Самый темный час

Аргумент весомый, но мы спорим с Нейтом еще несколько минут, после чего он одерживает победу и предлагает выйти на связь с кем-нибудь городе. Я достаю телефон: сотовая связь не работает. Мы собираемся рвануть к радиостанции, но путь пролегает как раз через район с зараженными. И тогда я вспоминаю про одно место неподалеку и с неплохим радиоприемником. Старый городской завод.

Прикинув расстояние, следующие пятнадцать минут мы бежим переулками, стараясь не попадаться на глаза ни зараженным, ни выжившим (бог знает, успели их укусить или нет). В тот момент я не задумываюсь о безопасности выхода на связь с кем-то за пределами города и чем все может обернуться, если кто-нибудь из «больших ребят» узнает о вспышке заражения. Но потом вспоминаю про Инспектора и его «подтанцовку»: они наверняка успели связаться со своим начальством. Если это произошло, счет жизни Форт-Коллинса идет даже не на часы, а на минуты.

Проскочив в одну из старых лазеек, мы забегаем на завод. В свое время я проводила здесь много часов, когда занималась ремонтом техники или навещала дедушку, который трудился на производственном станке – поэтому, где находится комната управления, я помню отлично. Но, оказывается, помимо нас на заводе есть кто-то еще.

Прислушаться и понять, кто бегает по территории, я не успеваю: попетляв по коридорам, я несусь наверх и через минуту дергаю за нужную ручку.

Заперто.

– Эй! – я стучу ладонью по двери и для верности дергаю второй раз. – Откройте!

Может, замок просто заело и внутри никого нет?

Но я слышу движение, дверь открывается, и первое, что я вижу – дуло винтовки. Второе – лицо Инспектора.

Да вы, наверное, издеваетесь.

Руки и инстинкт срабатывают быстрее: я вскидываю дробовик и целюсь в мужчину, вновь испытывая прежнюю злость, словно весь мир и вспышка заражения разом перестали существовать.

Мы так и стоим, целясь друг в друга. Глупее ситуации, наверное, не придумать. Меня опять трясет от гнева, но, похоже, момент упущен, и я не уверена, что в самом деле готова нажать на спусковой крючок.

Но Инспектор медленно опускает винтовку – и так же медленно мои брови сначала сходятся на переносице (какого хрена он делает?), а затем поднимаются на лоб (это какая-то шутка?).

Нет. Кажется, он не планирует стрелять в меня, хотя я все еще целюсь в него и сверлю пристальным взглядом. Какой потрясающий карт-бланш. И рядом нет его волкодава, готового броситься на защиту своего подопечного. У меня есть все шансы спокойно вынести человеку мозг, а я…

Где-то вдалеке раздается приглушенный вскрик и грохот.

– Нейт? – зову я друга, не выпуская Инспектора из поля зрения, но ответа нет. – Нейтан?!

Тишина.

Я чертыхаюсь, резко опускаю дробовик, поворачиваюсь и никого не вижу. Да как так-то? Мы ведь бежали вместе!

– Нейт! – еще раз взглянув на Инспектора, я срываюсь с места и бегу на поиски друга – как раз на звуки недавнего шума где-то в глубине коридоров.

Я несусь вперед, но в конце одного из поворотов замечаю критично зараженных. Зарычав, они бегут в мою сторону. Я вскрикиваю, бросаюсь наугад к ближайшей двери и по пути путаюсь в собственных ногах, но кто-то рядом умудряется удержать меня, подхватив под руку, и затягивает за дверь.

А дальше – темнота. Хлопок. Рев зараженных за дверью.

Я тяжело дышу, то ли после бега, то ли от страха, достаю телефон и подсвечиваю окружение. К счастью, зараженных здесь нет, и это хорошая новость. Но есть и две плохих.

Первая: мы застряли в холодильной камере. Отключенной и просторной, но без ручки на двери, и отсюда не выбраться без посторонней помощи.

Вторая: со мной бежал не Нейт. Это был Инспектор. И теперь мы вместе заперты в одном помещении, где, с большой вероятностью, умрем.

Не так я планировала встретить свою смерть.

Я еще крепче сжимаю дробовик, опустив его дулом вниз, и, пристально глядя на Инспектора, на всякий случай отхожу от него на пару шагов. Мало ли что взбредет ему в голову. Правда, не знаю, что может быть хуже того, что есть.

Опять смотрю по сторонам.

И как отсюда выбираться?

Глава 3. Аарон

Странные ощущения.

Мне редко доводилось стоять лицом к лицу с незараженным человеком, который всей душой желает меня убить. И в этот момент перед моими глазами не проносится вся жизнь и мне не хочется в ту же секунду нажать на спусковой крючок, чтобы защититься. Вместо этого мне как-то грустно, что по факту в нынешнем мире при встрече со мной большая часть людей хочет всадить мне пулю в лоб. А раньше все было иначе – в допандемийные дни, когда я работал спасателем, и мое появление вызывало совершенно другую реакцию.

Я не собираюсь стрелять в Мартин. Да, ее глаза вспыхивают от злости и прожигают меня насквозь так сильно, что за моей спиной явно останутся две обугленные точки. Но что-то мне подсказывает, она не из тех, кто может взять и выстрелить в человека – даже в того, кого всеми силами ненавидит.

Надеюсь, я не ошибаюсь.

Мартин, Мартин… что же я тебе сделал?

Скорее всего, приказал убить кого-то из ее критично зараженных родных или любимых, но я никак не могу вспомнить деталей.

Я медленно опускаю винтовку. Если я не прав, и Ева воспользуется паузой, чтобы выстрелить, мне почему-то совершенно все равно. Фрэнк бы точно меня за такое по голове не погладил, но его рядом нет, и пока неизвестно, остался ли он в живых после битвы на площади.

Однако мой шаг к миру дает интересный результат. Мартин довольно забавно меняется в лице, а я чувствую порыв сделать то, чего не делал уже очень давно (и, возможно, при всем старании у меня это и не получится): я… хочу улыбнуться.

Я собираюсь открыть дверь пошире и впустить ее в комнату управления, но в этот момент Мартин начинает кого-то звать. Видимо, своего друга, которого, как я вижу, за ее спиной нет.

Она кричит «Нейтан!» еще раз, а затем все происходит настолько быстро, что в первые несколько секунд я не успеваю понять, что случилось. Вот Мартин опускает дробовик, оборачивается – и вот ее нет, а я слышу быстро удаляющиеся шаги.

После небольшой паузы я хватаю рюкзак и выбегаю за ней.

Ну вот куда ее понесло?

Конечно, правильнее было бы остаться в комнате управления, попробовать связаться с Фрэнком и дождаться его прибытия, но, похоже, я далеко не образец благоразумия.

Я догоняю Мартин, когда она замечает зараженных и летит к ближайшей открытой двери. Честно говоря, не ожидал от нее такой ловкости. Но как-то ведь Мартин сбежала из участка? А там уже была целая вечеринка укушенных. Может, у этой девушки есть особый талант избегать зараженных? Но вскоре эта теория терпит крах.

Ева спотыкается, я подхватываю ее и тяну за ближайшую открытую дверь. И только потом понимаю, что это гребаный холодильник и отсюда хрен выберешься.

Твою-то мать.

Я слышу, как зараженные ударяются в дверь, скребутся и приглушенно рычат.

Блеск.

Ева Мартин не целится мне в лицо (спасибо и на этом), но все равно отходит на пару шагов.

Я смотрю по сторонам: итак, мы застряли в наглухо закрытом помещении, где слишком темно, и я ориентируюсь больше на слух. И еще эти непонятные ощущения, будто мне слегка обжигает щеки… Может, Мартин обладает какой-то способностью и вот-вот выжжет своим взглядом мне на лице слово «Убийца»? Ну, то, которым она кинула в меня на площади.

Ладно. По крайней мере, с темнотой я точно могу справиться.

Я достаю из кармана пальто полупрозрачный шар, который захватил из грузовика, крепко сжимаю в руке, пока он не начинает испускать теплый свет, а затем осторожно подбрасываю вверх. За секунды яркость света увеличивается, и шар зависает в нескольких сантиметрах над моей головой. Отличная разработка, созданная для освещения небольшого пространства.

Наконец, я могу оценить окружающую обстановку: по периметру стоят полупустые металлические стеллажи, а у противоположной от входа стены до самого потолка нагромождены деревянные ящики – но чего-нибудь, похожего на выход или хоть какой-то пульт управления (ну, а вдруг), не видно.

Я осматриваю Мартин с головы до ног быстрым взглядом, чтобы убедиться, что у нее нет ранений или укусов. Заражение я бы почувствовал, но лишний раз проверить не помешает.

Кажется, все в порядке, но я решаю заговорить, чтобы мы не стояли здесь, как два истукана, в напряженной тишине:

– Ты как, Мартин? Не ранена?

В конце концов, повреждения могут быть скрыты, и мне бы не хотелось узнать о них в самый неподходящий момент.

Ева хмурится, будто размышляет, отвечать ей на вопрос или сразу послать меня в задницу, но затем коротко мотает головой: нет, не ранена. И, по всей видимости, не укушена. Но осмотреть себя она вряд ли даст.

Я пожимаю плечами и киваю. Устраивать тут детальную проверку я не планирую, а у Мартин и без того в руках находится заряженный дробовик, да и окончательно портить с ней отношения не хотелось бы.

Проходит еще одна длинная пауза, и внезапно Ева спрашивает:

– Что там произошло? Откуда зараженные?

У меня так и чешутся руки сделать что-нибудь – да хотя бы разобрать эти ящики за моей спиной в поисках выхода, – но вместо этого я задумчиво смотрю на одну из металлических полок, а затем на Мартин.

– Священник. Похоже, он держал критично зараженных в подвале церкви, причем в большом количестве, и сам от них заразился. А потом зараженные вырвались на площадь. Понятия не имею, почему дроны их сразу не засекли. Ты знала его? Замечала что-нибудь подозрительное за ним в последнее время?

Ева молчит, бегая задумчивым взглядом по полу, а потом неопределенно мотает головой.

– Его весь город знал, – бормочет она. – Но мы… не так часто пересекались. – Мартин некоторое время пребывает в своих мыслях, но затем шагает в мою сторону и спрашивает, пристально глядя мне в глаза: – Вы успели послать сигнал тревоги в другой город? Кто-нибудь за пределами Форт-Коллинса знает о том, что случилось?

Я не спешу с ответом. Все-таки эта информация касается только меня и Фрэнка, но я понимаю, почему Мартин задает этот вопрос. Да и в сложившихся обстоятельствах я тоже могу стать целью для удара напалмом, которым непременно зальют весь Форт-Коллинс, когда узнают о вспышке заражения.

– Нет. – Я мотаю головой, и странное чувство неловкости из-за близости Евы начинает доставлять дискомфорт. Не то чтобы я вообще не общался с женщинами после… Лоры. В нашем отряде много женщин-военных, да и по работе мне часто приходится с ними пересекаться. Но почему-то сейчас, в этом чертовом холодильнике, наедине с девушкой, которая, скорее всего, до сих пор хочет меня убить, я чувствую себя, как школьник. – Хотя не уверен. – Я хмыкаю. – Глава команды зачистки мог доложить о прорыве, но мне об этом неизвестно. Похоже, что-то произошло со связью. Я не смог дозвониться до отряда и выдвинулся сюда. Кстати. – Я внимательно смотрю на Еву, но она теряет всякий интерес к этому разговору и принимается методично осматривать ближайшие полки и стены. – Как тебе удалось выбраться из участка? – Я молчу пару секунд и продолжаю: – Я пошел туда за тобой, но… видимо, опоздал.

Мартин замирает, перестает водить руками по полкам и стене за ними и оборачивается с таким лицом, словно услышала либо самую невероятную чушь, либо нечто настолько абсурдное, что не может уложиться в ее системе координат. Как если бы ей сказали, что за ней туда отправили табун единорогов или что с неба спустился легион монашек в цветастых мантиях.

Она смотрит на меня, но уточнять или развивать эту тему не собирается. Лишь отвечает короткое:

– Друг помог.

Мартин продолжает изучать помещение, но мне по-прежнему не по себе от ее взгляда. Я вовремя вспоминаю, что у нее в руках заряженный дробовик, и удерживаюсь от произнесения вслух имени «Нейт» и других комментариев о ее таинственном друге. Но и совсем промолчать (что было бы самым правильным решением) я не могу. Если честно, не помню, чтобы вообще когда-нибудь столько говорил. Даже Фрэнк не слышал от меня так много за время нашей работы, как Мартин за эти две минуты. Но я просто не могу остановиться.

– Понятно, – коротко отвечаю я и поворачиваюсь к ящикам.

Внезапно в углу холодильника звучит грохот: кажется, Мартин зацепила что-то в полумраке и с тихим «ай» уронила это на пол. На дверь холодильника с другой стороны тут же бросаются зараженные, но и без их присутствия понятно, что выбраться отсюда обычным способом не получится. Я выдыхаю и снимаю внушительного размера ящик с верхнего яруса.

Очень надеюсь, что, пока я занят этим увлекательным делом, Ева не выстрелит мне в спину.

Глава 3. Ева

Прекрасно. Я заперта в безвыходной коробке с человеком, которого почти убила на городской площади – или была готова убить, сейчас уже не суть.

Я стою и пристально смотрю на него, ожидая, наверное, чего угодно, и большинство из этих «демонов» дорисовывает мой собственный мозг, подпитанный болью и чувством невыносимой злости. Но я вынуждена отвлечься: необходимо найти выход, иначе я сдохну здесь с тем, с кем меньше всего хотела бы оказаться в одном помещении и в таких «сказочных» условиях.

– Ты как, Мартин? Не ранена? – спрашивает Инспектор.

Ну и зачем? К чему эти вопросы? Ах да, он же явно опасается, что я заражена и вот-вот перегрызу ему глотку, как только превращусь в одного из оголодавших монстров за дверью. Но нет, не надейся, господин Инспектор, если понадобится, я прибью тебя и без помощи вируса.

Я хмурюсь, придумывая ответ пожестче, но связная речь мне сегодня не подруга, или у меня просто нет желания отвечать этому типу. Поэтому я отделываюсь коротким кивком. Нет, не переживай, я не укушена и не задета – разве что твоим присутствием здесь. Но с этой болью я как-нибудь справлюсь.

И все же что-то удерживает меня на месте. Я продолжаю смотреть на Инспектора, то ли ища в нем ответы, то ли раскаяние, то ли черт знает что. А затем вдруг спрашиваю:

– Что там произошло? Откуда зараженные?

Оказывается, этот вопрос беспокоит меня гораздо сильнее собственных ран из прошлого, и настоящее может быть не менее дерьмовым, чем то, что случилось год назад – потому что сейчас, как и тогда, я могу потерять родных людей.

– Священник, – отвечает Инспектор, и я с непониманием искривляю брови.

При чем тут священник?

– Похоже, он держал критично зараженных в подвале церкви, причем в большом количестве, и сам от них заразился.

Все, что он говорит дальше, смешивается для меня в одно звуковое пятно, а картинка, если бы не была такой темной и мрачной, расплылась бы прямо перед моими глазами.

Черт. Черт возьми. Черт его возьми.

«Понятия не имею, почему дроны их сразу не засекли».

Я едва не задыхаюсь от осознания всей правды, которая постепенно ложится на меня чугунным одеялом. Нет, не может быть, не может этого быть.

Мой взгляд мутнеет. Дышать в два раза сложнее. Наверное, так ощущаются на вкус отчаяние и осознание собственной вины, потому что я знаю ответ на вопрос Инспектора. Знаю, но не спешу делиться им, потому что сама еще не поняла в полной мере.

Все же хорошо, что здесь темно. Иначе Инспектор увидел бы тридцать три оттенка моего шока и ступора.

Замечала ли я что-нибудь подозрительное за священником?

Я молчу, бегая растерянным взглядом по полу, будто ищу новую порцию ответов или отверстие для побега. Но бежать некуда. Вот она, расплата, Ева. Ешь, не испачкайся.

Чтобы не затягивать паузу, я отвечаю:

– Его весь город знал… но мы… не так часто пересекались.

Я проваливаюсь в мысли о дронах и подпольном убежище в церкви, историю создания которого знаю на ура. И этот поток утягивает меня все глубже, словно болото. Чтобы не утонуть в нем, я собираюсь с мыслями и силами, шагаю к Инспектору и, пристально глядя ему в глаза, задаю один из самых важных вопросов:

– Вы успели послать сигнал тревоги в другой город? Кто-нибудь за пределами Форт-Коллинса знает о том, что случилось?

– Нет.

Я облегченно выдыхаю…

– Хотя не уверен.

…и опять замираю. Но затем Инспектор вносит пояснения, которые дарят мне немного надежды, что еще не все кончено.

Перестав его слушать, я переключаюсь на поиски выхода – роюсь на ближайших полках, осматриваю стены, но, увы, на них нет ни намека на дверь, люк или панель управления. Наверное, здесь не было предусмотрено плана на случай, если кто-нибудь окажется внутри и не сможет выйти. Но… это странно. В конце концов, всякое могло случиться.

– Кстати, – продолжает говорить Инспектор.

Да что с ним такое? Откуда это желание поболтать с человеком, который, простите, пытался его убить?

– Как тебе удалось выбраться из участка?

Ой, да отстань же ты от меня. Может, еще костер тут разведем и предадимся увлекательным историям? Я тебе совсем не друг и не хороший знакомый, я не желаю с тобой говорить – даже быть рядом, находиться поблизости от тебя настоящая пытка. Я еле сдерживаюсь, чтобы не вынести тебе мозги или хотя бы не избить, насколько хватит сил. Черт знает, какая у тебя подготовка, но я женщина и могу быть опасна в гневе, так что лучше не шути со мной.

Дробовик тем временем находится в свободной руке. Это не очень помогает поискам, но хрена с два я отпущу его.

Я не отвечаю, и Инспектор пользуется этой паузой, чтобы добавить:

– Я пошел туда за тобой, но… видимо, опоздал.

Он сделал… что?

Я перестаю водить руками по полкам и стене и оборачиваюсь к Инспектору с выражением лица, какое вряд ли смогу повторить в другой ситуации. Мои глаза округляются, и я хмурюсь. Такое молчаливое «Что за чушь?». Да нет же, он либо бредит, либо решил напоследок выдать мне эту историю. Только непонятно зачем. Зачем это придумывать? Зачем возвращаться за мной? Да, он что-то там говорил про мою пригодность (когда я загибалась на асфальте, стоя перед ним и его напарником на коленях). Но разве это важнее нападения зараженных? С другой стороны, Инспектор мог и придумать это, чтобы я не пыталась его убить. Доказать ведь свои слова он точно не сможет. Я знаю, что за мной пришел другой человек – и он сейчас где-то там нуждается в моей помощи.

Честно говоря, не знаю, что отвечать. И идей нет, и желания. Поэтому я бурчу:

– Друг помог, – и возвращаюсь к обыску, но спокойнее мне не становится.

Его упоминание про возвращение бесит, и чем дольше я думаю об этом, тем сильнее злюсь. А когда звучит это дурацкое «Понятно», мне хочется повернуться и налететь на Инспектора, чтобы выбить из него ответ на, пожалуй, самый глобальный вопрос: «Да что тебе там вообще может быть понятно?!»

Что он понимает в потере близких? Что он может понять о том, каково жить, мучаясь от чувства мести и одновременно боли за то, что ты не могла спасти брата? Что убийц никогда не накажут. Что они все якобы сделали правильно. Что ты для других – просто разменная монета. Что тебя собирались бросить в участке на съедение зараженным. Что ты не знаешь, где твой последний и единственный друг и можно ли вообще ему помочь, учитывая уровень его подготовки.

Что ему там в его голове понятно?

Чем дольше я накручиваю себя, тем яростнее двигаю вещи. В какой-то момент не рассчитываю силу и едва не ловлю головой падающую коробку, но, вскрикнув, успеваю отскочить на безопасное расстояние. Устав рыться и окончательно разозлившись, я оборачиваюсь к Инспектору и вижу, как он стоит ко мне спиной и стаскивает сверху одну из коробок. Отчасти понимаю, что с радостью сделала бы что-нибудь эдакое в его адрес. Но в то же время знаю, что не смогу ударить человека в спину. Даже его. Какая-то вселенская несправедливость. Я же была готова на убийство!

Я подхожу к двери, смотрю на нее, прислушиваюсь к звукам снаружи —зараженные никуда не делись. Нейт, пожалуйста, не будь одним из них. Прошу тебя, не будь одним из них.

К глазам подступают слезы – я быстро моргаю. Не хватало еще разреветься на глазах у Инспектора (да и в принципе). Чтобы занять себя, возвращаюсь к обыску, но хватает меня ненадолго.

Я мечусь, как тигрица в клетке, и, когда мой поисковый запал подходит к концу, без сил опускаюсь на одну из больших коробок.

Нет, неужели все закончится именно так?

Внезапно я начинаю тихо смеяться, прикрыв лицо ладонью.

– Почему-у? – спрашиваю, смеясь, в пустоту, убираю ладонь и поднимаю взгляд на Инспектора. – Почему с тобой? Из всех людей на планете я застряла здесь именно с тобой! – Я продолжаю «веселиться». Лишь бы это не была истерика, потому что не представляю, как с ней бороться. Глубоко выдохнув, я немного успокаиваюсь, встаю с коробки и подхожу к Инспектору. – Надеюсь, ты жалеешь об этом, – я обвожу помещение рукой, – как и я.

А лучше больше. Но это вряд ли возможно.

Он задумчиво смотрит на меня, будто решает логическую задачку, затем опускает на пол коробку, которая была у него в руках, и выдает:

– Я много о чем жалею. Но здесь мы, по крайней мере, в относительной безопасности.

– В безопасности?! – я «загораюсь» с новой силой. – Медленная смерть в этой коробке – это, по-твоему, безопасность? – Не знаю, пожалею ли о том, что скажу дальше, но слова сами вылетают изо рта. – Да я лучше бы сейчас была там, с ними, – я тыкаю пальцем в дверь, – чем с тобой здесь!

Глава 4. Аарон

Я почти физически чувствую, как с каждым произнесенным словом нарастает напряжение в этом гребаном холодильнике.

Был у меня опыт перемещения по минному полю, и то, что происходит сейчас, по своему накалу не идет ни в какое сравнение с тем, что я испытывал тогда. Жаль, что приборами обнаружения мин нельзя определить, какая из твоих фраз приведет к эмоциональному взрыву. В разговоре с другим человеком вообще редко можно понять, как на него подействует то или иное слово. И если в отношении остального своего окружения я практически никогда не задумываюсь и говорю все в лоб, то в случае с Мартин такая прямота грозит мне дробью в задницу. Хотя… с ней и уклонение от ответа может привести к тому же. Класс.

Но пока мы молчим, напряжение становится только сильнее. С каждым сдвинутым мной ящиком, с каждым движением Евы я понимаю, что тот самый «взрыв» произойдет в любой момент, даже если я ничего не скажу.

Когда после шумного разбора полок и постоянной ходьбы по холодильнику Мартин затихает и начинает смеяться, меня пробирает до мурашек. На сегодня я уже перевыполнил свою дневную норму по эмоциям, но у жизни на этот счет совсем другие планы.

Я поворачиваюсь с ящиком в руках и внимательно наблюдаю за Евой.

В чем-то я… прекрасно понимаю ее чувства. Если бы убийцей Лоры был человек, а не гребаный вирус, я бы пристрелил его, не задумываясь, и вряд ли смог бы спокойно находиться с ним в одном помещении.

– Почему-у? Почему с тобой? Из всех людей на планете я застряла здесь именно с тобой!

Какой-нибудь мозгоправ из числа тех, кто активно пытался проверить меня на профпригодность после смерти Лоры, точно нашел бы, что сказать, предварительно перерыв гору не самых приятных воспоминаний. Но у меня нет ответа на озвученный вопрос, кроме самого банального: просто так вышло.

– Надеюсь, ты жалеешь об этом, как и я.

Я смотрю на Еву. Увы. Нет, нисколько.

Но все же…

– Я много о чем жалею.

В моей голове звучит эхо выстрела, которое останется там до конца моей хреновой жизни. Я вижу почерневший взгляд Лоры и как она выхватывает у меня пистолет – эти картинки такие яркие, будто все произошло секунду назад.

Я затихаю, не в силах сразу справиться с наваждением. Опять тянет заорать – как в ту минуту, когда от моего крика едва не сотрясались стеклянные шкафы в больнице, где работала Лора. Все, лишь бы не чувствовать невыносимую боль, которая навсегда поселилась в моем сердце.

С трудом, но я нахожу силы вернуться к реальности. Я ничего не мог сделать тогда, и это бессилие чуть не свело меня с ума.

– Но здесь мы, по крайней мере, в относительной безопасности, – эти слова я выдаю на автомате.

Но Мартин успокаиваться не собирается, и ее ярость окончательно выводит меня из ступора. Я мысленно выдыхаю: я больше не в больнице, а в запертом холодильнике, и напротив стоит разъяренная Ева, за слова которой я цепляюсь, как за спасательный круг. Думаю, именно поэтому они проникают гораздо глубже, чем бы мне хотелось.

– Да я лучше бы сейчас была там, с ними, чем с тобой здесь!

На моем лице во всей красе отражается удивление с ядерной смесью скепсиса и обиды.

Да какого черта?! Она вообще понимает, что говорит?

Я молчу и, прищурившись, смотрю на нее. Если меня понесет на бездумные высказывания, Фрэнк обнаружит в этом холодильнике живой только Еву, но, скорее всего, мой труп.

После недолгой игры в гляделки меня постепенно «отпускает». Я скептически хмыкаю и отвечаю:

– Ну, у меня все же есть одно преимущество перед теми парнями снаружи. – Я указываю взглядом на дверь, за которой рычат зараженные. – Я не собираюсь тебя убивать. – Что бы она там ни представляла, я не какой-нибудь свихнувшийся на войне солдат, стреляющий во все, что движется. – И, – я внимательно смотрю на пылающую от гнева Еву, – я вижу, тебе очень многое хочется мне сказать. Так почему бы не воспользоваться этой возможностью?