Железноцвет

Напряженная, словно тетива, Зоя замерла, чуть наклонившись вперед, предвосхищая отдачу. В ее руках, Зубило дергается из влево-вправо, как стрелка сломанных часов, сканируя комнату. Ее глаза блестят, а на щеках горит румянец. Ее губы шепчут:

…Погаснут свечи, уйдет любовь,

Но этот вечер вернется вновь…

Я осторожно касаюсь ее плеча и показываю ей большой палец. Зоя бессмысленно кивает, как во сне. Я вижу, что она силится сдержать улыбку; ее грудь часто вздымается. Не опуская облучатель, я указываю ладонью вперед, и мы начинаем двигаться вглубь обширной комнаты. Тишина оглушительна: кажется, что кто-то сдавил мои ушные косточки в тисках. Обходя бильярдный стол, я вижу, как моя пружина подпрыгивает и бешено вертится под ним, катаясь из стороны в сторону. От вибрации она словно бы слилась в единый серый цилиндр, который постепенно удлиняется.

Теперь у меня появляется возможность оценить роскошное убранство квартиры. Не удивлюсь, если эти бархатные портьеры и антикварную мебель Алхимик купил у мародеров, разграбивших Оружейную Палату. Окна в квартире заделаны, вместо них повсюду висят зеркала, большие и малые, многократно увеличивающие пространство и умножающие наши с Зоей потрепанные фигуры. По центру комнаты возвышается большое, старомодного вида медицинское кресло. В нем, спиной к нам, полулежит голый пациент. Интересный пациент: прямо к его конечностям присоединен своего рода металлический внешний скелет, опутанный проводами. Главная часть этого механизма, похожая на стальной хребет, отрезана и валяется на полу. Спина пациента вскрыта, и прямо к оголенному позвоночнику подсоединено несколько кожаных трубок, ведущих к сращивателю, водруженному на покрытый резьбой дубовый стол. На столе стоят десятилитровые склянки с клещами. На кресло направлена тяжелая студийная телекамера, провода от которой тянутся к стоящему в стороне вычислителю.

Неожиданно, один из подстреленных вскакивает и бросается на Зою. Сталь сверкает в его кулаке. Зоя реагирует молниеносно. Одно движение пальца – и сбоку от трехгранного цевья возникает зазубренный штык. Зоя подается вперед и тут же отскакивает, делая выпад оружием. На лице обманутого врага ликование сменяет растерянность, затем – боль. Финка выпадает из занесенной было руки. Оскалившись, Зоя поворачивает костяной вентиль, и Зубило приходит в движение. Кожаные трубки, соединяющие штык с мешком, наполняются красным, и оружие жадно трясется, высасывая соки из еще живого тела. Лицо врага желтеет, а глаза закатываются; его колотит, словно от тока. Удерживая на штыке его вес, Зоя медленно опускает врага на пол. Он похож на мумию к тому моменту, когда касается паркета. Кожаный мешок Зубила немедленно приходит в движение, перерабатывая сырье.

Я делаю шаг в направлении спальни, указывая Зое в сторону кабинета. Висящая у входа в спальню картина привлекает мое внимание. Да это же “Пан” Врубеля! К краскам подлинника, впрочем, теперь примешались чьи-то внутренности. На мгновение, я опускаю облучатель, и немедленно осознаю ошибочность этого действия.

Новая мишень появляется прямо из-за операционного кресла. Одет в белый халат, один глаз – перламутровый, в руках – очень большой карабин. Алхимик!

Не могу стрелять. Не успею спрятаться. Скорый поезд врезается мне в грудь, и вместо Алхимика я стреляю в стену. Всю Солнечную систему, весь Млечный Путь заполонили черные мухи; я забыл, как дышать, и последнее, что я увижу в своей богом проклятой жизни – это сверкающая, острозубая улыбка врача-убийцы. Я пячусь. Пячусь. Падаю. Конец.

Впрочем, кажется, Алхимик с такой концовкой не согласен. Вместо того, чтобы убивать меня, он трясется и качается, как алкоголик, и смотрит свою руку, от которой почему-то идет сильный дым. Через секунду у него отваливаются пальцы, через две – вся остальная рука. Алхимик делает шаг назад, и немедленно его правая нога ломается, как спичка. Как печка дымясь, доктор падает навзничь. Я замечаю, что дымится не только он, но и пол вокруг, и даже потолок. Хирургическое кресло, за которым прятался добрый доктор, поплыло, как масло, а нафаршированный железом пациент стекает на пол. Мой нос невыносимо жжет, и через пару секунд ноздри закладывает наглухо. Я пытаюсь встать и тут же падаю обратно, прямо на труп одного из ополченцев. А это не “Шестопер” ли у него в кобуре? Такой же, как мой. Откуда? Нет сил думать.

Зоя подбегает ко мне. На последнем ее шаге я слышу, как звуки начинают возвращаться. Моя глушилка перестала вертеться; назвать ее пружиной теперь язык не повернется – она приняла форму стержня, раскаленного до синевы. Паркет дымится вокруг нее.

Зоя встает рядом со мной на колени и начинает торопливо расстегивать мою куртку.

– Дышать можешь? Моргни дважды, если да! Здесь больно? А здесь?

– Нет, – шепчу я, выдавливая крайние капли воздуха из легких, и отталкиваю ее руку.

– Это… это что я с ним, Петь?

– Боевой… микотоксин, – хрипит вдалеке антикварный граммофон, имеющий к Петру посредственное отношение. Давно в меня не стреляли.

– Но… но я же…

– Шумовые – с кругом, – говорю я. – А с крестом – ядовитые.

– Сука, блять!

– Ничего. Ты мне жизнь спасла. Проверь… спальню и остальное. Я пока полежу.

В мире не осталось ничего, кроме черных мух, и я сдаюсь под их натиском.

Когда я открываю глаза, то вижу, что Зоя замерла на пороге спальни, осторожно заглядывая внутрь. Из-за этого она не видит врага, выскочившего из противоположной двери.

То, что враг давно перестал быть человеком, ясно с первого взгляда. Его спинные мышцы настолько гипертрофированны, что делают его похожим на кобру; вес собственного торса вынуждает его горбиться. Его желтое тело исполосовано хирургическими швами, а из одежды на нем – только толстая цепь, опутавшая торс. А еще у него нет головы. Не то чтобы это меня смущает. Нагнувшись вперед, я выхватываю “Шестопер” из кобуры мертвого ополченца. Я успеваю сделать два выстрела, прежде чем моя цель достигает бильярдного стола.

Достигнув плоти врага, мои пули превращаются в трехсантиметровые блины. Эти нихромовые снаряды разносят все на своем пути, разрывая мышцы, как бумагу. Молибденовый сердечник пробивает оболочку пуль и прошивает мишень навылет. Оболочка разрывается, и осколки расходятся во все стороны, рубя кости. Заключенные в пуле ртутные соли попадают в сердце цели. Гидроудар превращает легкие врага в желе, когда первая пуля проникает ему в грудь. Вторая бьет в промежность, вынося ошметки гениталий вперемешку с костями за пределы бедренной полости. Он падает, как сбитый товарняком бомж. Он должен быть мертв. Должен быть!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.