваши злодейства. – Синни усмехнулась. – Но ничего у вас не выйдет. Наш бог научил нас сражаться и быть свободными. И я показала тебе как мы будем вас прощать.

Софи покачала головой.

– Хорошо. Ты права. Я подлая злобная чужеземка с юга. Пришла через полмира от своего теплого южного моря в твою туманную холодную северную страну, мечтая только о том как я буду безнаказанно властвовать над чумазой сопливой девчонкой. Мне же больше не о чем мечтать. И я коварно наврала тебе с три короба про своего лживого всепрощающего бога и теперь жду не дождусь, когда ты станешь покорной мне и я наконец-то смогу творить над тобой все те ужасные злодейства, о которых я так долго мечтала у себя на юге. Да, ты права. Всё так и есть.

Софи отвернулась, давая понять, что разговор окончен.

Синни стояла, не шевелилась и словно бы с обиженным выражением пристально смотрела на девушку. Синни очень хотелось сказать ей что-нибудь гадкое, как-то задеть её. "Рабыня", подумала она, "жалкая рабыня". И уже собралась сказать ей это, но вместо этого вдруг тихо проговорила:

– Мне одиннадцать лет.

Софи посмотрела на неё. Затем, морщась от боли, стискивая зубы чтобы не застонать, передвинулась к заднему краю кузова и протянула руки к Синни. Та тут же отшатнулась, с угрозой глядя на чужеземку и даже, уже почти рефлекторно, отведя руку за спину, потянувшись к ножу.

– Ты чего?! – С подозрением спросила она.

– Ничего, – спокойно ответила Софи и снова настойчиво протянула руки к девочке: – Подойди.

– У меня нож, – предупредила Синни.

Софи слабо улыбнулась.

– Я знаю. Но сейчас он тебе не понадобится. Прошу, подойди.

Синни, напряженная и готовая в любой миг схватиться за оружие, подошла. Софи обняла её, очень осторожно притянула к себе, прижалась головой к её голове и замерла. И, Синни окунувшись в живое нежное тепло другого человека, тоже замерла, так замерла что боялась даже вздохнуть. На один долгий упоительный миг показалось что все смерти и страдания исчезли, что все снова живы и что её детство опять продолжается. Но голос внутри тут же сказал, что это не так и верить в этот миг нельзя, что нужно держаться за нож и быть готовой бить им врага в живот. Так как учил брат, мать и твой бог. Синни зашевелилась, высвободилась из объятий Софи и отошла в сторону. Посмотрела на девушку.

– Меня зовут Софи, – сказала Софи. – И я тебе не враг.

Синни поглядела на мертвого Брона, потом снова на Софи.

– Ты подло схватила меня со спины, – с расстановкой проговорила девочка, – и подставила под удары топора своей озверевшей госпожи. Ты крепко держала меня пока она убивала меня. Так что ты ещё хуже чем она, чем все эти норманны. Они по крайней мере не притворяются что они нам не враги. И ещё раз полезешь обниматься, я плюну тебе в лицо.

Софи зарделась, её лицо вытянулось, она отклонилась назад. Но затем её взгляд заледенел и она сказала:

– Тогда просто убей меня и оставь в покое. Чего ты ко мне привязалась? Зачем тащишь меня за собой? Не хватает духу второй раз разрезать мне живот?! Ну так оставила бы меня там. Я всё равно долго не протяну.

Но потом она устало сникла и принялась осторожно перемещаться по кузову, возвращаясь в исходное положение.

Синни какое-то время наблюдала за ней, а затем отвернулась и пошла прочь.

45

Синни привела к повозке всех норманнских лошадей, привязала к задней части кузова, распределила между ними все оставшиеся мешки, сумки, оружие и ещё раз обошла трупы норманнов, проверяя не оставила ли она что-нибудь нужное и ценное. У трупа Брунгильды она задержалась чуть дольше чем у прочих.