Свекольный квас

Цвет лица турка окончательно превратился в оливковый.

Борис строго глянул на дочь, а потом медленно, помогая себе руками, так, чтобы смысл каждого слова дошел до иностранца, ответил:

– Катерина у нас женщина взрослая, указывать ей, где и с кем жить, мы не в праве. Не принято у нас в России женщин под замком держать. Так что она решает сама. Раз собирается с тобой, значит ее воля такая.

– Вот и славно! – не выдержала Катя отцовского напора и, словно пытаясь защитить своего Ясина, торопливо подала ему шарф, шапку и встала между мужчинами.

– Спасибо, Борис эфенди. Я хороший, – по-детски заверил жених. Очевидно, ему было сложно подобрать другие русские слова, чтобы вместить в них смысл того, что он хотел сказать.

– Идите уже с Богом. – Галина тоже порядком устала от напора мужа, но она была уверена, что иначе нельзя и Борис ведет себя правильно.

Все ее страхи и метания как рукой сняло. Она вновь убедилась, что любовь любовью, а трезвый расчет и холодная голова – это лучшее, что есть в ее Борисе.

«Куда я без него? – думала она, засыпая после утомительного вечера. – Так бы и мыкалась, как Ленка. Интересно, она уже уехала?»

Елена

1.

В дверь позвонили.

«Кого в такую рань несет?» – подумала Лена, но послушно вылезла из-под одеяла, накинула халат и пошла открывать.

На пороге стоял мужик с белой накладной бородой, в красном зипуне и с хвойным веником в руках.

– А кто это тут у нас такой сонный? А стишок ты выучила? – намеренно распевным басом произнес он вместо приветствия.

– Леша, ты, что ли? – засмеялась Лена.

– Ага-ага, – пробасил он. – Вот букет тебе.

Он протянул ей сосновые ветки, на одной из которых болтался синий шарик. Лена с опаской взяла колючую икебану.

Из-за спины Леши показался Гриша.

– Гришка, это ты?! Приехал?! А я тебя завтра ждала! Что же вы стоите, заходите!

Мужчины ввалились в коридор, а хозяйка заметалась в поисках подходящей вазы для сосновых веток, но так и не нашла, поэтому второпях положила их на комод. Ей так хотелось обнять своего Геркулеса.

– А ты, небось, не помнишь? У нас же с тобой сегодня годовщина, три года знакомства. Вот я и поторопился, да еще Деда Мороза с собой прихватил. – Гриша, потирая озябшие руки, чтобы не обжечь холодом Лену, обнял ее.

– Помню, помню, Геркулес, – счастливо зашептала она ему в шею, а потом слегка отклонилась и громко крикнула:

– Леша! Раз ты уже на кухне, ставь чайник, доставай конфеты!

– Ах ты, девочка непослушная, старого дедушку работать заставляешь, – пробасил из кухни Леша, одновременно шумя водой и звякая чашками. – А мальчик Гриша заставил бедного дедушку в аэропорт ехать, встречать его на машине, понимаешь ли.

– Я так рада, что ты приехал! Наконец-то! – Лена продолжала стоять в объятьях и шептать.

– Теперь только вместе будем ездить. Только вместе, – вторил ей Гриша.

Наконец они разлепились и пошли к заскучавшему на кухне Леше, который меланхолично и демонстративно мешал сахар в чае, звеня по стенкам ложкой.

За эти три года, как раз с того момента, как случайно оказалась на заброшенном катере у воды, Лена стала частью большой тренинговой компании психологов, прошла несколько этапов обучения и теперь была незаменимым человеком в этой веселой и умной тусовке, имела даже сертификат коуча. А все потому, что влюбилась, причем не только в своего Гришу, который, ко всему прочему, был еще и кандидатом психологических наук, преподавателем вуза, но и во всех этих раскрепощенных и интересных людей. Они вели бизнес-тренинги для больших корпораций и тренинги саморегуляции для всех желающих.

Прежде чем стать такой же веселой, легкой и удивительно позитивной, ей пришлось самой пройти непростой внутренний путь, чтобы избавиться от страхов, комплексов и прочей мишуры, которой в течение жизни обрастает каждый человек. А у нее скелетов в шкафу было очень много, и если бы не Гриша и его компания, она бы на всю жизнь осталась прикована к своему довольно странному прошлому.

– Какой дома все-таки чай вкусный, не то что на юге. – Гриша с аппетитом пил из огромной чашки с оранжевыми цветами. – На Кубани чай не особо уважают, не то что тут у нас, на Урале.

– Как командировка? Нормально? – спросила Лена.

– Интересно было. Сама знаешь: проводить курсы повышения квалификации для психологов – это как занятия по прыжкам с парашютом для десантников.

– Мальчик Гриша устал и хочет баиньки, но злой Дедушка Мороз должен еще обсудить с ним расписание тренингов на январь, – встрял Леша. – Лен, тебя тоже включаем в программу с твоей танцетерапией. Планируем с 15 января начинать.

– Группа набирается? – поинтересовалась она.

– А то. У нас твоих клиентов «невыраженцев» и «мневсеравновцев» всегда хватает. – Леша стянул бороду под подбородок и пил чай, как нормальный человек.

– Не трогай моих несчастных с подавленными эмоциями. Сам знаешь, как им тяжело бывает, – засмеялась Лена.

– Как я люблю смотреть за твоими занятиями, – мечтательно вмешался в их разговор Гриша. – Ты такая красивая, когда танцуешь.

– У-у-у, голубки. Давайте расписание согласуем, и я поскакал. Кстати, бороду и шубу я у вас оставлю, вы мне ее на тренинг занесёте.

Все сложилось так, как и планировала Лена: перебралась в родной город, но и мечтать не могла о том, что жизнь повернется именно так. Три года назад она считала, что в свои 47 лет повидала в этой жизни все и ничего нового она ей не преподнесет, ничем не удивит, остается только тихо доживать свой век рядом с престарелыми родителями.

Но судьба посмеялась над этими рассуждениями, и вот теперь, в свои 50, она неожиданно переживает расцвет, хоть и поздний, зато яркий, необычный, просто феерический. У них с Гришей не так много денег, зато куча друзей и единомышленников.

Теперь на всех своих тренингах она рассказывала, что когда-то была богата, имела влияние на людей, которые действительно принимают решения в этой стране. Но это были самые ущербные годы ее жизни в мире притворства и страха, которые разрушают.

– Сейчас мне есть с чем сравнивать, и я счастлива без несметных богатств и частных самолетов на Мальдивы, – говорила она. – Никогда не гонитесь за чужой мечтой, подумайте, чего хотите лично вы. Грезы о богатых и щедрых любовниках навязаны. Может, вы всю жизнь мечтали ухаживать за лошадьми?

Одним из самых сложных вопросов, который ей пришлось проработать внутри себя, а потом раз за разом отвечать на него своим подопечным дамам, оказался вопрос о бездетности.

– А как вы можете быть счастливой, если у вас нет детей? – беспардонно спрашивали они, прикрывая свое любопытство сочувствующей интонацией и вольготно расположившись полулежа на ковре после занятий танцетерапией. Они были расслаблены и доверчивы, как дети. И как дети жестоки.

– Никто из нас не может сказать, каков на вкус ананас, если ни разу его не пробовал. Я не знаю, каково это – иметь детей, поэтому и не страдаю. И уже давным-давно отучила себя гнаться за чужой мечтой, и вам, уже в который раз, советую. – Лена отвечала с улыбкой в такой же расслабленной манере.

Ну а Геркулес на ее вопросы еще в начале отношений просто ответил:

– Какие глупости. Зачем, сама посуди, мне бы были нужны твои взрослые дети? А те, кто говорит, что женщина, не имеющая детей – это недоженщина, милости просим к нам на психологическую терапию. Им нужно с собой разобраться, а не к другим приставать с такими вопросами.

И Лена успокоилась. Она вообще стала очень спокойной. Спасибо Геркулесу.

– Как будем годовщину отмечать? – спросила она, когда Леша наконец-то напился чаю, составил расписание, оставил бороду и удалился.

– Есть одна идея. Но сначала надо маленько отдохнуть. Может, приляжем? Ты же только что проснулась, можно еще чуть-чуть поваляться. Пошли, – Гриша потянул ее за руку в спальню.

Идея у него оказалась, как всегда, безумна, но интересна. Никаких банальных роз, ресторанов или домашних романтических ужинов при свечах. Никаких денег на карточку или походов в баньку под шашлычок. Это было бы слишком плоско для Геркулеса.

– Я тебе костюм Снегурочки привез. Одевайся. Я договорился.

Лена привыкла не допрашивать своего возлюбленного, чтобы заранее выяснить суть сюрприза, поэтому чмокнула его и выскочила из кровати, в которой они продолжали валяться, хотя на улице уже давно стоял тусклый зимний день. Он словно из всех своих последних болезненных сил освещал дома, серый снег, голые деревья, мечтая только об одном, чтобы ему наконец на смену пришла веселенькая новогодняя иллюминация вечера.

Лена привела себя в порядок, накрасилась и облачилась в серебристый костюм. Гриша оглядел ее со всех сторон, цокнул и сообщил:

– Ну кто даст этой стройной и обворожительной Снегурочке полтос? 35 лет – максимум.

– А сам-то будешь наряжаться?

– Буду.

И Гриша натянул поверх джинсов и джемпера костюм, который оставил Леша.

– Я вызывают такси, едем в больницу, – сообщил он.

Лена давно ничему не удивлялась, уже три года как ей нужно было только одно – чтобы Гриша всегда был рядом, а что уж он там за очередную проделку придумал, ей было все равно.

– В какую больницу?

– В перинатальный центр, будем беременных и рожениц поздравлять.

– Это к Быстрову?

– А то! Он сегодня в ночь дежурит.

Быстров был заведующим отделением патологии беременных и лучшим другом Гриши. Уже в машине выяснилось, что психологам предстоит устроить для заскучавших в больнице будущих мам легкий новогодний переполох с подарками и играми. Как сказал Быстров, «чтобы роды легче прошли. А то они у меня совсем скуксились взаперти. Так что работай, Григорий, выполняй свой профессиональный долг».

Другая бы на месте Лены могла даже обидеться, что вместо романтического свидания ей подсунули работу, а потом еще и посиделки в ординаторской с компанией акушеров-гинекологов. Но только нынешняя Лена была совсем не такой, как раньше. За годы, проведенные в состоянии страха преследования, такая яркая жизнь на виду казалась ей самой лучшей.

– А давай возьмем с собой еще и краски, знаешь, бывают такие для тела, которыми аквагрим рисуют, – предложила Лена.

– А где возьмем? – без тени сомнения и лишних расспросов с энтузиазмом отозвался Гриша.

В этом и была прелесть их отношений: они полагались друг на друга полностью, не боялись, что кто-то начнет действовать неправильно, принимать ошибочные решения, поэтому не выпытывали планы, не задавали вопросов. Им часто приходилось прорабатывать это с клиентами, которые заранее думали, что будущее несет только негатив, поэтому надо его предотвратить. Чаще всего это выражалось в нервных восклицаниях, адресованных близким: «Ты что, с ума сошел? Не смей так поступать!», «А что будет, если?..».

Как же было трудно продираться психологам сквозь этот дремучий лес ужасающих фантазий о будущем, возвращать людей на поляны настоящего, чтобы они что-то делали сейчас, а не тряслись в бездействии и бессмысленных причитаниях и заклинаниях. Ведь предотвратить будущее нельзя, оно все равно наступит.

– У меня девочка одна занималась, она с аквагримом работает, сейчас у нее попрошу. Устроим с тобой картинную галерею, предложим женщинам разрисовать друг другу беременные животы. Это будет весело, им точно понравится.

В итоге Гриша с Леной не просто взяли краски, художница с аквагримом захотела поехать в перинатальный центр вместе с ними, чтобы раскрасить животы профессионально.

– Надо же что-то девчонкам в соцсети выкладывать, а это самое то, – весело заметила хозяйка красок.

– Жалко, на тебя у нас нет костюма, – сказал Гриша.

– У меня есть нос.

– Какой нос, Ксюша? – оживилась Лена.

– Клоунский, красный, на резинке. С какого-то детского праздника остался.

В общем, у уважаемого акушера-гинеколога Быстрова даже мускул на лице не дрогнул, когда на пороге приемного покоя перед ним предстали Дед Мороз, Снегурочка и женщина с клоунским носом. Дежурная неодобрительно смотрела в спины компании, когда завотделением повел гостей к лифту.

– Антисанитарию разводят, тоже мне, артисты. – Полная женщина советской закалки еле сдержалась.

В отделении патологии беременности в новогодние выходные находилось всего пять женщин, остальных отпустили домой к родным. Эта пятерка вызывала у врачей опасения, поэтому им не разрешили покидать стены больницы.

В столовой сидело четыре пациентки. Они ужинали, когда в дверях появилась живописная компания во главе с завотделением.

– Дамы, к вам в гости пришли наши хорошие друзья, – сообщил Быстров, который имел гипнотическое влияние на своих подопечных, его боготворили.

– Девочки! С Новым годом вас! – поздравила Лена в костюме Снегурочки.

Женщины смущенно переглянулись.

– Здравствуйте, – произнесла одна из них.

– Не смущайтесь, доедайте, мы вас подождем у медсестер на посту. Будет весело, – попыталась Лена навести мосты.

– О-хо-хо-хо! – пробасил Гриша. – Какие красавицы тут собрались! Дедушка Мороз вам подарочки принес!

Лед растаял, женщины заулыбались.

– А вы с нами чаю? – предложила одна.

– Борода мешает, – отшутился Дед Мороз, – да и Снегурочка моя растает. Может, Ириска? Хочешь горяченького?

Ириской Гриша назвал Ксюшу с носом.

– Я с вами, дедушка, – подхватила художница.

– А где Тахтачи? – спросил Быстров, оглядев компанию беременных, смиренно ковырявших ложками в студенистого вида каше, размешивая в ней масло.

– Она в палате, – отозвалась одна из женщин.

– Надо бы ее тоже позвать, – сказал завотделением и вышел.

Катерина, дочка Галины и Бориса, уже три года как носила турецкую фамилию Тахтачи. Екатерина Тахтачи. Они с Ясином ждали первенца, беременность оказалась сложной, поэтому Катя решила приехать под наблюдение врачей в Россию, да и к маме хотелось быть поближе. Она лежала одна в платной палате, Быстров вел ее беременность лично. Поэтому за спиной Катерины шептались, ревновали и завидовали. Женщины быстро разузнали, что она дочь влиятельных в городе людей, замужем за иностранцем. За ней приглядывали, подмечая все: одежду, выражение лица, манеру общаться. В столовую вместе со всеми Катерина не ходила, ела что-то свое, особенное, это тоже вызывало острые приступы неприязни. Примерно так же вели себя и медсестры. Ох уж эти женские коллективы!

Так что звать Тахтачи развлекаться с психологами совершенно никто не спешил.

Когда шумная компания уже весело сидела в фойе отделения на мягких диванах, выставив свои округлившиеся животы из пижам и халатов, а Ксения старательно выводила на них бабочек, цветы и младенцев, из палаты вышла Катерина.

Она рассеяно заулыбалась.

– Ой, а что это тут?

Гриша-Дед Мороз спохватился, он и не знал, что в палатах кто-то еще остался.

– Доченька, красавица, подходи! Тебя Дедушка Мороз пришел с Новым годом поздравлять.

Катя села на диванчик. Пациентки сделали вид, что не заметили ее появления.

– Аквагрим? Как интересно! Я тоже хочу.

– Надо очередь соблюдать. Ты последняя будешь, – мстительно произнесла будущая мама в голубой пижаме. Было видно, что она ждала от опоздавшей на вечернику ответной колкости. Но Катерина промолчала.

Снегурочка, то есть Лена, посчитала своим профессиональным долгом разрядить ситуацию.

– Ой, а у вас такое лицо знакомое! – радостно произнесла она.

Катя улыбнулась и неопределенно пожала плечами, эта смешная женщина была ей совершенно не знакома, ну а многие могли узнать ее по давнишней рекламе, когда-то висевшей по всему городу.

А Лена вдруг узнала в ней себя в дни своих мытарств: внешнее спокойствие и достоинство, которое прикрывает внутреннее смятение, ну и зеленый туман зависти вокруг.

– А давай, доченька, я тебе погадаю, – предложила она, искренне пожалев девчонку.

Компашка беременных оживилась, и опять мелькнул хвост мстительной зависти: как это так, им погадать никто пока не предлагал.

Лена взяла теплую руку Кати в свои, наморщила лоб, делая вид, что задумалась и изучает линии жизни, а потом загадочно произнесла:

– Вижу, будет у тебя здоровенький ребенок, спокойный и послушный. А когда вырастет, он станет… – Тут Снегурочка сделала театральную паузу: – …Президентом.

Катя засмеялась, и кто-то с дивана продолжил:

– …президентом Турции.

Уже в ординаторской, когда они пили чай с дежурным завотделением, Быстров заметил:

– А ведь пацан Тахтачи вполне себе может стать президентом корпорации. Она же дочь Галины Сергеенко, а как замуж вышла, так они бизнес расширили, теперь у них и в Турции несколько фабрик, там у них зять главный. До сих пор ума не приложу, зачем они ее к нам рожать отправили, вполне могли в Москву или даже в США.

– Ого, – только и сказала Лена.

Хоть она и жила теперь в одном городе со своей бывшей школьной подругой, отношения у них после той памятной встречи под Новый год так и не сложились, так что Лена не следила и не знала, что происходит в семье Галины. Она завертелась в своей новой жизни, с новыми друзьями и знакомствами.

А вот Галя, по своему обычаю, зациклилась. Она украдкой посматривала соцсети Лены, иногда раздосадовано поджимала губу, когда видела очередные фото то с тренинга где-то на Алтае, то с психологической сессии у подножия Кавказских гор. Ее раздражало смеющееся лицо бывшей подруги без косметики, с морщинками и веснушками, она их не стеснялась. И Галя получала очередной удар. Она стремилась всеми силами сохранить лицо, уже два года как делала уколы красоты и собиралась лечь под нож пластического хирурга, а Лена не следила за своей внешностью, но все равно оставалась очень привлекательной.

«Как всегда, вокруг нее мужики так и вьются», – с раздражением думала Галя, глядя на групповые фото школьной подруги.

А та продолжала увлеченно скакать, словно молодуха, на занятиях по своей танцетерапии и совершенно не замечать, что где-то тут, рядом с ней, живет ее бывшая подруга – обладательница немаленького состояния, устроительница благотворительных вечеров, владелица теперь уже международной корпорации.

Лена и знать не знала, что всего этого Галина добилась во многом благодаря главному топливу своей жизни – бесконечному соревнованию лично с ней. Странному забегу, в котором соперница даже не принимала участия.

Время от времени Гале приходили в голову странные мысли: а что если прекратить этот бессмысленный забег? Остановиться, начать жить только свою жизнь, тем более что она такая плотная и насыщенная. Но без невидимой тени Лены вся эта бесконечная внутренняя игра теряла для Гали смысл и жить становилось неинтересно.

Галина

1.

Огромный круизный лайнер подходил к берегам острова Сицилия.

Как гласила рекламная туристическая брошюрка, город-порт Катания украшают широкие бульвары, пышные парки и просторные площади. Заслуживает внимания и лабиринт улиц вокруг рыбного рынка под открытым небом, где «прилавки заполнены блестящей свежей рыбой и моллюсками», а в мясных лавках «товар выкладывают так, чтобы продемонстрировать: животные были забиты всего несколько минут назад».

От этих животноводческих подробностей Галину замутило. Она лежала в белом шезлонге на самой верхней палубе, снизу доносился монотонный шум моря, разбавленный кухонными звуками ресторанчика, находившегося палубой ниже: звякали вилки-ножи, несло жареной рыбой.

Она в бессилии опустила загорелую руку, из которой выскользнула и упала брошюра.

– Фу, больше не могу! Тошнит! – простонала она.

– Ты давай вставай. Скоро можно в город собираться, – бодро ответил Борис, делая вид, что не замечает хандры Галины.

За последние пару лет он покрылся благородной сединой, согнал живот и теперь выглядел гораздо лучше, чем пять лет назад, хотя годы шли вперед, и он вовсе не молодел. Борис знал, что нравится дамам, и впервые в своей жизни решил распробовать свои чары, распечатать, так сказать, ящик Пандоры. Примерная семейная жизнь, успешный бизнес теперь казались ему само собой разумеющейся деталью судьбы, словно не было тех лет, что он провел, стоя на рынке.

– Может, пойдешь в каюту полежишь? – с напускной заботой предложил он.

– А ты?

– Ну, я прошвырнусь. Сойду, так сказать, на берег. Мы тут стоять будем двое суток. Так что сегодня я могу один погулять, а завтра оклемаешься, пойдем вместе.

– Проводи меня только. – Галина неловко начала выбираться из шезлонга. В последнее время она слегка располнела.

Боря подал ей руку и резко выдернул ее из кресла, чтобы поставить на ноги.

– Осторожнее, а то меня стошнит прямо здесь.

Он отвел жену в каюту с видом на Средиземное море. Галина со стоном плюхнулась на кровать, свернулась калачиком, поджав колени к животу. Борис сделал над собой усилие, чтобы скрыть рвущееся наружу жизнелюбие, было как-то неудобно радоваться морю, солнцу и красивым девушкам, когда рядом стонет жена.

– Может, вызвать врача?

– Иди гуляй. Я завтра с тобой. Сегодня что-то нехорошо, – в подушку пробурчала Галя. – Если что, сама до медпункта доберусь, пока попробую выпить таблетку и уснуть.

Борис осторожно прикрыл дверь со страдальческим выражением лица, которое тотчас стерлось, когда он оказался в мягком свете коридора. Беззаботно закинув за спину парусиновый рюкзачок, он двинулся навстречу приключениям, которые готовил ему самый кровожадно-романтический остров. Сделав пару шагов, он вдруг остановился, крутанулся на пятках так, что чуть не слетели сандалии, и вернулся к двери каюты. Просунув голову в щель, он прокричал внутрь:

– Галя, тебе что-нибудь купить на берегу? Что-нибудь принести?

– Нет, не надо. Я завтра сама все, что хочу, куплю. Не беспокойся, спокойно погуляй.

И только после этого Борис окончательно глубоко и с облегчением выдохнул. Спустя 10 минут заглянул в лаундж-бар на палубе, выпил шот виски, подумал, выпил еще один, рассеянно глянул по сторонам, взял горсть орешков с барной стойки и, жуя на ходу, последовал к трапу. Можно было отправляться на берег, который так и манил седовласого и загорелого российского бизнесмена средней руки 53 лет от роду. Вполне возможно, он сошел бы за двойника или брата какого-нибудь местного воротилы мелкого клана: те же белые брюки слегка старомодного кроя, та же гавайская рубашка, золотая цепочка на шее и обручальное кольцо. Вид портил рюкзачок – это не по сицилийскому канону, так ходят только туристы.

Ну а Галя растроганно думала, лежа в кондиционированной каюте: «Какой все-таки Боря у меня заботливый. Повезло мне с ним». И, как всегда, привычный внутренний голос насмешливо подметил: «Ты тут лежишь, от морской болезни маешься, а он по Италии гуляет. Неудачницей ты была и осталась. Все нормальные люди жизнью наслаждаются, а ты тут стонешь. Вечно тебе не везет». И Галина привычно согласилась с этим голосом: «Да уж, куда мне». Знали бы ее многочисленные подчиненные и работники фабрик в России и Турции, дочь и иностранец-зять, да даже обслуга здесь, на лайнере, что она страдает от такого дикого комплекса неполноценности, они бы очень удивились. Даже Борис бы поднял бровь, он знал, что жене свойственно преуменьшать свои достижения, но не до такой же степени.

Галину опять замутило.

«Эх, сейчас бы свекольного кваса, мне бы полегчало», – вдруг вспомнила она давно забытый напиток голодных 90-х. У нее аж кисло во рту стало.

«Вот ведь мы жили, конечно. Мама как могла крутилась, царствие ей небесное».

Она редко думала о маме, которая ушла пару лет назад. А сейчас вот захотелось кваса.

«Я тоже всю жизнь кручусь, как ты, мама. – Галина гоняла мысли, вертясь на кровати. – Нам с тобой почти одинаковая судьба досталась. Только ты на заводе всю жизнь пахала, а я вот как влезла в этот бизнес, так и вылезти не могу, все время как белка в колесе: проверки, налоги, конкуренты, разборки, кризисы, кредиты, долги и должники. Вот знаешь, не были мы с тобой обе счастливыми. С папой тебе, конечно, повезло, мне с Борисом тоже, но разве жили мы хоть один день в спокойствии? Вот сейчас я тут в отпуске. И что мне от этого? Только тошнота одна».

Галине даже в голову не приходила старая присказка: «Не гневи Бога!». Она всегда жила с ощущением ущербности, какие бы подарки не преподносила ей судьба в виде успеха, хорошего мужа, удачной жизни детей, она этого искренне не замечала. Ей казалось, что где-то рядом у кого-то всё иначе, счастье сыплется бриллиантовым дождем, а она, Галя, как в школе, бедная и несчастная, стоит в сторонке и смотрит на этих избранных везунчиков.

Судьба не прощает таких неблагодарных. Этого Галина пока не знала, поэтому, повздыхав да повертевшись на белоснежных элитных простынях, в очередной раз позавидовала тем, кто спустился на берег солнечной Сицилии.

Среди них был и ее Борис. Слегка навеселе, он размашистой походкой решил дойти до местной достопримечательности – площади со слоном, где располагалась мэрия Катании, которую называли «слоновий дворец», а все из-за того, что на площади стоял фонтан со слоном из черной вулканической лавы, ведь город находится у подножия Этны.