Пингвины зовут

Он оживленно кивает.

– Я не хотел откладывать это в долгий ящик. На острове Медальон я немного поискал в интернете, когда смог воспользоваться компьютером. Я вбивал в поиске имя Джо Фуллер, и там было несколько человек, которые жили в Канаде в то время, но я не смог найти никого похожего. Мы могли бы попробовать сделать это вместе, бабуля, если ты не против?

Я, конечно же, не против.

Он расправляет плечи.

– Ты еще хранишь то письмо от кузины из Чикаго, которая сообщил тебе о несчастном случае много лет назад?

– Храню.

– Давай начнем с него.

Мы не спеша возвращаемся внутрь, оставляя Дейзи вплетать перья в волосы Эйлин в саду.

Вышеупомянутое письмо заперто в столовой, в бюро, сделанном в георгианском стиле. К несчастью, некоторое время мы не можем отыскать ключ, и мне приходится позвать Эйлин.

– Что случилось, миссис Маккриди? – спрашивает она, поднявшись на крыльцо. Своим видом Эйлин напоминает ушастую сову – выпученные глаза, круглое лицо и два пера, торчащие из ее кудрей.

Я спрашиваю у нее, куда мог подеваться ключ.

– Думаю, он в синем китайском горшке на полке камина, в том, где вы храните все запасные ключи, миссис Маккриди, – отвечает она.

Я уверена, что спрятала бы его в каком-то менее очевидном месте, но Патрик заглядывает в горшок и вытаскивает из него маленький ключик, который и правда напоминает ключ от бюро.

– Давай попробуем, вдруг подойдет, – настаивает он.

Я не могу поверить своим глазам, когда Патрик вставляет ключ в замок, произносит «Бинго» и открывает ящик.

– Что ж, не представляю, кто догадался положить ключ в этот горшок, – заявляю я. – Уверена, что я этого не делала.

Патрик пытается сдержать улыбку, и мне это совсем не нравится.

К счастью, у меня безупречная память, так что я легко нахожу письмо среди других бумаг. Невозможно снова читать эти строки, рассказывающие о жизни и смерти моего сына: так мало слов, так мало подробностей, одни сухие факты. Сюзан Варлок, кузина той женщины, что усыновила Энцо, пишет слегка извиняющимся тоном. Она сообщает, что встречалась с Энцо всего пару раз, потому что они жили далеко от Ванкувера. Она не оставляет обратного адреса. Наверху страницы написано только «Уэст-Ридж, Чикаго».

– Возможно, мне удастся найти ее в Фейсбуке или еще где-то, – говорит Патрик. – Если, конечно, она еще жива.

Он достает телефон и какое-то время пытается найти что-то. Но в Фейсбуке ничего нет, как нет и в остальных социальных этих-как-их-там.

Вечером мы собираемся в уютной гостиной и смотрим телевизор. Меня не приводит в восторг ни одна из передач в программе, но Патрик говорит, что уже пять месяцев не смотрел телевизор, и готов смотреть все, что угодно. Дейзи тоже полна энтузиазма. В итоге мы смотрим неплохую криминальную драму, затем программу, в которой исполняются желания детей (она особенно нравится Дейзи), а затем какую-то отвратительную викторину, посвященную знаменитостям. Мои веки тяжелеют, и не успеваю я опомниться, как программа заканчивается. Дейзи обнимает меня обеими руками.

– Эйлин говорит, что пора подниматься наверх. Спокойной ночи, Вероника.

– Спокойной ночи, Дейзи. Спи крепко и помни о пингвинах.

– Хорошо.

Когда Дейзи уходит наверх, начинаются новости, в которых по обыкновению рассказывают леденящие душу истории об убийствах, разрухе и разврате. Чем больше я смотрю на людей, тем больше мне нравятся пингвины. Я рада, что посвящу еще один период своей жизни этим прекрасным птицам. Оказалось, что счастье человека во многом зависит от того, на чем сосредоточить свое внимание. Мне и самой стоит последовать своему совету и всегда помнить о пингвинах.

Совершая вечерний туалет, я размышляю о моральном состоянии Патрика. Когда я рассказала ему, что вскоре отправлюсь на юг в путешествие по дикой природе, он заметно погрустнел. Может быть, завидует? Я задаюсь вопросом, не может ли он отправится туда со мной, но тут же отбрасываю эту мысль. Как бы я не любила своего внука, я чувствую, что между нами с сэром Робертом есть некая особая связь, а Патрик порой ведет себя по-детски, что никак не способствовало бы комфортной атмосфере в команде. Особенно если учесть тот факт, что сейчас он переживает столь непростой период.

Однако мысль о том, что придется оставить Патрика одного в Баллахеях, тревожит меня. Дело не в том, что я не доверяю ему дом. А в том, что раньше в трудные времена он прибегал к наркотикам, и я опасаюсь, что это может повториться. Его безрассудные решения по поводу отношений с Терри и острова Медальон поставили под сомнение все его будущее. Мне остается только надеется, что поиск информации о его отце увенчается успехом.

Было бы просто замечательно узнать что-то о моем дорогом Энцо. Я засыпаю, предавшись сладким воспоминаниям о себе в шестнадцать лет, отвергнутой обществом, но не теряющей надежды, ведь со мной был мой драгоценный малыш.

13

ВЕРОНИКА

Вот уже второй раз сэр Роберт приезжает в Баллахеи без предупреждения. Впервые это случилось на Рождество, когда он появился на пороге с бутылкой шампанского и портретом Пипа в руках. На этот раз он приехал с бутылкой хереса и просьбой. Его идеальные белые волосы убраны назад, что особенно подчеркивает его густые выразительные брови. Он одет в шерстяное пальто, а на губах играет заговорщическая улыбка.

– Моя дорогая Вероника, надеюсь, я не слишком побеспокоил вас своим неожиданным появлением. Могу ли я отвлечь вас на полчасика?

– Дорогой сэр Роберт, всегда приятно, когда меня беспокоите вы, – отвечаю я.

Я практически начинаю мурчать.

– Я бы поговорил с вами наедине, если вы не против. И после этого мне хотелось бы познакомиться с юной леди по имени Дейзи, которая, насколько мне известно, сейчас гостит у вас.

– Она будет рада познакомиться с вами.

Я провожу его в уютную гостиную и достаю свои лучшие хрустальные бокалы для хереса.

Сэр Роберт наливает нам обоим не слишком мало, но и не чересчур много – идеальную джентльменскую порцию.

– Вы знали, что Дейзи написала письмо в «Загадай желание»?

– В мачты? – я в замешательстве. – Простите, сэр Роберт, слуховой аппарат меня подводит. Мне кажется, я неверно вас расслышала.

Я поправляю аппарат, и он издает короткий тонкий писк.

– Дейзи написала письмо в «Загадай желание».

Что ж, на этот раз я расслышала, но все еще не поняла, о чем речь.

Он объясняет:

– «Загадай желание» – это телевизионная программа. Дети пишут туда о своих мечтах, а создатели программы пытаются их исполнить.

– А, тогда понятно.

Я смутно припоминаю, как Дейзи совсем недавно смотрела нечто подобное по телевизору. Сама идея такой программы кажется мне рекламным трюком, но кто-то наверняка считает ее очень «трогательной».

– И о чем же мечтает Дейзи?

– Она бы очень хотела отправиться с нами к пингвинам.

Я настолько ошарашена, что едва не опрокидываю бокал с хересом себе на платье, и поэтому поспешно ставлю его на столик.

– Но вы ведь не предлагаете?..

Он утвердительно кивает.

– Но Дейзи ведь еще не восстановилась после химиотерапии! Родители позволили ей погостить у меня только потому, что она ни в какую не принимала отказ, и даже сейчас они звонят ей практически каждую секунду. Они бы никогда не отпустили ее в путешествие.

Должно быть, Дейзи написала в «Загадай желание» сразу, как узнала о моем отъезде. Сэр Роберт говорит, что продюсер программы связался с ним как только получил письмо. Дейзи приложила к письму наш снимок, на котором запечатлены три человека: она, совершенно очаровательный, ребенок, больной раком, я, эффектная (по моему собственному мнению) старушка, и впридачу пингвин Мак, просто неотразимый малый. Такая гремучая смесь не оставила ведущего программы равнодушным. Он, второсортная телезвезда, фактически умолял сэра Роберта, звезду рангом выше, о помощи. Сэр Роберт, в свою очередь, тут же посоветовался с режиссерами и продюсерами обеих программ. Было решено, что Дейзи не только исполнит свою мечту, но благодаря своей очаровательной невинности и драматичной истории болезни, сможет тронуть зрителей до глубины души.

В тот же день телевизионщики связались с родителями Дейзи, Гэвином и Бет. Если бы речь шла о поездке в Антарктиду, они бы ни за что не согласились, но раз условия будут вполне комфортными, они пообещали подумать. Когда они узнали, что Фолклендские острова знамениты своим чистейшим воздухом, то начали таять. Когда их убедили, что Дейзи будет достаточно отдыхать, они были уже почти согласны. Затем врач дал девочке добро на путешествие. И разве она не заслужила отдых после всего, что ей пришлось пережить? Спустя двое суток раздумий, Гэвин и Бет дали свое согласие. Дейзи разрешили поехать с нами на Фолклендские острова, при условии, что один из родителей будет ее сопровождать.

Сэр Роберт излагает это все очень складно и быстро.

– Мне остается только спросить у самой Дейзи, хочет ли она поехать.

Когда я видела Дейзи в последний раз, она покатывалась со смеху и снимала Патрика на телефон, пока тот корчил ей дурацкие рожицы. Теперь в доме тихо, я полагаю, что девочка наверху, пишет письма родителям под чутким присмотром Эйлин. Я зову ее спуститься к нам.

Дейзи изумленно округляет глаза, когда видит сэра Роберта.

– Ты знаешь, кто это, Дейзи? – спрашиваю я.

– Да, это Роберт Сэддлбоу из телевизора.

– Сэр Роберт Сэддлбоу.

Я не позволю ей дерзить сэру Роберту, особенно учитывая то, что он собирается сделать для нее.

Ведущий пожимает девочке руку и говорит с ней серьезно, как со взрослой. Сначала он, как бы между прочим, расспрашивает Дейзи о ее доме в Болтоне и о ее увлечениях, затем аккуратно интересуется ее здоровьем. Дейзи начинает тараторить и выкладывает все. Она признается, что чувствует себя намного лучше, чем на Рождество, что у нее уже успело отрасти немного волос, что я сказала ей помнить о пингвинах и что пингвины помогают ей не унывать. Просто думать о пингвинах уже помогает ей выздороветь. Но если бы она смогла их увидеть, это помогло бы еще больше. Дейзи многозначительно смотрит на ведущего. Она очень проницательна для своего возраста.

– Что ж, Дейзи, думаю, что вы доказали свою преданность пингвинам. Я приехал, чтобы официально пригласить вас в экспедицию на Фолклендские острова, – заключает сэр Роберт. – Вы согласны?

Дейзи вскидывает руки вверх и так громко кричит, что я снова чуть не опрокидываю херес.

– ДА!

14

ПАТРИКБаллахеи

Я бы хотел просто валяться здесь и пялиться в этот огромный телевизор днями напролет, но, конечно же, Ее Королевская Деятельность не позволит мне этого. В перерыве между возней с Дейзи и поиском информации об отце в интернете, бабушка заставила меня помочь Эйлин с готовкой. Эйлин посмеивается надо мной из-за этого и похоже не понимает, что готовка – одна из немногих вещей, в которых я действительно что-то смыслю.

– Мой Дуг и близко не подойдет к кастрюлям, – замечает она, когда я завязываю один из ее кружевных фартуков. Вчера мы вместе ездили за покупками в Килмарнок, и мне удалось разжиться целым пакетом свежих продуктов. Я начинаю выкладывать их на столешницу.

Эйлин подозрительно рассматривает рис арборио, чиабатту и пармезан.

– Импортные продукты?

Неужели Эйлин почувствовала конкуренцию? Сама она чаще готовит традиционные блюда. Мясо и два вида овощей, хорошенько сдобренных солью и маринадом, овощи обычно жутко переваренные. Она заглядывает мне за плечо.

– Я уже рассказывала, как накормила рождественским ужином самого сэра Роберта, миссис Маккриди и всю свою семью?

– Рассказывала, Эйлин.

– И знаете, что сказал на это сэр Роберт?

Я знаю, потому что слышал эту историю уже как минимум дважды.

– Он сказал, что я знаю толк в пророщенных бобах! – с гордостью произносит Эйлин.

– Уверен, что это чистая правда.

Сегодня Эйлин ответственная за пудинг, поэтому она идет в другую часть этой роскошной кухни и перемешивает муку и сливочное масло для рулета с вареньем.

В кухню входит бабуля. Она держит атлас под мышкой и смотрит сурово. Мне всегда не по себе, когда у нее такой взгляд.

– На пару слов, Эйлин, если ты не против.

Бабуля кивает головой в сторону, и та следует за ней. Я слышу, как они шепчутся в соседней комнате. Страшно представить, что они задумали.

Мне не нравится оставаться в одиночестве, потому что в такие моменты меня охватывают мрачные мысли. Я все не могу выкинуть из головы своего отца, Джо Фуллера, «моего Энцо», как называет его бабуля. Она назвала так сына, потому что это было единственное итальянское имя, которое она знала в то время, кроме имени ее возлюбленного. Ага, бабуля может показаться ханжой, но ее прошлое полно пикантных историй. В пятнадцать лет у нее был роман с итальянским военнопленным, и в результате этого романа появился мой отец. Бабулины родители погибли во время бомбежки, а злая старая тетушка отправила ее в монастырь, где она жила с малышом Энцо и где ее заставляли мыть полы и заниматься стиркой как какую-то прислугу. А что же сами монашки? Они просто взяли и отдали ее ребенка бездетной паре из Канады. Когда бабуля об этом узнала, Энцо уже забрали у нее навсегда. Просто невероятно, что монашки могли сотворить с ней подобное. Не удивительно, что она стала такой.

Сегодня утром мне впервые удалось найти хоть какую-то информацию о приемной семье моего отца. Письмо, которое получила бабуля, было написано некой Сьюзан Варлок. Твиттер и Фейсбук такого имени не знали, но на сайте, посвященном генеалогии, мне удалось отыскать запись о Сюзан Варлок (уже почившей), которая жила в районе ВестРидж в Чикаго, и она подходила по возрасту. На сайте также была информация о ее детях. Я смог отыскать ее дочь на сайте «ЛинкдИн» – Дениз Перри (до замужества Уорлок) – и отправить ей сообщение. Позже она мне ответила. Сейчас Дениз живет в Ванкувере, откуда родом вся ее семья, и смутно помнит знакомство с моим отцом, когда они были детьми. Хоть кто-то его помнит!

Мы с бабулей долго молчали, когда я прочел сообщение. Нами завладели эмоции.

Теперь бабуля вернулась на кухню, я как раз нарезаю лук шалот.

– Патрик, – произносит она, сверля меня своим суровым взглядом. – Скажи мне, есть ли хоть малейшая вероятность, что ты вернешься на остров Медальон?

Тут и думать нечего.

– Нет.

Я больше никогда не увижу Терри. И Дитриха, и Майка. Они ни за что не примут меня обратно, после того, как я вот так их бросил, да я даже не смогу посмотреть им в глаза. Больше никаких пингвинов. Я сжег все мосты дотла.

Бабуля недовольно морщится.

– И каковы же, позволь полюбопытствовать, твои планы на будущее?

– Слушай, я сейчас не в состоянии думать о таких вещах, на меня разом навалились поиски сведений об отце, твой отъезд, Дейзи и все такое…

Она хмурит брови.

– Я чувствую определенную ответственность перед исследованием на острове Медальон, поскольку поездка в Антарктиду много для меня значит. И раз уж я отправлюсь в бесплатное путешествие на другой конец планеты и получу за это приличный гонорар от «Би-би-си», то продолжу спонсировать проект, пока будущее не прояснится. Сделаю я это ради Пипа, Терри, Дитриха и Майка, хоть он и не самый приятный тип.

Я пожимаю плечами в ответ.

– Как хочешь.

– А пока я попросила Эйлин забронировать тебе билет на самолет до Канады.

От шока я едва не отрезаю себе палец. Куски шалота разлетаются по столешнице.

– Что ты сделала?

– Во время моего путешествия по островам Антиподов с сэром Робертом ты полетишь в Канаду и соберешь там всю возможную информацию. Мне кажется, что нельзя ограничиваться постоянным поиском в Гугле. Кто-то должен отправиться туда лично и погрузится в прошлое, и чем раньше это произойдет, тем лучше. Снова мы с тобой окажемся в разных полушариях. Но сразу после этого ты поедешь на Фолклендские острова. Там ты сможешь присоединиться к нам с сэром Робертом и быть моим помощником. Уверена, сэр Роберт будет не против.

Я уверен, что он будет против. Но в слух я этого не произношу, а просто смотрю на бабулю с отвисшей челюстью.

Она наслаждается моим потрясением.

– Не мог бы ты вернуть свою челюсть на положенное ей место и продолжить готовить обед? Дейзи привыкла к тому, что еда готовится быстро.

Она разворачивается и выходит из комнаты быстрее, чем я успеваю что-то ответить.

В полном оцепенении я продолжаю резать лук. Я думаю о том, как прошлое моего отца преследует меня. Я хочу выяснить все подробности сильнее, чем когда-либо. Но теперь поиски начинают меня пугать, будто я персонаж фильма ужасов, которого нечто заманивает сквозь мистический туман на край обрыва. Впервые я думаю: «Погодите-ка, может быть, не стоит этого делать?». Бабуля очевидно уверена в том, что ее драгоценный сынок вырос замечательным человеком, но разве мне не известно обратное? Он как минимум был подонком. Разве этого недостаточно?

Все шкварчит на сковороде, пока Эйлин снимает с груши кожуру. Она показывает мне большой палец.

– Рейс забронирован.

Боже, как все быстро. Бабуля и Эйлин вместе – разрушительная сила. Не знаю, что сказать. Я не могу поверить, что мне снова придется отправиться черт знает куда. Меня бесит, что мне даже не дали возможности высказаться на этот счет. Бабуля настоящий тиран.

Кое-как я накрываю стол к обеду. Ризотто получилось отменным, а Дейзи особенно нравится чиабатта. Ее заинтересовало название, и она все повторяет: «шаббатта, шаббатта, шаббатта». Честно говоря, меня это порядком утомило.

Вдруг она замолкает.

– Патрик, тебе что – грустно? – спрашивает девочка, указывая на меня ложкой.

Мне не хочется отвечать «да», но отрицать это было бы откровенной ложью, поэтому я запихиваю в рот ризотто и издаю неразборчивый звук в ответ. Дейзи не знает, почему я вернулся. Ей сказали, что у меня небольшой перерыв в работе на острове Медальон. Ей невдомек, как сильно я облажался на этот раз.

– Иногда мне тоже бывает грустно, – произносит она. – У тебя ничего не болит?

Конечно, Дейзи грустит только потому, что ей пришлось пережить страшнейшую, непередаваемую физическую боль, которую не один ребенок не должен испытывать.

– Нет, Дейзи, – отвечаю я. – Ничего не болит.
 А затем добавляю: – По крайней мере, физически.

15

ТЕРРИОстров Медальон

Дитрих протягивает мне рисунок. Четыре веселых пингвина Адели красуются на листе, плавник к плавнику, у каждого на голове разные виды головных уборов: цилиндр, шляпка, берет и шапка с помпоном.

– Потрясающе! – говорю я. Дитрих такой талантливый. Если бы он не был пингвиноведом, то мог бы запросто стать иллюстратором детских книг. Все свободное время в полевом центре он проводит за рисунками для своих детей. Попрошу его отправить этот Дейзи.

– Один из них Пип?

– Возможно, но я так и не придумал, который – в цилиндре или в шапочке.

– Дети сами решат.

Я никогда не видела детей Дитриха, но Дейзи, с которой я познакомилась прошлым летом, показалась мне девочкой, имеющей свое мнение.

Мне сложно вспоминать прошлое лето и не думать о Патрике. Во время нашей поездки в Великобританию мы все время были вместе – когда ездили в гости к Веронике в Эйршир, навещали его друзей в Болтоне и мою семью в Хертфордшире. Мы были без ума друг от друга, и недели летели как в тумане. Мои родители не знали, что и думать о Патрике, когда только познакомились с ним, но я случайно услышала, как мама язвительно сказала папе: «Она с ним ненадолго». Как же меня злит, что она оказалась права.
 Вероника пообещала, что пока будет продолжать поддерживать наш проект, но, очевидно, наше будущее зависит от того, решит ли она спонсировать Патрика на его новом месте работы. Неопределенность легла на наши плечи тяжелым грузом. Даже у Вероники нет бесконечного запаса денег, и я понимаю, почему единственный оставшийся в живых родственник у нее в приоритете. Если бы только Патрик не покидал проект…

Дитрих все еще возится со своей иллюстрацией. Он внимательно ее рассматривает на расстоянии вытянутой руки, а затем подносит ближе.

– Как считаешь, может добавить больше деталей на фоне?

– Нет-нет, все идеально, – уверяю я друга.

Он благодарно улыбается.

– Тогда пойду отсканирую рисунок.

Когда он уходит в компьютерную комнату, я заметно грустнею. Дитрих счастлив, что скоро увидит свою семью, но у меня внутри зияет огромная дыра, оставленная Патриком. Мне приходится через силу вставать с постели, через силу завтракать, через силу разговаривать с Майком и Дитрихом. Я заставляю себя улыбаться, чтобы они не беспокоились обо мне и не думали, что я сдаюсь, чтобы знали, что мне под силам сохранить то, что осталось от нашего проекта.

С прошлого года все кардинально изменилось. Теперь корабль прибывает каждую неделю и привозит провизию нам и еще парочке отчаянных людей с близлежащих островов. Вместе с провизией на корабле прибывают толпы туристов, которые направляются в куда более благоприятные места, где можно насладиться дикой природой в относительно комфортных условиях. Они прибывают через Ушуайю, крайнюю точку Южной Америки, самый южный город на земле, чтобы исследовать наши Южные Шетландские острова и север материковой Антарктиды. Они проводят на острове Медальон всего пару часов, а затем отправляются дальше. Некоторые даже не выходят на сушу.

Дитрих планирует уехать и вернуться на остров на этом корабле. Он уедет на следующей неделе, и распорядок дня здесь снова поменяется.

– Не волнуйтесь, ребята, – сказал он вчера, когда мы мыли посуду. – Я собираюсь вернуться раньше, так что вам двоим не придется слишком долго держать здесь оборону. Меня не будет самое большее три недели.

Но эти три недели будут непростыми для нас с Майком. И довольно рискованными. Нас должно быть как минимум трое на острове на случай чрезвычайных ситуаций. И все же было бы неразумно пытаться найти кого-то еще сейчас, когда мы вообще можем вскоре закрыться. Тревога меня не покидает. Остается только молиться, что больше ничего дурного не случится.

Сегодня пасмурно, с неба падают небольшие гранулы снега, и он скорее скрипит, чем хрустит под ногами. Облака висят низко, и все, что я слышу – журчание талой воды под коркой льда. Большая тюлениха разваливается передо мной, когда я пробираюсь к колонии, ее огромное тело распласталось на земле, преграждая мне путь. Ее кожа сияет, а круглая милая мордочка повернута в мою сторону. Она смотрят прямо на меня, но не двигается. Мы обе знаем, что мы не враги. Ни одна из нас не собирается есть другую, мы не конкурируем за еду, партнеров или территорию. Есть лишь умеренное любопытство с обеих сторон. Я не испытываю к тюленям той страсти, которую питаю к пингвинам, но они тоже имеют полное право быть здесь, и иногда им приходится есть дорогих моему сердцу птиц, чтобы выжить. У меня нет неприязни к этому существу. Она пристально смотрит мне в глаза. Затем внезапно поднимает голову и издает оглушительный рев. Он нарушает тишину и заставляет воздух дрожать. Шум выводит меня из оцепенения, и на мгновение я задаюсь вопросом – а вдруг этот рев вырвался из моей груди?

Я огибаю тюлениху и продолжаю свой путь, переводя дух.
 В колонии я почти сразу нахожу Пипа. Он недалеко от того места, где я нашла его в прошлый раз, вовлечен в потасовку с другим пингвином. Они клюют друг друга и немного пихаются плавниками, но их борьба больше напоминает игривый флирт. Я проверяю метку второго пингвина и обнаруживаю, что это один из вчерашних приятелей Пипа. Сам Пип замолкает, когда замечает меня, и с любопытством тычет клювом в мою сторону. Несколько пингвинов подходят ближе и окружают меня со всех сторон, как они часто делают. Они ковыляют за мной, и я провожу их по кругу несколько раз, пока они не теряют интерес. Пип тоже уходит прочь, и я чувствую, как меня обжигает одиночество.

Я связываюсь по рации с Майком и Дитрихом и сообщаю им, что направляюсь в северную часть колонии, чтобы проверить Уголька. Важно, чтобы каждый из нас был в курсе передвижений остальных.

Поднялся сильный ветер, он свистит у меня в ушах, пока я карабкаюсь по скалам. Глыбы льда устрашающе переливаются бледно-синими и зелеными оттенками.

Уголек (необычный пингвин, покрытый с головы до ног черным оперением) и миссис Уголек (обычного окраса с белоснежной грудью и животом) отложили два яйца, но, как это обычно бывает, из того, что поменьше, никто не вылупился. Но выживший птенец и в одиночку не дает родителям заскучать.

Мы с Патриком видели Уголька в самом начале сезона, когда он только начал вить гнездо. Он неоднократно развлекал нас своими шалостями. Его сосед, крепкий самец, старательно выбирал камешки для своего гнезда, брал их один за другим в клюв и аккуратно укладывал в небольшое углубление в земле. Уголек поворачивался к нему спиной, изображая полное равнодушие. Но всякий раз, когда сосед отправлялся на поиски очередного камня, Уголек хитро ковылял к его гнезду, хватал один из камешков и уносил его в свое гнездо. Второй пингвин вообще не замечал, что, как бы усердно он ни старался, его гнездо, будто бы совсем не росло… в то время как гнездо Уголька становилось все больше и больше.