Спящая в огне

– Ваше величество, – я поклонился, а молодой король замер, в мгновение ока перестав хмуриться, возвращая лицу спокойное выражение, будто его не мучила головная боль.

– Приступай, – просто сказал он, опускаясь в большое с мягкой обивкой кресло.

– Как давно у Вас болит голова, Ваше величество? Мне нужно знать, чем вызваны боли.

– Это ты должен мне об этом поведать, целитель, – он покачал головой, усмехаясь. – С вчерашнего вечера начались слабые боли. Сегодня усилились. Я прекрасно знал, что буду принимать участие в испытании, но не думал, что это будет настолько неприятно.

Эти слова натолкнули меня на мысль о том, что головная боль вызвана намеренно, но вызвали ее не вчера вечером. Сразу вызвать головную боль можно только большим количеством лекарственного растения, но это может повлечь за собой отравление с неприятным исходом. Значит короля травили, но делать это начали за несколько дней до самого испытания, чтобы к этому моменту он начал ощущать боль.

– Вашу еду кто-то пробует перед тем, как Вы начинаете прием пищи?

Он задумался, не сразу ответив, нахмурив брови, кажется, начав понимать, к чему я клоню:

– Да, но три дня назад это перестали делать, и я только сейчас это осознал. Хотите сказать, что меня намеренно чем-то пичкали?

– Могу только предположить. Пахла ли еда и питье чем-то странным?

Если испытания для Отбора придумывают бывшие камергеры и камеристки, то не удивительно, что король не был в курсе того, в чем именно они заключаются. А значит понятия не имел, что его медленно и аккуратно травили. Изощренно, однако.

– Вчера ощутил слабый запах сена, но его перебили красным вином, которое подали к дичи.

Я кивнул, теперь поняв, в чем дело. Запах сена, медленное действие яда, головная боль и неповоротливая походка…

– Это донник, Ваше Величество. Если принимать его в небольших дозах и в течении пары дней, то это вполне может вызвать головную боль и последующие признаки отравления: тошноту, головокружение и…

– Ум в людях ценен, но еще больше ценны их действия.

И я замолчал, поняв, что ему вовсе не интересны мои слова про его боль.

– А где…

– На столе.

Обернувшись, я увидел позади большой дубовый стол, на котором кроме ящика с отсеками и кувшина с водой (судя по исходящему пару – горячей) ничего не было. От головной боли прекрасно помогает ромашка и первоцвет весенний, но, учитывая, что это не просто головная боль, нужно было мыслить шире. Поэтому к первоцвету я добавил боярышник и березовые почки, которые помогут снять спазмы и очистят кровь. Пока настой из трав заваривался, я стоял в тишине, украдкой наблюдая за королем Эдмундом. Тот вальяжно сидел в своем кресле, прикрыв глаза, но у меня создавалось такое ощущение, будто он сквозь закрытые веки видит меня.

Я дал королю настой и сказал, что скоро боль должна уйти. После этого он отослал меня, коротко поблагодарив.

… Я все гадал, каким же будет третий день. Но и предположить не мог, что вместо оглашения задания меня вновь направят во вторые покои короля Эдмунда. Он выглядел лучше, хотя ни словом не обмолвился о том, что было вчера. Из чего я сделал вывод о том, что ему стало лучше.

– Ваше величество.

Он кивнул, мельком взглянув на меня, прежде чем сесть за свой стол, на котором теперь стояла чернильница, перо и лист пергамента. Это сбило меня с толку, но ровно до первого вопроса.

– Какой яд ты бы предложил, если бы нужно было убить кого-то в течении недели?

Я опешил. Милостивая Мать, я ведь не для того избрал путь целителя, чтобы намеренно убивать кого-то ядом. Но это было испытание и мое молчание было бы воспринято как незнание, поэтому я был вынужден ответить:

– Яд мухомора. Первые признаки могут появиться где-то через пятнадцать часов: из глаз пойдет кровь, затем появится тошнота, судороги, боли в области живота. Смерть может наступить через семь дней, а побороть этот яд довольно… проблематично, если не сказать невозможно.

Он записал мои слова с невозмутимым видом, будто я делился с Его Величеством рецептом овощного рагу.

– А если нужна мгновенная смерть?

– Аконит… Смерть наступит в течении нескольких минут от удушья… До этого у человека начнется зуд, изменится дыхание: сначала будет учащенным, после резко замедлится, снизится температура тела, пойдет пот, будут боли в сердце…

Говорить такие вещи было страшно и ужасно неправильно. Это даже отбило в какой-то степени у меня желание участвовать в Отборе… И, Мать знает, как сильно я молился ей, когда стал близким другом короля Эдмунда, чтобы никогда в жизни не использовать яды в дворцовых интригах.

Король все писал и писал. Затем дождался, когда чернила высохнут, перевернул пергамент и задал вопрос:

– При отравлении каким ядом в качестве противоядия дают холодное питье и отвар на сборе летних трав?

– При… волчеягоднике, Ваше Величество.

Мой ответ был записан и дальше он задал еще один вопрос. Я не сомневался в своих знаниях, но его невозмутимость почему-то сеяла во мне ростки сомнения.

– Готов ли ты беспрекословно помогать мне и быть близким другом, хранящим тайны?

Что я мог поделать? Я сказал ему «Да», несмотря на то, что боялся. Боялся того, что однажды моими руками будет убит человек.

… На следующий день были подведены итоги и оглашены результаты. Среди целителей, как оказалось, мы с целительницей (чье имя я намеренно не раскрываю здесь по ее просьбе) оказались самыми лучшими, но она струсила, когда тема зашла про яды и честно ответила, что не готова беспрекословно помогать королю, если тому потребуется убить кого-нибудь. Поэтому король Эдмунд и оказал мне честь. И, к моей радости, мне не пришлось в дальнейшем никого убивать посредством ядов.»

Этна бы и дальше с большим удовольствием почитала «Записки», но дальше была абсолютно ненужная, хотя и интересная информация: как прошел бал, первый день на посту камергера и так далее. А ее, помимо этого, ждала еще стопка дневников придворных целителей и целительниц. И Этна была уверена – ей будет что почерпнуть оттуда, чтобы быть готовой к Отбору.

Глава 10

Море. Разве может быть звук прекрасней, чем стук разбивающихся о берег и скалы волн? Будоражащий. Дикий. Успокаивающий. Древний. Родной.

Однажды именно из этой лагуны вышли рука об руку брат и сестра – Жизнь и Смерть. Здесь они родились, ознаменовав рождение всего Форланда. Здесь Жизнь оставил избыток своей силы, которую впитал морской народ. Здесь Смерть не могла своим губительным прикосновением никого убить и все благодаря силе ее брата, которая буквально ей противостоит вот уже не первый заход трех светил. Не первый год. Не первый век. Так давно. Он потерял счет времени.

Он сидит на берегу. Песок мягок и такой теплый, что им можно укрываться, подобно одеялу. Его короткое путешествие принесло свои плоды. Он знал это. Чувствовал своим нутром. Он так давно не был на суше, что теперь просто наслаждался моментом. И сидел достаточно далеко от воды, чтобы растянуть момент перевоплощения. Он дождется захода трех солнц.

Позади раскинулась небольшая деревушка. Вдалеке по берегу бегали босые дети и кричали. Любимой, но опасной игрой была такая беготня возле воды и проверка кто же быстрее: вода или ноги. Смог убежать – молодец. Проиграл – терпи и не скули от боли. Домов было мало. А еще с этого берега, живого, полного растительности и пальм, виднелся другой – мертвый, с черным песком и корягами вместо деревьев. А там, за далекими волнами и черной водой – Мертвые Земли, обитель обиженной сестры Жизни. Он усмехнулся. Ничего, пусть дуется, ему же лучше.

Нет ничего чудеснее шума прибоя и того, как солнца неумолимо падают в воду, окрашивая ее и свое небесное полотно нежными, но яркими красками заката. Невероятно красивое и очаровательное зрелище даже для тех, кто вовсе не склонен к сентиментальностям и романтике.

Попрощавшись с тремя дневными светилами и не став дожидаться прихода их сестер, он встал с песка, не утруждаясь раздеваться. Одеваться придется не скоро, а наготы среди морского народа сильно не стесняются. Немедля, он разбежался, разбиваясь о тысячу прохладных и соленых брызг, исчезая в мягких волнах. За прошедшие годы он научился не кричать от неимоверной и отвратительной боли. Она раздирала изнутри, заставляя сердце биться чаще, а кровь буквально бурлить в жилах. Два шрама на шее превращались в жабры, раздирая светлую кожу. Ноги будто притягивались друг к другу, сплетаясь, соединяясь друг с другом сетью жесткой и острой чешуи. Спина выгнулась дугой, вызывая дрожь в позвоночнике, из которого вырастал плавник. Это было больно. Глаза зажмурены. Губы сжаты в тонкую линию. Он почти не дышит, хотя тело бьет дрожь, а звуки сердца отдаются приглушенным шумом в ушах.

Превращение длилось не больше полтора минут, но боли от него хватало на года. Это была самая неприятная часть в его силе. В их силе. Но за красоту и могущество всегда приходится платить.

Он перевел дыхание и дух. Распахнул глаза, чувствуя, как успокаивается сердце и кровь замедляет свой бег по венам. Хвост был огромным и переливался темным серебром в поздних лучах заката, достающих до темнеющего морского дна. Рыб вокруг не было – их всегда пугали такие перевоплощения. Пугливые и глупые создания.

Движения были привычными. Легкими. Бесшумными. Там, где на дне осталась в одиночестве лежать светлая длинная рубаха не было никого. Только водоросли колыхнулись с его уходом.

На протяжении последующих дней все, что делала Этна – изучала дневники, записки, мемуары и прочие записи камергеров и камеристок только под иными названиями. Точнее делала это тогда, когда выдавалась любая свободная минутка. Потому что, как назло, со временем было туго. Будто специально в Доме и огороде стало больше работы, а людей, приходящих за помощью, было больше, чем когда-либо. В какой-то момент молодую целительницу даже попросили провести занятия с детьми, и она подумала о том, что все будто намеренно пытаются помешать ей прочесть как можно больше информации. Бывало и такое, что она читала уже поздно ночью при свете свечи, засыпая в кровати в объятиях дневника.

Время было неумолимо. Но и Этна тоже. Она жадно поглощала всю информацию, порой даже не обращая внимания на подколки близнецов, которых больше интересовали знания по уже изученным темам, нежели по Отбору. Что до ядовитой парочки, то та старалась и вовсе не трогать «сиротку», да и друг друга в целом. Видимо, слова юной целительницы смогли посеять раздор между молодыми людьми.

И кстати о ядовитом. Яды были главной темой любого Отбора. Если испытания полностью не строились на них, как было в «Записках», то хоть где-то все же мелькал вопрос о смертельных веществах. Помимо испытаний с отравлениями были и довольно банальные задания, связанные с такими аспектами целительства, которые были на испытании перед посвящением. Случались и особо странные, абсурдные (на взгляд Этны) задания, связанные с танцами или придворными правилами. Но, судя по всему, они были устроены лишь потехи ради.

Подводя итоги, Этна уяснила главные принципы:

– Испытание и вопросы, связанные с ядами неизбежны;

– Нужно быть готовой к абсурду и к тому, что придется позориться;

– Главное быть спокойной и суметь понравиться хоть одной королеве и тогда можно будет пройти Отбор.

Калисто пыталась еще пару раз предложить свою помощь и предлагала обновить имеющиеся знания, но каждый раз Этна просто отметала ее помощь, ссылаясь на то, что и без того прекрасно со всем справляется и все знает. Ей не хотелось получать эту помощь. Не хотелось быть рядом с наставницей. Не сейчас. Она еще не простила ее. Не была готова простить. И даже не знала, когда будет готова, учитывая, что раскрывать правду ей вряд ли станут.

Оставался ровно день до того, как они отправятся в путь. Вместе с Этной от целителей пойдут близнецы, а от шаманов – Аурея, Констэнс, Ундина и Каэль. После посвящения она не виделась с шаманкой, не было возможности. Но после прихода гонца спустя пару дней им все же удалось встретиться. Аурея попыталась заговорить про то, что случилось после посвящения, но молодая целительница прервала ее, сказав, что нет смысла тревожить прошлое. К тому же, заговори они о том, куда Этна делась тем вечером ей бы непременно пришлось рассказать и про встречу с тем странным незнакомцем и о том, какие чувства он у нее вызвал и вызывал до сих пор, если честно. А об этом ей вовсе не хотелось говорить. Не сейчас. Не тогда, когда в голове крутилось множество историй про Отбор. К тому же, зачем посвящать Аурею в свои личные проблемы, если та тоже не горит этим желанием?

Этна была в предвкушении. Впрочем, шаманка прекрасно разделяла ее энтузиазм и выслушала о прочтении мемуаров, записок и прочих рукописей целителей. Но Аурею, как и близнецов, больше всего волновали знания, а не то, какими будут испытания, поэтому она не захотела идти в читальню и искать рукописи придворных шаманов. Она была готова плыть по течению и справляться с трудностями по мере их поступления, в отличие от Этны, которая хотела изучить каждый подводный камень. Которая должна была выложиться на всю, чтобы доказать, что она не хуже любого пришедшего. Чтобы доказать, что ужасные шрамы не определяют ее значимость в чужих глазах.

За всей этой подготовкой и беготней Этна совсем забыла, что завтра ей исполнится девятнадцать лет и что проведет она день рождение в дороге. Зато об этом не забыли целители, устроившие ей праздничный обед со вкусным овощным пирогом и маленькими, незначительными, но весьма милыми подарками. Аурея, не сдержавшись, тоже решила заранее подарить подарок целительнице, понимая, что в дороге для этого будет не очень подходящее время. Подаренная заколка в виде деревянного месяца очень понравилась молодой целительнице, так что она сразу же сделала прическу с подарком, оставшись довольной им, чем, несомненно, порадовала шаманку.

Чуть позже Этну выловила Калисто, чтобы тоже заранее поздравить с будущим совершеннолетием. Выглядела она немного растерянной и, кажется, смущенной, особенно когда быстро и коротко обнимала бывшую ученицу.

– Заранее с днем совершеннолетия, Этна, – женщина немного отстранилась, прежде чем достать из-за пазухи небольшое зеркало, оформленное в виде месяца, на подобие того, что подарила Аурея. Видимо, работа принадлежала одному и тому же мастеру, но от этого подарок не стал менее ценным.

– Спасибо, Калисто, – она чуть улыбнулась, принимая зеркальце, мельком смотря на свое отражение. Она чувствовала себя немного странно, но это ощущение быстро улетучилось, учитывая сегодняшнюю радостную атмосферу праздника.

Вечером к целителям пришли Констэнс, Ундина и Каэль. Аурея не стала покидать Этну, проведя вместе с ней целый день. Заранее было решено, что все, кто участвуют в Отборе, переночуют у целителей, чтобы ранним утром вместе выдвинуться в путь. Идти предстояло около двенадцати часов и это с тем учетом, если они не будут останавливаться, что было маловероятным. По прибытию на Юг им предстояло зайти в лечебную лавку матери Августы, где они смогут переночевать и следующим утром отправиться к Драмэйдам.

Сумка каждого северянина уже была собрана. Простая, кожаная и не слишком огромная – туда вполне помещался бурдюк с водой, небольшие припасы провизии, а у шаманов туда даже вместились их маски в виде волчьих морд. Все самое необходимое было собрано и дожидалось своего заветного часа.

Пришедших шаманов расположили в свободных комнатах со всеми удобствами. Весь Дом рано лег спать. Казалось, не только участники Отбора волновались, но и их близкие и наставники. Слишком важное событие для всех северян. Поэтому все рано поужинали и сразу легли спать, чтобы ранним утром собраться и проводить молодых людей, которые были взволнованы не меньше других. Это будет их первое путешествие на Юг. Они все впервые увидят другую сторону и, более того, не только ее, но и будущих королев, Драмэйд и всех-всех-всех, населяющих сердце Форланда. Но для начала – хороший и крепкий сон.

Если кому-то и не спалось прошедшей ночью, то на наступившее ранее туманное утро об этом никто не сказал. Единственными везунчиками, которые не встали, опережая пробуждение трех светил, были дети, досматривающие свои сны.

В столовой царил слабый мрак, разгоняемый зажженными свечами. Завтрак, заранее приготовленный старшими целителями, стоял на столах. Сонные участники Отбора расселись по лавкам вместе с другими проснувшимися северянами, принимаясь за ранний прием пищи. Так рано не вставала даже Этна, поэтому сейчас, скрывая зевоту, медленно попивала настой из трав, подслащенный медом. На ней были удобные штаны, светлая рубаха и привычные перчатки. Сапоги и плащ ждали в сенях. Волосы она убрала в высокий хвост, оставив лишь две пряди по бокам, чтобы сгладить строгую прическу. Аурея, сидящая напротив, расплела свои многочисленные косички. Ее волосы были похожи на темные волны, которые их хозяйка собрала в хвост. Некоторые прядки неряшливо выбивались из него, дополняя прическу и делая лицо шаманки милым. На ней было длинное свободное платье цвета молодой хвои. Даже в путешествие она не пожелала надеть более удобную одежду, как у Этны и остальных. Впрочем, может ей в платье было гораздо удобнее, чем в штанах.

Завтрак был тихим и молчаливым, прерываемый лишь редкими зевками. Каждый был погружен в свои собственные мысли. Этна, по правде говоря, нервничала. Прокручивала в голове все возможные варианты испытаний и свои ответные действия на них. Мысленно давала ответы на вопросы, которые могли бы задать, поднимая с глубин памяти такие знания, которые могли бы помочь только в самом маловероятном случае. А еще пыталась представить себе Юг, его жителей, благословление Древних и холодных Дев. Не посчитают ли они ее помыслы неприемлемыми? А королевы? Сможет ли она понравится хоть одной из них, вызвать доверие и стать близкой подругой? Пожалуй, так далеко заглядывать не стоило, но поток мыслей был неумолим, как бурная река.

Провожать молодых людей вышли тогда, когда три солнца едва-едва касались прохладной земли, усеянной блестящими каплями росы. Птицы слабо и тихо пели, будто еще не до конца проснулись. Уходящие накинули темно-зеленые плащи с капюшонами, надели удобные сапоги и перекинули сумки через плечи. Они переглядывались. Друг с другом. С лесом. С теми, кто был дорог. В конечном итоге первыми не выдержали наставники и члены семей шаманов, подходя и заключая в прощальные объятия северян.

Калисто с осторожностью подошла к Этне, заглядывая в темные глаза. Не знала, захочет ли та обняться. Простила ли за ложь. Вряд ли. Как же горько от осознания того, что девушка, которую она любила чистой и искренней любовью, отвернулась от нее. И правильно. По заслугам ведь, не так ли?

Этна первая распахнула объятия и Калисто, немедля, крепко обняла юную целительницу, сжимая ее в своих объятиях так, как может сжимать мать ребенка. Крепко. Чувствуя запах трав в ее волосах. Любяще.

– Я не простила тебя. Но, очень на это надеюсь, что однажды ты найдешь в себе силы рассказать правду.

Слова были сказаны тихо. Женщина, чей приход всегда был похож на порыв летнего ветра, замерла вместе со словами, застрявшими в ее распущенных волосах. Рано или поздно она бы все равно их услышала. Но от этого ее сердце все равно забилось быстрее. Если бы сердце и правда могло разбиться, она бы упала замертво этим тихим утром. Но так она лишь кивнула, отстраняясь и отводя глаза. Будто повинная девочка.

– Откуда пришла ты, туда и вернемся мы. Твой зов – наша воля. Твои знания – наша сила. Истоки твои – наша мудрость. Куда поведешь ты, туда и пойдем мы.

Этна вторила словам молитвы, показывая древний знак, прежде чем вместе со всеми развернуться и неслышно скрыться среди деревьев.

Она не случайно сказала эти слова. Она знала, что они ранят наставницу, но она должна была дать понять, что все знает. Знает, что ей лгали. И не прощает этого. Как глупо, что спустя всю свою жизнь, которую она построила на доверительных отношениях с наставницей, они рухнули. Как жалко.

Солнца неумолимо двигались ввысь по небу, окрашивая то своим ярким соком. К тому моменту молчавшие молодые люди успели добраться до края Севера. Перед ними предстал деревянный мост, который построили задолго до их рождения другие северяне после того, как Смерть своими шагами разделила континент на четыре части. Кажется, всем было страшно переступать эту черту…

– Ну что, идем? – Валериан облизал губы, обводя всех северян взглядом. И те молча кивнули, ступая на крепкие деревянные доски моста.

Хоть солнца и потихоньку занимали свое законное место на небе, но по бокам от моста возле воды клубился туман, размывая очертания дальнейшего пути. А еще кругом тишина и от этого было немного не по себе. Этне так точно. Привыкшей к шорохам, звукам птиц и пению шаманов ей было откровенно дико сейчас ступать по мосту и слышать лишь их шаги и тихое звучание воды на фоне.

– Пообещайте слишком сильно не расстраиваться, когда одна из королев выберет меня своим камергером, – нарушил тишину Валериан. Видимо, ему тоже было очень неловко шагать в этой непривычной тишине. Его сестра громко фыркнула и закатила глаза так сильно, что встреться под ее ногами сучок, она непременно бы об него запнулась, не увидев. – Ну а что?

– А то, что не плачь, когда вернешься на Север без победы в кармане. Хотя, может тебе позволят остаться при Дворе обычным целителем, – подала голос Ундина, поглядывая на окружающую их воду.

Этне очень хотелось ответить девушке. Точнее, не столько ответить, сколько принять участие в этой глупой перепалке и сказать, что в Отборе победит именно она. Но рядом шагала Аурея. Ее напоминание, что на Отборе нет ни друзей и даже нет тех, кто общается из чувства жалости. Каждый борется сам за себя и за свое место рядом с королевами. Сказать вслух о своей возможной победе было равносильным заявить о том, что они больше не будут общаться даже на основании самого ужасного чувства. А ведь это было неправильным. Хотя, что есть неправильное, когда жаждешь даже таких унизительных крох от других?

– Если вдруг я стану камеристкой, то упрошу Их Величеств оставить тебя при Дворе, как целительницу, – негромко проговорила шаманка, взглянув на Этну и чуть улыбнувшись ей. Это что, жалость? Чтобы сильно не расстраивалась, если королевам что-то не понравится?

– Спасибо, – юная целительница была ошарашена такими словами. И польщена. Она ведь даже не думала о таком развитии событий. Но ведь это выход, чтобы не потерять ту, с кем есть хоть какое-то почти близкое общение. Чтобы всегда быть вместе. Хотя, по правде говоря, проще было бы прервать этот круговорот жалости и никого не унижать им.

– Да перестань. Ты бы сделала тоже самое для меня.

– М… ага.

Констэнс, отстающий лишь на пару шагов, как бы невзначай прочистил горло. Он слышал эти слова и, как ни странно, ревновал шаманку к ее подруге в этом плане.

– А ты бы сделал тоже самое для меня, знаю, – Аурея на миг обернулась, взглянув на шамана. После виновато взглянула на целительницу, отстала, поравнявшись со своим возлюбленным, чтобы взять его за руку и идти рядом. Переживут ли их отношения, если один победит в Отборе? Испытание на прочность. Но в глубине души оба верили, что их отношения также крепки, как этот древний мост, ведущий к сердцу Форланда.

Этна взглянула на пару, чуть улыбнувшись. Как бы там ни было, шаманка имела право на счастье. Несмотря на мрачность Констэнса, он сильно любил Аурею и самое малое, что он мог положить к ее ногам – место при Дворе. Но, будь у него возможность (Этна даже не сомневалась в этом), он бы сорвал звезды с небес и оставил ей в качестве светильника. И за эти качества она уважала юношу. Пусть он и предвзято относился к ней.

Она ушла чуть вперед, оставив за собой пару, чьи отношения непременно пройдут испытание Отбора, препирающихся близнецов и молчаливого Каэля с Ундиной. Солнца тем временем уже во всю светили с высокого неба.

Как бы странно это ни было, Этна с приходом воителей многое переосмыслила и поменяла многие взгляды в своей жизни. Их приход будто ознаменовал ее новое рождение. Она поняла, что в жизни должна держаться только за саму себя и что как бы там ни было, но наличие возлюбленного не делает ее лучше, чем она есть. И что подруга имеет свое право на счастье без ее глупых обид. А наставница должна знать, что ложь с ее стороны непростительна, ровно, как и непростительны ядовитые слова ее «любимой» парочки.

Непривычно было ощущать проявление и действие таких мыслей, но не зря ведь Гвиневра сказала, что жизнь – это борьба и только ей самой решать, будет ли в ее руке меч и победа в битвах или ее ноги будут быстры от трусливого бега.