А между нами снег. Том 2

– Мурана и Белку, – ответил Олег Павлович.

– Белку, Белочку, – почти заплакал Павел Трофимович. – Из-за баб твоих я теперь страдать буду. Нет уж. Уволь меня, сынок! Больше я тебе не помощник.

– Ну тогда ты мне не отец, – воскликнул Олег Павлович.

– Ах не отец, – Павел Трофимович говорил громко, – ну и ты мне не сын!

Олег Павлович велел остановить карету, вытолкнул из неё отца. Тот бежал следом и умолял остановиться. Благо до дома оставалось пару вёрст.

Злой, замёрзший, раздражённый Павел Трофимович влетел в дом. Размахивая руками, кричал:

– Где этот сучонок?

На крик выбежал из комнаты Серж. Виновато опустил голову перед дедом и произнёс:

– В чём я виноват?

Но Павел Трофимович махнул на него рукой и повторил свой вопрос, приближаясь к комнате Олега. Долго стучал кулаком в комнату сына, но тот дверь не открывал.

– Чего ты буянишь, пропащая душа? Вы меня со свету сживёте, – причитала мать Олега. – Нет его дома, вместе с Иваном Григорьевичем отбыли только что.

Павел Трофимович сполз по стене, расставил ноги на весь коридор и завыл.

                                        ***

Мустафа прибыл на неделю раньше, чем предполагалось. Алима говорила Лиле, что это она послала за ним Поля.

За вечерним ужином Мадина ни слова не произнесла, она сидела, опустив голову.

Лиля же, наоборот, активно разговаривала с Мустафой. Рядом с Лилей сидел её сын Иван.

Как он изменился! Лиля не могла нарадоваться на него. Всё подсовывала ему сладости, гладила по голове. Мустафа позволил сегодня нежности. Так и сказал:

– Сегодня делай что хочешь, целуй, обнимай, даже при мне можно, а завтра забудь, он не дочка тебе.

Лиля кивала, благодарила и прижимала к себе сына.

– Душа моя, – Мустафа стоял перед Мадиной на коленях. – Я знаю, что тебе никогда не выплакать все слёзы о нашем сыне. Но я умоляю, прости. Мне без тебя очень плохо.

Мадина на мужа не смотрела, как будто и рядом его не было. Она держала на руках уже давно уснувшую Зейнаб. А потом повернула голову к Мустафе. Он заметил, как крупные слёзы потекли по её щеке.

– Душа моя, – прошептал он.

Мадина позволила себя обнять.

– Мне одиноко, – произнесла она еле слышно. – Твоя мать возомнила меня своим врагом. Прячет от меня сестру. Я так и буду всю жизнь сидеть и ждать, когда ты вернёшься, чтобы поговорить. Сначала меня покинул сын, потом надолго уехал ты, а теперь и Алима видеть меня не хочет. Как мне жить? Неужели моя судьба – уйти вслед за маленьким Мустафой?

Мадина разрыдалась, Зейнаб проснулась.

Мустафа отнёс дочь в комнату кормилицы и велел до утра её не приносить, а сам вернулся к жене.

Мадина продолжала плакать.

В объятиях мужа успокоилась нескоро. Тысячи слов любви шептал Мустафа своей жене. И с каждым произнесённым словом всё больше злился на мать.

Алима просила его зайти после ужина. Он знал, что разговоры с ней всегда долгие, поэтому решил перенести визит на завтра.

– Уахид, этнан, талята1, – Мадина загибала пальцы. – Я двадцать один день была без тебя. И все эти дни я лила слёзы, Мустафа. Только ты можешь пожалеть меня. Никто меня не любит, кроме моего сильного и справедливого Мустафы.

Мустафа прижимал к себе жену, а сам уже думал, что завтра скажет своей матери.

Алима встретила сына как всегда в своей комнате. Но разговаривать они ушли в другую, поскольку в этой комнате была и Лиля.

Она не понимала по-арабски, но Мустафа, кажется, уже никому не доверял.

Как только в кабинете закрылась дверь, он набросился на мать.

– Как ты могла заставить Мадину лить слёзы? Она только потеряла сына. Ты тоже должна потерять, чтобы понять её материнскую боль? – грозно спросил Мустафа.

– Материнскую боль… – Алима помолчала. – Когда Арби не стало, я чувствовала её, когда Вахида не стало, я чувствовала её. Твои братья даже «мама» не успели сказать, но моя боль была не меньше её боли. Я воспитала твою жену, не спала с ней ночами. Или ты забыл?

Мустафа смутился, но ночные слёзы жены не давали ему покоя, и он опять высказал матери:

– Ты мудрая и сильная, ты не имела права так обижать Мадину. Что мне теперь делать? Возить её и дочь с собой? Это опасно. Раньше я думал, что мой дом – это место, где нет опасности, зла, мести. Теперь я так не думаю. Немедленно разреши Лиле общаться с сестрой. Познакомить Мадину с сестрой и забрать её – это жестоко, умми.

Алима кивнула и вышла из комнаты.

Доказывать Мустафе, что Мадина пыталась отравить её, она не стала.

– На всё воля Аллаха, – прошептала себе под нос Алима.

Пока Мустафа был не в отъезде, Лиля переселилась в свою комнату. Араб опять не позволял видеться с сыном. Он вообще ходил теперь хмурым, и только когда находился рядом с женой – улыбался.

Как-то поздним вечером ввалился в комнату Лили. Его глаза горели в темноте.

– Тебя ищут здесь. Кто-то видел тебя в моём караване. Собирайся, завтра выезжаем рано.

Лиля, услышав, что её ищут, так обрадовалась! Сердце стучало бешено.

– Можно я останусь, Мустафа? – произнесла она.

Но Мустафа заорал громко:

– Собирайся!

Лиля не спала всю ночь, наутро в комнату вошёл Поль.

– Прости, – сказал француз, быстро сунул ей под нос флакончик с резким запахом, надел на голову мешок.

– По-о-о-о-ль, – прошептала Лиля и потеряла сознание.

Очнулась на земляном полу.

Сильно болела голова, ломило всё тело.

– Где я? – прошептала пленница.

– Мустафа-а-а-а-а, – послышался голос Поля, – она очнулась…

– Птичка моя, – ласково сказал Мустафа, ехидно улыбаясь.

Лиля вздрогнула. Он коснулся её лба рукой, провёл по щеке.

– Если мой брат станет твоим избранником, я буду огорчён. За все мои добрые дела Аллах послал мне ещё одну Мадину, и я готов взять тебя в жёны. Твой сын уже наравне с моими. Я буду любить его как родного.

Лиля нашла в себе силы и отползла к стене.

Мустафа тянул к ней руки и продолжал улыбаться. Поль стоял рядом и держал лампу.

– Не тронь, – еле слышно произнесла Лиля.

– Ну что ты, конечно не трону. Сейчас не трону. Станешь моей женой, и тогда у тебя не будет выбора.

Мустафа вдруг расхохотался. Поль тоже еле сдерживал смех.

Лиля испуганно смотрела на мужчин. Бежать было некуда, плакать бесполезно. Она закрыла глаза. Сжалась вся. Долго глаза не открывала, всё ждала, что Мустафа начнёт распускать руки.

Уже даже придумала, что если араб начнёт приставать, то укусит его за ухо, потом попробует договориться с Полем и убежит. Но надежды на успех было очень мало. Мустафа так и смеялся. Лиля открыла глаза.

Он вытер пот со лба, успокоился и вдруг приблизился к Лиле настолько, что его губы коснулись Лилиных губ. Лиля резко дёрнула головой. Мустафа схватил её за волосы.

– Мадина обожает так… – и опять засмеялся громко. А потом обратился к Полю: – Выйди!

Поль поставил лампу на пол. Лилино сердце сжалось.

Мустафа отодвинулся подальше.

– Ты не нужна мне, – сказал он, уже не смеясь. – Это я проверял тебя, насколько ты сильна духом. Ты смелая, но неуверенная. Красивая, но слишком доступная. Молодая и несчастная. Ты не догадывалась, почему ты тут?

Лиля покачала головой.

– Потому что тебя ищут. Ищут люди, которые хотели погубить твоего отца. Я спрятал тебя. Запретил Мадине и Алиме открывать двери.

Мой давний друг Али, торговец коврами, прислал письмо, в котором интересовался, не брал ли я тебя в свой караван. Али любит деньги. Он будет как ищейка вынюхивать тебя.

Орловский пообещал золотые горы. Все уже надеялись, что ни тебя, ни Ивана Григорьевича нет на свете. Прибрали к рукам всё, что было у твоего отца.

А твой брат, потеряв жену, совсем спился. Я ничего тебе не рассказывал раньше. Но дела плохи. Мне нужен твой отец. Он нужен живым. Но мои люди не могут найти его.

Я могу помочь ему, только оберегая тебя. Мне не нужен никто, кроме Мадины. В ней течёт кровь твоего отца. Я своих не бросаю.

Лиля совершенно запуталась. Услышав о том, что Павел потерял жену, переспросила:

– А что стало с Ольгой?

Мустафа пожал плечами.

– Я не знаю, мне неинтересно. Его дочь воспитывается у сестры Орловского в вашем Покровском. Всё остальное мне нужно выяснить. Когда ты была разговорчивой, сообщила, что твой отец у некой Авдотьи. Так вот там его больше нет. Он сбежал. А сама Авдотья больна. Она пьяна всё время. Я знаю только, что твой отец сбежал, подсыпав всем снотворное.

Лиля тяжело вздохнула. Вспомнила, что отец это же снотворное подсыпал в воду, когда она, Лиля, убегала с сыном.

– Я не могу его найти, – продолжал Мустафа. – Кто-то распустил слух, что ты была в караване. Я пока не знаю кто. Никто не должен знать, что ты у меня. Держи язык за зубами. Я не знаю, кому теперь доверять.

– А как же Алима? – поинтересовалась Лиля. – Она тоже в опасности.

Мустафа удивлённо посмотрел на пленницу, она продолжила:

– Алима была отравлена, я успела. Но если бы не Поль…

– Поль? – Мустафа нахмурил брови. – Поль? Тот, что сейчас держал лампу?

Лиля кивнула.

– Я жила в комнате Алимы. Вовремя дала ей противоядие, и она послала за вами.

– Кто это сделал? – Мустафа надвинулся на Лилю, вжав её в стену.

– Я не знаю, – прошептала девушка.

– Не ври мне, – закричал Мустафа.

– Я не знаю! Алима говорила, что это Мадина.

– Не-е-е-е-е-е-т, – Мустафа схватился за голову, – не-е-е-е-т… Моя мать любит меня и знает, что я люблю Мадину. Поэтому скрыла всё.

Пленница виновато смотрела на Мустафу. Она думала, что Алима всё рассказала сыну. А теперь Лиля подставила и мать Мустафы, и Поля.

Лиля слышала, как Мустафа незаслуженно наказывал француза. Потом обессиленного Поля принесли в ту же землянку, где сидела Лиля.

Всю ночь Поль стонал. Время от времени в землянку спускался замотанный во всё чёрное слуга. Его лица видно не было. Он выливал на Поля воду из огромного кувшина и уходил.

В землянке было сыро и душно. Дышать было тяжело. Лиля чувствовала, что ей не хватает воздуха. Её тошнило, продолжало ломить всё тело. Сначала она не подходила к Полю. Так и сидела на том месте, куда отползала от Мустафы.

А потом услышала, как Поль читает молитву на родном языке. Поднялась, подошла к нему, положила руку ему на лоб. Лоб мужчины до того был холодным, что Лиля одёрнула руку. Француз дышал громко, со стонами и продолжал шептать молитву.

Лиля встала перед ним на колени и тоже начала молиться. Утром тот же слуга, что поливал Поля водой, подошёл к Лиле и накинул ей мешок на голову.

– А Поль? – спросила Лиля.

Но араб ничего не ответил. Пленница спотыкалась, несколько раз упала на колени. Шли по каменистой дорожке поднимаясь вверх.

Когда с Лили сняли мешок, она осмотрелась.

Комната, в которую её привели, была так светла, что Лиля зажмурила глаза.

После тёмного царства в доме Мустафы, после тёмной землянки девушка отвыкла от яркого света. Глаза болели так сильно, что открывать их не хотелось.

– Птичка моя, – услышала она голос Мустафы, – я рад, что ты жива.

Лиле стало не по себе. «Я рад, что ты жива… – звучало у неё в голове. – Неужели должно было быть по-другому?»

– Чтобы привести тебя сюда, мне понадобилось вывезти всех слуг и моих помощников. Я боюсь предательства. Тот парень, что привёл тебя, сегодня же забудет об этом.

– Вы… – голос Лили дрожал. – Вы убьёте его?

Мустафа расхохотался. Его смех стал противен Лиле ещё вчера в землянке.

– Я никого не убиваю, Лиля, я отправляю на встречу с Аллахом. Все мечтают об этом. Я делаю это раньше, чем человек успеет согрешить, предав меня. Предательство – это грех. Я просто помогаю не согрешить.

– А Поль? Его тоже… – Лиля заикалась, еле произносила слова. – Его тоже на встречу с…

Мустафа перебил Лилю:

– Поль ещё нужен мне. Он хитрый, как и я. Кто из нас кого перехитрит, мне неизвестно.

Его жена – красавица! Она становится краше с каждым днём! У неё есть всё! И она, скажу тебе по секрету, о муже и не вспоминает. А он как олух ждёт встречи с ней. И они встретятся несомненно!

Верность европейских женщин будет перед Полем как на ладони. Если меня не станет, Мадина будет до конца дней оплакивать своего Мустафу и никогда не отдаст себя другому мужчине.

А жена Поля очень быстро о нём забыла. Мне жаль его. Он делает всё под мою диктовку и похоже стал прислуживать Алиме. Но и это неточно.

Моя мать никогда никого не брала в помощники. У неё не было исполнителей. Всё, что она творила в этой жизни, делалось только её руками.

Именно поэтому мне странно, как Поль мог стать её помощником? Когда я узнаю правду, а я её узнаю, то Поль будет наказан встречей с женой. Именно наказан, потому что лучшего наказания для него не найти. Смерть – это не наказание для него. А чтобы ты не проболталась, ты увидишь его нескоро. Поэтому…

И тут Мустафа заговорил по-французски. Лиля от неожиданности прикусила нижнюю губу.

– Я знаю всё, о чём Поль просит своего бога. Он думал, что я его не понимаю, бормотал всё время. Я всё понимаю. Мустафа умён, хитёр и прозорлив. От Мустафы ничего нельзя скрыть. И чем дольше скрывает человек своё истинное лицо, тем страшнее расплата. У меня с Орловским свои счёты, но я не хочу марать руки о его жизнь. Аллах предоставит мне другие руки. И этими руками будешь ты или твой отец.

Мустафа опять рассмеялся.

Последнее время Лиле стало казаться, что Мустафу словно подменили. У него очень изменился голос, манера общения. «Неужели смерть сына так повлияла на него?» – думала она про себя.

– Теперь ты будешь тут. В землянке такой птичке будет сложно. Есть хочешь?

Лиля покачала головой. Есть не хотелось, хотелось лечь, прижать коленки к груди. Тошнота не проходила.

Мустафа не сдержал обещание. Ночью Лиля опять попала в землянку. Там было темно и холодно. Поль всё ещё лежал на земле. Но речь его была уже более понятной.

Спрашивал у Лили, где она была, а девушка молчала. Прислушивалась к шорохам. Ей казалось, что за дверью кто-то стоит. Подошла к Полю, закрыла ему рот рукой и указала на дверь. Тот замолчал.

Четыре дня Лиля сидела в землянке. По утрам мальчик лет семи приносил для неё и Поля еду.

На пятый день этот же мальчик сунул ей в руку записку.

Лиля читала при свете тусклой лампы: «Потерпи немного, и я спасу тебя, моё сокровище. Только живи, живи для меня и не сдавайся. Я стану твоим Богом и твоим спасителем. Только дождись, дождись, дождись. Я брошу все цветы мира к твоим ногам, ты будешь сиять, и на твоих глазах не будет слёз. Ты навеки моя…»

Подписи к письму не было. Лиля перечитала несколько раз.

На следующий день еду принёс уже другой мальчик. Лиля почти ничего не ела, всё отдавала Полю. А он ел за двоих. Начал понемногу ходить. Правая рука у него просто висела, не двигалась. Поль очень страдал. Лиля молча переживала, а он постоянно стонал, плакал, даже просил задушить его ночью.

Лиле француз стал надоедать. Письмо она перечитывала в день по два-три раза. Послание было для неё уже молитвой. Выучила наизусть, читала на память и ждала, ждала…

Однажды Поль заметил, что Лиля читает, подошёл и выхватил у неё письмо. Лиля испугалась, начала умолять отдать его. Но Поль не отдавал. Он просто смеялся, кажется, голосом Мустафы.

Лиля плакала, просила никому ничего не говорить. Но Поль ничего в этом письме не понял. Оно было написано на русском языке.

Француз схватил её за руку и сказал:

– Читай по-французски, и я помогу тебе отсюда выйти.

Лиля посмотрела на Поля ненавистными глазами, выхватила письмо и с серьёзным видом начала:

– Я, Мустафа, клянусь всем, что у меня есть. Если мои пленники надумают бежать, я найду их и отправлю на тот свет. С сего дня приказываю сидеть тихо и не сплетничать. Без моего особого распоряжения никуда не уходить. Не кричать, не пугать стражников. Иначе перестану кормить.

На слове «кормить», Поль стал испуганно озираться по сторонам.

– Потише, – прошептал он. – Вдруг услышат и ужина не будет.

Лиля ликовала. У неё как будто появились силы. Резко пропало чувство тошноты. Ненадолго. Но стало легче и проще дышать.

– Не продолжай, – взмолился Поль.

Вечером, как ни странно, еду не принесли. И утром тоже. Француз, привыкший съедать двойную порцию, мучился от голода, а Лиля всё ждала, ждала, ждала посланника письма.

Глава 2

Алима ничего не ела. После того как Мустафа вывез Лилю в неизвестном направлении, стала бояться находиться в доме без сына.

Много лет не выходила из дома, только по своему саду гуляла. Но чувство голода привело её на рынок. Умми купила лепёшку, стояла в стороне от галдящей толпы и жадно ела.

Вдруг услышала разговор двух торговцев:

– Я был в том караване, видел только русского ребёнка.

– За неё дают большой выкуп. Русский коневод совсем сошёл с ума! Он хочет отдать столько денег за женщину. Я за своих и шерстинку барана не отдам.

Алима сразу поняла, что речь о Лиле, поправила платок, чтобы никто не заметил её, и побрела домой. Ей нужно было срочно связаться с Мустафой. Но он не сказал, куда отбыл. А его верные помощники не принимали ни писем, ни посланий.

– Бедная моя девочка, – шептала она, – какая судьба ждёт тебя?

Но ответы на свои вопросы Алима не находила. Стала запирать дверь на все замки, хотя раньше многими из них не пользовалась.

Ночью Алиме приснились её умершие дети.

Вахид и Арби в белых одеждах медленно шагали по пустыне. Они уже снились Алиме перед отравлением. Тогда её старший сын Арби, проживший всего два месяца, а во сне ставший высоким, сильным подростком, нашёптывал Алиме, что Мадина сошла с ума. Он узнал об этом от её сына Мустафы, который не так давно присоединился к своим дядям.

После отравления Алима не сомневалась в том, что это сделала Мадина. Но для чего это нужно было невестке-дочери, Алима не понимала.

А в новом сне сыновья звали Алиму к себе.

Они размахивали одеждами, как бабочки крыльями и пели ласково:

– Ум-м-м-м-ми, ум-м-ми-и-и-и-и…

Когда Алима проснулась, это пение ещё долго звучало у неё в голове.

– Как всё перемешалось, – шептала Алима, – как всё запуталось и стало невыносимым. Как плохо поступил Мустафа, забрав много лет назад тяжелобольного ребёнка, а потом и женился.

Алима намучилась с маленькой Мадиной. А теперь Мадина выросла и решила устранить свою свекровь, чтобы стать единственным словом для своего мужа.

Мустафа давно не прислушивался к советам матери, хотя она всегда оказывалась права. Но он совершал ошибку за ошибкой и гордился своими успехами и победами. Алима радовалась вместе с ним, но знала, что большинство ошибок он мог избежать, прислушавшись к ней.

– Эти чужеземки вскружили голову моему Мустафе, и если я не избавлюсь от них, они избавятся от меня.

Алима вдруг и Лилю перестала жалеть. Её сердце стала наполнять злость.

                                        ***

Еду не приносили вот уже третий день. Лиле стало казаться, что она умрёт в этом подземелье и больше никогда не увидит своего сына. Мысленно обращалась к Мустафе, чтобы тот не причинил Ивану боли. Молилась о сыне, отце, Олеге Павловиче и Ольге.

После того как она узнала, что жена брата умерла, всё время молилась о ней. Ей было жаль безумную несчастную Ольгу.

Лиля старалась вспоминать только хорошее из их жизни под одной крышей, и этого хорошего было больше.

Поль обессиленный лежал на земле. Всё время молчал. Лиля почти не спала. Чувство голода не приходило к ней, внутри была пустота и какая-то лёгкость.

Когда у Поля на четвёртый день начался голодный бред, он стал орать. Кричал громко, сжимался весь, а потом затихал ненадолго. В такие моменты Лиля думала, что он умер, подходила к нему, прислушивалась к дыханию.

Ночью как будто услышала шаги перед дверью. Звуки то появлялись, то исчезали. Сил подходить к кричащему Полю уже не было. Она просто лежала. И ничего уже не ждала. Слушала, молилась и не ждала.

Когда в землянку кто-то вошёл, она не сразу это поняла. Как будто сверху на себя смотрела. Кто-то связывал её руки и ноги, кто-то заматывал в кокон. Лиля лишь на мгновение увидела лицо того, кто всё это с ней проделывал. Оно кого-то напоминало ей, но… Вспомнить не удавалось.

Лиля пыталась, мысли были тягучими, соображалось медленно.

А дальше была монотонная езда, кажется, в повозке.

Лиля была замотана в ткань, двигаться было невозможно. Даже мычать не получалось.

Кто-то настойчиво через ткань гладил её тело, нежно водя руками вокруг груди, живота.

Остановки повозки стали частыми. Быстрая, невнятная арабская речь, возмущения, крики, потом спокойные разговоры. Это всё стало убаюкивать. И Лиля уснула. Очнулась от осознания того, что кто-то несёт её, всю замотанную, на руках. Потом ощутила под собой что-то твёрдое, холодное.

Арабская речь была тихой, уплывающей далеко. На её тело стало что-то падать. Земля!

Лилю бросило в холодный пот. Её решили похоронить заживо! Она хотела кричать, мычать, просить о помощи. Но голос пропал. Становилось всё тяжелее дышать. И она потеряла сознание.

Когда очнулась, почувствовала на себе чьи-то руки.

– Вот и всё, сокровище моё, ты навеки моя, навеки. Аллах помог мне спасти тебя.

Это был голос Зейдана. Он говорил то по-русски, то по-французски.

Лиля его не видела. Он ещё не освободил её от савана. У неё потекли слёзы, но сказать что-то по-прежнему не могла.

У Лили не было сил даже на улыбку.

Она не понимала, откуда берутся слёзы. Зейдан целовал её губы, руки, грудь.

– Сокровище моё, всё будет хорошо! Со мной ты в безопасности.

Лиля просто смотрела на него и не верила, что жива.

Зейдан поднял её на руки и куда-то понёс. Шли очень долго. Стала слышна арабская речь, Зейдан кого-то приветствовал. А потом Лилина спина коснулась простыни. Кровать была мягкой, почти воздушной. После землянки это казалось чем-то сказочным.

Она вдруг почувствовала себя принцессой. Зейдан продолжал целовать её. Потом ненадолго ушёл и вернулся с кувшином.

Из маленькой ложечки поил Лилю водой.

Лиля только сейчас начала ощущать, как она голодна. Воду Зейдан давал понемногу.

– Мой брат ответил за то, что забрал тебя у меня. Я просил его оставить тебя в покое, но он одержим местью, жаждой денег и любовью к своей жене. Кроме неё он не видит ничего вокруг.

Она его язык и руки. Всё, что она просит, он делает для неё. Если он выживет, то найдёт способ уничтожить меня. Но я верю, что Аллах на моей стороне, и мы с тобой будем счастливы.

Глаза Зейдана были какими-то безумными, как будто неестественными.

– Ты убил Мустафу? – голос Лили дрожал.

Она как будто и не говорила, а только лишь шевелила губами.

– Надеюсь, что да. Но лучше бы я проверил, теперь нам нужно побыстрее уехать далеко.

– Где мой сын? – спросила Лиля. – Где мой Ванечка?

Опять потекли слёзы.

Зейдан вытер их с лица Лили, поцеловал в лоб и прошептал:

– Он не нужен нам, ты родишь мне наших общих сыновей. Сколько ты хочешь? Пять? Шесть? И дочку, такую же прекрасную, как и ты.

Прости, что ты так много времени провела в землянке. Это из-за меня. Я не мог иначе. Теперь на твоём месте Мустафа. Только я забыл запереть его там. Но он без сил, и француз тоже скоро отдаст богу душу. Я тебя выкормлю, вылечу и сделаю своей женой. Ты будешь самым ярким сокровищем в моём саду, самым красивым цветком во всём мире.

Лиле стало страшно. Она думала, что это Мустафа морит её и Поля голодом, а оказалось – Зейдан.

«Какие они все жестокие!» – ужасалась она.

Оставаться с Зейданом не хотелось. О побеге не могло идти и речи. Девушка даже не знала, куда бежать, у кого просить помощи. Пока размышляла, как ей быть, Зейдан рассказывал об их будущем, о детях, которых Лиля родит.

– Мне придётся обрезать твои волосы, – произнёс Зейдан. – Я буду выдавать тебя за своего младшего брата. Ты должна будешь молчать. Ты будешь немым братом.

Лиля невольно коснулась своих волос. Так не хотелось расставаться с ними вновь.

– Пожалуйста, не нужно, – взмолилась она. – Отпусти меня, помоги найти сына и отпусти.

– А как же я? – удивлённо спросил Зейдан. – Я для тебя что-то значу?

Лиля посмотрела ему в глаза и прошептала:

– Я боюсь тебя…

Зейдан засмеялся.

– Я думал, что ты после той ночи возжелаешь меня. Ты же ничего не помнишь. А незнание порождает страсть. Я не воспользовался тобой в ту ночь, я хотел лишь подогреть в тебе желание. Ты же думала об этом?

– Не думала, – ответила Лиля, – я лишь молилась, чтобы бог простил мои грехи. В землянке мне было очень плохо. Я лишь подозревала, что беременна. Но ты развеял мои страхи, спасибо, что не взял грех на душу.