Государевы служилые люди. Происхождение русского дворянства

Процесс первоначального заселения области между Окой и Волгой в XII, XIII столетиях шел тем же путем, каким несколько позднее на глазах истории заселялся северный заволжский край. «Заволжский север и северо-восток и теперь не везде доступен поселению, – говорит проф. Ключевский. – В то же время, пятьсот, шестьсот лет назад, поселенец с большим трудом отыскивал среди глухих лесных дебрей и топей место, где бы можно было поставить поселок. Население естественно осаживалось прежде всего по берегам рек и окраинам вековых непроходимых лесов. Небольшие бассейны рек того края, Суд, Кеми, Андоги, Ухтомы, Сити, Мологи, Кубены, Бохтюги представляли в XIV и XV веках недавно заселенные или только что еще заселявшиеся острова, открытые и сухие прогалины среди моря лесов и болот. Когда для счастливо размножавшихся князей белозерских и заозерских понадобились отдельные участки в их отчинах, эти речные округа и области служили готовым основанием для удельных делений и подразделений. Так возникали в XIV и XV веках все эти мелкие княжества: Кемское, Андожское, Ухтомское, Ситское, Кубенское и многие другие, называвшиеся по именам речек, маленькими бассейнами которых, даже не всегда целыми бассейнами, ограничивались их территории»[15].

Разделение области еще более увеличивалось вследствие слабой зависимости бояр-землевладельцев от удельных князей. Боярские вотчины были нередко такими же обособленными и независимыми владениями, как и мелкие уделы князей андожских или вадбольских. Богатый боярин-вотчинник почти не отличался по существу владельческих прав от мелкого владетельного князя, удел которого состоял из двух-трех сел и нескольких десятков деревень (в два-три двора) на какой-либо маленькой речке Кубене, с резиденцией в виде большой барской усадьбы – княжеского двора при погосте.

Не только бояре, но и менее значительные лица пользовались, как землевладельцы, чрезвычайно обширными привилегиями, совершенно или большей частью освобождавшими их вотчины от подведомственности князю и его властям.

Эти привилегии состояли в праве вотчинного суда и управления и в праве сбора налогов и с древнейшего времени обеспечивались землевладельцам особыми жалованными грамотами князей. Таким образом, «поземельный владелец, – как замечает Неволин, – получал многие права державной власти и становился в своей вотчине как бы князем. Чем были князья вообще по отношению к своим вотчинным владениям, тем делался на основании жалованной грамоты частный вотчинник по отношению к своей вотчине; он получал правительственную власть над лицами, жившими на его земле, – делался посредником между ними и князем»[16]. О существе этой правительственной власти вотчинника, о древнейших привилегиях землевладельцев мы узнаем из жалованных грамот, утверждавших древний порядок вотчинных отношений. Вотчинник во всем «ведает свои люди сам или кому прикажет»; он является единственным их судьей и правителем, по своему усмотрению собирает налоги, как самовластный господин в пределах своей земли. Землевладелец нередко был судьей своих людей по всем делам гражданским и уголовным; княжеские власти не могли ни в чем распоряжаться в его вотчине. Впоследствии же обыкновенно из судебных дел, подведомственных вотчиннику, исключались дела о «душегубстве, разбое и татьбе с поличным». «А волостели мои и их тиуны, – постановил Иоанн Калита в жалованной грамоте, данной Ивану Петелину, – доводчиков своих не высылают к Ивану и ко всем его людям ни по что, ни кормов не емлют, ни судят их ни в чем, опричь душегубства и татьбы с поличным: а праветчики поборов не берут у них, ни въезжают ни по что. А ведает свои люди сам Иван или кому прикажет». Князь отказывался в пользу вотчинника от всех налогов и пошлин, которые собирались в княжескую казну с собственных его земель: «Что его (вотчинника) село в Кинеле, с деревнями, и кто у него в том селе и в деревнях имет жити людей, ино им ненадобе ям, ни подвода, ни тамга, ни мыт, ни сен моих косити, ни коня моего кормити, ни к сотскому, ни к дворскому не тянут ни в какия протори ни в разметы, ни иныя ни которыя пошлины не надобе». В случае столкновений лиц, подвластных разным вотчинникам, дела разбирались на смесных судах, общим судом двух вотчинников. Если возникала тяжба между боярскими людьми и людьми князя, то в смесном суде участвовали княжеские волостели: «а случится суд смесной, и волостели мои судят и их тиуны, а Иван с ними же судит, или кому прикажет: а присудом ея делят наполы». Сам же боярин-вотчинник и его чиновники не были подсудны княжеским волостелям; они подлежали суду самого князя или его высшего сановника: «а кому будет чего искать на Иване, или на его приказчике, ино их сужу яз сам, князь великий, или мой боярин введеный».

Крупным землевладельцам, имевшим права вотчинного суда и управления, подчинены были не только крестьяне-земледельцы, «сидевшие» на их землях, но и самостоятельные вотчинники. Боярин, слуга князя, имел, в свою очередь, слуг, вотчинников, стоявших к нему в таких же служебных отношениях, какие сам он имел к своему князю. В киевском периоде у бояр-дружинников были особые, лично им подчиненные, дружины. Вместе с князьями и их дружинами приобрели оседлость и эти боярские дружины; но, владея землей, они продолжали служить не князьям, но своим боярам. Эти боярские служилые люди сохранились в виде пережитка старины даже до XVI века. В писцовой книге Тверского уезда половины этого века упоминаются наряду с помещиками, служащими великому князю, землевладельцы, служащие боярам.

Князь Федор Михайлович Мстиславский в начале XVI века имел своих детей боярских и награждал их поместьями в пределах своей Юхотской вотчины. Создавшийся таким образом иерархический ряд слуг землевладельцев проф. Чичерин сравнивает с феодальной лестницей вассалов. Сильному землевладельцу, боярину, служили менее значительные помещики и вотчинники; боярин, в свою очередь, служил удельному князю, который, со своей стороны, в качестве служебного (служилого) подручного князя, зависел от Великого князя Московского или Тверского. Во взаимных отношениях всего этого ряда слуг действовало общее правило: подчинение лица не влекло за собой непосредственного подчинения лиц, от него зависевших. Лица, жившие в вотчине боярина, зависели от вотчинника, но не от того князя, которому он служил[17]. Бояре, служившие подручному удельному князю, выступая в поход с войсками великого князя, шли особым полком под стягом удельного князя. «Кто которому князю служит, где бы ни жил, тому с тем князем и ходити, с своим воеводой»[18].

2. Право отъезда

Служебные отношения бояр к князьям состояли в том, что они в военное время с отрядами ратников, набранных из числа лиц, живших в их вотчинах, вступали в ряды княжеских войск. Под словом «служба» подразумевалась преимущественно служба военная. Многие из бояр, кроме того, служили князю и в мирное время, занимая различные должности по дворцовому и областному управлению.

Служба бояр была вольной, военная – по общему правилу, гражданская же – за некоторыми исключениями. Она не составляла обязанности землевладельца по отношению к князю; служба государству стала обязательной только позднее, в московское время. Бояре удельного времени были вольными слугами князей; этим они существенно отличались от позднейших закрепощенных служилых людей Московского государства.

Боярин во всякое время мог «отказаться» от службы и перейти на службу, «приказаться» другому князю. Эта свобода службы постоянно обеспечивалась особой статьей княжеских договоров: «А боярам и слугам межи нас вольным воля». Великие князья долгое время видели в праве отъезда, в праве перемены государя неотъемлемое право бояр и даже взаимно обязывались в договорах «не держать нелюбья» на отъехавших слуг, не «посягати на них без неправы». «А боярам и слугам вольным воля, – читаем в договоре 1341 года, – кто поедет от нас к тебе, к великому князю, или от тебя к нам, нелюбья ны не держати». Вольные слуги нередко пользовались этим правом отъезда. Так, когда к князю московскому Иоанну Даниловичу Калите приехал на службу знатный киевский выходец Родион Нестерович, предок Квашниных, то первый московский боярин Акинф Гаврилович Шуба, оскорбленный почетом, оказанным приезжему боярину, «не желая быть под Родионом в меньших», перешел на службу к сопернику Москвы, тверскому князю Михаилу; впоследствии он принимал деятельное участие в войнах тверского князя с московским. В это же время упорной борьбы Твери с усиливавшейся Москвой многие бояре тверские, недовольные своим князем, в 1337 году перешли на службу, отъехали к Великому князю Московскому Иоанну Калите[19]. Когда Великий князь Московский шел со своими полками в 1391 году на Нижний Новгород, бояре нижегородского князя Бориса, не надеясь на успех борьбы с Москвой, все перешли на службу к московскому князю; и старейшина бояр, Румянец, заявил при этом князю Борису: «Господин княже, не надейся на нас, уже бо мы есмы отныне не твои, и несть с тобою есмы, но на тя есмы»[20].

Бояре свободно переходили от одного князя к другому в качестве лично свободных, вольных слуг; но в какие отношения становились они к князьям при таких переходах – в качестве землевладельцев? Теряли ли они свои земли или сохраняли их за собой? По общему правилу, действовавшему до XVI века, бояре сохраняли все права на свои вотчины, хотя бы даже они переходили на службу к врагу своего прежнего князя. «Боярам и слугам вольным воля, – взаимно обязывались князья в договорных грамотах, – а села, домы им свои ведати, а нам в них не вступатися»[21].

В древнейшее время, надо полагать, бояре не только сохраняли право собственности на свои вотчины, но, переходя на службу к другому князю, передавали их в государственное обладание своего нового господина. Подобно позднейшим владетельным князьям, которые, переходя от литовского князя на службу к московскому великому князю, передавали в его власть свои земли, древнейшие бояре-землевладельцы «отъезжали с вотчинами» от одного князя к другому. Вотчина, которая давала средства и людей для военной службы боярина, естественно, должна была считаться принадлежащей тому князю, которому служил ее владелец. Стремлениям князей присвоить себе вотчину отъехавшего слуги бояре противопоставляли силу, при поддержке того князя, к которому они перешли на службу, и их вотчины становились принадлежностью удела их нового господина. При первоначальной слабости княжеской власти и при той самостоятельности бояр в качестве землевладельцев, которая указана выше, переход вотчин из одного удела в другой, при отъездах вотчинников, должен был быть обычным явлением, особенно в тех случаях, когда вотчины отъезжавших бояр лежали на границах владений князей-соперников или когда они вообще находились в местности, обособленной от других владений князя, вдали от торных путей, среди лесов и болот. Отъезд с вотчинами должен был быть обычным для могущественных бояр того времени, которые рисуются народным преданием в типичном образе возгордившегося пред князем Юрием Долгоруким богатого и сильного боярина Степана Ивановича Кучки, владевшего обширной волостью с селами и деревнями по обоим берегам реки Москвы, с резиденцией в селе Кучкове (на месте города Москвы)[22].

Удельные князья, ослабляемые взаимными распрями, не могли нанести решительного удара праву отъезда, искони принадлежавшему их сильным боярам и слугам. Они взаимно обязывались в договорах, составлявшихся при участии бояр, признавать свободу службы и не карать их за отъезд конфискацией вотчин. Не имея возможности прикрепить своих вольных слуг, князья на первое время должны были ограничиться прикреплением к уделу их некогда вольных вотчин. С конца XIV века князья постановляют в договорах, что вотчина отъехавшего боярина остается в государственном обладании того князя, которому он прежде служил, – она должна по-прежнему принадлежать к его уделу, хотя боярин и сохраняет свои права частной собственности на землю. Боярин волен служить, кому хочет, но, в качестве землевладельца, он обязан подчиняться власти местного князя; он должен платить дань не тому князю, которому служит, а тому, в уделе которого он владеет землей; кому бы боярин ни служил, но он подлежит юрисдикции местного князя, сохраняющего право верховной собственности на его землю. Это правило, общее для всех землевладельцев, выражалось общей формулой: «судом и данью потянут по земле и по воде», т. е. в отношении суда и дани все ответственны пред властями по месту оседлости. В договоре великого кнчIя Василия Дмитриевича с князем Владимиром Андреевичем постановлено: «а кто живет твоих бояр (Владимира Андреевича) в наших уделах и вотчине, в великом княжении, а тех ны (великому князю) блюсти, как и своих, а дань взяты, как и на своих; а кто живет наших бояр в твоей вотчине и в уделе, а тех тебе блюсти, как и своих, а дань взята, как и на своих» (1385). По позднейшим договорам, 1451–1484 гг., князья «брали дань и суд» как на своих, так и на чужих боярах, владеющих землями и живущих в их уделах[23].

3. Слуги под дворским. Дворные люди или дворяне. Введенные бояре

Вольные слуги сохраняли при «отъездах» свои земли только в том случае, если они владели ими на праве полной собственности. Особый же разряд слуг, «слуги под дворским», подчиненные дворецкому, владели имениями, пожалованными им из дворцовых земель князя, не в безусловную собственность, но под условием службы, и лишались этих земель, когда переходили на службу к другому князю. Иоанн Данилович Калита на таком именно условии пожаловал Богородицкое село в Ростовской области слуге Борису Воркову: ежели тот Ворков, постановляет Иоанн в духовном завещании, «иметь сыну моему которому служити, село будет за ним, не иметь ли служити детям моим, село отоймут». «Служни земли» были древнейшими поместьями. С течением времени, по мере усиления власти великого князя и скопления дворцовых земель в его руках, такие условные пожалования имений слугам должны были сделаться весьма частыми. Великим князьям было выгодно обеспечивать более верную службу лиц пожалованием земель с правом взять их обратно; с усилением своей власти они могли уже не опасаться того, что слуга, перейдя на службу к другому князю, передаст в его обладание свое поместное имение. С конца XIV века грамоты, обеспечивая слугам свободу службы, часто делали оговорки о «слугах под дворским»; в то время было уже много невольных слуг, владевших землями на поместном праве. «А боярам и слугам, – читаем в духовной грамоте 1410 года, – кто будет не под дворским, вольным воля; а кто будет под дворским, слуг, тех дети мои промежь себя не принимают, ни от сотников; а кто тех выйдет из уделов детей моих и княгини моей; ин земли лишен, а земли их сыну моему, чей будет удел». Как видно из договорных грамот, князья стремятся прикрепить к службе этих дворских слуг, запретить им выход из удела, и для этого взаимно обязуются «слуг, которые потягли к дворскому, в службу не принимати» (1368). Вместе с тем, зная, как трудно было в то время осуществить на деле это новое правило, князья постановляют, что эти слуги, уходя из удела, лишаются пожалованных им земель[24].

От дворных слуг отличались дворные люди, или дворяне. Наименование слуга было более почетным в удельное время, чем наименование человек такого-то князя или боярина. Слугами назывались независимые лица, землевладельцы, взявшие на себя известные служебные обязанности. Дворные люди, или дворяне, были зависимыми дворовыми людьми, жившими при князе для личных услуг или особых поручений. Большинство их были несвободными. Дворными людьми в удельный период стали называться княжеские холопы и сблизившаяся с ними часть младших дружинников, отроков и детских, живших во дворе князя. Они исполняли различные обязанности по дворцовому управлению, служили ключниками, тиунами, казначеями, посельскими ключниками – сельскими приказчиками, дьяками. Ключниками были большей частью люди несвободные, так как человек, принявший на себя обязанности ключника, становился холопом, если только не выговорил себе свободы особым уговором с князем. Дворяне, свободные люди и холопы, весьма часто исполняли обязанности судебных приставов[25]. В военное время, подобно боярам и слугам, дворяне превращались в воинов, составляя вместе с дворными слугами особый отряд приближенных к князю ратных людей. В описаниях походов князей и сражений упоминается иногда, что князья шли и сражались со своим двором. Князь Святослав Брянский в 1307 году, по замечанию летописи, «двором своим токмо много бився».

Слово дворянин впервые встречается в рассказе Суздальского летописца об убиении ростовского князя Андрея Боголюбского в 1175 году[26]. Насильственная смерть этого князя была делом его дворных людей и, главным образом, его доверенного ключника Анбала, а также любимого слуги князя, Якима Кучковича. После убийства князя, говорит летописец, «горожане боголюбские и дворяне разграбиша дом княж, злато и серебро, порты же и наволоки, и имение, ему же не бе числа». В удельном периоде слово «дворяне» встречается по преимуществу в летописях и актах Новгородской области, где дворянами назывались как «люди», так и «слуги» князей. Московские же памятники отличают «дворных людей» (дворян) от «слуг под дворским». Впоследствии, по мере принижения значения «слуг под дворским», эти последние сближаются с дворными людьми и называются одинаково с ними дворянами[27].

Главной службой княжеских слуг, владевших землей, как на вотчинном, так и на поместном праве, была служба военная. Бояре и слуги, воины, были в то же время землевладельцами – сельскими хозяевами. Обыкновенно в мирное время они живут уединенно в своих имениях. Говоря о выступлении бояр в поход, определяя, с чьим воеводой они должны идти на войну, грамоты постоянно предполагают, что бояре «живут в своих отчинах»: «а городная осада, где кто живет, тому туго и сести». «Служилые люди на севере, – говорит проф. Ключевский, – усвоили себе интерес, господствовавший в удельной жизни, стремление стать сельскими хозяевами, приобретать земельную собственность, населять и расчищать пустоши… И в Киевской Руси прежнего времени были в дружине люди, владевшие землей… Но, по-видимому, боярское землевладение там не достигло значительных размеров или закрывалось другими интересами дружины, так что не производило заметного действия на ее политическую роль. Теперь оно получило важное политическое значение в судьбе служилого класса и с течением времени изменило его положение и при дворе князя, и в местном обществе».

Бояре-землевладельцы по преимуществу были классом военных слуг князя, исполнявших свои служебные обязанности в военное время. Но многие из них служили князю не только на войне, но и в мирное время, исполняя различные должности в области государственного управления. Великий князь Димитрий Иоаннович Донской в своей предсмертной речи к боярам в следующих словах охарактеризовал важное значение их как соратников, воевод князя и областных управителей: «С вами царствовал, – говорил им князь, – и землю Русскую держал и мужествовал с вами на многие страны, враги покорил, княжение укрепил, отчину свою с вами соблюл, под вами грады держал и великия волости; вы не назывались у меня бояре, но князи земли моей»[28].

Грады и великие волости держали наместники с подчиненными им волостелями. Центральное управление разделяли между собой тысяцкий, дворецкий, казначей, окольничий и др. Эти важнейшие должности поручались преимущественно высшему разряду княжеских слуг, боярам введеным, то есть введенным во дворец для постоянной помощи князю в делах управления. Слово «боярин» было бытовым наименованием лучших или старейших людей. «Введеное же боярство» было чином, которым князь жаловал лучших своих слуг. Княжеская власть воспользовалась старым народным термином и с течением времени присвоила ему более узкий смысл; впоследствии под словом «боярин» разумели преимущественно введеных бояр, приближенных лиц государя, которым было сказано боярство. Число таких введеных бояр первоначально было очень невелико, как можно заключить из известий о них, сохранившихся от позднейшего времени[29]. В год смерти великого князя Василия Васильевича их было пятеро[30]; в год смерти великого князя Ивана Васильевича – тринадцать.

Введеные бояре были обычными советниками князя в делах управления. Они не составляли определенно организованного учреждения, княжеской думы; князь советовался по усмотрению или со всеми своими боярами, или с некоторыми из них. В важнейших делах князь приглашал на совет не одних только приближенных бояр, но и других более влиятельных слуг. Обычай требовал, чтобы князь действовал согласно с мнением своих бояр и слуг, и силой вещей князь должен был держаться этого обычая. Князь не мог заставить бояр повиноваться своей воле; они были вольными слугами и, в случае своего разногласия с князем, могли не идти в поход вместе с князем, оставить его совсем и перейти на службу к другому князю. «О себе еси, княже, замыслил, – говорили в таких случаях бояре, – мы того не ведали, не едем по тебе». Между тем бояре с их служилыми людьми составляли главную военную силу князя, и уход их от князя влек за собой ослабление его власти. Волынский князь Владимир Изяславич, выступивший в поход в 1169 году на киевского князя Изяслава, несмотря на отказ дружины следовать за ним, потерпел жестокое поражение. «Князь не мог приказывать, – говорит проф. Сергеевич, – своим вольным слугам, он должен был убеждать их в целесообразности своих намерений. Общее действие возможно было только тогда, когда думцы соглашались с князем: в противном случае князю приходилось отказываться от задуманного им предприятия. Думцы князя, таким образом, в значительной степени ограничивали его усмотрение. Хотя зависимость князя от вольных слуг, – замечает тот же исследователь, – и не была безусловна, но все же она была довольно значительна, особенно в делах войны и мира. В делах внутреннего управления и суда, где князья могли обходиться при помощи очень немногих рук и имели всю свободу выбора, она чувствовалась весьма слабо; в делах войны, всегда требовавших напряжения значительных сил, – очень сильно»[31].

4. Боярские должности

В гражданскую и придворную службу привлекалось с течением времени все более и более бояр и слуг. Отдельные ведомства управления обособляются в удельный период, и мало-помалу вырабатывается сложная система администрации, унаследованная и развитая далее Московским государством.

Одной из виднейших должностей была должность дворского, или дворецкого. Дворский заведовал двором, дворцовым ведомством князя. Состоя при князе и управляя всем его хозяйством, которое в древнейшее время все сосредоточивалось в «дворе» князя и не отделялось от государственного хозяйства, дворские были весьма влиятельными людьми. Главному дворецкому, заведовавшему дворцом князя в стольном городе, подчинены были дворские, заведовавшие дворцами князей в провинциальных городах. В его ведении находились обширные дворцовые земли князей и владевшие участками этих земель «слуги под дворским», а также дворные люди, или дворяне.

Подобно дворецкому, весьма видное положение имел в удельное время окольничий. Эта должность была исключительно придворной. Окольничие сопутствовали князьям во время их частых поездок по делам управления и войны, а также для охоты, увеселения или молитвы. В позднейшее время они ездили впереди поезда государя, устраивали станы для их остановки, назначали дворы для помещения их свиты, заботились о проложении дорог и постройке мостов. Эта обязанность лежала на окольничих, вероятно, и раньше, и отсюда, от «околичности дорог» могло произойти и их наименование, как предполагает автор старинного «Известия о дворянах российских» Миллер. На видное значение окольничего указывает известие о том, что при заключении договора между сыновьями Иоанна Даниловича Калиты, князьями Семеном, Иоанном и Андреем, присутствовал в числе свидетелей и Онанья окольничий (1341)[32].

Некоторые статьи дворцового хозяйства были выделены в особые ведомства – пути. Ввиду указанного преобладающего значения дворцового хозяйства и начальники этих путей должны были занимать видное положение. К сокольничему пути принадлежали сокольники и другие служители княжеской птичьей охоты; в конюшем пути вместе с лошадьми и конюхами ведались и государевы луга, рассеянные по всем уездам.

Важнейшей статьей дворцового хозяйства была эксплуатация зоологических богатств страны. Воск и мед, рыба, меха составляли главное богатство древней России. Князьям принадлежало множество селений бобровников, бортников (пчеловодов), рыболовов. На пустынных тогда речках нынешней Московской и соседних с нею губерний в большом еще количестве водились бобры; на местах, богатых бобрами, где-нибудь по Клязьме или по Воже, целыми десятками садились деревни бобровников, распределявших между собою бобровые гоны. В обширных лесах в изобилии водилась дикая пчела; поселки бортников делили между собою борти (дуплистые деревья с медом) на «бортные ухожья». По всему течению Волги и ее больших притоков существовал целый ряд «рыбных слобод», населенных рыболовами. Значительная часть этих бобровых гонов, бортных ухожьев, рыбных езов (затворов) принадлежала князьям и была разделена в управление между дворцовыми путями ловчим, чашничим, стольничим.