Государевы служилые люди. Происхождение русского дворянства

Стольник и чашник являются при дворах удельных князей в XIII столетии. Позднее, в царский период, эти сановники не имели административного значения; стольник и чашник сделались исключительно придворными людьми; но в удельное время они, принадлежа к дворцовому штату, управляли особыми дворцовыми ведомствами, у того и у другого был свой путь. Чашничий путь был ведомством дворцового пчеловодства и государевых питей; в нем ведались села и деревни дворцовых бортников-пчеловодов вместе с бортными дворцовыми лесами; к стольничему пути принадлежали дворцовые рыбные ловли и огороды. Рассеянные по городам и волостям княжества слободы, села и деревни, приписанные к этим путям, были или совершенно обособлены от общего областного управления наместников и волостелей, или находились в очень слабой административной зависимости от него. Боярин, заведовавший хозяйственной эксплуатацией тех или других дворцовых угодий, ведал во всех отношениях лиц, населявших земли, отданные в его управление. Хозяйство, администрация и суд соединялись в руках одного лица. Древнее управление, в полную противоположность позднейшему, сосредоточивало в одном ведомстве все дела, касавшиеся известной части населения[33].

К ряду управителей этих путей, сокольника, конюшего, ловчего, стольника, должен был принадлежать по значению и казначей, ведавший княжескую казну: как деньги, так и все ценное имущество, золотые сосуды, цепи, кресты, драгоценные камни, меха и всякую «рухлядь»[34]. Казначеи не только хранили княжескую казну, но и заведовали некоторыми государевыми доходами, главным образом, таможенными. Но они отнюдь не сосредоточивали в своих руках управление всеми доходами князей; особая казна была у дворецкого и у стольника, и у других чинов, заведовавших теми или другими доходными статьями дворцового хозяйства. Боярину-казначею были подчинены мелкие чиновники-казначеи и тиуны; они заведовали княжеским имуществом, хранившимся в провинциальных городах. Для предупреждения злоупотреблений эти должности поручались обыкновенно людям несвободным, находившимся в полной зависимости от князя[35]. Эти казначеи-холопы, как и тиуны, и другие мелкие чиновники, тоже несвободные, обыкновенно отпускались на волю по завещаниям князей[36].

Выше всех этих дворцовых должностей стояла в удельное время должность тысяцкого. Указанные чины этого времени сохранились, хотя и с изменившимся значением, до царского периода, должность же тысяцкого была уничтожена в конце XIV столетия. Тысяцкий так же, как в предшествовавшее, киевское, время был предводителем земских полков, городского и сельского ополчения. Вследствие своих связей с областным населением, тысяцкий был могущественным и влиятельным лицом. Должность эта нередко переходила по наследству от отца к сыну и, сохранясь в одном роду, весьма усиливала значение этого рода. В Великом княжестве Тверском должность тысяцкого занимали последовательно боярин Михаил Шетен, его сын Константин и внук Иван Шетнев. Московский тысяцкий, боярин Алексей Петрович Хвост, поднял крамолу против великого князя Симеона Гордого, был за это изгнан и лишен своих волостей; великий князь Симеон обязал договором своих братьев не принимать в службу ни мятежного боярина, ни его детей; но в княжение Иоанна Иоанновича Алексей Хвост снова сделан был тысяцким. Эта должность была ему возвращена, вероятно, вследствие сильного сочувствия к нему народа; когда этот тысяцкий был убит тайными злоумышленниками в 1357 году, то московское население подняло мятеж против бояр, которых обвиняли в убийстве своего товарища, и большие московские бояре должны были поспешно уехать в Рязанское княжество с женами и детьми. При великом князе Дмитрии Иоанновиче Донском тысяцким был влиятельный боярин Василий Васильевич Вельяминов. Когда он умер в 1374 году, на его место никто не был назначен[37], и сан этот, таким образом, был уничтожен[38].

Вознаграждением бояр за их гражданскую службу было пожалование кормлений, или путей, как они назывались в удельный период. Княжеские промышленные угодья назывались путями в смысле доходных, выгодных статей. Слово «путь» означало вообще прок, выгоду, доход. Должности обыкновенно жаловались «с путем». Должностным лицам предоставлялось обращать в свою пользу часть собираемых ими торговых, судебных пошлин и других княжеских доходов. Отсюда все бояре, управители-кормленщики назывались обыкновенно путными боярами. Система кормлений была весьма развита в удельную эпоху до времен Иоанна Грозного. Впоследствии этот способ вознаграждения служащих был заменен другими, и главным образом, пожалованием земли в условное поместное владение. Но в удельное время князья не могли раздавать свои земли в поместья в большом количестве вследствие естественного недоверия к своим вольным, самостоятельным слугам[39].

Часть вторая

Образование класса служилых людей в XV–XVI веках

Глава I

Закрепощение вольных слуг

1. Борьба с правом отъезда и отмена его

Владения князя Даниила Александровича, родоначальника дома московских великих князей, ограничивались до 1302 года одними берегами реки Москвы, принадлежа к числу второстепенных уделов Владимирского княжения. Незначительное Московское удельное княжество, благодаря географическому своему положению в узле торных путей с севера на юг и с востока на запад, быстро усилилось в течение XIV века и сделалось стойким центром, сплотившим в одно целое разрозненные области Русской земли. Московские великие князья создали Русское государство на развалинах удельного порядка. Независимые бояре времени уделов так же, как подручные удельные князья, превращены были в покорных слуг государства; вольных бояр и слуг сменили закрепощенные служилые люди.

С усилением своей власти московские государи начинают в XV столетии энергичную борьбу с противогосударственным правом отъезда бояр и слуг и затем достигают полного его упразднения. Путь к действительному ограничению этого права указан был Великим Новгородом еще в эпоху полного господства удельного порядка, в XIV столетии. Новгородское правительство запретило боярам, отъезжавшим из Новгорода на службу к великим князьям, удерживать за собою вотчины в пределах новгородских владений. «Села, земли и воды бояр, в случае их отъезда, ведает Великий Новгород, а тем боярам и слугам ненадобне», – как постановлено было в договоре 1368 года. Великие князья, не обладая той властью, какую имел Новгород на своей территории, не могли решиться на эту меру по отношению к боярам и слугам-вотчинникам. Правило «кто выйдет из удела, тот земли лишен» касалось только дворных слуг, владевших дворцовой землей на поместном праве. Не лишая бояр права отъезда, князья должны были довольствоваться тем, что сохранили в своем государственном обладании вотчины отъехавших слуг.

Но это право бояр, естественно, вызывало крайнее раздражение в князьях. Случалось, что князья вымещали свое неудовольствие на имуществе отъехавших, грабили их села и дома вопреки договорам, обеспечивавшим неприкосновенность имущества лиц, пользовавшихся правом отъезда. Когда многие бояре и дети боярские, служившие князю Дмитрию Юрьевичу Шемяке, в 1447 году били челом служити великому князю Василию Васильевичу Темному, то Шемяка, нарушая договор (докончание) и крестное целование, «тех бояр и детей боярских пограбил, села их и дома поотымал, и животы и статки все и животину у них поймал». Также опалялись и другие князья на отъезжавших бояр, особенно, когда в XV веке они сделались более самовластными государями. Любопытный случай из жизненной практики отношений князя к отъезжавшим боярам рассказан в житии преподобного Мартиниана Белозерского. «Боярин некий от великого князя Василия Темного отьеха к тверскому великому князю. Он же зело зжалив о боярине том и не веде, что сотворити или како возвратити его назад, понеже тот был от ближних его советник, посылает моление ко преподобному Мартиниану в Сергиев монастырь, дабы его возвратил, и обещевает, много паче прежнего, честна и богата сотворити его. Святой же, послуша его и надеяся на духовное сыновство, возврати боярина – и во всем за него поручился. Опасаясь мести князя, боярин не иначе согласился возвратиться, как за поручительством святителя. И тем не менее, когда он вернулся к великому князю, Василий Темный, «не удержа ярости гнева на боярина того, повеле и оковати» и сложил с него опалу только после решительного заступничества за боярина св. Мартиниана[40].

Духовная литература оказывает важную помощь князьям в их борьбе с правом отъезда. Начиная с XIV столетия церковные книжники проводят новый взгляд на отъезд как на измену. «Поучение ко всем христианам», получившее широкое распространение в списках XVI и XV веков, сравнивает с Иудой слугу, отъехавшего от князя: «и се паки и еще вы глаголю чада моя, аще кто от своего князя ко иному отъедет, а достойну честь приемля от него, то подобен Иуде, иже, любим Господом, умысли предати его ко князем жидовским». Позднейшие летописцы называют бояр, переходивших на службу к другому князю, крамольниками, «коромольниками льстивыми». Об отъезде старшего боярина Нижегородского княжества Василия Румянца летописец отозвался так: «и отьиде Румянец, Июдин образ взем, помрачися злобою, и друг диаволу нарекся».

Московское правительство в XV столетии было уже настолько сильно, что могло бы открыто объявить себя сторонником этого нового взгляда и отменить право отъезда. Но оно не только не делает этого, но даже настаивает на его сохранении, обязывая к тому союзных князей; в договорах московских великих князей с другими великими и удельными князьями повторяется древнее правило: «а боярам и слугам вольным воля».

Право отъезда было более невыгодно для слабых князей, чем для московского великого князя. Богатый московский великокняжеский двор во множестве привлекал бояр и слуг из других уделов. Благодаря боярскому праву отъезда московские князья приобретали более новых чужих слуг, чем теряли своих. Они сумели, замечает проф. Дьяконов, «воспользовавшись выгодами вольной службы, устранить невыгодные ее стороны». Опираясь на договоры, они удерживали на своей службе перешедших к ним бояр других княжеств и в то же время, противопоставляя силу праву, обеспеченному договором, не дозволяли своим слугам переходить к другим князьям, карали их за это, как изменников. Сила в то время чаще, чем когда-либо, торжествовала над правом.

В 1476 году много тверских бояр и детей боярских перешли из Твери в Москву служить великому князю Иоанну Васильевичу; он принял их с честью, но был недоволен тем, что в Твери оставалось еще много бояр и слуг, верных тверскому князю. Против них предпринимается ряд систематических притеснений: «где межи сошлись с межами (там), где ни изобидят московския дети боярския, – то пропало, а где тверича изобидят, то князь великий ответам веры не имет и суда не дает». И вот, «не терпяше обиды от великаго князя», тверские бояре переходят на службу в Москву.

За своими боярами и слугами Иоанн III на деле не признает права отъезда. Князь Оболенский-Лыко, обиженный его несправедливым судом, уехал к брату великого князя, удельному князю Борису Васильевичу Волоцкому. Иоанн III послал за Оболенским своего боярина и велел его «поимати середь двора у князя Бориса на Волоце». Удельный князь не допустил такого самоуправства у себя на дворе и «отнял сильно» отъехавшего боярина у великокняжеского посла. Иоанн потребовал от своего брата выдать Оболенского головою; получив отказ, он поручил боровскому наместнику поймать беглеца тайно, и как только Оболенский приехал в свое село на Боровце, то был схвачен и в оковах отвезен в Москву. Между тем у Иоанна был незадолго перед тем, в 1473 году, заключен с князем Борисом Волоцким договор, которым взаимно обеспечивалась свобода боярского перехода. Князь Борис напрасно жаловался своему брату Андрею на великого князя: «какову силу чинит над нами, что невольно кому отьехати к нам: кто отъедет от него к нам, и тех безсудно емлет».

При Иоанне III бояре и слуги Московского великого княжества фактически уже не пользовались правом отъезда. По отношению к боярам бывшего Ярославского княжества Иоанн открыто узаконил отмену этого права в своем завещании 1504 года: «боярам и детям боярским ярославским, – сказано в этом завещании, – со своими вотчинами и с куплями от сына моего Василия не отьехати никому никуда; а кто отъедет – земли их сыну моему».

Новое правило о неотьезде служилых людей было утверждено в малолетство Иоанна Грозного митрополитом и боярами. В 1534 году, по смерти Василия III, митрополит Даниил привел к крестному целованию удельных князей, братьев умершего великого князя, Андрея и Юрия Ивановичей, на том, что «людей им от великого князя Ивана не отзывати». Затем, в 1537 году, князь Андрей Старицкий обязался не принимать к себе служилых людей великого князя, князей, бояр, дьяков, детей боярских и извещать правительство о таких охотниках до переездов, «на лихо великого князя». Когда в том же году некоторые новгородские помещики замыслили перейти к князю Андрею, то московское правительство распорядилось «бити их кнутьем на Москве да казнити смертною казнию, вешати на новгородской дороге до Новгорода». Наконец, в 1553 году Иоанн Грозный обязал единственного удельного князя, который еще оставался, Владимира Андреевича, не принимать на службу московских бояр.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Карамзин производил слово боярин от слова бой (вой), в таком случае «боярин» значит воитель. Срезневский допускает производство слова боярин как от слова бой, так и от слова болий (больший). Татищев полагал, что слово боярин – болярин произошло от слова болеть, в смысле думать.

2

Сергеевич В. И. Русские юридические древности. Т. I. С. 297; Срезневский И. И. Мысли об истории русского языка. С. 133. – Соловьев полагал, что историческая жизнь с разделением общества на классы началась для русских славян после младенческого прозябания в формах родового быта, только с пришествием варяжских князей с дружинами (История России. Кн. I. Т. I. С. 217. Т. XIII. Гл. I). Но указываемые проф. Ключевским деятельные торговые сношения днепровских славян с Византией и отдаленным арабским Востоком должны были рано повысить их культуру, разбить замкнутые родовые союзы, если последние не распались еще ранее при передвижении славян с Карпат на Днепр; классы бояр, горожан и сельчан должны были образоваться значительно раньше IX века (Ключевский В. О. Боярская дума древней Руси. С. 20, 23). О земских боярах: Беляев И. Д. Жители Московского государства. Служилые люди. – ВМОИД. Кн. 3. С. 7 и след.; также Беляев И. Д. Лекции по истории русского законодательства. С. 40–43.

3

О градских старцах см.: Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. С. 27–28; Сергеевич В. И. Русские юридические древности. Т. II. С. 343; Ключевский В. О. Боярская дума. С. 14, 15, 24. – Последний исследователь видит в градских старцах «городскую военно-торговую аристократию». Военные обстоятельства «сделали большие промышленные города политическими центрами областей». Из главных торговых домов (этих городов), подкрепленных вождями заморских варяжских компаний, составилась военно-торговая аристократия, которая взяла в свои руки управление городом и областью. Эту торговую аристократию городов Начальная летопись… называет «нарочитыми мужами», а выходивших из нее десятских, сотских и других городских управителей – «старцами градскими и старейшинами по всем градам» (с. 27, 31–32). Это мнение было подвергнуто веской критике проф. М. Ф. Владимирским-Будановым (рецензия в Сборнике государственных знаний. Т. VIII).

4

Ключевский В. И. Боярская дума. С. 28, 42; Соловьев С. М. История России. Кн. I. С. 219, 314, 360; Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор… С. 29.

5

Соловьев С. М. История России. Кн. I. С. 219–220, 223–225; Лаврентьевская летопись, годы 996 и 1093. С. 123, 211.

6

Лавр., год 996. С. 124; Ипат. С. 131. Сергеевич В. И. Русские… Т. II. С. 342, 344, 345; Соловьев С. М. История России. Кн. I. С. 221: Ключевский В. О. Боярская дума. С. 42, 56, 57. – Основываясь на приведенных в тексте словах князя Игоря Северского о боярах думающих и мужах храборствующих, Соловьев полагал, что слово «муж», наряду с обозначением дружинника вообще, без различия степеней, «имело и более тесное значение, означало дружинников второго разряда, низших, младших членов дружины, в противоположность боярам». Значение летописного термина огнищанин неясно. Одни исследователи (Соловьев, Владимирский-Буданов) полагают, что огнищанами назывались в древнейшее время старшие члены дружины; они производят это слово от «огнища» – очага, княжеского дома и сближают по значению с позднейшим термином дворянин (от княжеского двора, дома-огнища) и нашим – придворный. Проф. Платонов С. Ф. сближает огнищанина (тиуна огнищного, заведующего огнищем, т. е. челядью) с дворским позднейшего времени (Труды VIII Археологического съезда). Другие, принимая в соображение, что этот термин долее всего, до XIII века, держался на севере Новгородской области, где дольше сохранялось земское боярство, независимое от князя, видят в огнищанине боярина земского. Беляев усматривал в огнищанине древнего, богатого землевладельца (от слова огнище, в смысле пашня на месте сожженного леса). Проф. Ключевский производит это слово от огнища (в смысле «раб», «челядь»), откуда огнищанин – «рабовладыка». Проф. Сергеевич связывает происхождение этого наименования с языческими жертвоприношениями славян: огнище – очаг было с языческой древности также жертвенником семьи; отсюда огнищанин – домохозяин, приносящий жертвы, как flaminus (жрец) от Flamma. В этом объяснении Сергеевич следует до некоторой степени Мстиславскому, по мнению которого огнищане (от огнище – хранилище огня) были первоначально жрецами огня и вместе владыками племен (Ключевский В. О. Огнищанин и княж муж или следы быта древних славянских князей в Русской Правде. – ЧОИДР. 1860. Кн. 4).

7

Термин гридь вызвал много толкований. Одни производят его от скандинавского корня grith – господский, княжеский дом, откуда гридь – придворные слуги, царедворцы (Рейц, Владимирский-Буданов), другие производят это слово от другого, скандинавского же корня, gred – меч, и видят поэтому в гридьбе мечников, воинов (Карамзин, Сергеевич), третьи сближают слово гридь со славянским, хорутанским словом грида – громада, сборище, дружина (Соловьев, Срезневский).

8

Для обозначения младшей дружины летописец употребляет наименования: гридь или гридьба, отроки, детские, пасынки. Различие этих терминов не вполне выяснено. Соловьев полагал, что младшая дружина разделялась на два разряда: 1) гридьбу, 2) пасынков, отроков и детских. Последние составляли «собственную прислугу князя, жившую постоянно при нем, в его доме, дворце»; они «разделялись на старших и младших или меньших»; эта «служня», слуги княжеские, начинают на севере носить название двора, дворян… (Соловьев С. М. История России. Кн. I. Т. III. С. 684). Н. П. Загоскин различает в составе гридьбы – младшей дружины – три разряда лиц: 1) мечников, 2) детских, 3) отроков. «Детские носят исключительно военный характер, между тем как отроки ополчались лишь в случае надобности, главное назначение их – хозяйственно-дворцовая служба князю… Детским давали князья и различные административные должности – посылали их посадниками по городам… Лучшие детские, которых князь отличал от других, особенно приближая к особе своей, назывались мечниками или меченошами» (Очерки организации и происхождения служилого сословия в допетровской России. С. 54–56). В. И. Сергеевич полагает, что все эти термины обозначали один и тот же разряд лиц – младших дружинников. «Гриди (от слова gred – меч) и мечники – это два разных наименования того же рода лиц, воинов, живших во дворе князя и на его содержании. Эти дворовые воины назывались по возрасту – отроками, по оружию – гридями и мечниками. В то время, как одни летописи говорят о детских, другие, в том же случае, упоминают отроков» (Русские… Т. I. С. 352–353). М. Ф. Владимирский-Буданов ограничивается замечанием: «древнее общее наименование (младшей дружины) гридь (гридница – дом, комната) заменилось другими: отроки, детские, пасынки» (Обзор… С. 29). Встречается также редкое наименование младшей дружины – болярцы…

9

Весьма вероятно, что должности тысяцких поручались нередко не княжеским, но более близким к земщине, т. н. земским боярам.

10

«Оже смерд умрет без дети, то (наследство) князю, а иже в боярех или в боярстей дружине, то за князя (наследство) не идет» (Русская Правда).

11

Соловьев С. М. История России. Кн. I. С. 225, 226; Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор… С. 29, 31, 33; Ключевский В. О. Боярская дума. С. 55–58; Яблочков М. История дворянского сословия в России. С. 22.

12

Соловьев С. М. История России. Кн. I. Т. III. С. 682; Ключевский В. О. Боярская дума. С. 68; Лавр., год 6647. С. 291–292. – Неволин говорит: – «…пока князья не оселись, не утвердились окончательно в известных областях, беспрерывно переменяли одни княжества на другие, для служилых людей не могло образоваться твердого поземельного владения, так как они по принадлежавшему им праву непрерывно переходили на службу от одного князя к другому и разделяли переменчивую судьбу своих князей» (История российского гражданского законодательства. Т. II. § 367. С. 128). То же, вслед за Неволиным, утверждают Соловьев и Градовский: «…с большей оседлостью князей развивалась и частная поземельная собственность дружины» (История местного управления. С. И).

13

Ключевский В. О. Боярская дума. С. 68, 72; Линниченко И. Черты из истории сословий в Юго-Западной (Галицкой) Руси XIV, XV вв. С. 58, 60. – Ученые записки Московского университета. Вып. 20; III. Дворянство в России. – BE. 1887, апр. С. 555, 557.

14

Лавр., год 1177. С. 361, 365, 366. О новгородских боярах, служащих тверскому князю, говорят договоры Новгорода с князьями: СГГД. Т. I. № 28 и др.; о слиянии дружины с земщиной (и земскими боярами) см.: Беляев И. Д. Жители Московского государства. Дружина и земщина. – ВМОИД. Т. I. 1849. С. 9 и след.

15

Ключевский В. О. Боярская дума. С. 87, 88, 89.

16

Неволин К. История… Т. II. § 272. Древнейшая жалованная грамота, данная Ивану Петелину Иоанном Калитой, дошла до нас в подтвердительной грамоте 27 сентября 1450 г., данной великим князем Василием Васильевичем (ААЭ. Т. I. № 46). От XV века дошло десять таких жалованных грамот, от XVI – семь, от XVII – одна (см.: Сергеевич В. И. Русские… Т. I. С. 329, 330). Неволин справедливо полагает, что «в древнейшие времена права вотчинников были не теснее, а напротив еще обширнее, чем они были во времена позднейшие. Власть княжеская постепенно распространялась, а не уменьшалась. При слабой власти общественной вотчинник в пределах своей земли был самовластным господином». Порядок вещей, устанавливавшийся жалованными грамотами, «в древнейшие времена существовал сам собой и по общему правилу». Градовский сделал несколько возражений против этого мнения Неволина: он полагал, что значение жалованных грамот можно объяснить гораздо полнее, с одной стороны, кормовым их происхождением (т. е. предоставлением судебных и других пошлин вотчиннику для его материального обеспечения), с другой стороны, стремлением князей, постоянно развивавшимся, ограничить власть наместника. На основании таких предположений Градовский полагает, что «жалованные грамоты составляют исключение из общего правила» (История местного управления. С. 24, 26). Эти соображения Градовского показались убедительными Блюменфельду (О формах землевладения в древней Руси. С. 183). Не входя в подробное обсуждение этого вопроса, укажем здесь, в подтверждение мнения Неволина, на замечательную правую грамоту князя Михаила Андреевича Верейского (1435–1447 гг.), из которой видно, что вотчинники имели права суда и дани в пределах своих владений, независимо от княжеских пожалований: истец, кистемский боярин Лев Иванович, заявляет князю: «та деревня (в нашей отчине Кистеме) из старины тянет судом к нам; еще отец наш Иван судил ту деревню и дань на ней имал» (Федотов-Чеховский. Акты Гражданской Расправы. Т. I. № 4. Ср.: Мейчик Д. Грамоты XIV и XV вв. Московского архива Министерства юстиции. С. 18).