Пепельные цветы

– Ну а ты, приятель? – произнёс Пирс Маклахен, когда выразил взглядом всё, что хотел.

– М-мне нужна к-кэ-э-комната, – промямлил посетитель.

Заика, стало быть. Рыжий, да ещё и заика. Это за что ж тебя так жизнь наказала?

– Ну, так я и думал, – кивнул Пирс Маклахен. – Только свободных комнат в отеле нет.

– Я за-за-заплачу.

Ух ты! Заплатишь?

Конечно заплатишь, голубок. Пирс Маклахен комнаты за так не раздаёт. Пирс Маклахен тебе не менестрель… или как там его называют… Чёртовы недоумки! Понавыдумывают слов – не упомнишь.

– Сойдёт тебе и бельевая, – произнёс он вслух.

Этот молча покачал головой:

– Мне нужна к-комната, я сказал.

– А комнат-то и нет.

– Я накину.

– Десять фунтов в сутки, – немедленно среагировал Маклахен.

– П-пэ-э-пять. Я ц-цены знаю.

Ух ты! Знаешь?! Цены?! Ну, ты орёл! Орёл!..

– Соглашайся на десять, приятель, или топай в бельевую. На паром тоже ещё успеешь.

– Хм… – рыжий прищурился, глянул в глаза. Жёстко глянул и испытующе. Да только зря ты это, господин хороший. Гляди, не гляди, а Пирс Маклахен тебя под себя подомнёт. Не впервой.

– Каждая минута раздумий поднимает цену на фунт, – предупредил он.

Минута молчания. Обмен взглядами.

– Ладно, – кивнул рыжий. – Идёт.

– Ага, – усмехнулся Пирс Маклахен. – У нас всегда так. Не идёт, так едет. Не едет, так летит. Главное пинка хорошего наладить.

Рыжий поморщился – это у него, наверное, улыбка так изображается. А мне улыбаться не надо, рыжий ты чёрт. Я вас, рыжих, не боюсь, я не бабка с корзинкой.

– На выход, – сказал Маклахен, – по коридору, лестница, вторая дверь направо. Там увидишь гардению на подоконнике.

Рыжий заика кивнул и поднялся. Теперь Маклахен увидел, что этот чёрт ещё и хромой вдобавок ко всему. Да уж…

Он проводил постояльца насмешливым взглядом, прикидывая выгоду. Выгода получалась очевидной и очень даже неплохой.

Ну и ладно. Ну и ладно. Чёртов папаша всегда повторял, что ублюдок Пирс пошёл не в него. И слава богу, что не в тебя, сморчок полоумный.

Усмехаясь, он подошёл к радио. Включил.

Гостиную наполнил голос придурка Джонса.

"… назвал президента Соединённых Штатов "безвольным зайцем" и заявил, что не далее как в четверг Вашингтон будет подвергнут ядерной атаке.

Ну а теперь главные новости дня на радио "Дредноут".

Час назад стало известно, что порнозвезда Моника Кейли разводится со своим мужем, Ричи Донахью. В интервью нашему корреспонденту она заявила, что готова отдаться любому, кто убьёт китайского императора. Так что, ребята, поторопитесь. При этом она просила радио "Дредноут" напомнить, что только сегодня в "Даланхолле" проводится распродажа её любимого мыла "Уайт Гард" по самым низким ценам.

Из источников, близких к полицейскому управлению стало известно, что вчера из тюрьмы "Биг Слэнс" сбежал пойманный два месяца назад так называемый "кармартенский мясник" – сорокапятилетний маньяк-убийца, на счету которого более полутора десятков жизней. Предположительно, рыжий одноногий "мясник" отправился на Пембрукширское побережье. Будьте осторожны, ребята, Мясник – это вам не узкоглазые: он парень серьёзный, хотя и без атомной бомбы…"

Чего?..

Мясник?..

Рыжий и одноногий?..

Ах ты ж! Да ведь это ты, рыжий чёрт! Точно, точно, рыжий, одноногий… И что теперь делать с этим хромым?… Так-так… Выдать его полиции надо. Наверняка денег дадут… А десять фунтов за сутки?.. Дождёшься с них, с этих полицейских лис, ага. Догонят и ещё дадут… А десять фунтов сутки – вот они. Курочка по зёрнышку… Не-ет, пока это самый выгодный постоялец, и терять его… Ружьё надо держать наготове… Или таки позвонить в участок?.. Нет. Нет, облизнётесь. Знать не знаю и ведать не ведаю ни про какого маньяка. Сами с вашими маньяками разбирайтесь… Ружьё приготовить…

9. День второй. Гленда

Бывают люди, которые не хотят, чтобы их любили. За свою долгую жизнь Гленда не раз таких встречала. Она не знала, почему им так важно, чтобы их не любили или даже ненавидели (презирали, неуважали, обходили за семь вёрст и так далее, подставьте сами, в соответствии с вашим жизненным опытом). Но то, что такие люди есть и их не так уж мало, давно стало для Гленды неоспоримым фактом. Есть люди-сахар, которые от природы сладкие. Есть люди-сахарин, которые тоже очень сладкие, даже ещё слаще предыдущих, но уже – искусственно. От этих людей на языке становится так томно и приторно, что их необходимо запивать. Ну, там, в общем, ещё разные сорта людей есть: люди-соль (обычная и морская), люди-перец (красный, чёрный, душистый), люди-ваниль и люди-корица.

А есть люди-полынь. Вот к таким она предварительно отнесла хозяина отеля "Остров" Пирса Маклахена. Ну очень предварительно, потому что под людей-полынь он как-то не очень подходил. Те – горькие просто так, по природе своей, и другими быть никак не могут. А Пирс Маклахен стал полынью по убеждению. Значит, он не полынь, а какое-то другое растение. Но Гленда вам, уж извините, не ботаник и подходящей травы, способной максимально точно передать сущность Пирса Маклахена, вот так сразу не вспомнит. Да и очень оно ей надо было. Таких людей лучше вообще не замечать, а уж думать о них – много чести, знаете ли.

Утром (ужасно проведя ночь на жесткой и тесной скамье, кое-как застеленной) она первым делом кинулась рассматривать свой живот. Но тут выяснилось, что большого зеркала в мастерской конечно же нет. Пришлось довольствоваться маленьким косметическим, в которое можно разглядеть только прыщик на носу, в лучшем случае – пупок. Ласково погладив малыша, поговорив с ним положенные четверть часа и пожелав ему доброго дня, Гленда быстренько прихорошилась, перекусила холодной дорожной курицей (на завтрак в первый свой день она решила не ходить) и отправилась на поиски Пирса Маклахена. Это будет первый и последний раз, когда она сама с ним заговорит, – сказала она себе. Но раз уж этот ужасный человек заставил её быть горничной, нужно хотя бы узнать круг своих обязанностей.

Маклахен, к счастью, нигде ей не попался до самой гостиной. Тогда она вернулась к себе, прихватила салфетку, которую начала вышивать для Остина ещё там, в другой жизни, дома. Вернувшись в зал, села на диван и принялась за работу. В конце концов, хозяин сам виноват, если не соблаговолил сделать никаких уточнений по поводу её обязанностей.

Она уже заканчивала правую лапу симпатичного Муми-тролля, когда в гостиную осторожно вошёл молодой человек. Вряд ли, впрочем, он был так уж молод – точно не моложе Гленды и наверняка даже старше. Но в его лице было что-то такое… этакое детское, трогательно-беззащитное; он с такой опаской заглянул сначала в чуть приоткрытую дверь, а потом осторожно – боком – вошёл, что возраст его сразу стал очевиден для Гленды: ему лет тринадцать, или чуть больше.

– Здравствуйте, мисс, – произнёс он, робко приблизившись и присев у стола напротив.

– Доброго дня, – добродушно улыбнулась Гленда, давая понять, что она совершенно неопасна и расположена ко всякому, кто не станет обижать её малыша, её саму или кого-либо ещё.

Молодой человек зачем-то робко кивнул, и повторил "здравствуйте, мисс". И сразу неловко замолчал.

– Меня зовут Гленда, – сказала она, чтобы хоть как-то его ободрить и вовлечь в обычную ничего не значащую беседу двух постояльцев одной гостиницы (ах, да, – отеля же! совсем забыла).

– Ллойд, к вашим услугам, мисс, – он встал и поклонился – тоже неловко. Сел на место, заскрипел стулом. Стал заворожённо следить за быстрыми движениями иглы. Ну и за ручками Гленды конечно, и не говорите, что нет. Тем более, что руки у неё и в самом деле красивые – тонкие, с длинными трепетными пальчиками. Харольд особенно любил её руки. Он просто млел, когда они гладила его по щеке, по лбу… Ой, лучше не вспоминать об этом, а то она расплачется прямо тут же…

– Вы давно здесь живёте? – спросила Гленда, прерывая затянувшееся молчание.

– Э… Нет, – почему-то испугался незнакомец и даже, кажется, вздрогнул. Видимо он слишком увлёкся этим гипнотическим мельканием иглы. – Третий день. Кажется.

И снова молчание.

Какой нерасторопный на язык молодой человек.

Гленда зевнула в кулачок.

– Простите… – произнесла она. – За последнюю неделю я, кажется, не высыпалась ещё ни разу.

– Откуда? – был вопрос.

– Что – откуда? – не поняла Гленда. Она бросила на Ллойда быстрый удивлённый взгляд.

– Откуда не высыпались?

– Ах, вы вот о чём! – улыбнулась она. – Да нет, вы просто неправильно поняли. – Что давали на завтрак?

– Селёдку, – быстро отозвался Ллойд. – Мёртвую и солёную селёдку.

– Мё… мёртвую, – повторила Гленда, ошарашенно глядя на него. И пошутила, словно извиняясь за свою реакцию: – А… а вы предпочитаете живую?

– Да, – вполне серьёзно ответил Ллойд.

– Но… Извините, но…

– Я вообще не люблю мёртвых рыб, – продолжал молодой человек. – Во-первых, это неприглядное зрелище – когда рыба плавает брюхом вверх. Во-вторых, она тогда весьма неприятно пахнет. Я предпочитаю живую рыбу, вы совершенно правильно заметили.

– Ах вот как… – только и промолвила Гленда.

Кажется, этот молодой человек обладал довольно… довольно своеобразным взглядом на вещи. На мир. На смысл слов. Интересный молодой человек.

– Кормят здесь очень неважно, – продолжал между тем Ллойд. – Вы, я так понимаю, буквально только что пожаловали в сей вертеп разнузданного хамства и отвратительной пищи, и у вас ещё не было времени столкнуться с мёртвой рыбой. Но в обед вам предоставится возможность насладиться, в кавычках, и тем и этим.

Гленда вздохнула, выслушав этот длинный период.

– Полагаю, это всё из-за войны, – сказала она. – Как вы думаете?

– Я думаю, это всё из-за хозяина. Он отъявленный мерзавец.

Гленда испуганно, незаметно для собеседника, бросила быстрый взгляд на дверь.

– Вы не боитесь, что он вас услышит? – прошептала она. – Не дай бог!

– Не даст, – отозвался Ллойд. И добавил: – Зря вы сюда приехали. Как и я впрочем. Хорошего отдыха здесь вряд ли получится.

– Но я приехала сюда совсем не отдыхать, – удивилась Гленда.

– Не отдыхать? А-а, вы, наверное, дочь хозяина? – произнёс он испуганно. – В таком случае, простите мне…

– Да что вы, что вы! – перебила Гленда. – Я совсем не его дочь, слава богу.

– Слава, – охотно кивнул Ллойд.

– Но вы несколько странно рассудили… Неужели кто-то сейчас ездит отдыхать? В такое-то время.

– Да, – подтвердил собеседник. – Я, например.

– Вы, – она оторопело уставилась на него. – Вы приехали сюда… просто отдохнуть?!

– Не знаю, чему вы так удивляетесь, – пожал плечами Ллойд. – Правда, отдохнуть "просто" у меня, кажется, не получится. Отдыхать я буду сложно. И не факт, что вообще отдыхать.

– Хм… – только и произнесла Гленда.

Тихонько хлопнула дверь.

Когда она, снова задумчиво погрузившаяся в вышивание, подняла глаза, то увидела солидного человека: лет пятидесяти, худощавого, рыжего, с рыжей же бородкой, с благородным лицом и… о, боже!.. Вместо левой ноги у него, кажется, был протез.

– Шон Деллахи, – представился он, дёрнув подбородком в сторону Гленды. – З-зэ-эдравствуйте, Ллойд.

Почему-то Гленда сразу почувствовала, что этот Шон Деллахи – из тех людей, которые не хотят, чтобы их любили.

Часть II

10. День четвёртый. Гленда

Порой за три дня можно встретить больше интересных людей, чем за всю жизнь – это Гленда знала давно. В теории. А теперь вот практика подтвердила это знание. Разумеется, "интересный человек" – совсем не обязательно то же самое, что "приятный человек" или "человек, с которым можно жить в одной гостинице на маленьком острове". В отеле! Надо не забывать, что эта гостиница совсем не гостиница, а – отель. Этот беспардонный Маклахен скоро доведёт Гленду до того, что она всю оставшуюся жизнь любой придорожный мотель будет называть отелем. Ужас. Ужасный человек.

Гленда вышивала салфетку. Нет, конечно не ту же самую, с Муми-троллем – та уже готова, ещё вчера была готова. А на новой – приятного бежевого цвета – Гленда вышивала утёнка, который только что вылупился из яйца и ещё сидит в скорлупе, удивлённо поглядывая на открывшийся перед ним огромный мир. Огромный окружающий мир будут представлять, по замыслу Гленды, зелёная травка, под ярким солнышком, и божья коровка, примостившаяся на цветке ромашки. Вот такая сложная, уютная и жизнерадостная композиция.

– А вы заметили, что хозяин сторонится этого заику, Деллахи? – обратилась она к Ллойду, который прохаживался по гостиной, то и дело ероша свои и без того взъерошенные волосы. – Мне кажется, он его боится. Он и работать его совсем не заставляет. И живёт Деллахи в комнате, а не, например, в прачечной, как вы.

Все эти три дня мысли Гленды постоянно вертелись вокруг обитателей гостини… отеля. И Деллахи – странноватый, загадочный, молчаливый – занимал в этих мыслях далеко не последнее место.

– Он его просто ненавидит, – отозвался Ллойд.

– Кто кого? – не поняла Гленда. – Маклахен Деллахи, или Деллахи Маклахена.

– От перестановки мест слагаемых сумма не меняется, – задумчиво отозвался Ллойд, остановившись и потирая подбородок.

– Какой-то вы сегодня с утра… озадаченный, – мягко улыбнулась Гленда и бросила на собеседника испытующий взгляд: не обиделся ли он на подобранное слово. Но Ллойд, кажется, последней фразы даже не услышал.

Гленда пожала плечами.

– Скорей всё же хозяин его боится, – сказала она.

А потом закраснелась и, лукаво поглядывая на Ллойда, осторожно произнесла:

– А… А у вас и мисс Беатрис…

– Это неправда! – неожиданно воскликнул молодой человек. Так неожиданно и с таким жаром, что Гленда укололась.

– Тише, тише! – принялась она успокаивать собеседника, посасывая раненный указательный пальчик. – Я же ничего ещё не сказала… Мне-то что…

– Я хорошо отношусь к Беатрис! – продолжал молодой человек таким тоном, будто его обвинили в неприязни к этой особе.

– Так и я о том же, – несмело улыбнулась Гленда. – Даже очень хорошо относитесь. Я знаю. И она… к вам тоже… благоволит.

– Она учительница! – воскликнул Ллойд, замирая перед Глендой, заглядывая ей в лицо совершенно, кажется, безумным взглядом.

О, господи! Какой он, всё же, бывает иногда… Странный не то слово. Немножко даже страшный, да. А то временами становится совсем как ребёнок неразумный, правда. В такие моменты Гленда даже испытывает к нему какие-то материнские чувства, хотя она, наверное, раза в два младше его. Ну в полтора-то уж точно!

А порой он бывает таким… таким странно взволнованным и… страшноватым, да, как она уже и сказала.

– Учительница?.. А… а при чём здесь это? – наморщила Гленда лобик, пытаясь уразуметь ход мысли собеседника.

– Не знаю! – волновался Ллойд. – Она учительница, уверяю вас!

– Хорошо, Ллойд, хорошо, – за кивала Гленда. – Только вы не волнуйтесь, пожалуйста. А то у вас опять начнётся… А то вы опять впадёте…

Она смущённо умолкла.

– Он его убьёт! – внезапно произнёс Ллойд, совершенно без связи с предыдущим разговором.

Гленда даже подпрыгнула и едва не укололась ещё раз.

– Кто?! – воскликнула она, глядя на собеседника во все глаза. – Кого?

– Хозяин, – пробормотал тот, лихорадочно что-то соображая. – Шона Деллахи.

– О, господи! С чего вы…

– Или наоборот, – перебил молодой человек. Он, кажется, не слышал Гленду. – Но добром дело не кончится, я вам точно говорю.

Гленда смутно припомнила что-то из истории и мифов древней Греции, в которой всякими там оракулами были люди не всегда психически здоровые. Может быть, она и ошибалась, но что-то такое она точно где-то читала или слышала.

– Ужас какой! – сказала она, прекращая шитьё. – Не пугайте меня, Ллойд.

– И жену свою убьёт рано или поздно, – не слушал тот.

– Ллойд! Умоляю вас, замолчите! Или я уйду. Не хочу слышать подобные вещи.

– Включить радио? – Ллойд словно выплыл из мутного омута, в которое окунулось на минуту его сознание. Он даже непонимающе огляделся по сторонам и провёл рукой по лбу.

– Нет, не надо, – поморщилась Гленда. – Надоели эти разговоры о войне.

Действительно, неизвестно ещё, кого лучше слушать: безумца Ллойда или это безумное радио.

– Каждый день одно и то же, – продолжала она. – Кто кого разбомбил, кто кому и чем пригрозил… Как будто нечем больше заняться и не о чем больше поговорить.

– О чём, например? – вопросил Ллойд.

– Ну-у… В мире много прекрасных вещей, и ещё больше тем для разговора.

– Например?

– Ну-у… Можно поговорить о моде, скажем, о поп-музыке, о кино… – неуверенно отозвалась Гленда. – Вам нравится Дейзи Синклер?

– Нет, – ответил Ллойд. – Я не знаю, кто это.

– Вы не знаете, кто это?! – удивилась девушка. Неподдельно удивилась, по-настоящему. – Но это же звезда! Она снялась в сериале "Женись на мне".

Надо сказать, что этот довольно глупый сериал как раз и был тем самым единственным фильмом, в одной из серий которого абсолютно случайно снялась Гленда. В беглой эпизодической роли. Разумеется, она не ожидала, что Ллойд вдруг её вспомнит, но… Но как всё же было бы интересно… Вот он, вдруг, хлопнет себя ладонью по лбу и скажет: "Какой же я лопух! Всё думаю, где это я мог видеть вас раньше! Так вот оно что! Вы та самая девушка в очаровательном бальном платье и с такой причёской-водопадом, которая…"

– Я не смотрю сериалов, – перебил её мысли Ллойд. И не знаю ни одной звезды на небе с таким названием.

– Хм… – разочарованно произнесла Гленда.

Ллойд посмотрел на неё долгим задумчивым взглядом, отошёл к окну. Выглянул. Кажется, ему точно стало лучше. А то уж Гленда испугалась, что у бедняжки начинается приступ. Он так странно разговаривал.

– Небо опять хмурится, – сказал Ллойд. – Когда последний раз было солнце, вы не помните?

– Дней пять назад, – пожала плечами Гленда.

– Больше. Больше, – задумчиво возразил он.

– Как вы думаете, что там сейчас происходит, на большой земле? – спросила она, снова берясь за шитьё. – Как там сейчас живётся?

– Так же как и на маленькой, – отозвался Ллойд. – За те три дня, что вы здесь, ничего не изменилось, уверяю вас.

– Может быть, есть какие-то новости с того света? – она робко улыбнулась собственной шутке в стиле Ллойда. – Быть может, вы слышали что-нибудь от хозяина?

– Сначала туда нужно попасть, – ответил он. – На тот свет. А от нашего хозяина вряд ли услышишь что-нибудь кроме ругательств.

– Зачем вы притворяетесь, будто не понимаете, о чём я говорю? – спросила она. Без всякого возмущения, впрочем. – Когда кончится Большая Война, как вы думаете?

– Большие войны быстро не кончаются, – был ответ.

– Пожалуй, вы правы. Надеюсь, это будет последняя война. Хватит уже человечеству воевать.

– Она не будет, она – есть, – возразил собеседник. – Идёт вовсю. Что касается того, станет ли эта война последней – да, станет. Мы все умрём. Воевать будет просто некому.

– О, боже! – испуганно произнесла Гленда.

– Вы не знали? – поднял брови Ллойд, снова останавливаясь перед ней на своём пути от стены до стены.

– О чём? – не поняла она.

– О том, что мы все умрём.

Хлопнула дверь. В гостиную вбежала встревоженная Беатрис. Лицо её было бледно, несмотря на всю его смуглость; а может быть, благодаря как раз этой смуглости и бросалось в глаза то, как она сейчас бледна и взволнована. Гленда сразу поняла, почувствовала, что случилось что-то очень недоброе. Может быть, этот ужасный хозяин уже убил Деллахи? Или – о, боже – свою жену? Она даже бросила испуганный взгляд на Ллойда, который тоже замер у стены и тоже стремительно бледнел вслед за пришедшей.

– Радио! – вскричала Беатрис, обводя присутствующих взглядом, исполненным ужаса. – Вы слышали радио?!

– Что там? – произнесла Гленда, чувствуя, что губы отказываются ей повиноваться. И руки обессиленно пали, едва не выронив салфетку с жёлтым утёнком, который уже умел удивлённо смотреть на огромный мир и открывать клювик.

– Не слышали, потому что Гленда не позволила включить радио, – отозвался Ллойд.

– Бомба! – воскликнула Беатрис. – Они бросили бомбу!

– О, боже! – на глазах Гленды против её воли закипели готовые пролиться слёзы. – Кто?

– Куда? – почти без интереса спросил Ллойд.

– Италии больше нет! – выпалила Беатрис. – Рима больше нет! Нет больше ни Венеции, ни Болоньи, ни Милана, ни Бергамо, ни…

– Вы будете перечислять все города Италии? – поинтересовался Ллойд.

Эта равнодушная и где-то даже невежливая фраза, брошенная, казалось, сквозь подавленную зевоту, вмиг охладила Беатрис.

– Вот так, – произнесла она, успокаиваясь. – Китайцы сбросили несколько бомб. Большие атомные бомбы. На Италию.

– Боже! Боже! – прошептала Гленда, вспоминая фотографии Колизея, гондольеров Венеции, корриду…

Впрочем, это она, кажется, неправильно вспомнила. Коррида не имеет к Италии никакого отношения. Конечно! О корриде писал Хемингуэй. А Хемингуэй никогда не писал об Италии.

– Сейчас все обеспокоены тем, куда понесёт радиацию, – продолжала Беатрис.

– Глупость, – безапелляционно заявил Ллойд. – Радиацию никуда не понесёт. Она останется на месте.

– Нас тоже поразит радиация! – воскликнула Гленда, не слушая молодого человека.

– Вы думаете? – ещё больше побледнела Беатрис. – Какой ужас!

– Какая глупость! – усмехнулся Ллойд. – Италия слишком далеко. Ну, разве что принесёт чёрный дождь.

– Чёрный дождь? – Беатрис перевела на него испуганный и удивлённый взгляд.

– Какой жуткое название! – вздохнула Гленда. – Не хотела бы я увидеть чёрный дождь!

– Дождь с радиоактивным пеплом, – пояснил Ллойд.

– Кошмар!

– Ужас!

– Этак они ещё и на нас бомбу сбросят! – Беатрис села рядом с Глендой. – Ой, какая прелесть у вас получается, Гленда!

– Кому нужно сбрасывать бомбу на гостиницу на мизерном островке! – рассмеялся Ллойд. – Да весь этот остров вместе с пансионом стоит в тысячу раз меньше одной бомбы!

– С отелем, Ллойд, с отелем, – уже привычно поправила Гленда.

– Думаете не сбросят? – произнесла Беатрис, продолжая любоваться салфеткой.

– Да полно вам! – отмахнулся Ллойд. – Пустяки это всё. Давайте лучше играть в домино.

– С вами невозможно играть, – улыбнулась Гленда. – Вы жульничаете.

– Я не могу сейчас играть, – покачала головой Беатрис. – Хозяин велел мне прополоть три грядки моркови. А я ещё и не начинала. Вообще, мне кажется, я скоро стану заправской огородницей.

– Тогда мы позовём Липси, – сказал Ллойд.

– Да он ещё больший жулик, чем вы! – рассмеялась Гленда.

– Липси чинит сарай, – поведала Беатрис. – Вернее, он пытается починить сарай. Но у него, кажется, ничего не получается. Хозяин опять ему задаст.

При этих словах Гленда вспомнила, какой разгон устроил Маклахен, когда Липси что-то там напортачил с беседкой, которую ему было велено поправить.

– Тогда позовём Деллахи, – не унимался Ллойд.

– Ой нет, только не Деллахи! – возразила Гленда. – У меня от одного его взгляда мороз по коже. Страшноватый тип. Есть в нём что-то такое…

– От преступника, – подхватила Беатрис.

– Пожалуй, – прошептала Гленда.

– Мир вам! – произнёс чей-то голос.

За оживлённой беседой они и не услышали, как с улицы в гостиную кто-то вошёл. Этим кем-то была пожилая женщина в традиционной цыганской одежде, в цветастой юбке и не менее разноцветной косынке, перехватившей чёрные как смоль волосы.

– Мир вам! – повторила она, когда три удивлённых лица повернулись к ней. – А меня Джайя зовут.

– Какой уж тут мир… – пробормотала Беатрис.

– Вы с того света? – улыбнулась Гленда.

– Умеете играть в домино? – вопросил Ллойд.

– Похоже, что – с того, – кивнула цыганка на вопрос Гленды и тоже улыбнулась. Зубы у неё были на удивление хороши, несмотря на преклонный возраст. – Не умею, – повернулась к Ллойду.

– А что вы умеете? – спросил тот. – Здесь все должны что-нибудь уметь. Так решил хозяин отеля.

– Я гадать умею, – с готовностью отозвалась цыганка. – Хочешь, погадаю тебе, мой золотой?

– Ой, как интересно! – воскликнула Гленда, откладывая шитьё и хлопая в ладоши. – Погадайте ему, правда!

– Да, – поддержала Беатрис. – Нам всем погадайте.

– Мне – не надо, – испугался Ллойд.

– Почему? – цыганка бросила на него удивлённый взгляд.

– Я атеист, – смущённо отозвался тот и на всякий случай отошёл подальше, к двери.

– Ты не атеист, улыбнулась Джайя. – Ты – аметист.

– Это в каком смысле? – подозрительно свёл брови Ллойд.

– Апостольский камень, – пояснила цыганка.

– Не понимаю, – мотнул головой молодой человек.

Гленда попыталась припомнить, в какой связи аметист называется апостольским камнем. Что так оно и есть, она точно знала. А вот почему его так называют – забыла.