Самый темный час

Я собираюсь выдохнуть, когда чувствую, что Ева отойдет от меня, но в этот момент в одном из шкафчиков раздается возня. Я быстро поворачиваюсь на источник шума, вскидываю винтовку и, утянув Мартин за спину, медленно подхожу к нужной дверце.

Что-что я там думал насчет того, что зараженные не могут прятаться за этими дверцами?

Но когда из шкафчика под громкое «Нейт!» вместе со швабрами вываливается долговязый темнокожий парень в джинсах и толстовке, я понимаю, что мои предположения все-таки были верны. Это тот самый таинственный друг, который помог Еве сбежать из полицейского участка. Честно говоря, я думал, он несколько… смелее и взрослее. Учитывая ту прорву зараженных, которая собралась там на «обед», мне представлялся бывший или действующий военный, не меньше. На крайний случай – офицер местной охраны. Но не тридцатилетний диджей радиостанции.

– Ой. Здрасти.

Боже, за что мне это?

– Это же он?

Возможно, Нейт думает, он хорошо скрывает свой вопрос, но у меня для него плохие новости: я все равно все вижу.

– Надо вернуться к станции и попытаться выйти на связь с отрядом… – говорит Ева, и я внимательно смотрю на нее в ожидании не самых лестных слов в адрес моих людей, – …его отрядом. Нужно вывезти из города выживших.

– Ага. Супер. Только я туда не сунусь. – Нейт тыкает пальцем в дверь. – Они там повсюду!

В этот момент на меня наваливается слабость вперемешку с раздражением.

Да вы издеваетесь? Мало мне было Мартин с ее «не пойду», «не буду», «я тебя ненавижу» и «вот тебе мой дробовик под нос», а теперь здесь появился и представитель группы «я лучше вернусь к своим швабрам». Если мне придется искать компромисс с каждым встречным выжившим, мы все останемся навечно в этом городе, пока нас не зальют напалмом.

Я подхожу к двери, внимательно прислушиваюсь к звукам и к интуиции, и обращаюсь напрямую к Еве, предлагая выдвигаться в коридор, пока по наши души не явились зараженные.

К счастью, сопротивлялся ее приятель недолго.

Аллилуйя, мать вашу.

Я отключаю светящийся шар, кладу его в карман пальто и, направив винтовку на дверь, первым выхожу из подсобки.

Мы быстро, но осторожно продвигаемся по коридорам. На удивление, на нашем пути не встречаются зараженные, но подобное везение, конечно, не длится долго. Я замечаю впереди угрозу, и мы втроем быстро прячемся в закутке.

Но через секунду я осознаю, что мы буквально прижаты друг к другу. Мартин утыкается носом мне в плечо, а Нейт сопит позади нее, явно желая уменьшиться в размерах еще сильнее. Я замираю, упираюсь затылком в холодную стену и стараюсь не обращать внимания на тот факт, что Ева Мартин в своем желании держаться от меня подальше оказалась настолько близко, что я опасаюсь опустить голову. Если наши лица окажутся рядом, мне такое испытание не удастся выдержать с достоинством. Поэтому я смотрю прямо перед собой, поверх растрепанной шевелюры Нейта, и очень надеюсь, что Мартин не слышит, как быстро колотится мое сердце.

Я почти не двигаюсь – только чувствую, как Ева поворачивает голову, и ее взгляд останавливается на моей шее.

Черт возьми, зараженные, а можно там бежать как-то побыстрее?

Но внезапно на меня накатывает смирение. Я чувствую тепло, исходящее от Мартин, и не ощущаю холода стены.

Черт…

Мой взгляд прикован к стене напротив. Все, о чем я заставляю себя думать – это топот зараженных в соседнем коридоре.

Один… Два… Три… Четыре… Пять…

Счет доходит до десяти, и шум, наконец, стихает – но не буря эмоций у меня внутри. Мы движемся дальше, и весь оставшийся путь я стараюсь не смотреть на Мартин и не вспоминать о том, как она поправляла кофту, когда вышла из закутка.

Ну их к черту, такие эмоциональные качели.

– Связи нет, – озвучивает свой вердикт Ева после осмотра панели управления.

Класс. А я надеялся никуда не уходить с этого завода. Здесь как минимум можно забаррикадироваться и ждать Фрэнка – это последний известный мне пункт, где мы можем встретиться без связи. А дальше придется рассчитывать только на мастерство Мартин в настройке какой-нибудь другой станции в городе. Если она есть, конечно.

К слову, у каждого Инспектора есть небольшой маячок, введенный под кожу, который помогает активировать сигнал SOS в случае атаки, но, боюсь, без работающей техники он бесполезен.

И вдруг я слышу от Евы про некую спутниковую станцию, которую они на пару с Нейтаном собрали полгода назад, чтобы…

Я недобро прищуриваюсь.

– …узнавать о визитах проверки заранее.

Так-так, Ева Мартин, нарушаем закон, значит. Причем, как всегда, с энтузиазмом.

– Но потом у вас обновилось оборудование, и мы перестали использовать станцию, чтобы нас не, кхм, линчевали.

Я закатываю глаза, но сдерживаюсь, чтобы не напомнить этой парочке про статьи из новых законов, согласно которым за такое их бы отправили в трудовой лагерь или сразу в тюрьму.

Мартин, конечно, не перестает меня удивлять. И еще больше меня поражает непосредственность, с которой она выдает всю эту информацию. Хотя, учитывая финал ее речи, бояться ей пока что нечего.

– Если доберемся до нее, я смогу подключить тебя к твоему отряду, – говорит Ева.

Ладно-ладно, пожалуй, я ненадолго перестану быть Инспектором и не буду ничего комментировать. Вместо этого спрашиваю:

– Насколько это далеко отсюда?

– В офисе нашей радиостанции, – отвечает Мартин. – Это ближе к центру и… в паре кварталов от площади.

А вот это новости неважные. Придется лезть в самое пекло.

Я подхожу к ним и скептически смотрю на обоих. Надеюсь, мы переживем этот самоубийственный поход.

– Так, Мартин, проверь свой дробовик и посчитай патроны. Нужно точно знать, какой у нас боезапас. А ты, – что-то мне подсказывает, у Нейтана было оружие, когда они с Евой покинули полицейский участок, и его отсутствие вызывает определенные сомнения, – один момент.

Пожалуй, оставлю пистолет при себе.

Я подхожу к пожарному щиту за спиной Нейта, сбиваю замок прикладом винтовки и достаю топор, а затем вручаю его другу Мартин.

– Но, ради бога, не заруби им себя и нас. Можешь бить рукоятью, если так будет удобнее.

Когда приготовления закончены, я еще раз проверяю комнату управления – вроде ничего не забыли, – смотрю на Еву и, поймав ее взгляд, киваю.

Пора.

Нам приходится попетлять по заводу, чтобы выйти незамеченными, но в итоге мы относительно спокойно добираемся до одного из аварийных выходов на улицу.

Не скажу, что скучал по солнечному свету – уж лучше бы тут было немного темнее. Видимость на улицах максимальная, но я надеюсь, это станет нашим преимуществом, а не возможностью попасть под внимание зараженных.

Нейт и Ева показывают кратчайший путь к радиостанции, но под угрожающий рык из соседних кварталов нам неоднократно приходится менять маршрут, чтобы избежать столкновения. Помимо критично зараженных я слышу редкие выстрелы со стороны площади и шум двигателя какой-то машины. Фрэнк это или нет, остается только гадать.

Несколько раз мы натыкаемся на убитых жителей, брошенные автомобили и кровавые следы около входных дверей домов – картина угнетающая. Несмотря на весь мой опыт и не первый прорыв зараженных на моей памяти, внутри меня закипает гнев. Людей и так осталось мало, а сколько их могло выжить, если бы один священник не решил, что способен исцелить… чем? Словом Божьим? Бред.

Даже наука до сих пор не может найти лекарство для подавления вируса на последней стадии. Было бы неплохо, если вместо расстрела мы бы просто вводили моментально действующий препарат. Хрен знает, в чем сложность создать хотя бы вакцину (при наличии иммунов с разными побочными способностями), но ученым явно виднее.

Так странно смотреть, как очередной город практически пал под натиском заражения. Еще утром тут кипела своя жизнь, пусть мне и сложно ее представить, потому что моя – это бронированный грузовик и проверки. А сейчас здесь носятся от дома к дому зараженные, и их толпа на одном из перекрестков перекрывает нам путь к радиостанции.

Мы незаметно забегаем в первое попавшееся здание – школу. Нейт бубнит, что мы можем пройти через нее и таким образом неплохо срезать путь. Я машинально тянусь за шаром в карман, но света из соседних кабинетов и редких окон вполне достаточно, чтобы двигаться дальше.

Что ж, при всем моем скептическом отношении к другу Мартин, этот план кажется неплохим до тех пор, пока мы не выходим в основной коридор. Даже при минимальном свете мы видим блестящую кровавую дорожку на полу, уходящую вдаль за поворот, разбросанные и разорванные учебники, ручки и карандаши вместе с несколькими порванными рюкзаками. Один из пугающих фактов критичного заражения: его стремительное распространение. Детей и персонал школы проверили в первую очередь, поэтому они успели вернуться сюда, чтобы…

Черт возьми.

Повсюду следы крови, но… тел не видно.

Я поворачиваюсь к Мартин и Нейту и прикладываю палец к губам.

– Смотрите под ноги, – едва слышно говорю я и тихо выдвигаюсь вперед.

Здесь столько разбросанных вещей, что заскрипеть чем-нибудь или наступить на что-нибудь хрупкое – раз плюнуть.

Мы доходим до поворота, сворачиваем за угол и натыкаемся на разорванное тело – или, скорее, части тела. Рука, плечо, проломанная грудная клетка… все остальное исчезло в неизвестном направлении. И самое ужасное в том, что это осталось от ребенка.

Я останавливаюсь. Да уж, о таких деталях на курсах боевой подготовки вам не расскажут.

– Что там? – шепчет Ева и выглядывает из-за моей спины. Увидев эту картину, она непроизвольно дергается в сторону, налетев на меня и Нейта.

– Мартин? – Я машинально поворачиваюсь, чтобы перехватить ее.

– Нормально… все нормально… – бормочет Ева, а Нейт, вот сюрприз, молча бледнеет рядом с ней, хотя мог завизжать, как Руби Род4.

Мы осторожно обходим останки и стараемся не наступить в лужу крови рядом с грудной клеткой.

Чтоб это все.

Но через несколько метров и еще один коридор Ева вдруг тихо говорит:

– Нет, я… я не в порядке. Пять минут. Пожалуйста. – Она указывает на дверь душевых с туалетом. – Пять минут, и пойдем дальше.

Как это не вовремя, конечно. Но я смотрю на ее побледневшее лицо, которое в тусклом свете кажется практически белым, и киваю.

– Хорошо. – Я медленно открываю дверь душевой и проверяю все кабинки и каждый угол. – Чисто.

Когда Ева заходит внутрь, я оставляю Нейта дежурить у двери, а сам занимаю позицию у пересечения двух коридоров.

Но проходит пара минут, и я слышу характерное рычание и топот – кто-то движется к нам мимо кабинетов. Коридоры практически голые, укрыться здесь негде. Можно, конечно, забежать в душевую к Еве, вот только вряд ли она это оценит.

– Стучи ей, – говорю я Нейту. – И приготовься.

Я сжимаю винтовку, надеясь, что зараженный где-нибудь свернет. Но нет – судя по звукам, он на всех парах несется прямо к нам. Похоже, наше незаметное пребывание в этой школе окончено.

Я резко шагаю из-за угла и снимаю зараженного точным выстрелом до того, как он дотянется до моей шеи. Но приглашение на «вечеринку» уже прокатилось эхом по коридорам и этажам.

Глава 6. Ева

Не думала, что меня может ожидать нечто потяжелее страха смерти, переживания за своих близких или гнева из-за смерти брата.

Но, оказывается, есть еще одно чувство: вина. Она душит меня и тянет вниз, и только присутствие Инспектора и Нейта не дает мне окончательно утонуть, погрузившись в моральное самоистязание.

Я стараюсь не представлять, во что святой отец превратил свой подвал, который мы обустраивали с единственной целью – сберечь больше запасов, гаджетов и оружия (на случай, если за нами придут инспекторские «линчеватели» или мародеры). Но в планах не было хранения там же группы зараженных.

Знаю, что должна бежать с моими спутниками дальше, петляя по коридорам завода и по улицам города – должна бежать и не думать об этом. Поэтому отвлекаю себя то осторожными перемещениями, то бубнежом Нейта (который, как старый дед, недовольно ворчит из-за «инсинуаций» Инспектора в его адрес после выдачи топора).

И если на заводе все было еще не настолько страшно, то на улицах ближайшие кварталы нас ждал настоящий ад.

Я стараюсь не смотреть ни на кровь, ни на убитых людей, но мозг все равно подмечает каждую деталь, под действием адреналина и переизбытка эмоций становясь как никогда внимательным. Сомневаюсь, что в ближайшее время мне грозит крепкий спокойный сон – с ним, я так думаю, можно в принципе попрощаться. Если, конечно, я вообще выживу.

Вскоре нам приходится срезать маршрут через школу, противоположный выход которой как раз открывает путь на улицу, максимально близкую к радиостанции. И только когда мы входим в здание, я впервые за все это время хочу броситься бежать прочь. Лучше длинная дорога, лучше через толпы зараженных, чем по пустующим коридорам, залитым детской кровью. Господи, помоги нам.

Несмотря на свое недавнее требование, я все равно стараюсь держаться ближе к Инспектору и заодно к Нейту. Из двух зол, как говорится, выбирают наименьшее, пусть в холодильнике я и выставляла Инспектора перспективой куда более неприятной.

– Смотрите под ноги, – шепотом указывает Инспектор, и только страх отделяет меня от того, чтобы передразнить его в ответ. Я молча иду дальше, огибая мусор, разбросанные предметы и кровь. Но на очередном повороте нас ждет то, от чего все внутри меня сворачивается в узел прежде, чем я вижу это своими глазами.

– Что там? – шепчу я, выглядывая из-за спины Инспектора, и секунду спустя дергаюсь в сторону, налетев на него и Нейта.

– Мартин?

– Нормально… все нормально…

Мое лицо становится таким бледным, словно кто-то прошелся по нему краской, в которую выбелены школьные стены. Я смотрю на все, что осталось от ребенка, и чудом умудряюсь удержаться на ногах.

Если бы не кратковременный шок, я бы упала прямо там. Следующие несколько метров я молча иду за Инспектором, но картинка перед глазами начинает медленно плыть, а ноги – сотрясаться от крупной дрожи вместе с остальным телом. Желудок постепенно сжимается, выталкивая застрявший ком вверх по горлу, а к носу подступает поток слез.

Нет, только не сейчас, только не здесь.

Но меня хватает еще на три метра, и тогда я понимаю, что вот-вот упаду в обморок.

– Нет, я… я не в порядке. – Мой взгляд цепляется за дверь с туалетами и душевой. – Пять минут. Пожалуйста. – Я указываю на табличку. – Пять минут, и пойдем дальше.

Понимаю, что момент неудачный, но если я не возьму короткую паузу, то не дойду до радиостанции, и Инспектору придется самостоятельно выпутываться из этой задницы. Окей, может, и не самому, а на пару с Нейтом, но я с трудом представляю этот броманс единым адекватно функционирующим организмом.

Инспектор лично проверяет все закоулки и, наконец, одобряет мой заход. Я прикрываю дверь, которая и без того держится на соплях, как салунная «шаталка» туда-сюда, подбегаю к одной из раковин, включаю холодную воду и зачерпываю подряд пару крупных горстей прямо в лицо, но пользы от этого почти нет. И в следующий момент я несусь в ближайшую кабинку с туалетом, падаю на колени перед унитазом и успеваю придержать волосы – какая романтика на одного. Как и вся моя жизнь, собственно.

Не знаю, сколько проходит минут прежде, чем я, смыв всю свою «исповедь», упираю бледное лицо в ладони и затихаю. Правда, ненадолго. Через секунду меня прорывает, и я начинаю сдавленно рыдать.

Как он мог? Как он мог так поступить? Со мной, с людьми, с городом? Как, уповая на бога, святой отец подписал всем смертный приговор? Мы же общались с ним и не раз, он казался более чем адекватным, а все, ради чего использовались защитные пластины в подвале, это хранение продуктов, оружия и гаджетов, за которые не погладят по голове проверяющие или просто заберут с собой. Это было убежище, а не начало конца для Форт-Коллинса. То, что я делала, было ради защиты города. А теперь… что теперь-то? Получается, это я всех убила? Это из-за меня город наполнился критично зараженными и разорванными телами?

Я рыдаю, и этому потоку нет ни конца ни края. Мне больно, обидно, страшно и меня душит чувство вины. Но разумная часть вовремя напоминает, что в городе остались выжившие и, если я прямо сейчас не поднимусь с пола и не вернусь в коридор, им никто не поможет. У части людей есть шанс спастись, поэтому, Ева Мартин, поднимай свою задницу и выходи отсюда. Потому что иначе…

Внезапно я слышу приглушенный крик из коридора и стрельбу.

Черт.

Неизвестно откуда во мне берутся силы. Я подрываюсь с пола, выбегаю из кабинки и проношусь мимо душевых, но до выхода не добираюсь. Кто-то невысокий приоткрывает дверь в коридор, заходит в душевые и, обойдя раковины, предстает передо мной.

Господи. Это же маленькая девочка. Лет десяти на вид.

– Помогите… – сипит она и протягивает руку. – Помоги…те… я…

Не договорив, она падает на пол. Я подбегаю к ней под грохот из коридора, опускаюсь на колени и проверяю пульс, но пальцы проваливаются в глубокий укус на шее, который я не заметила из-за воротника ее рубашки. И еще один укус на руке. И…

Девочка резко открывает почерневшие глаза, и тогда я окончательно убеждаюсь, что в ней не осталось ничего человеческого. Подскочив с диким рыком, она бросается на меня в единственном желании – вцепиться мне в горло. Вскрикнув, я заваливаюсь вместе с ней на пол и следующую пару минут просто пытаюсь выжить, отталкивая ее от себя.

Оказывается, после укуса зараженные обретают невероятную силу – даже такие маленькие, как эта девочка. Кровь из ее шеи пачкает мои руки, волосы, кофту, и я не выдерживаю, набираюсь сил, спихиваю ее с себя, а затем пинаю ногой в живот. Девочка отлетает назад и налетает затылком на торчащий из стены сорванный душевой вентиль. И только после этого затихает.

Я несколько раз всхлипываю, в ступоре глядя на ее мертвенно-бледное лицо с черными жилами.

Как же так… да как же так?

Но я опять заставляю себя подняться, стягиваю кофту и, оставшись в черном топе, подбегаю к другой душевой кабине, чтобы включить воду и начать смывать с себя чужую кровь. Волосы, кожа, одежда, идиотский электронный браслет – я отмываю дрожащими руками все, что могу. К счастью, на мне нет ран, и зараженная кровь не попала в организм.

Закрутив кран, я обхожу мертвую девочку, подхватываю дробовик у раковины, подбегаю к раздевалке и после ускоренных поисков надеваю спортивную куртку, которая принадлежала кому-то из футбольной команды. Быстро вытерев мокрые щеки, я возвращаюсь в коридор и вижу интересную картину: подбитый Инспектор и такой же подбитый и чересчур возбужденный всем происходящим Нейт.

– В порядке? – только и могу спросить я.

И без комментариев понятно, что на них напали. Вопрос лишь в том, успели ли их укусить или тяжело ранить. Я перевожу взгляд с Нейта на Инспектора (последнему хотя бы укусы не страшны) и тогда замечаю мертвые тела на полу. Мои брови подскакивают на лоб.

Это они вдвоем их всех уложили?

Глава 7. Аарон

В детстве я не сильно любил школу и ходил туда больше из желания потусоваться с друзьями. Порой я представлял, как было бы круто устроить какой-нибудь замес и сорвать уроки. Без криминала – просто немного веселья вместо скучных занятий и экзаменов.

Но я не думал, что много лет спустя буду стоять в школьном коридоре с винтовкой и стрелять по охраннику, учительнице и двум ученикам. Единственное, но существенное оправдание: все четверо критично заражены.

Я попадаю в секьюрити и в одного из школьников, но учительница успевает наброситься на меня в прыжке. Я удерживаю ее прикладом подальше от лица и шеи, но силы в ней, как в опытном рестлере. Удар о стену тоже не помогает: зараженная крепко держится за оружие и клацает зубами около моих ушей. Да, если меня укусят, я не заражусь, но вот с разорванной шеей мои шансы на выживание стремительно скатятся к нулю.

Где-то рядом Нейт орудует топором, отбиваясь от другого зараженного.

«Только не заруби меня!» – мелькает мысль, но секунду спустя учительница отталкивается от стены, и мы вместе летим на стеклянную перегородку, за которой находится школьный буфет. Она осыпается под нашим весом, и я приземляюсь спиной на бронежилет – ощущения, мягко говоря, не из приятных. Но откатиться не успеваю: зараженная наваливается на меня с удвоенной силой.

Перехватив винтовку одной рукой, я пытаюсь вытащить глок из поясной кобуры, но внезапно слышу удар топором по кости (радует, что не по моей). Учительница ослабляет хватку, я достаю пистолет, отталкиваю ее и стреляю ей в голову.

Прости, дорогая, но так близко находиться ко мне, пытаясь убить, и не умереть может только Мартин.

Я морщусь после удара спиной, приподнимаюсь и вижу рядом окровавленный топор и решительно настроенного Нейта, который дышит так, будто оббежал всю школу. Но и я сам выгляжу не лучше.

А этот «повелитель швабр» тоже умеет удивлять.

– Хороший удар, – хрипло говорю я и встаю на ноги. – Спасибо.

Я быстро осматриваю его (он побит, но, к счастью, не укушен), убираю пистолет, проверяю, не повреждена ли винтовка, и отряхиваю пальто от осколков. И только сейчас чувствую, как саднит лицо от порезов.

Черт возьми.

В этот момент из душевой появляется Ева Мартин. Я хочу как-нибудь съязвить, но мой взгляд падает на ее новую куртку.

Вопросы «Как?», «Откуда?», «Почему?» смешиваются у меня в голове, пока я больше, чем позволяют приличия, откровенно разглядываю ее – куртку, конечно же. Черная с широкими белыми рукавами, оранжевыми нашивками с гербом школы и порядковым номером. А Еве… идет.

– Отличная куртка, – выдаю я с максимально невозмутимым видом.

Но Мартин лишь изгибает бровь с немым вопросом: «Ты серьезно, что ли?»

Понятия не имею, что происходит со мной, ведь я отвык от такого… занятного вида. К реальности меня возвращает очередной топот зараженных.

Твою мать. Да сколько их тут?

– И, да, мы в порядке, – сообщаю я. – Нужно срочно уходить.

Мартин кивает, и мы бежим по коридорам к выходу. Я тоже не прочь вытереть кровь с лица, но времени нет. Мы преодолеваем несколько поворотов и забегаем в первое попавшееся помещение. Закрыв дверь, я прижимаюсь к ней спиной, упираюсь ногами в пол и держу винтовку наготове. И только сейчас до меня доходит, что это, мать его, медицинский кабинет.

Я внимательно прислушиваюсь к звукам снаружи и стараюсь не думать о больничной обстановке вокруг. Отсюда сложно посчитать, сколько зараженных гонится за нами, но явно не меньше восьми. Когда они оказываются напротив нашей двери, я замираю – стараюсь дышать как можно тише и смотрю в одну точку перед собой, чтобы в случае удара с той стороны не потерять опору и не отвлекаться на мысли о Мартин.

Нам везет (ну, хоть в чем-то) – зараженные с диким рычанием пробегают дальше, в один из соседних коридоров.

Я отлипаю от двери, поднимаю указательный палец вверх, а затем раскрываю ладонь, чтобы Ева с Нейтом оставались на месте, и подхожу к раковине смыть кровь и все прочее, что могло остаться после тесного контакта с зараженной. От воды на порезах лицо горит огнем, но, по крайней мере, я больше не похож на персонажа фильма ужасов (такая скромная надежда посреди всеобщего безумия).

Смыв кровь, я возвращаюсь к двери, и мы втроем ждем, пока стихнет хаос, вызванный выстрелами и грохотом падающей перегородки.

Но как же я ненавижу медицинские кабинеты в любом их проявлении. Разглядывание стены напротив мало помогает защититься от воспоминаний: в моей голове опять раздается выстрел и звучит собственный крик. Я почти физически ощущаю прикосновение Лоры к моему лицу и чувствую запах ее любимых духов. Еще немного, и у меня совсем поедет крыша.

Чтобы окончательно не провалиться в прошлое, я перевожу взгляд на Мартин.

Не удивлюсь, если и за это мне прилетит, но могу только глубоко дышать, как клаустрофоб, запертый в застрявшем лифте, и держать себя в реальности, глядя на Еву в этой широкой куртке.

Но все же я стараюсь смотреть на нее не так долго. Вскоре воспоминания отступают, и я вновь возвращаю взгляд на стену, но до деталей сохраняю в голове образ Мартин.

Наконец, ближайшие коридоры погружаются в тишину.

Я выдыхаю и киваю своим спутникам: пора.

Глава 7. Ева

Не будь я поглощена схваткой в душе, когда впервые в жизни была вынуждена убить ребенка, пусть и зараженного вирусом, я бы заметила, как Инспектор пристально смотрит на меня со стороны. Возможно, задала бы вопрос, мол, какого черта ему надо? Но я все еще перевариваю случившееся, и, наверное, это не самый своевременный процесс, который может стоить нам безопасности.

– Отличная куртка, – неожиданно говорит Инспектор.

Я с непониманием хмурюсь. Это какая-то шутка или что? Он серьезно? Знал бы Инспектор, почему я надела ее, может, тогда и не делился бы своим драгоценным мнением относительно моей одежды. Да и вообще, какая ему разница, во что я одета?