Мой криминальный босс – 2

Но как же квартира? Снова переезжать? Не хочу…

Да и нравится мне у Белецкого: спокойный, уравновешенный, по пустякам не придирается. И зарплата хорошая. Не меньше, чем Паша платил. Зато нагрузка намного легче. Сиди себе на рецепции, улыбайся посетителям, фиксируй визиты в специальной программе да помогай новичкам ориентироваться на этаже. Никаких тебе потерянных ящиков, неправильных актов и разозленных клиентов.

Из мыслей меня выдергивает звонок телефона. Смотрю на экран. Это Леша. Нужно ответить, но я просто не в силах нажать на зеленую кнопку. Внутренний голос шепчет: сделай вид, что не слышишь…

Но я отметаю его. Леша ждет. А я обещала! Не хочу поступать с ним так бессердечно.

– Да, Леш. Только хотела тебя набрать, – вру, уверяя себя, что это ложь во спасение.

– Ну что там? – спрашивает он.

– Приехал Островский и забрал дочь, – говорю ему.

– Отлично! – его голос сразу веселеет. – Тогда я еду за тобой?

Ловлю себя на мысли, что Паша не стал бы спрашивать. Молча приехал бы и забрал. И у меня не было бы ни шанса ответить “нет”. Потому что Островский никогда не спрашивал мое мнение и никогда не слышал то, чего не хотел слышать. Всегда ввел себя как захватчик, впрочем, как и сейчас.

Но в те времена мне это нравилось. Я считала, что такое собственническое поведение – это так по-мужски.

Дура.

Вот опять думаю не о том! Пора забыть о нем и жить своей жизнью!

– Да, конечно, – нехотя выдыхаю.

– Ну или можем посидеть у тебя, если не хочешь в кино.

Только не это. Не хочу с ним дома сидеть. Эта квартира как какой-то священный храм для меня. Не могу сюда пустить Лешу.

– Нет-нет, я очень хочу в кино, – вру и не краснею. – Приезжай.

– Тогда хорошо. Буду у тебя через двадцать минут.

Он первый отключается. Я же бездумно сижу на банкетке и листаю ленту новостей, пока жду его.

Вдвоем мы направляемся в местный кинотеатр. Закупаемся попкорном. Сидим в зале и смотрим какую-то семейную комедию. Я пытаюсь следить за тем, что происходит на экране, даже смеюсь в нужных местах. Лишь бы не думать, что Паша и Лелька сейчас вместе. Но эти мысли настырно лезут мне в голову.

Леша то и дело пытается взять меня за руку. Улыбается, заметив, что я не сняла кольцо. И я все же сдаюсь. Его прикосновение самое обычное. Теплое и не отталкивающее. До конца сеанса он держит меня за руку и иногда, будто забывшись, поглаживает ладонь.

Я делаю вид, будто ничего не происходит.

Наконец, фильм заканчивается бурной свадьбой главных героев.

Мы выходим из зала, и я тут же хватаюсь за телефон. Звоню дочери.

– Привет, моя хорошая, ты как там? – спрашиваю ее.

– Все хорошо, мам. Мы елку наряжали! У папы дома такая огромная, прямо до потолка! И вся светится! – хватается Лелька.

А мне становится стыдно. Я совсем забыла про елку. Надо хоть маленькую поставить, все-таки на носу новогодние праздники и Рождество.

– А сейчас мы в дельфинариуме, – продолжает дочь восторженным тоном. – Папа мне мороженое купил, – хвастается Лелька. – Очень вкусное! С орешками и шоколадом.

Судя по голосу, рот у нее уже набит под завязку этим мороженым.

– Ага, ну ты смотри там, не ешь много и залпом, а то горло будет болеть. Все же не лето на улице.

– Ну мам, – тянет дочь, – мы завтра на картинг пойдем. Папа очень круто водит машину и меня обещал научить!

– А это не опасно? – хмурюсь я.

– Нет, мам, там для детей. Там даже совсем маленькие катаются, как Темка тети Нади!

– Ну ладно. Главное, чтобы тебе было весело.

Не могу сдержать улыбку. Темка для моей дочери маленький! Забыла, что она сама-то не сильно большая?

Леша замечает мою улыбку и улыбается в ответ.

– О, а еще папа сказал, что мне нужно ходить на танцы! – внезапно заявляет дочь.

Я снова хмурюсь.

На танцы? У меня были мысли, что Лельке нужно как-то развиваться помимо школы. Но все кружки и секции требуют денег. А еще, кто ее будет туда водить и забирать, когда я на работе?

– А ты сама хочешь на танцы?

– Не знаю. Мне футбол нравится. Но туда девочек не берут, – вздыхает она с грустинкой.

Я невольно замираю. Чувствую, как по телу проносится дрожь. А в памяти ретроспективой мелькают картинки с матчей Островского, на которые я ходила когда-то, как его девушка.

– Знаешь, я думаю, что танцы это неплохая идея, – быстро перевожу разговор. – Только если ты сама хочешь. А рисование?

– Я его не брошу, – упрямо говорит дочь.

– Ну, решай сама. Я всегда тебя поддержу.

– Хорошо, мам, я побежала.

Она отключается.

– Все в порядке? – участливо спрашивает Леша.

Я убираю телефон в сумочку.

– Да, все хорошо. Уже темнеет, – смотрю, как вдоль улицы и на здании кинотеатра зажигаются разноцветные огни.

Город потихоньку прихорашивается, готовится к Новому году. Кое-где возле торговых центров даже елки уже появились. Хотя только декабрь начался.

– Отвезти тебя домой? – Леша тепло улыбается.

Какой же он… понимающий. Ну просто идеальный мужчина.

Я прощаюсь с ним возле подъезда. Это граница, которую он ни разу не переступил за два месяца наших встреч.

– Спасибо за вечер, – говорю ему.

Мы смотрим друг другу в глаза. Я первой тянусь к нему и целую в щеку. Леша перехватывает меня за талию. Делает это не сразу, словно нехотя, но целует в губы. Без нахрапа. Легко и невесомо. Даже язык не пытается использовать.

Поцелуй получается мимолетный, почти детский.

Леша быстро отпускает меня и отстраняется.

– Спокойной ночи, – говорит мне чуть хрипло.

– И тебе, – отвечаю ему.

Вот и все, пятница закончилась. Осталось два дня, и я снова увижу дочь. Точнее, почти три. Ведь увижу я ее в понедельник после уроков, когда приду с работы домой.

За это время надо успеть пробежаться по магазинам, поставить елочку, купить украшения. Прошлый Новый год мы отмечали с родителями, я ничего не покупала. Но в этот раз сделаю праздник дома. И маме с папой обязательно позвоню. Пусть теперь они к нам приезжают.

В воскресенье вечером беру телефон. Елка уже стоит, хоть и не до потолка. Пахнет морозной хвоей. Игрушки и новенькие гирлянды лежат в коробке, ждут Лельку. На столе – мандарины.

Хочу позвонить родителям, но не успеваю. Раздается звонок.

Паша…

Почему-то у меня начинают руки дрожать. Все тело охватывает неприятное свинцовое состояние. Будто случилось что-то плохое.

– Танюш, ты не волнуйся. Оля завтра не пойдет в школу.

– Почему? – сердце замирает от дурного предчувствия. – Что случилось?

– Ничего страшного. Просто ангина. Но будет лучше, если дочка останется у меня.

Глава 3

По телу пробегает неприятная дрожь. Тревога сжимает горло.

– Островский, что ты натворил? – пугающая злость в моем голосе выходит наружу.

– Я то же самое могу спросить у тебя. Дочь сказала, что она еще дома чувствовала себя плохо, – спокойно отвечает Паша.

Я замираю, недоверчиво глядя на телефон.

Лелька ничего мне не говорила. Весь день вела себя как обычно. Неужели она боялась, что если я увижу ее состояние, то не пущу на выходные к отцу? Хотя… я бы именно так и поступила!

– Хорошо, привози ее домой.

– Нет. Она остается у меня. Уже был врач, назначил ей лекарства и постельный режим.

Давящее чувство поселяется в груди. Растираю грудь, которая так и саднит странной болью. Мне совсем не нравится, что Лелька там больная с ним. А не со мной. Может, это какая-то родительская ревность, когда отдаешь своего ребенка?

– Боже, Островский. Это все из-за тебя! На дворе декабрь, а ты ее мороженым кормил – вот и результат! – ругаюсь в трубку.

Понимаю, что сама виновата. Была так занята собой, что не заметила состояние дочери. Но мне хочется с кем-то разделить эту вину, а Паша просто идеально подходит.

– Она ела его не на улице, а в помещении, и не говорила, что у нее горло болит. А сегодня проснулась вялая, не ест и все время лежит. Я померил температуру, оказалось тридцать восемь и пять. Так что я сразу вызвал врача.

Я тру виски. Конечно, он же не мог понять, что у нее что-то болит. Он же с ней не жил никогда. И Лелька молодец, с больным горлом есть мороженое! Никакой ответственности у девчонки.

Я снова растираю грудь. Колющая боль потихоньку проходит.

– Привези ее домой. Я за ней присмотрю. Больничный возьму, – говорю уже спокойнее.

В трубке виснет тишина.

Тягучая и пугающая. Что там еще решил придумать Островский? Он не имеет права отказывать мне! Это все-таки мой ребенок.

– Хорошо. Бери больничный, – соглашается он после паузы. И тут же ставит мне ультиматум: – Но дочь никуда не поедет, пока не выздоровеет. Тебе самой придется приехать, если хочешь, конечно. У меня дома достаточно места и для тебя.

По коже вновь пробегает дрожь. Импульсы отдаются в каждой клеточке тела. Низ живота наливается тяжестью.

Я и Паша вновь в одном доме…

Это очень опасно. Я только-только начала учиться жить без него, строить отношения с другим мужчиной…

Но он прав. Если дочь больна, то нет смысла таскать ее по улице.

– Хорошо, говори адрес, – я устало вздыхаю.

Островский вновь держит паузу.

– Я сам заеду за тобой, – говорит сухим тоном.

Меня снова кидает в жар.

– Я сама доберусь, будь с Лелей, – отвечаю чуть хриплым голосом.

– Нет, жди дома. Я заеду. Ей есть с кем остаться, – отметает Паша мое предложение и отключается.

Сжимаю трубку смартфона.

Он сам приедет сюда. Уже второй раз за неделю. А Лельку он что, со Светой оставит? То есть, моя дочь останется со Светланой?

Нет, я ничего имею против его невесты. Она все же беременная от него. Но я не знаю, можно ли ей доверить чужого ребенка. Как она вообще отреагирует, увидев Лельку в доме Паши?

Я аж прикусываю язык.

Судя по тому, что в офисе Света всегда ведет себя как коршун, то сомневаюсь, что она дома милая и приятная. Так что да. Я должна быть рядом со своей дочерью. Должна ее защищать в любой ситуации.

И пока Паша ко мне едет, я хожу из стороны в сторону по квартире. Места себе не нахожу.

Вздрагиваю, когда в дверь наконец-то раздается звонок. На пороге Паша. Я быстро накидываю куртку и сапоги. Он вновь звонит в дверь.

– Бегу! – кричу.

Едва не ломаю “молнию” на сапожках. Открываю входную дверь, едва не влетая в Островского. Тот ловит меня за талию.

– Привет, Танюш, – обдает меня морозным дыханием.

Прижимает к себе крепко. Я невольно вдыхаю аромат его парфюма. По телу проносятся знакомые мурашки.

От мимолетного удовольствия жмурюсь. Сама не осознаю, что тоже прижимаюсь в ответ. И мне плевать, что я выгляжу сейчас не красавицей. Без грамма косметики, со взъерошенными волосами…

В сравнении со Светой – просто неухоженная серая мышь.

– Нам пора, – отстраняюсь от него первая.

– Да, точно, – отвечает Паша и отпускает меня.

Хмурится. Между его бровей появляется знакомая складка. Это значит, он чем-то недоволен.

Мы спускаемся и садимся в его машину. Меня то и дело потряхивает.

– Нужно сделать тест на ковид! – спохватываюсь, с ужасом вспоминая недавнюю эпидемию.

– Не переживай, врач уже сделал экспресс-тест, – говорит Паша. – Отрицательный. Это просто ангина.

Я с облегчением выдыхаю. Ну хоть не ковид. Ангина – обычное дело, вылечим сами, не в первый раз.

Искоса поглядываю на Пашу. Нужно перед ним извиниться. Накричала, обвинила, а он молодец. Сразу сориентировался, вызвал врача. Не стал разводить панику, как я.

Но язык не поворачивается первой с ним заговорить. И еще возможная встреча со Светланой меня беспокоит. Я вся как на иголках.

– Хорошо, – отворачиваюсь к окну.

Вскоре машина останавливается в элитном районе.

Мы с Пашей почти одновременно покидаем салон. Только я задерживаюсь, оглядываясь по сторонам. Никогда здесь не была, только видела это комплекс на фотографиях, когда искала жилье.

– Идем, – торопит Паша. – Еще насмотришься.

Я спешу за ним в парадной. По мере приближения, сердце колотится все быстрее. Дыхание становится сбивчивым.

Мы поднимаемся на нужный этаж.

Изрядно нервничаю, пока Паша открывает дверь.

Его квартира встречает теплом и приятным запахом.

В просторной прихожей Паша помогает мне снять куртку. Я так и рвусь к дочери, но понятия не имею, что и где тут находится. А квартира, похоже, огромная. Только в прихожей вижу пять арочных проемов, это помимо входной двери.

Сбрасываю обувь. И с нетерпением смотрю на Пашу.

Тот тоже быстро раздевается.

Иду за ним в один из проемов. Мы оказываемся в большой гостиной, в центре которой с потолка спускается то ли колонна, то ли труба, а под ней – оборудован настоящий камин, защищенный специальным стеклом. Сквозь панорамные окна открывается вид на город, вся мебель в стиле хай-тек из стекла и металла, диваны и кресла обтянуты белым материалом, подозрительно похожим на кожу.

Непривычно. Дорого. Но светло и уютно.

А посреди этого великолепия стоит огромная елка.

Дочка не преувеличивала. Дерево действительно упирается макушкой в потолок. Елка сверху до низу украшена разноцветными шариками. Даже на первый взгляд видно, что Паша не поскупился, купил дорогие игрушки с ручной росписью. И вся гостиная увешана гирляндами. Даже сейчас, когда на улице день, они таинственно мигают и переливаются.

– Нравится? – прошивает он, ловя мой взгляд.

– Красиво, – пожимаю плечами.

И чувствую укол ревности. Моя елочка и в половину не так хороша.

Мы пересекаем гостиную, и Паша открывает дверь со вставками из рифленого стекла. За ней оказывается небольшая комната с розовой мебелью и разноцветными бабочками на стенах.

На кровати лежит Лелька. Рядом с ней сидит женщина средних лет. При виде нас незнакомка встает, но я не обращаю на нее внимания.

Вся злость улетучилась, стоило мне увидеть дочь.

Бросаюсь к ней. Краем мысли радуюсь, что тут нет Светы. Можно немного расслабиться.

Кстати, а почему ее нет? Может, она в другой комнате и просто не вышла? Ох, да какая мне разница, нужно заняться ребенком!

Обнимаю дочь.

– Ты как, малыш? – спрашиваю ее.

В комнате пахнет лекарствами. Женщина потихоньку отступает от кровати, освобождая мне место. Я тут прикладываю ладонь ко лбу дочери. Тот горячий. Глаза у Лельки краснющие, будто она долго плакала, взгляд осоловелый.

Еще в пятницу она была абсолютно здорова, а сейчас как подменили. Дочь реально больна.

– Хорошо. Меня осмотрела тетя врач и поставила укол. И выписала таблеток. Папа их купил. И витаминок дали. Вкусных и сладких, – говорит Лелька. – А ты теперь со мной останешься?

Голос сипит. Она втягивает носом сопли, а затем растирает рукой. Еще и лимфоузлы под ушами воспалились, их видно невооруженным взглядом.

Да, в таком состоянии ее действительно нельзя вести домой. Если я это сделаю, то будет только хуже.

Ох, завтра надо написать классному руководителю. А еще съездить в больницу, больничный взять. Не оставлю больную дочь на чужих людей. Паша хоть и отец, но он не будет сидеть с ней сутками, у него работа и Света. А домработница… Ну она на вид добрая женщина, но все равно чужая.

– Конечно, только больничный оформлю. Папа сказал, ты ничего не ешь? – строго смотрю на нее.

Лелька кивает.

– Горло болит, кхе… кхе, – заходится кашлем Лелька. – Больно кушать.

– Ладно, тогда помолчи.

Оборачиваюсь к домработнице:

– У вас есть суп или бульон?

– Да, я на сегодня харчо приготовила.

– Это не то, – качаю головой. – Нужен куриный бульон. Приготовьте, пожалуйста, я покормлю ребенка.

Она переводит вопросительный взгляд на Пашу, тот с задержкой кивает. Она тихо уходит из комнаты.

А у меня кровь в жилах стынет. У ребенка ангина, а его пытались накормить острым харчо? Не мудрено, что Лелька не стала есть! У этой женщины вообще дети есть?

Еще и мысли о Свете не дают покоя. Как мы с Лелькой тут можем остаться, если она может появиться в любую минуту? Наверняка они с Пашей вместе живут. И вряд ли она обрадуется, увидев меня.

Прям шведская семья, какая-то. Бывший жених с беременной невестой и его бывшая невеста с ребенком.

И домой я Лельку забрать не могу. На улице холодно. Как по закону подлости впервые с начала зимы ударил мороз!

– А пока супчик варится, давай молочко с медом попьем, а потом горлышко пополощем. Хорошо? – укутываю Лельку в одеяло.

Затем оборачиваюсь к Паше:

– У тебя в квартире мед с молоком есть?

– Нет, но если нужно, я закажу доставку.

– Закажи, – соглашаюсь я. – Еще мне нужны йод, соль, сода и теплая вода.

– Зачем? – хмурится он.

– Горло будем лечить.

– Я понял, но зачем? Ей достаточно выписали лекарств.

У меня нет ни сил, ни желания спорить. Поэтому я спокойно повторяю слова:

– Мне нужен стакан теплой воды, йод, соль и сода.

– Мам, а ты не привезла мой планшет? – хрипит Лелька из-под одеяла.

– Забыла, милая. Ты поспи, а вечером я привезу.

Дочь кивает.

Я отхожу от кровати и сажусь на стульчик рядом с ней.

– Не думаю, что тебе стоит куда-то ехать сегодня, – говорит Паша шепотом. – Останься с ней, я сам все привезу.

Лелька открывает глаза и смотрит на него. Я тоже поворачиваю голову. Хмурюсь. Мне есть что сказать, но не при ребенке.

Перевожу взгляд на дочь. Не хочу ее оставлять ни на минуту в таком состоянии. Но с Пашей надо поговорить.

– Ладно, пойду сделаю заказ и спрошу у Абрамовны, есть ли в аптечке йод, – он поднимается.

Я тоже встаю. Вижу, как его глаза темнеют по мере того, как я приближаюсь.

– Ты не останешься здесь? – он цепко смотрит на меня.

– Надо поговорить, – отвечаю уклончиво.

По спине пробегает дрожь. Не хочу оставлять Лельку одну, но выбора нет. Я должна расставить точки над “И”.

– Хорошо, пошли на кухню. Поговорим за чаем, – решает он.

На кухне домработница колдует над плитой.

– Марина, заварите нам чай, пожалуйста, – отвлекает ее Паша. – У нас есть йод?

– Да, Павел Сергеевич.

– Хорошо, приготовьте йод, соль и соду.

– Это все?

Паша поглядывает на меня.

– Еще нужны молоко и мед, – напоминаю про обещанный заказ.

– Да, сейчас позвоню в доставку.

Она тут же начинает стучать шкафчиками и чайником.

Мы садимся за круглый стол. Он маленький, рассчитан на двух человек, и я внезапно осознаю, что в этой квартире, какой бы большой она не казалась, все рассчитано на двоих. Вот и у этого столика всего два кресла – удобных, мягких, глубоких, но два.

– Паш, я не могу оставить дочь у тебя. Нужно отвести ее домой.

– Не вижу причины. Скорее это ты должна остаться тут, с нашей дочерью, – он пожимает плечами.

Я кошусь на Марину, но она не смотрит на нас, а ставит чайник на плиту.

– И каким это образом? – я все же понижаю голос. – Что скажет твоя невеста, когда увидит меня?

– Светы тут нет.

Его тон абсолютно спокоен.

– А, оу, – выдыхаю я.

Видимо, это одна из квартир Островского. Здесь он с дочкой встречается, а со Светой живет в другой?

– Все равно не удобно. Что люди скажут?

– Таня, наша дочь больна. За окном уже темно. Куда ты с ней поедешь? Оставайся тут, с нами, – Паша подается вперед.

В его голосе появляются мягкие нотки.

“С нами?” Я округляю глаза.

– Погоди, а Света?

– А что она?

– Она тоже сюда приедет или где она?

– Здесь я, экономка и наша дочь. Светы тут нет.

Я мотаю головой из стороны в сторону.

– Но так нельзя. Она твоя невеста. Я не могу остаться в одной квартире с тобой.

На лице Паши начинают играть желваки.

– Я не живу со Светой. Поэтому и говорю, чтоб ты осталась здесь. Если надо, я отвезу тебя домой, возьмешь нужные вещи. Но сегодня я не выпущу дочь из квартиры, – жестко отрезает он.

Я ежусь от его слов. Но понимаю, что не могу спорить.

– Я тоже не брошу свою дочь, – говорю резким тоном. И выдыхаю, потирая виски: – Хорошо. Я остаюсь.

Мы гневно смотрим друг другу в глаза.

И вопреки всей ситуации по телу пробегает дрожь. Потому что Паша опять смотрит так, будто желает меня. Будто сейчас поцелует. Но так ведь нельзя!

Его взгляд пробирает меня до души, все тело покрывается щекочущими мурашками.

– Вот и решили, – на лице Паши возникает улыбка.

– Это ради дочери, Островский, а не ради тебя, – говорю ему сухо.

Чайник начинает свистеть. Марина тут же снимает его. Разливает по чашкам чай. Ставит перед нами на стол.

Ароматный запах чая сквозит в воздухе. Рядом появляются сахарницы с тремя видами сахара. Машинально беру кусочек, бросаю в чашку.

У меня все мысли только о Лельке. И о том, как я реагирую на бывшего. Потому что до сих пор помню, как он касается меня. До сих пор реагирую, хотя у меня другой мужчина. Жених.

И все же здесь, в его кухне, за одним столом с ним, я ощущаю себя так, будто нахожусь дома. Странное дело, даже кухонный гарнитур в стиле кантри очень напоминает тот, который стоит в моей квартире. Будто у них был один дизайнер. Только у Паши все явно из натурального дерева, а у меня – из дешевого композита. Но все равно, сходство бросается в глаза.

И снова я вспоминаю тот день, когда он забрал нас с мамой из аэропорта. Я не называла адреса, откуда он знал, куда ехать?

Моя паранойя вновь просыпается.

С подозрением поглядываю на Пашу.

Хм… Нет, ерунда. Хватит выдумывать! Ну вряд ли бы он стал сдавать мне свою квартиру, а потом еще деньги брать за аренду с меня и Лельки.

– Успокойся, Танюш, – говорит Паша.

Его взгляд то и дело возвращается к руке, которой я держу ложку и помешиваю чай. Он смотрит на мое кольцо. Подарок Леши.

Что ж, надеюсь, мне не придется жалеть, что осталась в его квартире…

Глава 4

Марина Абрамовна приносит все, что я просила для полоскания горла. Я вся на нервах. Аромат чая кружит голову, хочется сесть и спокойно насладиться короткой передышкой, но вместо этого я бодяжу в стакане смесь воды, соли, соды и йода. Прошу дать мне глубокую миску и иду к Лельке.

Паша идет следом за мной, ни на миг не выпускает из виду. Хмурится, недовольно поглядывает, но не вмешивается. И, главное, молчит.

Встав в дверном проеме и засунув пальцы за пояс брюк, слегка покачивается с пятки на носок.

Ненавижу, когда он так стоит над душой. Но выбора нет. Я заставляю себя сосредоточиться на лечении дочери. Пусть Паша сколько угодно поет дифирамбы врачу и таблеткам, я знаю, что лучше моего рецепта для ангины ничего нет.

Лелька кривится, увидев стакан и миску.

– Давай, моя хорошая. Тут немножко. А потом тебе молочка с медом погрею, хорошо? – уговариваю ее.

Лелька садится с тяжким вздохом. Тщательно запрокидывает голову назад, булькает раствором. Получается так смешно, что она едва не смеется. Через пять минут я забираю пустой стакан и теперь уже полную миску.

– Уверена, что твои бабкины методы сработают? – мрачно спрашивает Паша.

– Ну, пока что работали. Молоко уже привезли?

Нас прерывает звонок домофона.

– Уже привезли, – кивает Паша.

Встречать курьера отправляется домработница, я же укладываю осоловелую Лельку. Она почти мгновенно засыпает. А мы с Пашей возвращаемся в кухню.

– Если хочешь, я могу отправить водителя за вещами, – говорит он внезапно.

Поднимаю голову, заторможено смотрю на него. Потом меня осеняет: если я тут останусь, то надо хоть что-то на первое время. Зубную щетку, одежду на смену, белье. И Лельке тоже потребуются вещи.

Но не хочу, чтобы в моих вещах рылся кто-то чужой.

– Нет. Я съезжу. Сама соберу вещи, – говорю, поднося чашку к губам.

Чай еще не успел остыть, но уже и не кипяток.

Уговариваю себя, что все будет хорошо. За час ничего не случится. Лелька в безопасности. Ее уже осмотрел врач, а я напою ее молоком и заставлю проглотить хоть чашку бульона. Потом можно съездить домой за вещами.

Просто мне нужно сохранять холодную голову. Даже рядом с Островским. В конце концов, пора этому учиться. Только сердце то и дело сжимается, когда я смотрю на него.

– Тогда я поеду с тобой.

– Не надо, – качаю головой, – не хочу, чтобы Лелька осталась одна в таком состоянии.

– Здесь будет Марина, – настаивает Паша. – Поедем вместе.

Я отпиваю глоток. Слово “вместе” режет слух. “Вместе” – это было бы восемь лет назад.

Так. Все, хватит. В который раз говорю себе это? Повторяю как мантру! Хватит ходить по кругу и возвращаться к прошлому. Его не изменить. Нужно двигаться дальше. Паше – с его невестой и будущим ребенком. Мне – с Лешей.

Ох, Леша. Я же ему ничего не сказала, хотя он прислал мне сообщение на телефон.

И как я объясню своему жениху, что останусь на ночь у бывшего? Впрочем, неважно.

Еще час у меня уходит на то, чтобы согреть молоко и бросить в него нужные ингредиенты. Накормить Лельку свежим бульоном и заставить выпить кружку молока. Дочь капризничает и хнычет, как всякий больной ребенок. Говорит, что ей больно глотать и она не хочет есть. Только обещание Паши сводить ее в аквапарк (разумеется, когда она вылечится) вынуждает ее подчиниться.